Дневниковые записи. 1937 год. Часть 60

Михаил Ильич Суббота
Часть 60


18 мая 1937 года. Москва.
Погода с утра солнечная, но временами облачно. Вечером встретился с Варюшей и пошли в ЦПКиО. Народу тьма — не протолкнуться. Долго гуляли в лесной части парка. Танцевать было невозможно, а жаль. В двенадцатом часу ночи разразилась гроза. Хотели переждать под крышей, но долго таким образом не простоишь, хоть и с Варей. Пришлось бежать бегом до 47 трамвая, а там и до дому. Вымокли насквозь. Но эта неприятность вознаградилась уже под крышей дома. Горящие страстью глаза и поцелуи могут свести всякого с ума. Я уже так привык к Варе, что перерыв в свиданиях на шестидневку себе даже не мыслю. Потребность её видеть, с нею говорить стала даже необходимостью. А позавчера с Варей и компанией (Лёша и Люба) смотрели картину «Тринадцать» о случае на границе (басмачи) с демобилизованными красноармейцами.
    
Опубликовано постановление о снижении цен на промышленные товары на 15-20%. Но действительно ли это является снижением? Формально — да. Но по существу это совсем другое. До сего дня параллельно с ростом зарплаты (номинальной) в ещё большей степени росли цены. Постановление о снижении цен, таким образом, является не фактическом снижением, а просто остановкой в росте цен на товары, точкой, от которой в будущем может быть снижение.
    
Есть у нас в институте преподаватель, дурачок Жданов. Преподаёт промысловую геологию — очень простой и лёгкий предмет. Но Жданов не таков. Он очень высокого мнения о себе и о предмете. И решил искусственно создать трудности в изучении предмета, и создать видимость серьезности предмета. Даёт невероятные формулировки, тысячи пунктов самых простых вещей. И на экзамене ему надо отвечать слово в слово — иначе прогонит. Он заранее сказал, что отметку «отлично» у него получат не больше 4-5 человек, при этом заранее намечает «отличников». И действительно, от своего плана не отступил. Одним словом — дурачок.

24 мая. Москва.
Погода тёплая, но жарких дней ещё не было. 21 мая на Северном полюсе высадились одиннадцать советских полярников во главе с О. Шмидтом. Самолёт «СССР Н-170» под управлением Бабушкина, Водопьянова и Спирина доставил на Северный полюс авангард экспедиции. На плавучей льдине останутся зимовать четверо зимовщиков: начальник зимовки И. Папанин, радист Э. Кренкель, Ширшов и Фёдоров. Остальные три тяжёлых самолёта доставят необходимое снаряжение и продовольствие. Цель экспедиции: наблюдение за погодой на полюсе и передача через радиостанцию, и изучение условий для будущих перелётов через полюс из СССР в США. Полюс — это промежуточный пункт.
    
Вчера, после занятий ленинизмом, слушали с Лёшей в зале «Всекохудожника» доклад Слепнёва и Чухновского об экспедиции на Северный полюс. Затем Слепнёв много рассказывал о последней парижской авиационной выставке. Говорит он очень хорошо, шутки его обычно удачны. Но чувствуется: забаловали парня. Чухновский, одетый в форму военно-морского капитана, говорит чётко и деловито, без лишних красок, без шуток — человек менее разговорчивый. Вечером встретился с Варюшей. Гуляли в ЦПКиО, больше в лесной его части. Чем больше и чаще я вижу Варю, тем больше мне её не достаёт.

28 мая. Москва.
Днём была сильная гроза. И дождь. Я сдал Л. В. Пустовалову предварительный отчёт о научно-исследовательской работе по пескам окрестностей Москвы. Зачёты по предметам также закончены. В этом отношении я свободен. Получил деньги на проезд на практику и купил билет до Уфы. Едем впятером: до Уфы я, Соня, Вера и Надя, а до Куйбышева этим же поездом — Лёша. Билеты купили на 2 июня.
    
Вечером поехал к Варюше. Сидели долго у неё в комнате — дома никого не было. Варюша... Она затмила всех девочек, каких я когда-либо знал. Варя мне ближе всех девушек. Объятия... Затем гуляли в парке. Всё хорошо, но чувствуется, что в некоторых отношениях Варечка мне не верит. И имеет некоторые основания. Но в данный момент она не права: я сейчас занят только Варей. Целиком.

29 мая 1937 года. Москва.
Пасмурный дождливый день. В институте я заканчивал отчёт о прошлогодней геолого-промысловой практике: без этого отчёта не дают путёвку на геологическую полевую практику.
    
В читальном зале я встретился с Варей, как условились вчера (она пришла заниматься с Наташей, своей замужней подругой по курсам). Завтра думаем ехать гулять за город в Нахабино.
    
Лёша Михайлов в Куйбышев уже не едет; вчера приехал какой-то геолог с Сахалина на вербовку двух человек на работу, и Лёша с Сашкой Кучапиным решили туда ехать. Жаль, что я раньше этого не знал. Путёвки ребята уже получили. Всё же Лёша очень непостоянен — это его большой недостаток. Как на таких можно надеяться в серьёзном деле? Хотя, может я и не прав.
    
Вечером зашли Володя Леонов с женой Ольгой: говорят, что раздумали завтра ехать в Нахабино, что погода плохая. А погода действительно плохая: температура к вечеру резко упала до +11, то и дело моросит дождь.
    
Был у зубного врача: надо перед отъездом привести в порядок зубы. Оказалось, что зуб, который я хотел уже дёргать (так говорили все врачи), одна врачиха взялась исправить и поставить коронку. Но для этого надо остаться в Москве больше, чем до 2-го июня. Как быть? Не лечить зубы? В общем, учитывая эту сторону, кроме того, отсутствие Лёши в компании на поезд, и не очень приятную компанию наших девчат, а самое главное — большое желание подольше побыть с Варей, я склоняюсь к мысли перенести время отъезда на практику. И сдать билет.
    
Меня сейчас очень гнетёт то обстоятельство, что я не имею ещё специальной геологической практики, как Лёша и другие, а потому не имею знакомств среди геологов, не могу ехать на работу в партию, так как меня никто не знает. Надо в этом году трудом создать хоть некоторый авторитет. Я себя ставлю, во всяком случае, не ниже какого-нибудь Сазонова или Червонцева, а ведь и эти «герои» имеют авторитет.
    
Последние месяца два я очень много пишу о себе; и это понятно и не случайно. Учёба извела. Голова идёт кругом. Плюс весна и девочки. От последнего никак не отвертишься. Я — человек, часть природы, и от своей природы не отделаться. И я не хочу от природы отделываться, так как это было бы противоестественно, антиприродно. Я занят своими переживаниями, своими чувствами. Своей усталостью и желанием наслаждаться, а не жить только серыми, с небольшими радостями, днями. Но это только временно. Отдохну на воздухе от душных аудиторий института, забудусь и отвыкну от страстных объятий и поцелуев с Варей, а возможно ли это? Я не знаю. Буду думать о плодотворной творческой работе. Учиться и работать. Жениться? Чуть-чуть ещё рановато.
    
Сижу дома один. Все переехали ещё в прошлый выходной в Тарасовку. Как-то непривычно и скучно: ведь все мои вечера были заполнены до предела или занятиями или Варей. А сегодня все трудности позади. Я отвык даже спать. Днём мне не заснуть, а ночью 7-8 часов — это предел. А раньше я спал 10 часов, и это было мало.
    
В общем, этой весной я доволен. Зачёты прошли благополучно (многие перенесли сдачу ленинизма на осень), отчёты сдал, с девушками погулял хорошо и без всяких стычек и неприятностей, как то было с Ривой Аронс. Мне как-то  недавно довелось говорить с Ривой, и вот что вывел я из разговора и годичного наблюдения за ней. Девушка она замечательная во многих отношениях. Но мне она решительно не подошла бы. Но почему? Выяснилось всё очень просто: она завидует тому, у кого есть больше прыжков, чем у неё. И прыгает не из любви к спорту, а из любви к цифре на значке парашютиста. Несомненно, что первый раз она прыгала не из-за сенсации. Но потом — только для цифры: хочется ей показать себя перед другими. Характер Ривы очень крутой. Часто несдержанна, зла. Злость вообще, как мне кажется, у некоторых является достоинством. Но злость по прихоти и по глупости — несчастье.
    
Варя совершенно другая, но о ней я поговорю позже, когда она будет дальше от меня, так как я с ней сейчас почти слился и не вижу общей картины.

30 мая 1937 года. Москва.
Утро встретило сильным холодным дождём при температуре +8. Ясно: за город поездка сорвалась. Приехали Лёша Михайлов и Анатолий Бобров. Заехали к девчонкам, взяли патефон: они приедут вечером. Зашёл к Соне Розовской по поводу вопроса об отъезде в Уфу. Оказывается, она получила от Сушкина телеграмму о своём назначении коллектором и выезжает туда уже завтра утром.
    
В шесть часов вечера, после приезда Вари с Любой, начали танцевать. Пришли Володя Леонов с Олей. Оля не хотела пускать к нам Володю, но мы затащили их хитростью, а когда выпили, было не до ухода домой.
    
С Варей сегодня я начал разговаривать на более серьёзные и щекотливые темы. Решил выяснить причину её двойственности. Она мне ответила, что я не учитываю обстановку: оказывается, она боится сплетен! Но дальнейший разговор меня не утешил. Я сказал Варюше, что нам надо с ней выучить более сложные фигуры танцев, и тогда танцевать мы с ней будем неплохо.
     — Ты же ведь уезжаешь, когда же мы будем учиться?
     — Да, это верно, но осенью-то я приеду.
     — До осени далеко, и что будет, неизвестно. Ты за себя ручаться не можешь, и план на такой промежуток о таких делах нельзя составлять.
     — Нет, Варя, ты неправа. Со мной-то ничего случится в лесу не может, всё дело будет зависеть от тебя.
     — И я тоже не могу за себя ручаться.
    
На этом кончился откровенный разговор. Но действительно ли у Вари двойственность не в душе, а только в действиях, в зависимости от обстановки (от посторонних присутствующих)? Нет, не только эта двойственность. Она говорит, что ручаться за себя не может. А это ведь всё равно, что говорить, что я ей безразличен, и если будет другой, для неё всё равно. Но я чувствую и уверен, что это не так. Она мне сказала, что завтра решила на занятия не ходить, и договорились встретиться в парке.

*****

Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/01/16/104