***

ЕГОР ДУРМАЧЕВ И ДРУГИЕ
Антикризисные меры и борьба с зеленым змием до боли напоминают перестройку, объявленную двадцать четыре года назад М.С. Горбачевым. Так же как и «тогда когда», намерения руководства страны самые, что ни есть благие. Похоже, у нас подзабыли, куда могут завести эти намерения. Предлагаю вспомнить, с чего начиналась и чем закончилась перестройка для жителей села Подглуповка. 

Ранним августовским утром председатель колхоза «Навстречу неурожаю» Егор Матвеевич Дурмачев убывал в райцентр за очередным последним выговором без занесения и инструкциями по проведению уборки неурожая. Командировка эта была делом сколь привычным, столь и бессмысленным: колхозники и без указаний понимали что, где и когда не надо делать, а потому уборочная по обыкновению благополучно срывалась. Но, что скрывать, поездка радовала Дурмача, как ласково прозвали председателя в народе. Его облупленный нос загодя чувствовал банкет после совещания в единственном, а оттого шикарном районном ресторане «Огни Запупыкина» с продолжением попойки на квартире боевого товарища по партии. Товарищ, разумеется, женского пола.
На крыльце Егорушку традиционно напутствовала жена.
- Колбасы не забудь купить, и после совещания сразу домой. Смотри у меня!
Да что ты, уборка же! - Буркнул председатель, отведя блудливые глаза куда-то никуда.
Супруга его Алевтина Ивановна, как и все жители Подглуповки, центральной усадьбы колхоза, знала, что ранее завтрашнего вечера Егорушка не явится, но так уж  здесь принято. Нахлобучив парадную кепку, председатель прыгнул в двадцать первую «Волгу» и запылил по ухабистой дороге.
Однако вернулся Егор Матвеевич в тот же день и, что уж совсем удивительно, абсолютно трезвым. Не раздеваясь, он бросился к зеркалу и застыл, рассматривая свою безупречно чистую лысину.
Нет, - огорченно констатировал Дурмачев. – Ни единого пятнышка.
У заинтригованной жены что-то екнуло в грудях, и она автоматически поставила заначенную бутылку. (Может к нам кто придет, может мы, к кому сходим)
- Чтоб больше ни капли спиртного, - сурово предупредил Егор. После чего с горла опустошил бутылку и скомандовал отбой. В постели Дурмачев с невиданным энтузиазмом совершил то, что обычно у супругов должно было делаться раз в месяц. И от чего, уже квартал Егор Матвеевич злостно уклонялся.
- Застой, ускорение, будем всех, невзирая на лица! – прокричал Егор и заснул беспокойным сном, прерываемым душераздирающими криками: «перестройка, новое мышление!» При этом, делая ударение на первом слоге последнего слова, чем привел в замешательство жену, учительницу русского языка. Засыпая, Алевтина пришла к выводу, что застой у мужика – это хорошо, но невзирая на лица, она не позволит.
Утром Егор Матвеевич долго не мог объяснить порхающей по кухне жене свое поведение. Прояснение в мозгах наступило после опохмелки, сопровожденной на этот раз совсем не сильным ударом по голове. Он вдруг бурно забормотал об ускорении, кооперативах и борьбе с зеленым змием. Из его путанной, обильно сдобренной кворумами, альтернативами и даже консенсусами речи, жена поняла только одно – «невзирая на лица», не имеет никакого отношения к его сексуальным намерениям. А потому со спокойной душой побежала в школу перестраивать учебный процесс по части ударений и, конечно же, похвастаться закадычной подруге романтической ночью.
Сполоснув, заканчивающееся затылком лицо, Дурмачев с удовлетворением отметил покраснение лысины в нужном месте – на лбу справа.
Упредить жену, дабы била сильнее и всегда в одно место - сделал пометку в своем ежедневнике Егор Матвеевич.
Не дожидаясь запоздавшей служебной машины, председатель галопом помчался в правление колхоза. Там его ожидали испуганные члены правления. Определив наличие кворума, председатель потребовал собрать общеколхозное собрание. Незамедлительно, несмотря на  начавшийся рабочий день. Причина – ускорение. По хозяйству понеслись нарочные на автобусах и бортовых грузовиках. Автомобили сигналили и вносили панику среди населения. Умудренные опытом старушки, стали скупать хозяйственное мыло и спички – ящиками, муку и соль - мешками. Мужики готовились к срочной, в 24 часа, мобилизации, а потому играли на гармошках и пили водку впрок. Как бы там ни было, но через час колхозный клуб был переполнен. Егор Матвеевич, тяпнувший стопарь из представительских запасов, был встречен, как водится аплодисментами. Намечающийся переход в овацию, он неожиданно пресек ранее неслыханным: не надо меня захлопывать! Сейчас вам не когда тогда! Народ притих. Егор Матвеевич, отпил тухлой воды из графина с засохшими первомайскими тюльпанами, и его понесло.
В течение четырех часов кряду он хулил и клял на чем свет стоит старые методы руководства колхозом. О себе Егор говорил почему-то в третьем лице и требовал золы для посыпания головы, но когда ее принесли, оставил без внимания.
Егор Матвеевич заявил, что впредь будет невзирая на лица, критиковать и снимать с должностей. И тут же доказал это, уволив уборщицу правления колхоза и завклубом. Нельзя так больше жить! – кричал разгоряченный председатель. - Будем перестраиваться на ходу: отныне полеводы будут ухаживать за скотом, а животноводы выращивать хлеб. Управляющий первой бригадой был понижен, – направлен руководить второй, а тот, наоборот, повышен – стал управлять первой бригадой.
- Это же нонсенс, товарищи, что при наличии альтернативы, у нас практически не наблюдается консенсуса, - гневался Егор Матвеевич.
…. Шел восьмой час судьбоносного заседания. Алкоголь, употребленный с утра, улетучился. Голова у Дурмача отчаянно болела, а потому, занюхав по привычке остатки воды в графине, перешел к главному.
- Водка – это яд, с претензией на открытие заявил он, и приступил к изложению брошюры, привезенной из района. Председатель с таким вдохновением, так искренне говорил о вреде пьянства и алкоголизма, что теперь даже самому глупому подглуповчанину стало ясно, что чушь, которою порет Дурмач, – предвестница белой горячки. А потому, не сговариваясь, было решено поддерживать все его начинания, в надежде, что когда-нибудь Егорушка проспится. Увы, последующие события показали, что проспаться может только пьяный.
На «ура» было принято предложение о вырубке виноградников – их отродясь в колхозе не было по причине суровости климата. Штатный сельсоветский подхалим предложил заодно изничтожить под корень свекловодство, что также нашло единодушную поддержку в массах и по той же причине. Однако по поводу вырубки яблоневого сада начались «дебаты». Во-первых, он был в наличии и все без исключения из него воровали. Во-вторых, народу надо было поразмяться.
Дурмачев, взирающий с трибуны за свалкой:
- Ну вот, - сказал он дрогнувшим голосом, - слава КПСС и с плюрализмом у нас теперь все в порядке! Гласность! Перестройка!
И по лицу его потекли слезы – то хмель выходил из председательского тела.
После того, как участковый с помощником навели порядок, собрание было решено продолжить завтра, прямо с утра, ибо рев недоенных коров, давно вернувшихся с пастбища, заглушал визг голодных свиней.
- А работать когда же? – сварливо спросил один застойный коммунист. Дурмачев ответил опять-таки загадочным «когда тогда!» Сторонники перестройки быстро надавали тумаков зловредному консерватору и, впредь, подобные вопросы не задавались. Из зала народ вынес Матвеевича на руках – он так ослаб, что сам бы до машины уже не дошел. Женщины, прослышавшие о ночном подвиге председателя, но так ничего и не понявшие из его речи, громко скандировали: «Даешь перестроечный застой у мужиков! Даешь Дурмачева!»
ОЧЕНЬ ДЛИННЫЙ ЭПИЛОГ.
Заседания сторонников гласности и перестройки с той поры стали проводиться в Подглуповке чаще, чем утренняя дойка коров. Буренки скоро обиделись и перестали давать молоко. Сначала дебаты шли под тихий шелест осыпающейся пшеницы, затем под убаюкивающий шум осеннего дождя, а потом уж и под неслышно падающий снег, покрывающий неубранный урожай. 
Всю работу в колхозе из последних сил, которых явно не хватало, тянули не перестроившиеся приверженцы застойных времен, чем вносили разброд в общественную жизнь колхоза. Большинству было сельчан, в одночасье ставших  электоратом, было некогда. Оно приобщалось к западной культуре: ночи напролет смотрело, завезенные шофером Дурмачева, короткометражные фильмы известной германской фирмы.
Потом, до полудня восхищались сервисом, предоставляемым немецкими электриками и сантехниками. Дас ист фантастишь – шипели старухи, которым стало больно и обидно за бесцельно прожитые годы.
- Живут же люди – восхищались бабы помоложе, угнетая своих мужиков, и не только словесно.    
Активисты, тем временем, обсуждали вопросы, как вселенского, так и общерайонного масштаба. При председателе была создана постоянно недействующая комиссия по сокращению бюрократического аппарата из двадцати человек. За все время своего существования комиссия упразднила должности помощника пастуха, грузчика сельповского магазина и дала дуба. Другая комиссия – по борьбе с пьянством и алкоголизмом, работала более плодотворно, мало того, можно сказать на износ. Днем ее члены рыскали по домам и ломали самогонные аппараты, стараясь не повредить при этом змеевик. Конфискованный напиток тут же уничтожался посредством потребления внутрь. Вечером, падающие от усталости борцы с зеленым змием врывались на свадьбы и прочие семейные торжества и, если им удавалось найти спиртное,  контролировали ситуацию до окончания оного. Здесь надо отметить, что большинство подглуповцев выпивало ранее от случая к празднику, ибо покупать водку было дорого, и считалось глупостью даже в их деревне. Теперь же, когда горькая напрочь исчезла с прилавков магазина, прихватив закуску, что естественно, и зачем-то непродовольственные товары, в колхозе стали гнать самогон. Притом не из дома, а прямо на кухне. Получалось дешево, но уж очень сердито.
А что же Егор Дурмачев? Из-за частых ударов по голове, ибо тот его ночной подвиг оказался, увы, последним, он стал более походить на своего кумира и вконец ополоумел. Он не понимал происходящего и очень гневался, когда к нему обращались по какому-нибудь производственному вопросу. Имущество колхоза под шум и треск перестройки растаскивали члены правления, ставшие вдруг кооператорами.
Сам Егор Матвеевич на пару с бросившей работу в школе Алевтиной Ивановной носился по району с новой навязчивой идеей – разоружить всех колхозных сторожей. Демонстрировал другим председателям отобранную у своего сторожа берданку. Супруга дарила детям конфеты и пыталась превзойти Дурмачева в глупости. Надо сказать, получалось у нее просто замечательно.
КОРОТКИЙ ЭПИЛОГ.
Ранним сереньким утром директор ООО «Опять без урожая» Егор Матвеевич Дурмачев убывал в райцентр, сам не зная по какому поводу. Его облупленный нос уже давно ничего не чувствовал. На крыльце его традиционно напутствовала жена – без еды не возвращайся, ночуй, где хочешь. Оба они, как и все жители Подглуповки знали, что еды нет даже в райцентре