Вместо вступления
90-й, Перестройка скручивается, все быстрее.
Вечный русский вопрос, авторство приписывается Чернышевскому. Понятно, эксперты нарасхват. Один из них, Джон Гэлбрейт, известный в Советском Союзе как социалист + не – марксист, буквально на паре страниц выдал историческое сравнение: капитализм – социализм.
Капитализм, что за плечами?
"…довел неравенство между нанимателем и нанимаемым до крайнего, невыносимого предела" (Гэлбрейт, с.42). Немногие богатые ; большинство бедные. Плюс выбрасывание рабочих «в ряды безработных». Плюс «более жестокая» эксплуатация женщин и детей. Плюс ужасы «нищей и больной старости». А еще «необузданность чистого рынка». А сверх этого «регулярные экономические кризисы и депрессии».
Отсюда, Гнев + Отчуждение.
Отсюда, "твердое убеждение у многих, что столь несправедливая система" обречена.
Социализм, что он противопоставил? "На своей ранней стадии социализм в СССР, в меньшей степени в Восточной Европе и Китае имел несомненные успехи" (Там же). Конечно, социалистическая витрина – СССР: "В Советском Союзе он создал тяжелую индустрию – черную металлургию, электростанции, нефтедобычу, химическую и военную промышленность…" (Там же).
Что главное? Размеры этой тяжелой индустрии, вторая в мире.
Что-что, а размах был, размахивать умели, в чем когда-то признавался еще Лопахин.
И никакого гнева, никакого отчуждения.
Капиталистическая цена, указана, действительно, забывать нельзя.
А где же цена социалистическая, те кости, на которых поднялась социалистическая индустрия? Эту цену, в противовес капиталистической, вспоминать нельзя. Так почему же капитализм процветает, а социализм рухнул? Ответ поразительно банален: "…вследствие способности к адаптации" (Там же).
Капитализм обладает такой способностью, социализм ее лишен.
Где оно, решающее звено?
"Одна из задач заключалась в необходимости производить потребительские товары и услуги во всем современном разнообразии их стилей, фасонов, предназначений" (Там же). Маркс и Ленин не предупредили. Оказывается, социализм не работает на Потребителя, так может, там Потребителя и нет? Есть, конечно, если чем капитализм и социализм различаются, так именно Потребителями.
Каждый строй (= экономика) работал на своего Потребителя.
Капитализм ; частное лицо = частник, его потребности – его частное дело, старался.
И социализм работал не менее усердно. Никогда еще номенклатурное лицо социализма не было столь румяным и здоровым, как в середине 60-х + последующие два десятилетия: "…каждый человек в Советском Союзе стремится к тому, чтобы увеличить свои доходы" (Варга, с.177). Старый экономист + Старый марксист + Лично известен говорил это с грустью, как раз в 60-е, подводил итог, получился невеселый.
Госплан (= традиции 30-х) продолжал спотыкаться ; социалистическое тело начало хиреть, но ведь это не Потребитель, а принадлежность (= инструмент) общенародного государства. А принадлежность для того и существует, чтобы использоваться в интересах Потребителя. И почему Потребитель (= высшая бюрократия) при социализме не может проиграть (= потерять)? Варга дал простой ответ: "…сколько платит государство в месяц самому себе?" (Там же).
Государство = это Мы?
Почему капитализм сумел адаптироваться?
А социализм не сумел?
Просто потому, что каждый строй достоин своего Потребителя.
Капитализм адаптировался к тем изменениям, которые он сам же и производит.
Он был и оставался в собственном пространстве, где все изменения означали его же развитие. Его собственное развитие, следовательно, расширение социальной базы. Более того, изменение здесь – не просто условие выживания, изменение = способ существования.
Капитализм жив переворотами, до сих пор.
Социализм, напротив, пытался приспособиться к тем изменениям, которые возникали в пространстве ему чуждом (= путем переноса). Плюс упорно пытался освоить чуждое ему развитие (= способ), находясь в собственном пространстве. Пространство достаточно закрытое, чтобы вести неспешное (= стабильное) существование, но недостаточно обширное, чтобы развиваться вширь.
Человек может выйти за собственные пределы.
Общественный строй, увы, лишен такой способности. Собственно говоря, тот или иной общественный строй = возможность человека выйти за собственные пределы, тем или иным способом.
Зачем так было спешить после войны?
Затем, что это дало примерно 30 лет спокойной жизни.
Или, если вернуться к началу 20-го века, Россия, чтобы адаптироваться к новой капиталистической реальности (= монополистический капитализм), породила социализм. Русская идея = Русский ответ. Особенность данного ответа, социализм = военный ответ на экономический вызов начала 20-го века. Сила этого ответа = Военные 40-е, под тем же военным знаком (+ космос) прошли и 50-е (= достижение баланса).
Между тем в 60-е потребовался мирный ответ. Не проблема, военный ответ обрядили в мирную форму (= мирное сосуществование) Оказалось, социализм = вечная революция. В переводе на обычный язык, вечные чрезвычайные обстоятельства + люди, обязанные вечным чрезвычайным обстоятельствам.
Результат = Опустошение.
Если коротко, капитализм был у себя дома.
Социализм – попытался войти в чужой дом, отсюда его неудача.
Что же случилось? Сущие пустяки. Просто Союз уступил место (= роль) локомотива, Китаю.
И где, в собственном пространстве (= социалистический лагерь). Неприятно, кто бы спорил, но жизнь продолжается. В конце концов, нефть и газ в избытке, лет на тридцать, сорок или пятьдесят хватит. А пока набирает силу, грядет новый переворот.
В Производстве появились дискретные технологии.
На очереди = Энергетика + Домашнее хозяйство. Господи, когда же мы избавимся от диспетчеров.
Методология-3
Тот же Гэлбрейт, в том же выступлении, несколько слов об идеологии.
"Речь идет о примитивной идеологии, представлении, что существует один-единственный выбор – между коммунистическими (правильнее говорить: социалистическими) принципами и теми законами, которые как считается, управляют экономикой свободного предпринимательства, т.е. капитализма" (Гэлбрейт, с.41).
Автор способен указать различие (= потребности) между коммунизмом и социализмом.
Но он предлагает иное: задуматься о другом различии.
"Примитивная идеология" ; один выбор = упрощение, опасное упрощение, почему?
"Такая идеология интерпретирует события последних месяцев с позиций строго биполярного мира. С одной стороны – коммунизм, с другой – капитализм" (Там же). Для тех, кто мыслит в рамках данной модели, выбора, по сути, нет: коммунизм потерпел крах, "ему остается один путь – в капиталистическую нирвану".
Почему люди (; исследователи) столь охотно и столь часто прибегают к биполярным моделям?
Гэлбрейт: ошибаются те, кто от «принципов Маркса и Ленина» предлагает перейти к «принципам Адама Смита и Давида Рикардо» (Там же). Ведь когда-то и был переход от Смита/Рикардо – к Марксу/Ленину. Почему же нельзя сделать обратный переход, возвратиться?
Потому что мир ушел вперед.
И что же впереди у бывших социалистических стран? "…не традиционный капитализм, а современное, социально устремленное общество, в котором государство играет крупную роль смягчителя и амортизатора возможных потрясений" (Там же, с.42). Но разве при социализме оно не играет ту же роль?
Значительную большую роль!
Смысл призыва?
Совершить скачок, из глубин социализма – к социально-рыночному государству.
Отклоняя одну биполярную модель, Гэлбрейт взамен предлагает другую, но тоже биполярную модель: общество социалистическое ; общество, социально устремленное (знать бы еще, куда?). Он думает, что эти разные общества располагают на временной горизонтали. Не только капитализм ушел вперед, туда же ушел и социализм. Остается один шаг, просто перейти с одной стороны улицы на другую: из Госплана – в капиталистический супермаркет.
Ему и в голову не приходит, что здесь вертикаль.
Чтобы преодолеть такую вертикаль, требуется совсем другое государство, которого нет.
Тридцать лет спустя, те же вечные вопросы:
Есть ли в жизни маятник: как это было у нас, от Смита – к Марксу, от Маркса – к Смиту, толпой?
Маятник, к которому жизнь прислушивается, сверяется? Или даже, подчиняется?
Или сама Жизнь = Маятник? Если,
Жизнь = Колебания, то и наша Жизнь = Маятник?
Раздел 1
1.
"В описываемое время я видел, что события (как и раньше в российской истории) развиваются по законам маятника" (Войнович, с.18).
Завершался переломный период = (1959 – 1961).
Переломными были именно эти три года, а вовсе не 68-й, 56-й, и даже не 53-й.
Страна жила радостно. Еще бы, не так давно (= 30 июля 1961-го) она узнала (из Программы КПСС), что в СССР будет построено коммунистическое общество. Страна радовалась, и не знала, что наступает совсем другое время. Не знала, что коммунистическое будущее к этому другому времени не имеет никакого отношения. Вернее, наступающее время не имеет никакого отношения к строительству коммунизма.
И вот здесь, на исходе встретились два человека.
Один из них, Владимир Войнович, позднее указал точное время – "вечер декабря 1961 года" (Войнович, с.8). Именно в этот вечер (вернее, «сильно за полночь») Войнович сделал прогноз, с писателями, с молодыми особенно, такое случается.
Тот вечер можно назвать вечером открытий, открытия шли неспешно.
Одно за другим.
Войнович (+ его редактор) уже вкушали первые плоды коммунистического будущего. Они сидели в отдельной двухкомнатной квартире (минус туалет). Конечно, водка + жареная картошка + ливерная колбаса. Конечно, они обсуждали = Луначарский + Ленин + Хавкин, о чем могут спорить два литератора. И вдруг, наверное, это было первое открытие (даже если это банальное открытие двери), к друзьям присоединился Твардовский.
Твардовский = Толстый портфель + Оранжевая папка + Навеселе.
Я почитаю? Чтобы писатель + редактор отказали главному редактору, только не в России, только не в 60-е. Рюмка водки, очки, и негромкое чтение. Твардовский читал, становилось ясно – открытие, настоящее. На этот раз открытие большого писателя, ибо читал Александр Трифонович «Один день Ивана Денисовича».
По завершении чтения, Войнович пошел провожать главного редактора.
Идут (вернее, едут на такси). Твардовский «счастлив, как молодой человек».
И вот этот счастливый (и потому молодой, впереди еще десять лет) человек говорит, "что повесть будет трудно напечатать, но зато, если удастся (а он на это надеялся, считая, что хороших вещей, которые нельзя напечатать, не бывает), потом все будет хорошо" (Войнович, с.18).
Напечатать хорошую вещь. Принять новую Программу. Послать человека в космос.
И потом все станет хорошо.
Но вот Войнович, действительно молодой человек (= 29 лет). И вот этот молодой человек вдруг заявляет (еще одно открытие!): "Хотите прогноз? – сказал я. – Повесть вы напечатаете, но потом общая ситуация изменится к худшему" (Войнович, с.18).
Хорошая вещь, напечатать – хорошо, но это частности.
А есть общая ситуация.
Повторю эпиграф: "В описываемое время я видел, что события (как и раньше в российской истории) развиваются по законам маятника" (Там же). Продолжу авторские рассуждения. Для маятника, для колебаний, нужны два крайних положения, или два полюса. Между полюсами – некоторое расстояние (= дистанция). Нашлись: "Сталинский террор был одной стороной амплитуды, хрущевская оттепель приближалась к другой" (Там же).
В чем же состоит общая ситуация?
В переворачивании.
Рано или поздно политический режим достигает предела (как это случилось при Хрущеве). Перейти предел = Самоубийство. Единственный выход = Переворачивание. То есть изменение политики на противоположную (= поменять вектор). Или, поменять плюс – на минус. Была ограниченная либерализация, теперь нужно подморозить; "Надо, пока не поздно, дать по рукам" (Войнович, с.19).
Снова страх? Но ведь должно же что-то остаться?
Что-то остается всегда. На то и колебания, чтобы накапливать.
Даже если накопление сводится к накоплению усталости.
Скажем, в период ограниченной либерализации, при Хрущеве. Да, воевать с Западом не будем, будем лучше торговать, скажем, покупать зерно. Такая политика называлась политикой мирного сосуществования. Но не может быть всеобъемлющего мирного сосуществования: "Мирного сосуществования в вопросах идеологии не будет. Не будет, товарищи!" (Хрущев. Материалы к биографии, с.141). Идеология = Остаток? Нет, конечно. Неснижаемый остаток = Власть партии ; Власть ее лидера.
Аналогично и в данном случае.
Оттепель прикрыть, но кое-что пусть останется: "Для себя сталинские строгости отменить, для других вернуть в полной мере" (Войнович, с.19). Для себя = Они. Они = Партийные ортодоксы.
В экономике – торговля и обмен, в идеологии – непримиримая борьба.
И тот, кто распространяет мирное сосуществование на идеологию, тот сам становится идеологическим диверсантом. Как оставить хорошее (= личная безопасность + ленинские нормы) + избавиться от плохого (= распустившаяся интеллигенция)? Очень просто,
Нужно делить окружающий мир на две части.
Скажем, отношения с Западом можно разделить на две сферы: экономика + идеология. Здесь улыбка, там – зубы. То же самое и в отношении Оттепели. Но только здесь на две части делятся не отношения, а сами люди, все население страны. Для одной части (= номенклатура) – Оттепель продолжается + опережающее повышение уровня жизни (хотя бы на ближних и дальних дачах). Для другой части (= все остальное население) – закручивание гаек (вплоть до выборочного преследования и психушек) + очень постепенное повышение уровня жизни.
Остаток Оттепели? = Пространство личной жизни.
Оттепель 50-х = Короткая волна.
Войнович и здесь постарался, наметил примерные контуры длинной волны: "Но на самом деле это был колоссальный сдвиг в душах людей, похожий на тот, что произошел за сотню лет до того – после смерти Николая Первого" (Там же, с.19). Сто лет, даты примерно = (1855–1861) – (1956–1961).
Как тогда люди заговорили (один Валуев чего стоит).
А как те же люди говорили в Оттепель.
2.
"Есть люди, которые нынешнюю жизнь представляют как совершенно новую, возникшую на пустом месте. Отсюда у них ощущение, что кучка злонамеренных людей взяла страну и пересадила ее из одного места в другое – из рая в ад" (Стреляный, с.55).
Возможно ли обратное ощущение: есть кучка хороших людей, и они «возьмут страну» и пересадят ее из плохой жизни – в жизнь хорошую? Другими словами, какая жизнь возможна вообще – прерывная или непрерывная (выражение Стреляного – «непрерывная или прерывистая»)? Как всегда, продолжаем слушать людей, близких к литературе (= культуре).
То есть людей, как это принято в России, философствующих.
Тургенев + Реализм = Тургеневский реализм. Это значит,
Тургеневский реализм = Особенности.
"Действительность у него не статична, она угадана вперед, прочитана как движение к молодости, обязательно сменяющей нынешний день" (Вишневская, с.104). У него – у Тургенева. Кто бы спорил, да еще с классиком. Молодость, рано или поздно, придет на смену. А тогда, вместе с Тургеневым, мы еще двигались к молодости.
И что придет с молодостью?
"Именно в связи с творчеством Тургенева могло возникнуть знаменитое название критической статьи «Когда же наступит настоящий день». В его произведениях всегда есть это ощущение грядущего" (Там же).
Молодость плюс … = Настоящий день.
Что должно быть в багаже молодых, ведь что-то надо передать очередным молодым, чтобы такой день наступил? "Это в течение лет остывает кровь, остывают годы Лаврецкого , а пока молод его голос, звонки споры, это от имени молодого поколения выступает он против буржуазности Паншина, против брезгливого непонимания России" (Там же).
Разумеется,
Буржуазность = Наемное рабство. Поэтому уравнение смены (= багаж) выглядит следующим образом:
Молодость + Антибуржуазность = Настоящий день.
И когда придет настоящий день (= придет молодая смена), видимо, менять далее уже ничего и никогда не придется. Поскольку «настоящий день» приходит, когда бы это ни случилось, навсегда. Если верить Пантину/Плимаку, то особенность России – она упорно склонялась (отклонялась?) именно к антибуржуазному пути: характер ее освободительной борьбы = "сугубо антибуржуазный характер" (Плимак/Пантин, с.12).
Если так, то может быть,
Особенности тургеневского реализма = Особенности России?
Тогда понять Россию = понять российский народ = понять его принципиально не буржуазный характер. Переходя к образам, душа России отвергает Душу капитализма.
"…это уже десятая попытка либеральных реформаторов перестроить жизнь нашей страны на капиталистических началах" (Антонов, с.7).
Выходит у России (перед Россией?) есть некий предел (= Буржуа + Первоначальное накопление). Благодаря этому пределу все противоположности (Тургенев, и тот, конечно, неосознанно, следовал марксистской парадигме) = антагонистические характеры + контрастные силы + диалогические столкновения + взрывчатые соединения (Вишневская, с.105) = поступательное движение. Результат этого движения – «настоящий день», и день этот до сих пор – наше будущее. Счастливые мы люди, у нас есть будущее.
Шаг за шагом.
Наше подспудное желание? Избавиться от маятника. Мы спешим, прямой дорогой – к цели.
А цель? Как всякая большая цель, она туманна.
В ее центре (на острие?) – народ, который неизменно совпадает с государством, заменяется государством. Государство разбухает, народ съеживается. И тогда оживают враги (и откуда только берутся они?), пытаются "перестроить жизнь нашей страны на капиталистических началах" (Антонов, с.7). Враги не дремлют, но есть предел (его же не прейдеши?), есть ясный ориентир, этот ориентир не позволит нам сбиться. В конце концов, молодость всегда приходит на смену (не потому ли «молодость с нами»?), мы выйдем на прямую дорогу,
Молодость = Предел + Цель + Ожидания ; Преодолеть + Достигнуть + Осуществить.
Если говорить о временах Тургенева, пределов (врагов?) было два:
дряхлеющее российское самодержавие (симптом – Крымская война) и нарождающаяся российская буржуазия. За последней скрывался мещанский Запад. Выбирая прямую дорогу, молодость могла свободно проявлять непримиримость (= отталкиваться), что и обеспечивало поступательность освободительного движения (= прямая дорога открытой политической борьбы).
А ныне?
Теперь пределы несколько видоизменились, но их как прежде, два, все тот же минимум: олигархи (все та же нарождающаяся российская буржуазия + высшая бюрократия?) и Запад (все те же общечеловеческие ценности демократии + позитивные достижения Запада?).
Три столетия «догоняющего развития» (Плимак/Пантин, с.9).
Три народные революции в 20-м веке (Там же).
И снова: капитализм не пройдет! Если воспользоваться терминологией Плимака/Пантина, архетип российского исторического движения. Получается, что Россия находится в некотором неизменном коридоре (= условие поступательного движения?).
А наша История = Знаменитые учителя + Знаменитые названия.
"Но – как выбить из голов населения мысль, что теперь бредит порой сама действительность?" (Короленко, с.206).
И когда же началось это поступательное движение?
По традиции – в декабре 1825-го. Затем 40-е годы 19-го века: период повального увлечения Гегелем (см., Гладков). Все (= интеллигенция) вдруг осознали, – а значит, возникла преемственность – История собирается сделать шаг в сторону, иначе, откуда возьмется знаменитая гегелевская спираль. Но можно выбрать короткий путь: не ждать второго отрицания (= второго пришествия?), а просто перешагнуть.
Нужно просто широко шагнуть.
Хватит ли горстки интеллигентов?
Нужно уменьшить дистанцию, тогда и шаг не будет чрезмерно широким. А как уменьшить дистанцию? Первая попытка, если не считать таковой знаменитое «хождение в народ», – объявление террора. Мы в России, поэтому рядом с одной традицией зародилась другая: Персонификация власти = Персональный террор.
Россия впервые увидела коллективное лицо индивидуального террора.
А какое лицо Россия лицезрела до того?
"Привычки рабства слишком глубоко в нас внедрились; нескоро мы от них отделаемся. Нам во всем и всюду нужен барин; барином этим бывает большею частью живой субъект …" (Тургенев. Цитирую по: Вишневская, с.106). Самое печальное, не только живой субъект, таким «барином» для нас может быть даже нечто отвлеченное, абстрактное – «какое-нибудь так называемое направление».
В кабале у теории.
Почему же мы столь охотно лезем в кабалу?
"…в силу каких резонов, мы записываемся в кабалу, это дело темное, такая уж видно наша натура. Но главное дело, чтобы у нас был барин… Новый барин народился, старого долой! То был Яков, а теперь Сидор; в ухо Якова, в ноги Сидору" (Там же).
Освободительное движение = Короткий путь + Новый барин.
Как водится, сначала освободительное движение (дворяне, разночинцы, не говоря уже о нарождающихся пролетариях) и новый барин (= личная диктатура) держались на некотором расстоянии друг от друга (= дистанция). «Народная воля» и «Народная расправа» – здесь обнаруживается еще один предел = азиатство (Плимак/Пантин, с.12). Но затем произошло неизбежное, мы ведь в России, они соединились (= удвоение).
Понятно, не сразу.
Но если и было поступательное движение, то именно здесь.
Коллективное лицо России обрело (перешло предел?) индивидуальное лицо диктатуры.
Раздел 2
3.
"…когда сербы подстрелили эрцгерцога Франца-Фердинанда и его старуху в Сараево" (Кин, с.144).
Небольшой, случайно уцелевший фрагмент романа.
Сколько иронии, переходящей в пренебрежение, даже презрение.
Если бы Кин, в тот самый год, когда писал «Лилль» (= уцелевший фрагмент романа), прочитал у какого-нибудь автора: на вокзал прибыл обычный поезд, как самые обычные пассажиры прибыли Ленин и его старуха + Инесса Арманд; можно представить, как бы он отреагировал.
Через два года – столетие.
Почему началась война, та далекая война 14-го года, почему стала неизбежной?
Ее выращивали, колючки, оказывается, тоже выращивают. Есть такие колючки. Садовников немало. Среди них академики, раз есть академии. Фельдмаршалы, по должности. Государственные чиновники, им нужны трудовые ресурсы. Все на своем месте, но военные министры, они-то, почему лелеяли «колючки войны»?
Им война ни к чему, но им нужен военный бюджет.
Не лаборатории, не фельдмаршальские лейки и прочие занудства, военный бюджет, вот решающий фактор.
"…великолепная система железных дорог в Германии была создана по указанию военного ведомства…" (Рапопорт, с.453).
Европа – не самый большой континент.
А если в центре ее появляется большая страна, да еще самая большая страна? Рано или поздно в такую страну приедет посторонний (= иностранный) наблюдатель. Этот наблюдатель – ваши глаза, и он сообщает: "Вы чувствуете: здание (германского генерального штаба – В.Л.) отбивает такт. Оно марширует" (Кин, с.145). Вряд ли, не любят здания маршировать, да и не позволяет (= не допустить) их каменная утроба. Но вот ОРГАНИЗАЦИЯ может, сможет, хотя бы уже потому, что задает ритм, и среди этих ритмов почетное место занимают марши, военные и революционные марши.
А что же в каменной утробе?
«Мордастое племя писарей», но без них нет бумажного движения. Не просто приходит бумага, с ее уныло исписанной плоскости встает ВОЛЯ. Еще «иерархия чинов», без пирамиды нет, и не будет требуемой дисциплины. А еще комнаты (= кабинеты), в них сотни столов, шкафов. А уж, сколько чернильниц, ручек. Это отделы, все они привязаны: "Все эти отделы пучком расходятся из одного центра" (Кин, с.145). На строгом языке науки, централизованное управление, структура.
Самое интересное?
В «сокровенных глубинах» таится особый кабинет – начальник штаба. Понятно, это начальник Генерального штаба. Ежечасно и ежедневно тысячи человек, самого разного положения, исполняют его приказы. Его волю. Но за спиной начальника – портрет императора, "во весь рост, от пола до потолка" (Там же).
В то же самое время.
Вот точно так же, в самом центре Европы сидит мало кому известный человек.
Он больше известен в России. Но и там, даже там счет идет только на сотни человек. Неужели этого мало? Читатель, если не поленится, прикинет количество человек, знающих что-то определенное о существовании его самого, обычно, несколько десятков, не более сотни. А тут сотни, даже тысячи, но тому человеку мало. Его указания «расходятся пучком», из Европы – в Россию. Он таится, точно так же, как начальник Генерального штаба. Но если тот скрывается в каменной утробе военного министерства, то этот человек в утробе созданной им Организации. Он понимает, очень хорошо, Организация должна выполнить материнскую функцию – выносить Вождя.
За его спиной – Учитель, портрета нет, есть нечто более важное – Книга.
С Учителем за спиной, с Книгой в руке, теперь ОН сам = конечная инстанция.
Далее, по традиции, полагается портрет обитателя.
Кин набрасывает, ирония ведет его: "Старческое жилистое тело, затянутое в мундир и брюки с красным кантом" (Там же). Сухие волосы, давно седые, зачесанные к вискам. "Мы видим старика, чертову перечницу, песочницу" (Там же). Должно быть, намек: песок сыплется. Это не мешает старику, ибо "он весь насквозь пропитан войной, она гнездится в складках его старческой кожи" (Там же). Война собирает жертвы, старик (= Шлиффен) между тем извлекает "отвлеченные идеи, тончайшую теоретическую эссенцию" (Там же). Это значит, он – теоретик. "Судьба подшутила над ним – за всю свою жизнь он ни разу не воевал" (Там же).
Нужно ли теоретику проливать кровь?
"Передайте последний привет императору и армии" (Кин, с.147). Теоретик германского империализма, умирая, благословляет друзей-соратников. Глядя на седого старика, Кин ухитрился дать изображение души германского империализма: "Немецкий империализм был решителен, нагл, прост. Он двигался по прямым и кратчайшим направлениям. Если бы у него было лицо, то мы увидели бы тупой нос и выдвинутую тяжелую челюсть" (Там же, с.146). С одной стороны, жилистый старик, «гений военного дела», с другой, дух немецкого империализма, «тупой нос» + «тяжелая челюсть» (Там же).
Как-то они нашли друг друга, соединились.
Противоположность, в центре Европы, не столь стар.
У него множество имен, но все знают его, как Старика (он сам себя так зовет, когда подписывает свои письма). Небольшой рост, "бесцветное лицо с хитровато прищуренными глазами" (Анненков, с.465). Анненков добавляет: "Типичный облик мелкого мещанина, хотя Ленин (Ульянов) и был дворянином" (Там же). Вот еще один набросок: "Приземистая плотная фигура, преждевременная плешивость … раскосые глаза и широкие скулы, бесцеремонная манера вести разговор и частые вспышки саркастического смеха отвращали от него многих" (Пайпс, с.14).
Обычное лицо, необычный темперамент, бешенство.
"В своих произведениях, призывах, воззваниях он «колет, рубит, режет», его перо дышит ненавистью и презрением к трусости" (Валентинов, с.4). Судьба подшутила? Боже упаси, судьба его холила и хранила. Ему ни разу в жизни не пришлось стоять на баррикаде. "Это могли и должны были делать другие люди, попроще, отнюдь не он" (Там же). Не слишком доверяя судьбе, он позаботился о себе сам: "Даже из эмигрантских собраний, где пахло начинающейся дракой, Ленин стремглав убегал" (Там же).
Пугливое самооберегание (Валентинов).
Трусость и недостаток мужества (Пайпс).
Удивительно, тысячи (много ли это?) занятых людей готовили войну.
На деле, они готовили революцию.
Шлиффен готовил войну, победоносную войну, он нашел короткий путь к победе: правый фланг. Германия сокрушит ненавистную Францию, если атакует ее с правого фланга. Ленин не готовил войну, он делал (= проделывать опыт) революцию, в каких складках она гнездилась? Война открыла ему путь, простой и короткий: превратить одну войну – в другую. Империалистическую – в гражданскую (чем не инверсия?). Один делал войну, а подготовил революцию. Другой делал революцию, а раздул войну.
Преследуя разные цели, два разных человека сходились, оба имели «талант теоретика».
Есть еще одно общее: они были практиками «сухого террора».
Было еще одно общее, о чем обычно не упоминают. Отец-основатель, планируя захват власти, исходил из очень простого постулата: Коммунизм = Советская власть + Германская экономика (= организация производства в Германии времен первой мировой). То есть советские вожди были изначально ориентированы на милитаризацию – экономики, труда, распределения. Обычное дело, средства гораздо больше говорят об истинных целях, чем публично провозглашаемые намерения.
А сам Кин, его отношение?
Это презрение молодости (= 30 лет), молодости, уверенной в своей победе: "Старческая толпа слушала, пришептывая, шамкая, тряся головами, подбирая отвисающие челюсти… Бородатая старость – склерозная, в наростах, носящая бандаж и ковыряющая в ухе старость, – но водящая полки, но хранящая военные тайны, склонилась над умирающим Шлиффеном" (Там же, с.147).
Германский генеральный штаб = Душа немецкого империализма = Душа Германии.
Доносится, душа шамкает, пришептывает, трясет головой, подбирает отвисающую челюсть.
Что-то очень знакомое?
Можно сравнить: "Был первый Рим – Рим кесарей. Погиб. Потом была Византия – наследница того Рима. Погибла. А теперь есть град Москва, где правят наследники властителей обоих павших империй. Москва – третий Рим и последний (курсив везде автора – В.Л.), ибо четвертому Риму уже не бывать" (Радзинский, с.19).
Конечно, окончание истории.
Заодно оправдание. Всегда, после глобальных потрясений (или рождений?) кто-то занимает историческое пространство. И всегда находится публицист, объявляющий о конце истории. Есть третий Град, а четвертому не быть. Есть Третий Интернационал, четвертому, понятно, места нет.
И почему бы поколению, к которому принадлежит Кин не испытывать (не воспитывать в себе?) подобное ощущение? Ведь они победили (= "И в настоящее время уже нет сомнений, что в основном мы одержали победу" (Ленин, с.468)). И весь мир, а куда ему деваться, скоро начнет поступательное движение,
Поколение победителей = Молодость + Революция. Или,
Юная Революция = Молодость + Поколение победителей.
4.
"Я понял: Бунин променял две самые драгоценные вещи – Родину и Революцию – на чечевичную похлебку так называемой свободы и так называемой независимости…" (Катаев, с.397).
60-е в разгаре, Валентин Катаев вспоминает: Маяковский, «150 000 000», поэт читает. Неистово, яростно, чугунно, «бог-человек»:
"И тут впервые до нас полностью дошла безусловно самая страшная, беспощадная, кровавая строчка во всей революционной поэзии…" (Катаев, с.370). Что же привело молодых поэтов (Катаев + Олеша) в такое смятение? По сути, одна фраза: "Стар – убивать. На пепельницы черепа!" (Там же).
Просто потому что стар.
Стар, как избавиться от бремени возраста?
Просто потому что пришла Революция – пришла Молодость. Радостная и скорая. Как сочетать свою радость с чужой смертью, неплохо сочетается. И что-то, это обязательно (= неизбежность?), поднимается с «донышка души», а что может подняться со дна? Жарь, жги, режь, рушь. Действительно, будет скоро, вот так скорый поезд летит (= обгоняет) мимо Бирмингема "со скоростью шестидесяти километров в час" (Катаев, с.17).
За спиной юной Революции, еще настолько юной, стоят молодые тени. И эти тени не кажутся пятнами – воистину «судный день Революции» (Давыдов).
А наша История = Знаменитые учителя + Чуждые наслоения.
Маяковский – Кин, дистанция = десять лет.
Маяковскому пришлось проделать путь из Серебряного века – в Революцию. Кин – он сразу вошел в Революцию, нашел себя в Революции.
"…вся наша история рассматривалась как почти прямолинейное и постоянное приближение к этому идеалу…" (Шмелев/Попов, с.6).
Молодость пришла на смену?
Заняла место.
Такое было время.
Кин – Гладков, дистанция та же – десять лет. Но Гладкову уже не пришлось разговаривать с Маяковским, велика дистанция, но он мог слушать (+ разговаривать) тех, кто лично знал и помнил Маяковского.
Каковым и был Кин.
Кин = революционное поколение, оно проделывало опыт революции. Гладков = послереволюционное поколение, принимало «великую эстафету» Революции. От тех, кого воспринимало, как старших братьев или как товарищей старших братьев. Спустя тридцать лет, Гладков оценивает «их стремительные биографии»:
"Перед барьерами, которые это поколение брало с легкостью, мы останавливались в раздумье: выйдет ли? Но все же часть их удивительной энергии нам передавалась и влияла на нас" (Гладков, с.213).
Может быть, наоборот, то поколение сжимало время?
А следующее просто пыталось удержать ритм.
Гладков – Кин встречались, дважды (опять состоялось дважды?).
Первая встреча, «в самом начале тридцатых»; вторая – лето 1937-го, последнее лето Виктора Кина. Две встречи, во время второй – беседа. Единственная беседа, час или больше. "Немного, но у меня осталось ощущение, что я знал Виктора Кина" (Гладков, с.215). Что вынес Гладков из этих встреч?
Кин = Уверенная в себе сила ума + Веселый оптимизм + Мужество.
Вначале, конечно, был портрет.
"Он невысок, худощав, строен. Серый костюм и светло-синяя рубашка без галстука. Серо-голубые глаза. Блондин. Крепко сжатый, насмешливый и упрямый рот" (Гладков, с.214). Чуть далее повторяет: "…невысокий, худощавый, голубоглазый, русый молодой человек в поношенной шинели" (Там же, с.216).
Сразу же стиль: иронические фразы, задорные, что-то острит. Ему удается сказать "так смешно, что хохочут все" (Там же). Но, разумеется, важнее социально – психологические свойства (= черты поколения). Вот некоторые: "В литературном дебюте Кина сразу определилась характерная черта его поколения, этих мальчиков, очень торопившихся жить…" (Гладков, с.216).
Зачем?
Молодые, не ходившие в молодых (в 17 лет = член Партии).
Поколение тех мальчиков? Для Гладкова = Памятные имена + Живые лица + Голоса.
"Простой пример. В США стоимость угля удваивается при перевозке его на шестьсот километров" (Селюнин, с.9 – 10).
Вернемся Кин: "Это было личное жизненное правило Кина: «Надо мечтать о громадном, чтобы получилось просто большое»" (Гладков, с.223). Громадное может и не подчинится.
Но большое сбудется, обязательно.
Опять что-то знакомое.
Отец-основатель: "…по-видимому, есть закон, требующий от революции продвинуться дальше, чем она может осилить, для закрепления менее значительных преобразований" (Ленин. Цитирую по: Медведев, с.23).
Много позднее:
"Безмерно уставший бригадир клевал носом и наверняка подумывал: когда же этот чертов корреспондент отвяжется? Да еще вопрос я ему задал непривычный, прямо скажем, нехороший: а зачем он торопился выполнять пятилетку? Ну, вот нарубил лесу больше всех, берется теперь заготовить еще больше, а зачем?" (Селюнин, с.20).
Теперь, вслед за автором, Гладковым, пойдем по цепочке.
"Это был сложный, богато одаренный человек, мечтавший о многом, не уклонявшийся от любой ответственности – черта его поколения! – и. как мне кажется, по-хорошему, в высоком, а не в низменном плане, очень честолюбивый" (с.224). Самолюбие? Несомненно, да еще какое.
"Поколение, к которому принадлежал Кин, меньше всего отличалось скромностью. Да и откуда ей, собственно, было взяться?" (Там же). Юнцами пошли на Гражданскую. Жили «глядя в лицо смерти», постоянно. Привыкли «брать на себя многое». Вплоть «до судьбы планеты», вот она наша судьба, достойная нашего времени.
Тихая жизнь, спокойные времена? Уже не для них.
Будучи еще 18-летним, Кин впервые покинул родной городок.
В поездке, "… в дорожном безделье он набросал в записной книжке портрет своего случайного спутника, молодого лжеинтеллигента–эгоцентрика, и заключил запись с самоуверенной прямотой: «Он – одно из тех порожних мест, которое мы должны занять»" (Там же, с.225).
Мы, какой здесь эгоизм.
Молодые, не ходившие в молодых – конечно, они заменят просто молодых.
Да, их поколение решило занять место (= социальная стратификация; если угодно, социальная пирамида). Почему бы и нет, ведь это всего лишь лжеинтеллигенты. Так они решили, а своих решений не меняли. И они бросились штудировать (штурмовать?) Гегеля (дискутировали «на самом высоком философском уровне»). Но не знание Гегеля сыграло решающую роль, а напористость, убеждение в своей правоте. Это было особое убеждение, «убеждение в своей исторической правоте» (Там же, с.225).
Стиль поколения = Напористость + Убеждение в своей правоте + Темперамент юности.
А куда делись ложные?
Раздел 3
5.
Мечта (= задача) Кина сбылась.
"«Места» были заняты" (Гладков, с.225). Мечта, превращенная в задачу целого поколения, выполнена. В новой стране родилась новая интеллигенция. Правда, как и прежняя интеллигенция, эта тоже бредила мессианством, Революция продолжается. А что касается «мест», все ли из того поколения, поколения Кина, пошли штурмовать Гегеля?
Дальше, рассуждения, кажущиеся странными.
"То, что произошло с этим необыкновенным поколением потом, исторически тоже закономерно…" (Там же).
Что же произошло, да еще из разряда закономерного?
"Значительная часть его погибла с той печальной необходимостью, с которой при начале войн гибнут в первую очередь пограничные войска" (Там же). И где легла эта пограничная полоса? "Виктор Кин и многие его товарищи … погибли в 1937 – 1938 годах во времена культа личности" (Там же).
Война, неужели та, которую они сами когда-то и начали?
Пограничные войска, авангард, поэтому должны погибнуть? Неужели их авангардная роль – проложить дорогу культу личности, а потом быть списанными, как обычный расходный материал?
Разумеется, с этим они никогда бы не согласились.
Но что меняет их согласие или несогласие?
"Тысячи людей готовили революцию, работали для нее, как бешеные" (Гладков, с.225).
Поколение Кина стояло на плечах гигантов. Действительно гиганты, иначе бы не смогли создать столь громадные военные бюджеты. Ирония (или хитрость?) истории: военные деньги открыли дорогу революции (и уж сущий кошмар, германские деньги открыли дорогу русской революции). А профессиональные революционеры тем временем готовили себя к войне, твердили, что это будет самая справедливая война. И, конечно, последняя война.
Стоит лишь разрушить старый мир, уничтожить его носителей.
Им и в голову не могло прийти, что возникнет новая социальная лестница, на ступеньках которой может бушевать другая война. Мировая война была превращена в войну гражданскую. Гражданская война открыла дорогу к созданию новых военных бюджетов. Те, дореволюционные, рядом с этими новыми бюджетами казались несерьезными, разве можно с такими деньгами замахнуться на всю планету.
Где наш «безмерно уставший бригадир», рубит
Где «необыкновенное поколение», увеличивает дистанцию.
К поколению Кина вполне применима ленинская формула (если слегка перефразировать): почему мы не могли сначала перенять такие предпосылки цивилизованности, как теория диалектики, а потом уже начать движение к мировой революции. Тем самым, оно, поколение, открыло дорогу новым людям (в этом его историческая роль?).
Иначе говоря, в очередной раз нашлись люди, которые, в очередной же раз, поставили перед собой ту же задачу: «места», мы должны занять эти места.
Откуда пришли эти новые люди, почему они смогли занять «места»?
Новое российское время, более узко – 1999-й. Игорь Ефимов приводит интересные данные.
"За десятилетие, предшествовавшее Большому террору, в России наблюдается неслыханный рост числа людей, получивших более или менее сносную подготовку к управлению хозяйством индустриальной державы. С 1926 по 1937 год количество научных работников возросло на 570%, инженеров и техников – на 470%, агрономов – на 390%, работников культуры – на 500%" (Ефимов, с. 229).
Общее число специалистов = 9,5 миллиона человек.
В России всегда наблюдается неслыханный рост чего-нибудь. Не специалистов, так олигархов.
Конечно, Виктор Кин – это его поколение начало марш по социальной лестнице (= получение высшего образования + карьера) в 1926 – 1928 годах. Сам Кин учился в ИКП – в 1928 – 1930 годах.
Были поставлены фильтры.
Всех классово чуждых "просто не пускали в вузы и на рабфаки" (Там же). А если работают фильтры, идет отбор. И этот отбор "выделял самых способных, самых энергичных, самых смышленых. То есть давал возможность проявиться врожденному неравенству" (Там же). Неравенство, заложенное самой Природой (отменить бы заодно и Природу, но где тогда жить).
И вот это, естественное неравенство, стало принимать вполне зримые формы. Хозяева знаний (термин Игоря Ефимова) как будто стали выше ростом (неужели начали расти?) – они "сильно превосходили средний уровень, включая и партократию, по своим знаниям и умственным способностям" (Там же).
Молотов + Каганович = прекрасный пример от партократии.
Знания + Способности = Социальный лифт.
Пролетарское происхождение, красноармейский стаж – стали забываться, отходить на задний план. Даже партийный билет (+ партийный стаж) не гарантировал победный финиш. Такие, как Онисимов, с дореволюционным стажем, – счет идет на единицы, пусть даже десятки (идея Ленина «одним ударом удесятерить наш государственный аппарат» оказалась бессмысленной).
Восхождение = Лифт + Фильтр + Отбор.
Но отбор и в том, что нужно вникнуть, освоить, выдержать напряжение учебного процесса.
И здесь никакого стартового равенства нет, напротив, на старте четко выраженное неравенство способностей. Со способностями вынужден был считаться и проклятый царский режим: "Разве Шаляпин, сын мелкого канцелярского служащего, не был учеником у сапожника, токарем и переписчиком бумаг?" (Анненков, с.5). Выходцы из низших слоев, как они себя ведут? "…Горький в частной жизни был человеком, не лишенным своеобразной изысканности, отнюдь не чуждался людей совершенно иного социального круга и любил видеть себя окруженным красавицами актрисами и молодыми представительницами аристократии" (Там же, с.6).
Глянул бы Челкаш на своего любимого писателя.
Еще немного, и естественное неравенство закрепится в социальные формы.
"…мы видим его безжалостно преследующим лучших (курсив автора – В.Л.): лучших крестьян, лучших инженеров, лучших ученых, лучших командиров, лучших композиторов, лучших писателей…" (Ефимов, с.232).
Его = Сталин.
А те, преследуемые? Еще вчера он был инженером. Или профессором. Или журналистом. Разговаривал с Фордом. Разгуливал по Риму. Любовался Парижем.
А сегодня все пришло в движение.
Если сгинула тысяча "профессоров, завлабов, председателей, генералов, то наутро уже десять тысяч человек, стоявших ниже по служебной лестнице, поднимутся один за другим на следующую ступеньку, получат…" (Ефимов, с.229).
Вот он, лифт-то! И потянулась цепочка: "…тебе внезапно предлагают занять место твоего начальника, огонек радости в душе вспыхивает безотказно. … А на твое освободившееся место тут же продвинется другой. А на его место – третий. И цепочка радостных огоньков постепенно сольется в ручеек, в реку…" (Там же). И сколько же таких огоньков вспыхнуло.
Как там говорил Кин?
Пучок отделов расходится из одного центра, привязывая служивые души к этому центру, намертво. Но бывает, этот пучок работает и в обратном направлении (как насос), стягивая радостные души поближе к центру. Поближе к власти, сгрудились малые (= посредственности), тесно.
Цепочка = Социальный лифт.
6.
Душа, чья душа?
Кин + Коллеги из его поколения = Уверенность сильного ума.
А что на другом полюсе? Инстинкт + Страсть. Одна из сильнейших = Революционная страсть.
По российской привычке – персонификация, в данном случае, полюсов: на одном полюсе, конечно, столь яркая фигура Троцкого, на другом, сухорукая фигура Сталина. Семинарист, не доучился. Писал стихи, не состоялся. Командовал войсками, бездарно. Троцкий и Сталин, оба прошли большую школу. Но то были разные школы: "…Троцкий не обладал теми важнейшими знаниями, которые дает только одна школа – школа унижения" (Ефимов, с.231).
До чего любят наши начальники унижать подчиненных.
"…советский опыт обнаруживает одну из своих отличительных черт: свою нерасторжимую связь с некой фундаментальной иллюзией (курсив автора – В.Л.)" (Фюре, с.13).
Когда все началось?
Для тех, кто готовил революцию (60-е), социализм (= идея) был надеждой.
Для поколения Кина уже не надежда, реальность ; построение себя в этой реальности, еще одна надежда.
Эта надежда связана с особой иллюзией, имя ей – Необходимость. Выше звучало – печальная необходимость. И одна печальная необходимость во времена поколения Кина состояла в том, что это время определяла не только Молодость, но и Старость. Партийная, но Старость. Как далеко уходили корни этой Старости.
Чтобы существовать коммунистическая идея должна постоянно освобождаться от неравенства.
Но каким образом можно осуществить равенство на Земле?
Если Природа сразу делает нас неравными?
1863-й, те далекие 60-е.
Владимирская губерния, село Иваново.
Веселый смех и говор, сотни голосов подхватывают песни, водят хороводы. Многолюдье, как будто все 15 тысяч обывателей, население Иванова, собрались на праздник. Еще бы, русский Манчестер посетил наследник престола, он знакомится с наследством. Кто бы выделил в толпе "тщедушного, узкоглазого, насупленного юношу – Сергея Нечаева" (Давыдов, с.269), не интересно.
Ему пятнадцать лет.
Затем обычная колея. Самообразование, учитель, впрочем, был замечен (приятель дивился памятливости, отмечал дремучее). Нужен аттестат зрелости. Поехал в Москву, там приступил, завершил в Петербурге. Успешно сдал "экзамены за гимназический курс" (Там же). В 1866-м – учитель. Приходское училище, скромный мундир.
Сохранились наблюдения:
"…в спорах старается какими бы то ни было уловками унизить противника; диалектикой он обладает богатой и умеет задевать за самые чувствительные струны молодости" (Там же, с.272). Струны души? – правда, честность, смелость, на чем стоит молодость. Но есть и другая сторона: "…не терпит людей равных, а с людьми более сильными сурово молчалив и старается накинуть на этих людей тень подозрения" (Там же).
Провокация – оружие слабых? Нет, просто не стесняется в средствах.
Где начинается равенство?
"Он часто заговаривал о социальных вопросах и ставил коммунизм как высшую идею" (Там же, с.273). А как быть с "естественным неравенством человеческим сил"? Высказывался туманно: "…возможна юридическая система, которая бы заставила людей быть равными" (Там же).
умел заставлять и тогда?
Скорее подчинять, уже тогда Нечаев = Деспотизм + Самолюбие.
В качестве же наиболее характерной черты писателем выделяется: "…вот эта корневая, кряжевая народная мечта не о равенстве, а об уравниловке, которое не грех и силком внедрить, как картофель. Нельзя не признать, что мечта эта осуществилась наиболее полно и выразительно в системе ГУЛАГа" (Там же, с.273).
его первые шаги?
Разумеется, среди молодежи, студенческая среда.
1868-й. Агитировал, предлагал крайние меры. Вплоть до баррикад.
Тут-то Нечаев убедился: трудно быть лидером без легенды. Легендарность в России позволяет повелевать душами. Принялся за создание легенды. Проявил подлинное новаторство (для тех лет): "Нечаев-то, оказывается, бежал из крепости! Это уж было геройством неслыханным" (Там же, с.276). Сам Нечаев и запустил утку, газеты разнесли.
Дальше Бакунин, Огарев, Герцен. От Герцена получил средства на ведение борьбы.
Далее известное, создание нелегальной организации.
Вся организация – пять человек, но организационный маховик запущен: "…охватить всю Россию крепко спаянной сетью ячеек, растущих в геометрической прогрессии, и железной дисциплиной, подчиненной таинственному центру. По приказу из центра в один прекрасный день вся страна сразу переходит к будущему строю" (Короленко. Цитирую по: Давыдов, с.282).
Вся страна, все в строй, строем – в будущее. Конечно, нашелся (= не подчинился) "предатель".
Последовала расправа.
А сколько человек был в группе «Освобождение труда», 1883-й? Тоже пять.
1928-й, Кин поступил в ИКП, а кроме него? Тоже пять, Кин – шестой.
7.
"История, конечно, не мерится днями, но она немыслима без каких-то судьбоносных календарных границ" (Вайль/Генис, с132).
1869-й, переломный год (вернее, период 1869 – 1871) в истории России.
Некоторые современники, видимо, что-то ощущали. Тот же Достоевский: "Осенью 1869 года писатель жил за границей, в Дрездене. Читая газеты, а он читал их насквозь, Федор Михайлович заключил, что в Петровской академии вот-вот вспыхнут политические волнения" (Давыдов, с.286).
Кто-то ужаснулся.
А кто-то воспрянул духом, «берет на себя великое дело» (Там же, с.293)
И какое же это дело? Создание «самостоятельного коммунистически организованного общества».
"И Вильгельм, и любой социалист, оба понимают, что мир неорганизован и что организовать его надо силой" (Эренбург, с.72).
То был триумф молодости
Впервые молодость продемонстрировала философию действия именно как действие. Старые бунтари, Огарев и Бакунин? "Не восторгаясь, все же испытывали скрытую оторопь перед тем, кто «отворил кровь». Правду сказать, и в этой оторопи было что-то близкое восторгу перед «сильной личностью»" (Давыдов, с.293 - 294). Еще бы, молодой революционер = живая Россия, "без которой мы давно бы выдохлись" (Там же). А ведь всего-то: ради России.
Должно быть, отсюда восхищение молодым революционером.
Потянулась линия действия, далеко – к еще большому действию.
Следом рождалось еще большее восхищение. Можно ли это считать развитием? Впрочем, что о развитии, начинался долгий путь. Возник новый (одновременно старый) образ России.
Россия = Страна, пролагающая путь. Чем не ЛИЦО?
При этом лицо действующее.
Чтобы иметь одно лицо, нужно иметь два полюса: иначе, где поместить это лицо.
Как же большевики вышли из положения?
Они нашли другое, вражеское лицо. Два лица = два полюса = биполярный мир.
Некоторые итоги
1.
Очень печально, но из штанишек нельзя выпрыгнуть.
Можно только вырасти.
Буржуа = Символы + Досягаемость + Богатство.
Из символов: Свобода = Улучшать свое существование = Свобода личного предпринимательства + Свобода пользования приобретенными благами (Фюре, с.22).
Чем одержим буржуа?
Увеличить дистанцию = расстояние, отделяющее его от всех прочих индивидов. От всех! Разумеется, речь идет о социальном расстоянии – его увеличение достигается увеличением богатства. Буржуа утверждает себя через «восхищение, зависть, ревность» (Там же).
Социалист = Страсть + Ненависть к буржуазии + Господство.
Из понятий: Буржуазия = Точка отсчета.
Гражданин не буржуазного общества – изолирован от других, как же он связывается с прочими? Через «Высшее существо» (если вспомнить Робеспьера). Через Центральное правительство, которое определяет меру его работы. И, разумеется, меру потребления.
Чем одержим социалист?
Конечно, общим благом. А кто знает, в чем заключается это общее благо? Конечно, первый социалист (таковой найдется всегда). И достижение общего блага предполагает построение совершенного общества (общее благо = совершенное общество?). А если конечная станция достигнута? Далее наступает блаженный покой. Разумеется, провозглашается не покой, а социальная устойчивость, стабильность, бескризисность.
Нужна онтология,
Для буржуа – зависимая от отдельных людей. ; Как выявить политическую волю?
Для социалиста – независимая от отдельных людей. ; Как навязать политическую волю?
2.
Начиная с 60-х годов 19-го века.
Революция (= преклонение перед Революцией) обрела какой-то бесконечный характер. Далее в 20-м веке рядом появилась Катастрофа. Или даже так, перманентная катастрофа: "…страна в течение десятилетий живет в состоянии перманентной катастрофы" (Кырлежев, с.273). Может ли быть по-другому? Перманентная революция (= если тысячи людей готовят революцию на протяжении десятилетий) – рано или поздно эта деятельность перейдет (= породит) в перманентную катастрофу.
Один полюс без другого не бывает. И если кто-то раскачивает маятник, упорно толкает его к одному полюсу, то когда-нибудь маятник качнется к противоположному полюсу.
Путь «Революция – Катастрофа» сопровождали два образа: Дон Кихот и Демон-богоборец.
Ближе к концу 19-го появился еще один образ – Антихриста.
Там, где состоялось начало, а Нечаев и стал таким началом, всегда завязываются два процесса.
Скажем, "жареная индейка несовместима с советским строем" (Войнович, с.171). Первый процесс, понятно, возникновение и упрочение самого советского строя. Подробности у Войновича, мне же, в данном случае, нужен общий вывод писателя: "…культовое восхваление одной личности непременно сопровождается принижением других" (Войнович, с.168).
Пример Солженицына: поклонники вознесли и оберегали.
Тут же пинали несогласных, среди которых пребывал и Войнович: "В литературе есть иерархия, и, критикуя кого-то, я должен помнить, кто я и кто критикуемый" (Там же, с.139).
Если появляется революционное ЦК, то появится и Азеф/Малиновский.
Если есть Николай II (или Ленин), то будет и Столыпин (или Сталин).
Если есть Ленин (или Сталин), будет и Дзержинский (или Берия).
Вот уж, действительно, железная закономерность.
Хочешь быть наверху? Или возвышайся, или принижай.
Должен возвыситься, ведь он (= Нечаев) не выносил людей равных, рядом. И вдруг какой-то Иванов отказывается "расти вниз", не хочет уменьшаться. Да, требуется радикальное решение, хотя бы уже потому, что Сам готов к такому решению. Тем самым, он будет вознесен высоко над сподвижниками. Ох, как высоко.
Два противоположных процесса.
Можно пойти на компромисс. Но можно пойти на резкое обострение отношений. Раскол. Раскол за расколом. В конце – прошедшие сито (= фильтр) отбора. Нечаев лишь начал этот процесс отбора, еще не было в стране соответствующего опыта. Что ж, первый опыт состоялся.
Дальше потянулась линия, линия накопления опыта.
Много позднее, когда Ленин писал «Письмо к Съезду», был уже не просто большой, громадный опыт. Да, конечно, рабочих от станка. Побольше, несколько десятков, а то и сотню, состоится большинство. Оно будет делать то, что я скажу. А я велю выбросить из ЦК этих, распоясавшихся вождей.
3.
Цикл, связанный с развитием коммунистической идеи в 20-м веке обычно начинают с 17-го:
"…историк коммунистической идеи в нынешнем веке может быть в данный момент уверен, что имеет дело с завершенным циклом современного политического воображения, цикла, начатого Октябрьской революцией и закрытого распадом Советского Союза" (Фюре, с.14).
То есть с 1917-го по 1991-й = 74 года.
Понятно, в 17-м завершился предшествующий цикл.
Природа Октября? Мое мнение – это действительно революция, то есть возвращение.
Страна вернулась к ранее пройденным этапам социальной эволюции (= вспять, к началу социальной эволюции), зачем? Чтобы начать совершенно новую эволюцию; как тогда любили говорить, пролагать новый путь. Для всего человечества. Вести за собой, по этому новому пути, все человечество. Россия претендовала на то, чтобы стать «воплощением будущего».
Соответственно, события конца 1991-го – путч, распад СССР, приход к власти клана Ельцина – это контрреволюция. Не возвращение, а переход к следующему этапу развития + Попытка вернуться на путь обычной эволюции (снова догнать и перегнать?). Я бы сказал даже так: возвращение к нормальной российской истории, ее продолжение.
Видимо, начинать новый путь человечество не умеет иначе, как возвращаясь к началу.
Радикально новый путь – возвращение к начальным, исходным точкам развития.
Случайно ли Сталин называл Грозного учителем?
Что касается цикла развития коммунистической идеи,
На мой взгляд, этот цикл начался гораздо раньше, в 60-х годах 19-го века.
Россия – Запад, именно в этот период совершились два великих освобождения (= ликвидация рабства). Я выделяю даже, речь уже о России, конкретный год – 1869-й. Но точнее брать, в качестве исходной точки, не конкретный год, а период = (1869 – 1871). Прологом этому переломному периоду послужили Крымская война и Великая реформа 1861-го года.
В (1989 – 1991) Россия вступила в новый цикл, который завершится примерно в (2055 – 2057).
4.
И последнее,
"…движение частиц, составляющих общество, сотрясает его и толкает вперед" (Фюре, с.23).
здесь нужно уточнить лишь один момент: да, движение частиц сотрясает общество, толкает его. Но вовсе не обязательно вперед. Развиваются сразу два процесса: частицы толкают общество вперед и назад (или хотя бы тормозят).
Эпоха Брежнева началась новыми словами: Мир входящему. Этот входящий = Человек советский, носитель равенства + высшей справедливости. Кто бы ни был вокруг него, он считает «всех этих людей равными себе» (Пихоя, с.292). Наш человек, достойный хорошей спокойной жизни.
Оставалось еще сказать: До свидания, попрощаться с Уходящим.
Уходил человек революции = сама Революция? Его жизнь представляла собой сплошной подвиг.
Если не Каховка, то Магнитка. Если не Магнитка, то Целина. Если не Целина, то БАМ. Он уходил, оставляя памятники, один больше (= выше) другого. И сам, оставаясь памятником, уходил на страницы книг, на экраны телевизоров, в рассказы ветеранов. Революционное горение (= нетерпение) превратилось "в тщательно оберегаемый пепел" (Вивьен, с.52).
Но где же преемственность?
Кто-то должен же остаться, нашелся такой человек – Человек аппаратный.
"Она так привыкла к понятию «партийная касса», что всякие деньги считала партийными…" (Катаев, с.137).
А поколение Кина, оно-то, почему попало в мясорубку?
Я смотрю на него, насмешливость лезет в глаза. Возможно, репрессии обрушились на тех, "кто имел малейший шанс посягнуть на самодержавие Сталина" (Рапопорт, с.345). Но кто, неужели, такие преданные большевики как Кин? Может быть, все проще, и репрессии были «средством обеспечить рабочую силу», для бешеной индустриализации? И террор обеспечивал принудительный труд (= рабство) в столь же бешеных масштабах.
История потекла назад?
Нет, конечно, История = Время, течет вперед.
Но перед этим История постаралась. Когда был срезан тонкий слой старой цивилизации, вылупился воинственный птенец = пришелец из древних времен. Этот птенец обозначил собой начало иной цивилизации (так полагали отцы-основатели). Далее, действительно, двигаться можно было лишь вперед. К рабству + крепостничество, затем античность (= Оттепель), затем первоначальное накопление.
"Кто такой Сологуб? Старый писатель … везущий с собой за границу злобную сатиру под названием «Китайская Республика равных»" (Источник, 1995, № 2, с.39 – 40).
Да, Ленин не зря стремился ликвидировать помещиков + капиталистов + белогвардейцев.
Дворяне + Белоэмигранты + Старая культура.
Энтузиаст террора, он делал упор на учет и контроль, всенародный.
Заменил управляющих рабочими, потом вернул этих рабочих к молоткам и верстакам. Бешено насаждал комбеды, в деревне, потом столь же бешено их разгонял. Продразверстка = Хлеб. Разверстали по фабрикам и заводам = Коммунистическое производство и распределение. Он торопился к однородной общности, к однородному обществу. К обществу, образованному массой (точнее, массами).
Управляющая партия + Масса.
Туда же гнул и Сталин. В деревне поднялись кулаки, в городе размножились специалисты.
Срезать, всех поднимающихся над массой. Вождь действовал целенаправленно, нужно однородное общество. Общество представленное массой, вернее массами. Единственный вождь (= Владелец душ) + Масса. Или, несколько иначе, Абсолютная душа (= Персонифицированная власть) + Внешние тела (фактически они сливались в единое внешнее тело). Или, если перевернуть,
Человеческие тела + Внешнее сознание (= единственное сознание над всеми).
Литература:
1. Айхенвальд Ю. Дон Кихот на нашей почве // Искусство кино, 1990, № 10.
2. Анненков Ю. Дневник моих встреч. – М.: Захаров, 2001.
3. Антонов М. Капитализму в России не бывать! – М.: Яуза, Эксмо, 2005.
4. Валентинов Н. Неизвестный Ленин // Демократическая газета, 1991, № 8.
5. Варга Е.С. «Я умру в печали» // Политические исследования, 1991, № 2.
6. Вивьен Л. Что такое лицо театра? // Театр, 1956, № 1.
7. Вишневская И. Проза и поэзия времени // Театр, 1968. № 11.
8. Войнович В. Портрет на фоне мифа. – М.: Изд-во Эксмо, 2002.
9. Гладков А. Виктор Кин и его время // Новый мир, 1965, № 11.
10. Гэлбрейт Дж. Урок и для нас // Проблемы мира и социализма, 1990, № 6.
11. Давыдов Ю. Победитель // Континент, 1995, № 4 (№ 86).
12. Катаев В. Трава Забвенья. – М.: Вагриус, 2007.
13. Кин В. Лилль. Из неоконченного романа о первой мировой войне // Новый мир, 1963, № 1.
14. Короленко В. Письма к Луначарскому. – В кн.: Свободы вечное преддверье. – Л.: Худож. Лит., 1990.
15. Курганов И. Победа меньшинства // Искусство кино, 1990, № 9.
16. Кырлежев А. К «вопросу» о нравственном оздоровлении общества и привлечении для этого Бога // Континент, 1995, № 3 (№ 85).
17. Ленин В.И. Избранные произведения. В 4-х т. Т.4. – М.: Политиздат, 1985.
18. Медведев Р. 80 лет русской революции // Свободная мысль, 1997, № 9.
19. Пайпс Р. Русская революция. Часть вторая. – Москва. Росспэн, 1994.
20. Плимак ЕГ., Пантин И.К. Драма российских реформ и революций (сравнительно-политический анализ). – М.: Издательство «Весь Мир», 2000.
21. Радзинский Э. Кровь и призраки русской смуты. – М.: Вагриус, 1999.
22. Рапопорт А.Б. Три разговора с русскими. Об истине, любви, борьбе и мире. – М.: Прогресс-Традиция, 2003.
23. Селюнин В. Истоки. Н. Шмелев. Авансы и долги. – М.: Правда, 1990.
24. Стреляный А.И. Ваши письма на «Свободу». – М.: Время, 2000.
25. Фюре Ф. Прошлое одной иллюзии. – М.: "Ad Marginem", 1998.
26. Хрущев Никита Сергеевич: Материалы к биографии. – М.: Политиздат, 1989.
27. Шмелев Н., Попов В. На переломе: перестройка экономики в СССР. – М.: Изд-во АПН, 1989.
28. Эренбург И.Г. Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников. – М.: Эксмо, 2008.