Она крутит в руках фотоаппарат – экстравагантно одетая дама.
Она: Ух ты! Вот это зверь-машина! Сколько кнопочек! Не удивлюсь, если этот аппарат ещё и со встроенным блендером…. Ну-ка, ну-ка, что это за красная кнопочка? Всю жизнь мечтала нажать на красную кнопку! Уау, да тут видео! Нажму на красную кнопочку и устрою культурный взрыв! Где-то у меня был один кинематографический телефончик, да всё не находилось повода им воспользоваться…. (Достаёт из кармана телефон и жмёт кнопки на нём.) Тээкс, Ромуальд Виссарионович – ассенизаторские работы, Иезекиил Утрамбовский-старший – сбор макулатуры…. Оо! Реджинальд! У нашего найдёныша-Рэкса свой собственный мобильный номер? Собака не отходит далеко от дома, вполне может пользоваться стационарным…. И кто его телефон записал сюда? Неужели сам? Я всегда знала, что собаки умнее людей! Ах, вот и то, что надо. Алло?
Она прикладывает телефон к уху, и тут же спадает пелена со стоявшего рядом всё это время двухметрового куба. В нём – часть квартиры известного актёра, бонвивана и сластолюбца, коллекционера барочной мебели и пластмассовых растений в горшках. Сам он сидит в кресле с королевской спинкой, одной рукой подносит к носу пластмассовую розу, а другой – держит трубку телефона под старину.
Он: Хэллоу!
Она: Добрый день, это артист Сластолюбцев, в девичестве Жабохвостиков?
Он: Каких хвостиков?
Она: Жабо-хвостиков – у нас все его помнят под этой фамилией. Так вы это он?
Он: Нет, что вы, я его агент.
Она: Нет, агента я снимать не буду.
Он: Оо, так вы режиссёр! Так бы сразу и сказали! Я всегда, когда звонят поклонницы, притворяюсь собственным агентом. Остроумно, не правда ли?
Она: Очень. Я могла бы трубку повесить.
Он: Но ведь не повесили же! Подсказало чутьё режиссёрское, что на проводе Сластолюбцев собственной персоной! Ваша проницательность преодолевает километры! Вы, кстати, какой режиссёр – маститый или подающий надежды?
Она: Я, скорее, начинающий….
Он: Аа, молодой режиссёр в драных джинсах…. Я не занимаюсь благотворительностью.
Она: Не вешайте трубку, я заплачу!
Он: Обожаю молодых режиссёров с их современным виденьем! О! Насчёт виденья – кто у нас будет оператор? Снимаем на плёнку, на цифру, на 3D?
Она: Оператором буду я, а снимаем на фотоаппарат.
Он: Да ты сдурела совсем!
Она: Не «ты», а «вы»!
Он: Я-то не сдурел ещё, чтоб на фотоаппарат сниматься!
Она: Зато оператору платить не надо – вам же больше достанется.
Он: Оо, какая хорошая идея! На всех фестивалях дают призы именно таким картинам – никакого украшательства, никаких спецэффектов, только суровая правда жизни, непричёсанный быт, дрожащая камера, кадры не выстроены, бывало, посмотришь такой фильм и думаешь – тьфу ты, какое современное кино!
Она: То есть вы согласны сниматься?
Он: Милая моя, из любви к высокому искусству я согласен на всё!
Она: Только во время съёмки кричать придётся погромче, микрофон в фотоаппарате слабенький, да и ветер туда задувает. Если тихо говорить, ничего не будет понятно.
Он: А настоящее кино и не должно быть понятным.
Она: Всё-таки хотелось бы что-то донести до зрителя….
Он: Тогда несите поп-корн! Это зрителю придётся по вкусу, а слова всё равно в кинозале не слышны – оборзевшая публика целуется, болтает, пинает стулья, иногда дерётся….
Она: Зачем же тогда сценарии пишут?
Он: А я не знаю, зачем. Всё равно половину слов запикивают, а то, что остаётся, - чушь собачья.
Она: О, хорошо, что напомнили, у меня есть на примете одна собака, кажется, говорящая, будет сниматься с вами….
Он: Да ты сдурела совсем!
Она: Не «ты», а «вы»!
Он: Я-то не сдурел ещё, чтобы нарушать главное актёрское правило – с детьми и животными не сниматься!
Она: Да-да, я слышала, они так естественно себя ведут, что профессиональные актёры выглядят непрофессионально.
Он: Как говорила моя наставница, выглядеть непрофессионально могут только высокие профессионалы.
Она: А вы высокий?
Он: А в театральное училище маленьких не берут, любезнейшая!
Она: Такой большой – и испугался маленькую собачку! Я же сама вас видела в фильме с собакой!
Он: То было в Голливуде…. Там каждая собака имеет личного агента, телохранителя, стилиста и адвоката. Вот её адвокат и отсудил у меня миллион долларов за сексуальные домогательства.
Она: Вы приставали к собачьему адвокату????
Он: Если бы приставал, он бы не обиделся. Но этот злоде й заявил, что я его игнорирую как мужчину – значит, у меня не традиционная для Калифорнии ориентация. Стали за мной следить. И как только я один раз погладил собачку – посадили за решётку и взяли штраф в миллион долларов.
Она: А у вас были такие деньги?
Он: Ну я же снимаюсь всегда за большие деньги.
Она: Всегда-всегда?
Он: Я же сказал – благотворительностью не занимаюсь. Я высоко себя ценю.
Она: А как же мы с вами договорились?
Он: Вы обещали заплатить….
Она: У нас за неимением денег все расчёты производятся в вегетарианском эквиваленте. В этом году у меня морковь не уродилась, так я морковку покупаю у Пушиных за листья мангольда, аспарагус и топинамбуры.
Он: То есть, кроме мангольда, аспарагуса и топинамбуров, ничего нет?
Она: Есть.
Он: Вот то-то же, я всё-таки народный артист России!
Она: Вам хотела заплатить картошкой….
Он: Да ты сдурела совсем!
Она: Не «ты», а «вы»!
Он: Я-то не сдурел ещё, чтоб за ведро картошки продавать свой бессмертный талант!
Она: Ну почему же за ведро? Я не жадная.
Он: Беспокоят тут всякие великого артиста Сластолюбцева, актёра, каких мало осталось на земле русской….
Она: Да я и сама теперь вижу, что не стоило звонить. Если бы вы были настоящим актёром, перво-наперво спросили бы, о чём кино.
Он: Ну, и о чём же?
Она: О добром отношении к животным, о поэзии, дружбе и верности.
Он: Да что ж вы сразу не сказали? В такую картину я свои деньги вложу!
Она: Отлично, теперь позвоню руководителю оркестра, попрошу для нас записать «Нюрнбергских мейстерзингеров». Картошки хватит на всех!