Я что хочу сказать. Я хочу сказать, что чертовски несправедливо мир устроен. Пашешь, пашешь всю жизнь, как проклятый, а что взамен? Всех радостей у тебя – баня раз в неделю, заначка на завтрашнее пиво да супруга, храпящая под боком. И никакого прижизненного за доблестный труд монумента. И даже бюстишка на родине предков. Разве только надгробный памятник на могиле. Так от него какая радость? Тоска одна.
Конечно, про новых наших сограждан речь не идет. Эти себе хоть медного, хоть бриллиантового всадника к именинам могут сварганить. Я толкую о простом смертном токаре-универсале или, допустим, журналисте местного масштаба. Если в былые времена они по случаю всенародного юбилея еще могли о медальке за доблесть или даже ордене Дружбы народов помечтать, то теперь…
Хотя бывают, представьте себе, исключения. Редкие, но случаются. Как, например, со мной.
Случилось мне однажды находиться по служебным надобностям в не столь отдаленном городе К. В командировке, то есть, по заданию редакции. Ну, что надо было, я исполнил, интервью и беседы на диктофон записал и, трогательно распрощавшись с кем положено, навострил лыжи домой. Точнее сказать, на вокзал. Поскольку редакция наша по бедности собственных кор-респондентов транспортом не баловала, и они без всякой солидности мота-лись туда-сюда, как бог на душу положит. Где на халяву, автостопом посча-стливится, где зайцем прошмыгнут, а чаще – как рядовой российский пассажир, за свои кровные, без всяких льгот. Но с надеждой на последующую ко-гда-нибудь оплату в редакционной кассе.
И вот двинул я на своих-двоих к вокзалу, а точнее, к платформе и на полпути к ней такой меня вдруг хватил раздобар! По-нынешнему – энурез. Ну, прямо моченьки нет.
Невольно ходу наддаю, чтобы до платформы успеть. До родной электрич-ки еще минут сорок оставалось, а при платформе, я полагал, должно быть что-то для отправления нужд человеческих. Гоношу, конечно, сторожко, что-бы груз не растерять; на лбу испарина, дрожь в коленках.
Прибегаю, значит, к платформе и там, позади билетных касс обнаруживаю такое, что ни в сказке сказать, ни пером накропать – для Змея Горыныча нужник. Без окон и дверей сооружение в виде эшафота. А вокруг по тропинкам народ фланирует – кто с козой на веревке, кто с авоськой, а кто, запрокинувшись, пиво тянет из бутылки. Но я же еще стыд не потерял.
Гляжу, на той стороне, за железной дорогой перелесочек спасительно зеленеет. Не густой такой, насквозь проглядывается, но все-таки. И махнул я через пути с двумя платформами и оградами, как рысак орловской породы на конкуре. А вдогонку слышу: «Ты что, как судорога, прыгаешь?!» Я еще оглянулся – это не меня, оказалось. Бабка козу свою от кустов оттаскивает.
И все-таки к финишу я припозднился, не сдержал. Хорошо еще, дождичек легкий накрапывал, и я в том перелесочке бочажинку обнаружил и привел себя в относительный порядок. Но уж что до запаха, то в случае чего скажу, что по местным фермам ходил, надоями интересовался. Хотя настроение… можете себе представить. И тогда же, уже в электричке я в сердцах настро-чил опус под названием «Там, где кончается порядок, начинаются РЖД» и по приезде домой отправил в редакцию. Не свою, а газеты «Гудок».
Нынче, вы знаете, пишут все кому не лень – по поводам и без. Темам несть числа и – никакой реакции. А тут, представьте себе, буквально через неделю после той коллизии несет меня нелегкая, то есть электричка в гу-бернский центр, в редакцию. Сижу себе у окошка, русским пейзажем любуюсь, и вдруг…
Верить ли очам своим? У знакомой платформы, чуть поодаль от билетных касс является голубое чудо. «Лунная соната» на два посадочных места с литерами «М» и «Жо». Только не обозначено было, кому сей мону-мент вознесен. Но я-то, сердешный, знаю. И это так меня согрело!
И с тех пор, всякий раз проезжая мимо платформы К, я любуюсь нерукотворным чудом сиим и шепчу про себя заветное: «Я памятник себе воз-двиг…»