Девочка, оставленная Земле. Часть 10-я

Татьяна Васса
Монахиня Девочку, конечно, не помнила, а Девочка и не созналась в той давней встрече. Вопреки правилам Девочке разрешили остаться в монастыре. Отвели ей кровать в большой комнате, где стояло ещё десять кроватей. Эта комната предназначалась для паломников, где они и останавливались время от времени. Её поставили на работы и благословили питаться в монастырской трапезной.
Послушание (как это принято называть в монастырях) было самым простым – оклеивать окна к зиме и гладить бельё после прачечной.

Распорядок был тоже простым. В пять утра Девочка вставала, читала молитвенное правило и отправлялась на богослужение. Потом была работа, обед, работа, ужин, вечерняя служба, молитвенное правило и сон. На тесное общение с кем-либо у Девочки не оставалось времени. Разве только иногда с приезжавшими паломниками. Но они оставались недолго.

Никто даже не мог подозревать, насколько Девочка была сильна в теории и насколько невежественна в богослужебных и обрядовых вопросах. Если эту книгу будут читать воцерковлённые православные, то они могут прийти в сильное смятение.

А Девочка вытворяла в монастыре следующее. Она не подозревала, что, например, таинство исповеди нужно совершать перед каждым причастием Святых Тайн. Она искренне думала, что исповедоваться нужно тогда, когда у человека есть к тому внутренняя потребность, а не по обязательному установлению. Ещё Девочка полагала, что поскольку Евангелие – благая весть, то Причастие – дар Бога всем, кто только этого пожелает. Всё равно такое заслужить человеку невозможно.

Таким образом, Девочка пару первых недель совершенно спокойно подходила к причастию без исповеди. Причём причащалась каждый день. И всё это ей нравилось. Ничуть не сомневаясь, она однажды подвела к причастию мусульманку, искренне пояснив ей, что Бог для всех един, а в православии Он – добрее всех на свете. И ничего. Причастилась и мусульманка. Потом эта мусульманка написала Девочке письмо, что, вернувшись в Казань, она пошла в православный храм и приняла крещение.

Но бесконечно так продолжаться не могло, и Девочка была уличена в своей простоте и просвещена по всем правилам. К своему удивлению, Девочка обнаружила, что обрядовая сторона почитается и продолжает почитаться в православии гораздо больше исполнения заповедей. Её неприятно поразило то, что ради установленного обычая человека могли публично унизить, причём незнакомые люди, считающие себя «знатоками православной веры».

Представления о монашестве и православии у Девочки было такими чистыми и возвышенными, что она не хотела видеть, понимать и принимать то тяжёлое, полное тайной и явной духовной зависти, склочности, интриг и фанатизма, с которыми она столкнулась в монастыре.

Вместо радости спасения ей внушили состояние вины и самоукорения. И она без устали самоукорялась, если видела откровенное зло и непотребство. Это, значит, у неё чёрный взгляд, а люди все – чистые и добрые.

Поскольку Девочка всё делала от души, то она не уставала обнаруживать в себе всё новые и новые грехи и всеми силами стремилась избавиться от них. В том числе и «ликвидировать» свой «чёрный» взгляд на то, что говорилось одно, а на самом деле в глубине многих окружающих её людей совершалось другое.
Вокруг неё происходило то, что можно назвать – «стать хорошим». Все говорили друг другу слова: «спаси, Господи», старались улыбаться и на виду вести себя «правильно».
Вокруг царила такая атмосфера убеждения, что если будешь вести себя правильно и искоренять внутренние пороки, как учит Святая Церковь, то будешь в раю, будешь спасён.

Не нужно никаких молитв от себя, убеждали её. Прими опыт церкви и не изобретай велосипед. Следуй этим путём и спасёшься. Вокруг неё звучало много красивых духовных слов, но она не могла не видеть также и взаимные склоки монахинь, тяжёлую духовную зависть и взаимно зорко следящие глаза за всеми твоими огрехами. В монастыре были любимицы настоятельницы, и не очень любимицы. А если говорить проще, то всё та же обычная человеческая жизнь, приправленная фанатизмом.

Но в тот период Девочка не желала отдавать себе в этом отчёт, гнала от себя «грешные мысли» и «исправлялась» изо всех сил.

Шло время. Но никто и не думал Девочку постригать. Та самая монахиня, которая первой встретила её в монастыре и под начало которой её отдали, во внутреннюю жизнь Девочки не вмешивалась. Ей было некогда, у неё самой было хлопотное послушание. Но именно она из всех насельниц монастыря была самой искренней, хоть и не очень «правильного» поведения. Впоследствии Девочка всегда тепло вспоминала эту монахиню с чувством благодарности.
Понимая, что её положение в монастыре какое-то неопределённое, Девочка решила поинтересоваться у своего дальнего монаха, теперь уже духовного наставника, о постриге. Он сказал, что она может приехать к нему в монастырь для обсуждения этого вопроса.
Вопрос обсудился очень быстро. Она узнала, что должна получить разрешение правящего архиерея на постриг по месту своего прежнего жительства.

Безусловно это приняв, Девочка направилась снова в свой город за разрешением владыки. Владыка в постриге отказал, сказав: «Ходите год в этот храм, я к Вам присмотрюсь, потом мы вернёмся к этому вопросу. И очень рекомендую Вам снова устроиться на работу».

Кто может в этом владыку упрекнуть? Он действительно не знал Девочку и, прежде чем дать разрешение, имел полное право узнать её лучше. Устроиться на работу? После того, как Девочка отказалась от должности, многие её знакомые откровенно отнеслись к «поступлению в монахини» с осуждением и подозрением в том, что Девочка, проще говоря, свихнулась. У неё совсем не осталось «друзей», да и она сама, понимая их отношение, не искала сближения и не оправдывалась. Тем более что работать по прежней специальности уже не могла. Всё в ней противилось этому. Она приобрела вкус, нет, не к молитве, а к богомыслию и внутреннему уединению. Это было её существом, и изменять этому она ни с кем и ни с чем не хотела.

Хоть отчасти жизнь в монастыре смогла её избавить от иллюзии, что в ограде православной церкви живут какие-то возвышенные, чистые люди, не такие, как все, но от многих, пожалуй, самых главных иллюзий, она пока избавлена не была.

Как-то само собой сложилось, что Девочка «прибилась к храму», тому самому, где у неё было происшествие с голубями. Каждое утро она приходила пораньше, чистила подсвечники, помогала в уборке храма. После литургии помогала всё устраивать к водосвятному молебну и делала много разных мелких и не очень мелких дел. Она не чуралась самой грязной работы, охотно помогая всем во всём. Так она находилась в храме до вечерней службы. После всего шла домой спать. И рано утром всё повторялось сначала. Можно сказать, что её «рабочий день» длился по двенадцать, а то и четырнадцать часов. Но она не уставала, покорно сносила упрёки и унижения, если таковые были. Как будто какая-то неведомая сила несла её на руках. А если и были минуты уж очень горькие – поплачет, помолится. Тем и утешалась.

За помощь, которую она оказывала, её кормили в трапезной при храме, иногда с панихидного стола давали кое-какие продукты. Девочка была этому очень рада и всем благодарна. Когда ей подавали милостыню, она не отказывалась и не считала это унизительным для себя, потому что всем сердцем чувствовала, что это так Бог заботится о ней. И Он, действительно, заботился.

Окунув Девочку в труды и страдания, Он потом вознесёт её туда, где многие бы из священства, да и не только из священства мечтали оказаться. Но всё это будет потом. А пока Девочку ждали испытания, можно сказать – необходимые испытания, без которых, как она поняла впоследствии, никак нельзя было обойтись.