Два раза его останавливали красноармейские посты, но, прочитав мандат, пропускали. Выйдя из города, капитан свернул на просёлочную дорогу, продолжая идти без цели.
- Куды, милок, путь держишь? – окликнул его проезжавший мимо крестьянин.
- А куда ведёт эта дорога? – в свою очередь спросил Политковский.
- Дак, в Малый Лип и ведёт. Елизавето-Марьинская обитель там. Поедешь?
- Ну что ж, в обитель, так в обитель.
Капитан забрался на телегу.
- А ты, видать, из их благородий будешь?- посмотрел на него возница.
- Сам же всё видишь?
- Тяжело ноне вашему брату?
- А кому сейчас легко?
- Ну, не скажи. Большевики-то землю крестьянам раздают.
- Обманут они вас, видит Бог, обманут!
- Да мне в волости бумагу показывали. Вроде, как новой власти указ. Так там, русским языком писано: - «Вся земля - крестьянам».
И мужик с вызовом посмотрел на попутчика.
Капитан тяжело вздохнул. Что он мог возразить на это? Мол, власть эта безбожная, а значит, сейчас издаст один декрет, завтра – другой? Но для крестьянина всё, что исходит сверху незыблемо и сомнению не поддаётся. Хотел Политковский рассказать о том, что Царской семьи скорей всего уже нет в живых. Хотел, да не сказал. Во-первых, до конца не верил в это сам. Если уж он не верил, так, что говорить об этом селянине? А если и поверит, что с того? Царь ведь от престола отрёкся. Отрёкся от Богом ему врученной России, ещё недавно великой империи, а сейчас разодранной на части, захлебнувшейся собственной кровью.
Всю оставшуюся дорогу ехали молча. Когда из-за поворота показались деревянные монастырские постройки, мужик истово перекрестился.
- Спасибо тебе, дядя! – капитан соскочил с телеги.
- Господи, спасе! – отвечал крестьянин.
Его ждали. Чему Политковский совсем не удивился. Три монахини в строгих, чёрных одеяниях стояли у ворот обители и скорбно смотрели на дорогу.
Капитана провели в гостевую, где дали умыться и вычистить одежду. Затем пожилая монахиня повела его к настоятельнице.
Его, совершенно светского, военного человека, удивительное дело, провели прямо в женскую келью. Там, кроме настоятельницы, пожилой женщины с усталым осунувшимся лицом стоял мужчина в одежде священника. По осанке, цепкому взгляду Политковский определил в нём военного человека.
Он представился и подошёл под благословение.
- Вы прибыли со стороны Екатеринбурга? – уточнил священник.
- Ещё сегодня утром я был в городе.
Их взгляды встретились. В глазах одного ясно читался вопрос, в глазах другого смутно угадывался ответ.
- Генерал Дитерихс и чехи уже на подходе, ещё несколько дней и сопротивление красных будет сломлено, - словно успокаивая сам себя, сказал священник.
Капитан, не отрываясь, смотрел в серые глаза.
- Простите, не имею чести знать вашего имени…
- Отец Георгий.
- Отец Георгий, боюсь, что уже поздно.
- Что? Они не посмеют!
Лицо священника побледнело. Политковский смолчал, но взгляд отвёл.
- Что вам известно? – справился отец Георгий с волнением.
Капитан коротко поведал о своих злоключениях. Когда он в своём рассказе дошёл до встречи с «чёрным человеком», рука священника вцепилась в нагрудный крест с такой силой, что побелели пальцы.
- Очень неприятный господин, назвавшийся Мессиром, упомянул о каком-то пророчестве. И что этой ночью оно сбылось...
- Он пришёл к вам один? Как он выглядел?
- Вы знаете, на стене коридоре явно просматривались две тени, но вошёл этот господин один, да и потом в коридоре, когда уходил я никого не видел. А похож… ну да, на одного из этих крикунов Государственной Думы.
Отец Георгий обессилено опустился на край узкой кровати. Кроме неё и маленького столика никакой мебели в келье не было.
- Агафья! Воды! – крикнула в дверь настоятельница.
В келью вошла круглолицая монахиня с большой кружкой в руках, но священник пить не стал.
- Давайте помолимся!
Все четверо, включая Агафью, опустились на колени, отчего в келье стало совсем тесно. Офицер видел, как отец Георгий, настоятельница и Агафья беззвучно шевелили губами. У него же в голове вертелась одна и та же фраза: « Господи! Помилуй Россию!».