Пустяк

Виталий Кочетков
Памяти Юрия Казакова


Город был такой маленький, что его обслуживала одна единственная проститутка.
     А звали её Нюра. Она окончила школу с золотой медалью, намеревалась поступить в МГУ, но тут пришла беда: мама перенесла инсульт и теперь лежала дома беспомощная как ребёнок. Работы в городе не было, вот и пришлось идти на панель.
     Клиенты звали её Нора или Норка - даже те, кто никогда не читал Воннегута. Она не обижалась: люди - дураки, что с них возьмёшь? Машку, например, прозвали Зассыхой только потому, что она вышла замуж за Сухова. Гостей Нюра принимала на дому, плотно затворив двери, и каждого клиента просила: "Пожалуйста, потише - у меня мама больная". Понимала ли мама, что происходит в соседней комнате? Наверное, понимала - звуки любви порою так откровенны.
     Почти год Нюра шарахалась от знакомых, но больше всего на свете боялась встретить любимую учительницу. Боже мой, как она гордилась мной! как уважала!
      Приезжали к ней круглые мальчики, предлагали крышу при условии, что она выйдет на трассу, но, увидев парализованную мать, отступились: "Оно, конечно, с медалью ты была бы на вес золота. Ладно, сестричка, работай, только из люка не высовывайся".
     А конкуренток у неё не было, и не потому, что женщины стыдились заниматься этой разновидностью малого бизнеса (куда уж меньше?), а потому что мужчины стали прижимисты и не желали платить лишнего. Да и за что, спрашивается? Вот, если б в город пожаловали мулатки - внучки вождей Кубинской революции, или жгучие испанки, подпаленные инквизиционным прошлым, или индианки с кровавыми мишенями во лбу - тогда другое дело - экзотика! А так - неинтересно, скучно... 
     Весной зачастил к ней один обстоятельный мужчина, образованный и деликатный, и вроде бы не пьющий, но - без гроша за душой, в чём честно признался, когда в первый раз напросился в гости.
     - Самое демократическое существо на белом свете - проститутка, - сказал он. – Но и она без денег ни за что не даст. Так?
     - Нет, не  так, - возмутилась Нюра и открыла ему кредит. Прошёл месяц, второй, а Николай, так звали этого халявщика, всё не расплачивался. Ходил регулярно, приносил полевые цветы - васильки там всякие, ромашки, колокольчики, и даже обещал жениться. Нюра верила и не верила, на всякий случай вела скрупулёзный учёт, но иногда сердце замирало от страха: а, вдруг, не врёт? и что тогда? ещё один нахлебник?..

Грозовые тучи долго и нудно рекламировали свои возможности. А потом уже обманутые дачники и горожане долго и нудно крыли их последними словами. Дождь не сподобился, и Нюра пошла на почту. Там ей вручили долгожданное письмо от Верки Сидоркиной, лучшей подруги её, которая на всю жизнь, а, может быть, и после смерти, ведь никто не знает кто там - за горизонтом, наши или залётные, с моторчиком. Решила не читать: Верка - мастер эпистолярного жанра. Её послания нужно смаковать, желательно под сурдиночку. Надо посмотреть, что это такое - сурдинка.
     Верка (серебряная медаль) поступила на филфак Московского университета. В свободное от учёбы время работала стриптизёршей. Взяла себе псевдоним Шестова, а сценическое имя - Львица. "Всем интересующимся, - писала Верка, - говорю, что прихожусь внучкой знаменитому русскому философу. Верят, идиоты".
     Долгое время Нюра скрывала от подруги, чем занимается, потом набралась храбрости и сообщила: не я, так другие расскажут - свет не без добрых людей.
     "Панель, конечно, не паперть, а всё равно стыдно, - написала тогда Верка. - Но ты не расстраивайся  - мало ли что в жизни бывает. Один мой знакомый говорит: "Тот не мужчина, кто не падал лицом в грязь. Важно, чтобы это не вошло в привычку".  А чем мы, женщины, хуже? Вот, написала "женщины" и так тошно стало, хоть вой". А ещё она прислала DVD-диски с порнухой - пособие: "Это, чтобы ты оттачивала важнейшее из искусств, а то, что оно древнейшее, вне всякого сомнения"...
     Нюра зашла в магазин. Прошлась по залу. Взяла молоко, творог, сметану. Что бы ещё купить вкусненького? Продавщицы знали её и, переглядываясь, брезгливо поджимали губы.
     - Нет мужчин в городе, - сказала одна из них, когда Нюра подошла к кассе. - Нету - хоть плачь.
     В этот город когда-то ссылали гомосексуалистов. Тут их обращали в истинную веру, убеждая, что каждый пол, в сущности, противоестественный. Местные жители, проще говоря - аборигены, с такими выводами не соглашались. "Нет, - говорили они, - пусть сначала определят, что это такое - недуг, разврат или ещё какая-нибудь напасть на генетической почве, с которой нужно бороться всем миром, а мы потом решим, как нам обходиться с этими командированными". А так как специалисты в области педерастии не смогли придти к общему мнению (согласие, как известно, венец примитивной эволюции), то аборигены относились к ссыльным безрадостно, можно сказать, враждебно. Да, тяжко гомососам в маленьких городах, никто не спорит. Но вот наступили новомодные времена, и они потянулись с окраин по направлению к культурным центрам - в гомополисы. Покинули и этот город - а мнение о местных мужиках оставили - аспиды!
     "Не правда!" - хотела крикнуть Нюра, но промолчала, побоялась, что её поймут превратно - сообразно профессии.
     - Ну почему же нет? - удивилась вторая продавщица. - Очень даже есть. Мне вчера подвернулся один, охочий - жуть! Китаец. Я ему миску риса навалила - после праздников остался - так он не знал, как выразить мне свою благодарность - искрутился весь, извертелся...
     - Да я не для сексу, - жалобно сказала первая продавщица. - Я - для замужества...
     Нюра вышла из магазина и опять захотела прочесть письмо, и опять отложила эту радость на потом. Отложенная радость - это ведь целый капитал, не так ли?
     В последний раз Верка писала, что познакомилась в стриптиз-клубе с наследным принцем какого-то княжества - то ли в Полинезии, то ли в Микронезии, то ли вообще где-то в Малайзии. "Он поклонник моего таланта и зовёт меня с собой на родину. Обещает жениться. Как, по-твоему, согласиться или подождать другого более выгодного предложения?"
     "Какая ты счастливая! - ответила ей Нюра. - Как я тебе завидую! Уехать в дальнюю страну, пусть даже недоразвитую - какая русская девушка не мечтает об этом? Особенно в моём положении - надеюсь, ты меня понимаешь. А здесь всё по-прежнему. Наш город когда-то был красным, потом голубым (помнишь песенку про голубые города?), а теперь он серый, замызганный. Тошно мне, Верочка, сил нет. Так хочется счастья. Я и стишок написала - про него: "Счастье - маленький пустяк, отраженье солнца в луже. Почему же всё не так? Всё не так - и даже хуже?"

У подъезда её ждал Николай. Он взял у Нюры пакет с продуктами и сообщил:
     - На магазине с вывеской "Русская водка" повесили ещё одну: "Second-hand". Как, по-твоему, может быть водка из вторых рук?
     Они поднялись в квартиру, и она плотно затворила дверь в спальню. Минут через десять или пятнадцать - никто из них не считал - Николай закурил и сказал сытым голосом:
     - Марина Цветаева писала: "Если б я заделалась проституткой, то в последнюю минуту, когда надо получать деньги - с видом величайшего равнодушия и чуть смущённо - говорила бы: - Ради Бога, господа, не надо. Это такой пустяк!" Словно про тебя написала.
     - Не про меня, - сказала Нюра. - Вы деньги принесли?
     Николай ничего не ответил. Встал, оделся и только потом огорошил:
     - Денег нет и не предвидится. Как человек порядочный, я должен был бы на тебе жениться, но я - непорядочный и к тому же женат.
     И был таков. А Нюра зашла к маме.
     - Слышала?
     - О чём ты, деточка? Я ничего не слышала, - как-то очень поспешно ответила мама.
     Тут Нюра вспомнила про письмо и, уединившись, вскрыла конверт. Верка писала, что принц оказался не принцем, а торговцем живым товаром. "Его давно уже разыскивал Интерпол, а вчера задержали в аэропорту, когда он собирался улететь в одну из недоразвитых стран. И вот я думаю: да ну её в баню - эту Микронезию! Чтобы в эту микру пролезть, надо машинным маслом обмазаться или солидолом - брр... Я домой хочу - к маме и тебе. По ночам мне снится наш маленький город, и знаешь кто?.. Васька Маточкин! Как он там? Помнит меня? Ждёт? Или женился на ком? Если женился, я ему башку отвинчу, как электрическую лампочку. Приеду и отвинчу - так и передай ему, ладно?"
     Нюра покормила маму и села писать письмо Верке. "Васька тебя ждёт. И никто другой ему не нужен. Я видела его недавно, но поговорить, как следует, не удалось".
     Ваську Маточкина привезли в цинковом гробу и неделю назад со всеми воинскими почестями похоронили на городском кладбище. Знать об этом Верке не обязательно. "Мало ли кто кому приснился?" - подумала Нюра и легла, свернувшись в клубочек.  И привиделся ей сказочный принц с длинным-длинным удом и таким же рублём. А на поверку выходило, что он скряга и жлоб, мечтавший о Золушке только для того, чтобы покупать ей обувь в "Детском мире".
      Проснувшись, Нюра плакала.

2006