Молодой человек шел по мокрой улице к себе домой после жуткого рабочего дня. Сегодня он устал как никогда. "Да еще и льет как из ведра" - подумал Гарольд. Или не Гарольд. Может, Ингвар или Руперд, а может, вообще Алан... А может Питер, а может, и не Питер. А вообще, его звали, конечно же Джон. Джон весь вечер думал о плохой погоде, о войне на юге Египта, о которой только и говорили в новостях, о красавице-жене, которая, конечно же, ждала его дома с вкусным ужином... Но, по правде сказать, сегодня Джон не хотел есть. Он боялся придти домой и обидеть свою благоверную тем, что он не голоден, а ведь она так старается каждый раз. Для мужчины своих 23 лет Джон выглядел весьма молодо. У него были изумительно тонкие черты лица, большие изумрудные глаза, темные кудрявые волосы средней длинны, да и телосложение оставляло желать лучшего - коллеги иной раз говорили, что крошка Джон от того и крошка, что просвечивает и почти ничего не ест, но ел на самом деле он весьма много. Просто в этот вечер... Просто весь этот день ему как никогда хотелось ее, свою жену. На работе он только и делал, что думал о ней, о том как придет домой, и будет ласкать ее гладкое тело, кусая соски, целуя там... За этот жуткий день он отправил ей три сообщения с текстом: "Хочу тебя, милая", но она не отвечала тем же, лишь спрашивала, как у него дела, и во сколько его ждать домой. Признаться, его это немного раздражало, он ведь не знает, что она чувствует в этот момент, но ему хотелось думать, что она смеется и ласкает себя между ног, томно повторяя его имя: Джон...
Джон. Джон. Когда-то давно они очень надеялись, что в будущем они настолько к друг другу привыкнут, что не будут возбуждаться только от одной лишь мысли, но увы. Стоило ей лишь нежно поцеловать его в шею, и вот он уже чувствует, как тесно в джинсах. В его 19 лет они занимались любовью почти везде, где только могли и как только была возможность. Когда он хотел ее, он спрашивал, не забыла ли она. Что, презервативы? Нет, конечно нет - они всегда были в сумке, рядом, как раз на такие случаи. Она часто говорила, что не жалеет о том, что именно он лишил ее невинности, и что никогда не жалела. В ответ он ее крепко обнимал или сжимал ее руку, чтобы она еще больше чувствовала его защиту и поддержку. У Джона было слишком хорошее воспитание и непомутневший рассудок, и он в самом начале знал, что он к ней не притронится, пока она не разрешит. Но она разрешила, и он был первым и последним рыцарем, поситившим ее замок, и после он входил в нее постоянно.
Он входит в подъезд, он спешит к ней. Он поворачивает ключ в замочной скважине. Внутри пахнет вином и специями - глинтвеин, его любимый глинтвеин. Но к черту напитки - где же она, его милая, его нежная леди? Неужели спряталась, чтобы он ее не нашел? Испугалась ее страстного Джона? Он увидил ее в одном полотенце, наглухо заперевшее прекрасную половину ее тела. Шея, ушки, ключицы... Милая моя, я хочу тебя. Он поцеловал ее и повел в спальну, на атласные полушки, освободил ее горячее тело от полотенца и завладел ею вновь, целуя каждую клеточку ее тела, а двумя пальцами проникая во внуть, лаская ее и слушая, как быстро она дышет. И, вот наконец, он спустился к самому сладкому - туда, где только что были его пальцы. Нежная. Ему иногда хотелось, чтобы она была девственницой, еще раз, для него. Он хотел снова почувствовать, как ее тело его боится, как сопротивляется. Его язык дразнит ее, как и тогда, впервый раз - он хотел бы, чтобы она каждый раз его умоляла ласкать язычком ее клитор, входить в нее вновь и вновь. Иногда от туда он видел, как шевелятся ее губы, как ей хочется кричать, и она кричит. А когда она берет власть в свои руки и косается губами его плоти... Ему приходится только закрывать глаза от удовольствия. Он каждый раз говорил, что у нее выходит все лучше, а она смеялась и говорила, что просто любит делать ему минет.
А в самом конце, после долгих ласк, вопросв, хорошо ли она себя сегодня вела, и игр, он все равно ее наказывает, просто так. Ей никогда не нравились плетки, она предпочитала, чтобы он делал это ладонью. Это было больно, но то была приятная боль. В самом начале она спрашивала: "А ты накажешь меня сегодня?" - "Что ты опять натворила?" - "Ну, допустим, я опоздала с тобой на встречу на пару минут". И он наказывал ее так, что на следующие дней ей было даже больно сидеть, но она повторяла - хочу еще.
А потом он входил в нее и двигался, то медленно, то очень быстро, то опять медленно, смотря ей в глаза и целуя ее губы. Она все время хотела, чтобы они кончали одновременно, каждый раз. Чтобы комната наполнялась их криками и стонами. Однако у них не получалось, но им все равно было каждый раз до безумия хорошо. Она просила его взглядом: "Пожалуйста, не кончай тихо, мне так хочется твоих стонов и криков". И он как будто понимал ее. Раньше она хотела чувствовать его, чтобы небыло призервативов, но потом стала слишком дорожить тем, что он прижимается к ней каждый раз, когда кончает. Хотя, ей очень нравилось глотать его семя, что слаще любого шоколада, и нравилось, когда он кончает ей на живот... Уже почти пять лет, и они все так же хотели друг друга, называя это Любовью, а не сексом.
И он всегда говорил ей:
-Люблю тебя, Белла.