За 60 лет до Ницше немецкий философ, Гегель (также лютеранин по вероисповеданию), напишет: «Бог умер, Бог мертв – это самая страшная мысль: все вечное, все истинное не существует, само отрицание заключено в Боге; с этим связана высшая боль, чувство совершенной безнадежности, утрата всего высшего /../ «Умер сам Бог» - поется в известном лютеранском гимне; это сознание того, что человеческое, конечное, хрупкое, бессильное, отрицательное составляет сам момент божественного .. отрицание сознается как момент самой божественной природы» (Гегель Г.В.Ф. Философия религии. – М., 1977. – Т.2. – С.290, 294). Конечно, все христиане верят в то, что Сын Божий умер за нас. Смерть Бога – это не смерть Его божественной сущности, не смерть Его божественного «Я» (божественная личность неуничтожима), не смерть Его человеческой природы (иначе уничтожились бы Его Дух и Плоть), но разлучение Его души и тела. Однако у Гегеля смерть Христа, - момент природы Самого Бога, получается, что Бог умер в некотором смысле Сам по Себе, что Крест – смерть божественного в Боге, а не человеческая смерть. Отсюда несколько шагов до Ницше. Подобные тенденции продолжаются в протестантизме и поныне. Японский теолог Казо Китамори говорит о «теологии страданий Божьих»: Бог страдает вместе с людьми от их голода, болезней, жажды и т.д.; Он страдает, поскольку Его любовь терпит и превозмогает Его гнев (см. Теологический энциклопедический словарь под ред. Элвелла. – М., 2003. – С.1201-1202). Китамори так разъясняет свои взгляды: «Бог является раненым Господом, несущим боль в Себе .. Бог Отец, Который скрыл Себя в смерти Сына, является в Богом в боли. Поэтому, боль Бога не просто боль Бога Сына или Бога Отца, но боль двух Лиц, Которые по существу едины» (Цит. по изд.: Макграт А. Введение в христианское богословие. – Одесса, 1998. – С.228-229). Сходные мысли развивает и известный лютеранский теолог Юрген Мольтман: «В страстях Сына Отец Сам испытывает боль оставленности. В смерти Сына смерть приходит к Самому Богу, и Отец, в Своей любви к покинотому человечеству, страдает от смерти Сына» (там же, С.229). Весьма похоже на патрипассианство, - ересь, осужденную Церковью в 3 веке , согласно которой Отец страдает на кресте так же, как и Сын. Здесь страдания Отца и Сына различны, но страдания приписываются самой божественной природе. Никто не будет возражать против идеи, что Бог сострадает людям: какая же любовь без сострадания? Но если страдания понимаются как превращения внутри самой божественности Бога, то, что мешает сделать следующий шаг и объявить, что смерть также присуща божественному естеству? В Библии не-страдание совершеннее страдания: в Царстве Небесном нет страдания, но есть сострадание, любовь. Страдания – следствие нашей конечности, греховности, смертности, когда нас сокрушает что-то, превышающее нас. Бог же бесконечен и чужд греха, т.е. ничто не может быть выше Бога, Бог не страдает, а сострадает, и Его сострадание несравнимо глубже всех человеческих страданий вместье взятых. Совершеннейшее Существо выше страдания не в смысле его игнорирования (это хула на Бога!), но в том смысле, что Бог - внутри каждого страдания как его исцеление, как бездна милосердия, ибо Он – Любовь. Кроме того, если страдания Бога понимать аналогично человеческим, то и Его гнев придется понимать подобно человеческим эмоциям. А это уже языческие представления. Протестанты реализуют тенденции, заложенные в концепции «страдающего Бога»: Эберхард Юнгель утверждает, что через смерть Христа Бог вовлекается в «Verganglichkeit» (тленность). Дальше – «теология смерти Бога», и полное безбожие, вытекающее из нее.
Один из отцов «теологии страданий Бога» Китамори пишет: «Когда любовь Бога терпит и превозмогает Его гнев, это не что иное, как страдания Божьи» (Цит. по изд.: Теологический энциклопедический словарь под ред. У.Элвелла. – С.1201). Но это дикий антропоморфизм! Любовь Бога никогда не превозмогает Его гнев, т.к. гнев Божий – не взрыв страстности, но уход грешников от Него. Юрген Мольтман в своей книге «Распятый Бог» цитирует фрагмент книги еврейского писателя Эли Визеля, узника Бухенвальда: «На три шеи одновременно накинули петли .. Оба взрослых были уже мертвы .. Но третья веревка еще дергалась: мальчик, слишком легкий, был еще жив… Больше получаса продолжалась на наших глазах его агония .. Я услышал, как позади меня тот же человек спросил: «Да где же Бог?». И голос внутри меня ответил: «Где Он? Да вот же Он – Его повесили на этой виселице…» (Визель Э. Ночь. Рассвет. День. – М., 1993. – С.57). Но эти страшные слова можно вполне истолковать в христианском духе: Бог находится в самой глубокой бездне наших страданий. Он не мог бы взойти на Голгофу, если бы Голгофа в Его сердце не совершалась бы непрестанно, даже до сотворения мира: Его любовь во всех наших муках, Он переживает наши муки бесконечно глубже, чем мы сами. Однако Голгофа не только страдание, но и спасение: Он внутри страдания как спасение от него. Бог не страдает в «страстном» смысле: божественная природа не разрывается на части, и не бьется в отчаянии о камни, - это было бы недостойно Бога. Самое глубокое страдание – это не наши стенания, вопли и самоуничтожение. Божье глубочайшее сострадание – это не наша безысходность, но непрерывное стремление спасти нас от греха, от зла; это вбирание в Себя нашей отчужденности от Него, и возвращение нас к Нему. Таким образом, божественная природа бесстрастна: Его совершенство не терпит ущер-ба от наших страданий, ничто извне не может заставить Бога измениться и страдать в нашем безнадежном смысле, «до разрыва аорты»; Божье совершенство призвано истребить страдания и вернуть нам рай. Бог не переходит от не-страдания к страданию и обратно. Наша обезбоженность всегда пронизывает Его, Он живет ею, чтобы искупить и помиловать нас. Наши страдания забирают у нас часть нашей жизни, а потом и ее саму, но не так у Бога: Он всю Свою жизнь всегда, добровольно и с любовью, отдает нам и за нас. На дне колодца наших мук всегда есть полная жертва Богом Своей жизни творению. Т.е. «страдания Бога» нужно понимать символично, не антропоморфно: радость Бога – это сверхрадость, Его сострадание – это совершенное и неизменное сверхстрадание.