"Пируем в доме канувших во тьму,
И лето вновь к зениту своему
Бежит, но ведь и мы с земного ложа
Уйдем и станем новым ложем - но кому?"
Омар Хайям
Дежавю (фр. d;j; vu — уже виденное) — психическое состояние, при котором человек ощущает, что он когда-то уже был в подобной ситуации, однако это чувство не связывается с прошлым в общем, а относится лишь к конкретному моменту прошлого. Потому что когда происходит дежавю, мы не вспоминаем все прошлое, нам кажется лишь повторение определенного момента. (Википедия).
Над водой медленно плыла пелена тумана. День обещал быть жарким. В зеркале воды Аксая отражался лес противоположного берега. По берегу ходил рыбак. Изредка наклонялся, поднимал снасть и забрасывал донку в воду. Торопился. Скоро начнётся клёв. Редкое, глухое всплёскивание грузил донок о поверхность воды да тихое позвякивание колокольчиков, настраиваемых рыбаком. Рассветная тишина. Пролог долгого рыбацкого дня. Густо пахло разнотравьем. Речная свежесть успокаивала, располагала к дрёме. Тем более, что свои снасти давно размещены в заветном месте. Жду поклёвки.
Глаза слипались, и я подумал, что минут десять, двадцать можно подремать. Откинулся на спину. Ещё острее запахло чабрецом и влажной поутру землёй. Расслабился, и сквозь прищуренные веки смотрю на проплывающие в сини неба редкие облака.
Господи, ну почему мне кажется, что так уже когда-то было? Почему?
- Болтенко, что разлёгся? Вставай, паря! Пора идти!
Подскакиваю. Рядом стоит урядник Венька. Из донских.Оправляю на себе справу и радуюсь, что перед отправкой на фронт прихватил с собой ичиги. В сапогах на дело идти было не сподручно. Тяжелы и шумны. То портянка не так ляжет, то в голенище мусор какой попадает. Да и бежать в них тяжело. А ичиги – ичиги другое дело. Помнится, на первых порах офицера шумели. Не по уставу мол. Только бывалые кубанцы-пластуны сходу признали полезность такой вещи в деле. Я-то у бурят подсмотрел, а кубанцы бают – на Кавказе ичиги знакомы людям и признаны полезными. Вот сухого сенца в ичиги подсунул и ногам сухо и мягко. Да и дёгтем ичиги пропитаны. Влага и не проникает. Хорошо. Не забыть бы шомпол с собой взять. Мало ли что там, у желторожих нас ждёт. Жаль нож сломал намедни. В лобовуху попёрли на японца. А штыком то на ближний бой не привычно для меня. Кулаком да ножичком, как дед ещё учил. Ну и принял одного. Грузный попался. А нож то и подвёл. По рукоятку обломился и в японце застрял. Одна рукоять из рога сохатого и осталась. Вот теперь шомпол к ней приспособил. Им пока и воюю. Венька, напарник, он с нагайкой не расстаётся. Шар свинцовый заплёл в сыромятину и в рукояти заточка. Тоже вещь способная, вблизи если. Так, надо идти. Иш что удумали… Японца порезать, оптику снять и к своим командирам доставить. Для доказательства успеха. Хорошо не уши японцев. Туды их… Нешто японцы дети? Просто так своего не отдадут небось? Что там меня ждёт? Храни Бог и меня в деле, и дорогую мою Аграфену, если что со мной случится. Всё! Иду!
- Болтенко, что разлёгся? Вставай, паря! Пора идти!
Подскакиваю. Рядом стоит начальник артмастерских. Оправляю на себе новую офицерскую форму техника-лейтенанта. Черт, сапоги немного жмут, и пока я дремал, ноги занемели. Хорошо офицерам постарше. У них сапоги яловые. Не бог весть какое удобство, но легче в них ногам чем в кирзачах. Сколько же вёрст мы отмахали до этого далёкого от Родины города Хайлара? Много. Вот и первая для нас серьёзная проблема. Япошки упёрлись и дерутся как черти. Много потерь. Очень жалко ребят прошедших германскую войну, выживших в том аду, и погибших за два шага до мирной жизни. До встречи с семьями. До встречи с любимыми. Как это страшно и не справедливо. Только на прошлой неделе погиб мой земляк Лёня. Прошёл, считай, от Бреста до Берлина. Ни одной царапины. Вся грудь, как иконостас. Медалей и орденов слой сплошной. Погиб совершенно нелепо. Ехал на марше в кузове Студобеккера. Заснул. Упёрся подбородком в ствол ППШ. Сильно тряхнуло. Произошёл самовзвод затвора, и Лёни не стало. Ужас. Теперь мне придётся пробираться на батарею, в полк. Относительная безопасность артмастерских не даёт привыкнуть к каждодневным жребиям смерти. Каждый выход на передок – новое, непривычное испытание. Где набраться выдержки и отваги, чтобы идти на задание так же смело, как бывалые солдаты идут. Хотя и им страшно. Умирать всегда страшно. Но ведь они как-то не подают вида. Так, надо собрать необходимые инструменты. Кто его знает, что есть на батарее. После выстрела ствол пушки откатился, а в боевое положение не вернулся. Что-то заклинило. Главное не слишком много брать с собой. Сказали, что перед батареей поле гаоляна простреливается снайперами японцев. Вот желторожие, когда они уже прекратят эту бессмысленную бойню? Когда можно проснуться без страха, что завтра уже тебя не будет? Что там меня ждёт? Храни Бог и меня в деле, и дорогую мою Аню, если что со мной случится. Всё! Иду!
-Болтенко, что разлёгся? Вставай парень! Пора идти!
Подскакиваю. Рядом стоит рыбак-сосед. Снасти собрал и собирается домой. Неужели я проспал рыбалку? Оправляю на себе штормовку. Кроссовки жмут, и потому ноги во сне немного затекли. Сердце выскакивает из груди. По коже ползают мурашки пережитого во сне страха. Что же мне снилось? Почему так одновременно тревожно и тоскливо в душе? Как будто я собираюсь на неведомое и опасное для меня дело? Что со мной? Что-то очень знакомое. Кого я видел во сне? Почему так потянуло домой? Почему вдруг вспомнились дневники отца, дедушка? Случайно не простыл ли я, выспавшись на влажной земле. Говорят же, что спать на земле очень опасно. Опасно?! Это и есть опасность?! Какими мелкими кажутся мне мои сегодняшние сложности и опасности повседневной жизни, по сравнению с пережитыми моими предками поворотами судьбы. Да, пора идти. Завтра вылетаю на мои Севера. Опять впереди геологические маршруты. Нужно ещё раз проверить рюкзак. Всё ли взял необходимое? Работа не ждёт. Нужно делать, что должно. И пусть будет, что будет. Храни Бог меня и моих близких от напасти! Всё! Иду!
П.С.
Мой дедушка в том деле на японской войне в 1905 году под Порт Артуром всё сделал, как приказано. И японскую батарею, засыпавшую наши порядки снарядами «шимозе», он и его сослуживцы уничтожили, и оптику, снятую с орудий, принесли.
Мой отец на японской войне в 1945 году поставленную задачу выполнил. Орудие заклинило в связи с нарушением артиллеристами правил маскировки. Смятой в жгуты полынью, которой бойцы маскировали орудие, заклинило откатившийся при выстреле ствол орудия. До батареи по сто метровому полю гаоляна, под огнём снайпера, отец полз много часов. Но дополз и пушку починил.
Мне посчастливилось больше деда и отца. Обошлось в моей судьбе без большой войны. Просто тружусь, как умею. Просто живу, как научили мои дедушка и отец. И всё вроде ясно и понятно. Но иногда я чувствую своих предков в разных жизненных ситуациях. И сравниваю уровень угроз и переживаний именно с ними, моими старшими поводырями по жизни.
Такое вот полезное для меня дежавю.
П.С/П.С.
Смотрю на фото пятилетней давности. Мой сын Евгений, тёзка моего отца, альпинист -строитель, готовит игровую, но настоящую страховую обвязку своему сыну Анатолию, моему внуку и полному тёзке. Толяшка сегодня уже по взрослому стоит и на горных лыжах, и горы любит, как все в нашей семье, и леса не боится. Вот интересно, бывает ли у него ощущения дежавю? Или он просто начинает жить с чистого листа? Но может и нет у нас такого уж отдельного жизненного листа? Отдельного от нашей родовой памяти. Может мы так и идём по единой тропе жизни, начатой когда-то нашими предками? И дежавю всего лишь фрагменты родовой памяти. Слава Богу, что эта нить памяти не прервана! Значит всё пережитое каждым из нас не просто так. Значит есть смысл идти дальше. За нами идут наши дети и внуки. Надо идти. Всё! Иду!