Плыла жара. Она с ног до головы окутывала меня, выступая на лбу каплями пота. Поймав солнечным сачком мякиш белого облака, она жевала его, усевшись на крыше высотного дома. Я шла по парку, ища свободной скамейки, чтобы немного отдохнуть и, найдя такую, поспешила сесть, поставив на неё рядом с собой сумку с продуктами.
Я бездумно глядела на проходящих мимо людей. Рядом со мной села старушка, высушенная нищетой и старостью. Она пристально посмотрела на меня слезящимися глазами и спросила:
- Извините, вы здесь живёте, или в гости к кому приехали?
- К сыну приехала, он здесь квартиру снимает,- ответила я.
- Помоги мне дочка дойти до дома, а то что-то не хорошо мне,- попросила она.
Я взяла её под руку, свою сумку с продуктами и пошла с ней. Мы прошли парк, улицу с серыми одинаковыми пятиэтажками и, перейдя дорогу, остановились у старого деревянного дома с кирпичной трубой, с облупившейся на ней штукатуркой, наполовину вросшего в землю. Кривая щербатая изгородь с калиткой привязанной к забору бичевой верёвкой вопили о запустении.
Мы вошли в дом. Я огляделась. В комнате стояла металлическая кровать, накрытая потрёпанным стёганым одеялом. Над кроватью висел плюшевый ковёр с изображёнными на нём тремя богатырями. Посреди комнаты лежали полосатые самотканные дорожки, кое-где выеденные временем. В доме не было телевизира, в углу комнаты на ножках стоял старый радиоприёмник с проигрывателем, покрытый слоем пыли. На окнах висели выцветшие ситцевые цветные занавески без тюля, с еле угадывающимся рисунком. Из окна я видела ноги спешащих прохожих. Я как-будто оказалась в прошлом веке.
В давно небеленной комнате пахло сыростью, плесенью и старостью. Изо всех углов на меня глядела нищета. Вдруг я увидела крысу, которая без всякой опаски, неизвестно откуда появившись, глядела на меня, нюхая воздух.
- Что, чужая появилась в доме? Ничего, она должно быть хорошая, - сказала старушка, обращаясь к крысе.
- Не бойся её, - обратилась она ко мне. - Она крыса смирная. Как только кот пропал, она появилась, даже однажды ночью укусила меня за ногу. Тогда я стала кормить её, где кусок хлебушка, где остатки каши. Больше она меня не трогала. Так и живём вместе. Я ведь тоже как крыса, живу в норе, питаюсь как могу. Вот только силы уходят.
- А родные у вас есть? - спросила я.
- Может и есть, да только я их никогда не видела, и мужа у меня не было. По-молодости любила одного, а он меня нет, видно лицом не вышла. Женился на другой, а я так замуж и не вышла.
Немного помолчав она сказала вздохнув:
- Я б тебя чаем напоила, да не с чем чай пить. Я ведь гостей не ждала.
- У меня зато есть. Давайте я вам борща сварю, и чай согрею. У меня для борща всё есть, и заварка и пряники свежие,- предложила я.
Разобрав свою сумку, я обнаружила, что в доме нет холодильника.
- Принеси с улицы дров. Они у дома лежат, выйдешь, увидишь,- оживившись сказала старушка.
Я принесла дрова и растопила печь. Потом мы сели за стол и пообедали.
- Меня зовут Феоктиста Егоровна. Ты видно хорошая баба, а я уж вся прогнила, болезнь всю источила, видно жить мне осталось недолго. Родных у меня нет, может ты поухаживаешь за мной, а помру, так похоронишь, а я тебе дом отпишу.Какой-никакой, а крыша над головой будет,- произнесла она с мольбой в голосе.
- Хорошо,- согласилась я.
- Пойдём, время идёт, а мы ещё ничего не сделали. Я на тебя оформлю дом, денег дам на похороны, Похоронишь меня, а то ведь зароют и гроба не собьют,- горько сказала она, и жалкая улыбка, поплыв по лицу скрутилась в узел.
- Да, конечно,- пробормотала я, думая, зачем мне этот дом, эта несчастная старая женщина и обязательства перед ней, но какя-то неведомая сила потащила меня за ней переоформлять документы.
Мы вернулись домой уже к вечеру. Духоту разбавил свежестью ветерок. Фонари наполнили полумрак мутным светом. Вечер серебряными блёстками вышил подол неба. Томная луна, наглотавшись пыли, повисла над городом. В доме стало темно. Маленькие окна слезились как глаза одинокой несчастной старушки. Она села на табурет и, положив руку на сухую обвисшую грудь, слабо простонала:
- Включи свет, и подай мне воды.
Я нащупала выключатель и включила свет.У немытого блюдца сидела крыса и догрызала заплесневелую чёрную корку, которую я ещё в обед бросила ей, вынув из полиэтиленового пакета. Выйдя в сени, я зачерпнула воду жестяной кружкой из эмалированного ведра и, вернувшись, увидела Феоктисту Егоровну с маленьким аккуратно завернутым пакетом.
- Вот, возьми, здесь деньги на мои похороны. Я узнавала, здесь как раз столько, сколько нужно, только похорони по че...- Она не договорив, повалилась со стула, выронив пакет на пол.
Я выбежала на улицу. Улица была пуста. Я по телефону вызвала скорую помощь.
- Полное истощение. До чего ж вы довели свою мать! Как вам не совестно! - сокрушалась медсестра.
Через три дня я, как и обещала, похоронила Феоктисту Егоровну. После похорон я решила избавить дом от старья. Я скинула одеяло с кровати и стала скручивать матрац и вдруг старая полосатая матрасовка со скрипом треснула и из неё показались купюры. Я от удивления остолбенела. Я положила его на кровать и стала вынимать деньги, аккуратно сложенные в пачки, перевязанные черными резинками от бигуди. Как можно было лёжа на деньгах жить в нищите и умереть от голода!
Откуда-то появилась крыса. Я ей дала остатки сыра, колбасы, оставшиеся от поминок. Тень Софьи Егоровны просочилась сквозь гнилые доски, вытекла из щели и, позвав крысу, увела её за собой. На следующий день я уехала.