Предание в православии и протестантизме

Сегодня частичное возвращение к Преданию для консервативно настроенных лютеран заключается не только в обращении к восточным отцам, но и в известной доле самокритики: «Верно, и отцы реформации совершали ошибки. Они предполагали остаться единственно «правыми» после целых 15 веков христианства! Человеческая слабость отразилась, например, на отношениях не только к Риму того времени, но и между самими реформаторами. Она включала безуспешные диспуты по вопросу Евхаристии Лютера с Цвингли.. Добрые намерения Меланхтона примирить католические круги с протестантскими еще до начала Тридентского собора кончились неудачей.. Реформаторы, таким образом, и сами находились в ситуации «рубежа», «перелома», «кризиса», «конфликта» (Архиеп. Барон Й. Крест и диалог. – С.462). Что ж, эти слова показывают только то, что лютеранство сохранило элементы церковности, в отличие от более радикальных общин: пятидесятники, например, не боятся быть единственно «правыми» и через 20 веков христианской истории. Епископ Барон самокритичен и экуменичен, полагая, что это и есть выход из кризиса христианства. Но, как мы видим, он сам признает, что протестанты не вывели христианство из «католического кризиса», поскольку сами находились в кризисе, т.е. они только усилили кризис. Конечно, кризис – это состояние любого христианина. В известном смысле можно сказать, что и Церковь постоянно находится в кризисе, поэтому и наступают события Апокалипсиса. Но это касается ее земной стороны, а не небесной. Православные верят, что все 2000 лет есть Церковь святых, и она не может находиться в кризисе, как не может в нем находиться Христос. Еретиче-ские сообщества отличаются от Церкви именно тем, что в кризисе находится не только их «земля», но и их «небеса»: их кризис – это кризис их святых. Барон находит положительные стороны во всех христианских исповеданиях, признавая «относительность» Истины в каждом из них. Предание любого исповедания, считает он, нельзя принимать полностью, т.е. все церкви ошибаются (конечно, в предании всегда есть «относительное человеческое», которое может меняться, но божественная истина неизменна и абсолютна, и она непрерывно присутствует в Предании Церкви. Современный румынский старец Иустин говорит по этому поводу: «Типикон - это вторично в сравнении с тем, что есть наша истинная сущность, призвание и миссия. Типикон - это человеческая, материальная вещь. Это не догма, не доктрина. Конечно, это важно, как и когда читать вечерню или тропари, или служить Божественную литургию правильным чином. Но также по-настоящему важно для нас выкристаллизовать дух жертвенности, который стоит за ними, и в самой основе этих внешних проявлений» (Поместные Православные Церкви. - М., 2004. - С.352). Т.е. для православия важно Предание не просто как административная преемственность (непрерывное рукоположение у католиков) или преемственность обрядов (как у старообрядцев), но как преемственность веры, святости, преемственность Духа Святого. Разумеется, преемственность веры не значит, что Типикон можно реформировать, как угодно. Католики реформировали свою литургию после Ватикана II, но – исходя из ложного духа «мира сего». Да, Типикон вторичен (у старообрядцев он, напротив, первичен), но его «изменяемость» должна подчиняться Преданию от Духа, а не от плоти). Но тогда это равносильно признанию того, что истинной Церкви никогда не было и нет до сих пор. Как же быть со спасением? Барон полагает, что фундаментальный принцип согласия всех исповеданий – это т.н. «теология креста», которая якобы только с Лютера начала развиваться. Но легко увидеть, что теология креста может быстро выродиться в такую же бесплодную мифологему, как и принцип «только Писание», ведь разные исповедания по-разному понимают смысл Креста и необходимость его почитания. И потом, почему только теология креста: как быть, например, с теологией славы (воскресения)? Для православных Крест мыслим только в свете Воскресения, что понимает и лютеранский теолог.