Надежда

Нина Романова
НАДЕЖДА


Отличительной приметой школы, в которой Зинаида Васильевна работала, был серебристый самолетик на постаменте у входа.
Самодурствовал в ней Валёнкин Кузьма Петрович, все говорили Валенкин, короче, Пим сибирский. Прославился он своими планерками и педсоветами: учителя должны были сидеть очи долу и внимать. Если кто-то поднимал глаза и встречался с директорскими, бегающими, то с маниакальностью орангутанга в клетке, не терпящего прямой взгляд, он начинал прессуху:
-И что вы так ехидно улыбаетесь, Варвара Петровна?
-Да я не ехидно, загадочно, как Джоконда,- пыталась та свести все к шутке.
-Загадке с юмором не место на планерке, это администрации не нравится.
-А я не доллар, нравиться всем,- вспыхивала уже та.
Но конкретно его заклинило, когда, устав от бесконечных придирок, Зинаида Васильевна простодушно спросила его:
-А много ли отстегивают «депутатских», пятый раз выдвигаете свою кандидатуру- пятый раз не пройдете, наверно, выгодно?
Директор, только что купивший трехкомнатную квартиру в центре, позеленел.
- Вы человек, несомненно, творческий, а мы подбираем деловых,- не скрываясь, сказал он. К чести его сказать, он завхоз с большой буквы, но, не директор, а творческие сами ушли, многих выжил. Жизни, конечно, не стало, и она написала заявление об уходе.
Зарплата и отпускные кончились в начале июня. Она заплатила за два месяца за квартиру, купила пару летних платьев и босоножки. Впереди засветилось уже не учительское , а бессрочно-отпускное лето без денег.
Зинаида Васильевна отправилась в облпотребсоюз Новосибирска, где контора, занимающаяся устройством на временную подработку, пообещала ей работу няни на лето.
Подходя к облпотребсоюзу, она увидела молодую худенькую женщину южной внешности, как-то сразу угадав, что это и есть мама ребенка, по оценивающему взгляду, настороженности и тому, как она выжидательно пропустила ее вперед по лестнице.
Зинаиде Васильевне стало неуютно от взгляда в спину, и она споткнулась о ступеньку,  проговорив:
- «О, Господи!»
 Хозяйка кабинета, симпатичная молодая белокурая женщина, усадила их обеих и сразу приступила к делу:
-Зарплату получать будете только у нас, 10 рублей в час, на четыре часа, гулять по свежему воздуху. Если понравитесь друг другу.
-Я никогда еще не гуляла на улице за деньги, - подумала Зинаида Васильевна, - буду лежать на диване дома – не получу и этого, а отпуск в конце-концов за год у меня тоже быть должен.
-Да, - сказала она, - отметив ироничный взгляд мамы, скользнувший по ее соломенной шляпке, мгновенно вспыхнувшему лицу, старинному серебряному перстню-нефриту – оберегу на руке. Она осознала внутреннюю неуверенность мамы в ней, «этой мадам».
-Самое главное – не внешнее, а внутреннее,- проговорила Лера – мама,- мой ребенок не простой… Она испытующе взглянула на Зинаиду Васильевну. – Вы – учитель, а няней работали?
-Нет, но, думаю, понимаю особенность положения ее в семье: чужой человек входит в дом и видит его изнутри, няня для двухлетнего ребенка – род служанки, мне самой интересно решение подобной психологической задачи, так как советская пропаганда сильно отвратила от самой этой, в общем-то, профессии…
-Что-то подобное меня и смущает, что у вас внутренний протест, сможете ли преодолеть?
-А сколько ребенку, мальчик?
-Нет, Наденька.
-Шустренькая?
-Очень, нянь меняем…
-Я мальчишек больше люблю, решительные все такие, энергичные, по характеру, видно, больше подходят.
Лера тонко улыбнулась: «А вам, извините, сколько?»
-Скоро пятьдесят. Но всю жизнь – спортсменка. Ну, раз она у вас не «тюфячок», то тем лучше. Ей сколько?
-Два будет.
-Самый интересный возраст.
-Справитесь?
-Я – профессионал. За двадцать лет работы в школе не было случая, чтобы я не нашла подхода к ребенку, не хвастаясь, скажу, дети вокруг меня вьются. Администрации всех времен и народов не любили никогда.
Лера, несколько оторопев от последнего утверждения, протянула задумчиво: «Давайте я вам позвоню вечером». Тут же пояснила, почувствовавшей неловкость ситуации хозяйке кабинета: «Мне надо посоветоваться с мужем…»
Зинаида Васильевна и Лера вышли вместе.
-А я вам нравлюсь? – в упор спросила Лера и насмешливо посмотрела в глаза Зинаиды Васильевны.
-Почему нет? Нравитесь. Молодая. Красивая. Небанальный характер, иной менталитет. Женщина Востока.
-Кавказа… Молодая, красивая,- эхом повторила она и улыбнулась,- ну, я позвоню вам вечером, думаю, договоримся.
-До свидания,- помахала рукой Зинаида Васильевна и побежала к автобусу.
-Вы приходите к десяти, мы уже будем на улице,- звонила вечером Лера,- прямо к дочке не обращайтесь, может проигнорировать, говорите со мной, она будет видеть, что мы знакомы и обвыкнет, я ей весь вечер говорила, что она будет гулять с вами.
-Хорошо, хорошо, - отвечала Зинаида Васильевна.
Их она увидела издалека, подойдя к огромной красноватой девятиэтажке, полукругом опоясывающей солнечную площадку во дворе: худенькую, как бы надломленную, женщину и девочку, «всю в себе», идущую рядом. Подошла к ним, заговорила.
Малышка, в пушистом розовом платье с воланчиками, так пристально смотрела на нее из-под розовой шляпки с цветочками огромнейшими черными глазами с длинными изогнутыми ресницами, что Зинаида Васильевна не решилась с ней заговорить, опасаясь мгновенного отворачивания в сторону.
-Вот это да!- мелькнуло в голове.
Пошли домой, в светлый зал, где множество мягких игрушек, книжек, занимательных игр ясно обозначало, кто здесь кумир.
-Игрушек то!- удивилась Зинаида Васильевна.
-Здесь много еще моих,- сказала Лера.
-Давай, я тебе мячик катаю, а ты -мне,- произнесла Зинаида Васильевна.
Надюшка недоверчиво посмотрела, потом кивнула головой. Покатали. Зинаиде Васильевне, так и не сумевшей среди детей до конца  избыть свою детскость, хотелось еще повертеть в руках этот веселый расписной мячик, но Надюша решительно засунула его под кровать и молча раскрыла перед ней цветную книжку. Зинаида Васильевна поняла, что не она ведет, а ее ведут и,  призвав на помощь весь свой сценический талант, стала читать, изображая в лицах как страшнейшие завывания Серого волка, так и безутешное горе Красной шапочки по больной бабушке. Надюша расширенными глазами потрясенно смотрела на Зинаиду Васильевну снизу вверх, слушала, страдальчески морщась в самых ужасных местах. Потом взяла Зинаиду Васильевну за два пальца и, потянув к двери, непререкаемо обронила маме, изумленно уставившейся на их держащиеся руки: «Гуять!»
Они гуляли четыре часа. Своеобразно. Надюша шла куда хотела, а Зинаида Васильевна следовала за ней по пятам, как самая наивернейшая фрейлина, навсегда поселившая в своем сердце принцессу.
-Она никогда-никогда не брала никого чужого за руку, она с-а-м-а повела вас гулять в п-е-р-в-ы-й же день! – изумленное полуиспуганное неверие сквозило в вечерней телефонной трубке…
-Ну, вы как? Придете?
-Еще бы! Я без ума от вашего ребенка. Это чудо природы!
-Чудо…Сорвалась телефонная трубка , всхлипнула ли?
Они бродили по Бугринской роще все лето: женщина в синей шелковой юбке и вылинявшей красной вязаной кофточке и девочка, являвшаяся  то загорелым крепким карапузиком в трусиках- в песочнице, то маленькой феей в воздушном наряде – в магазине, то изумительной малышкой физкультурницей- на школьной спортплощадке в зеленом комбинзончике.
-Убей меня Бог, но так уверенно идти по бордюру в год и девять месяцев, отстраняя поддерживающую руку, не может ни один ребенок на свете,- думала Зинаида Васильевна,- это какая-то силачка растет, а как она бесстрашно лезет на спортивные снаряды, забавляясь моим страхом, куриным беганием вокруг, возгласами: «Надюшенька! Слезай!»
-А что,- парировала она сама себе,- отец – бывший офицер ОБХСС, русский спецназовец, силища так и прет. Мама, правда, тоненькая, но ведь родила, смогла. Зинаиде Васильевне нравились они втроем, вместе: он – мужественный, она- нежная, ребенок- красивый, сильный, волевой. Если ребенок начинал вдруг пошмыгивать носом, Зинаида Васильевна, усвоившая от бабки- травознайки и ведуна деда их провидение и методы траволечения, натаскивала ворох целебных трав, советовала Лере, как и чем лечить.
Сергей Иванович полунасмешливо хмыкал на все эти советы, щурил свой ментовский взгляд, махал рукой, и с солдатской прямотой говорил:
-Мурня все это. Сала кусок в руку, хлеба в другую, все пройдет. Зинаида Васильевна огорчалась. Похоже родители ревновали.
Как-то Зинаида Васильевна, поддерживая скачущую на ее коленях Надюшку, изменила своей ровности с ребенком, забылась, заворковала, ласково теребя волосы девочки: « Волосики какие кудрявые! Как мы с маленьким зайчонком-голышонком любим валяться по дивану и прыгать, и скакать, как я своего заиньку люблю!» Надюшка, победно- торжествующе глянув на родителей, горделиво кивнула: «Любит» Но не это убедило Сергея Ивановича, а жест: Зинаида Васильевна нежно прижала головку усевшейся к ней на колени девочки подбородком, обхватив руками ее живое трепещущее тельце. Он и сам мог часами сидеть именно так с дочкой, приговаривая: «Красотулечка ты моя, дочушка». А когда она Чингачуком Маленьким Змеем прыгала по папке, кувыркаясь в его руках, забираясь на плечи своими крепкими ножонками, то неизвестно, чья радость была сильнее: его или дочкина? Он бы не досадовал на Зинаиду Васильевну, не злился, если бы не напускала, пусть и лестной, мистики. Раз сказала жене:
-Ваш ребенок будет входить в элиту России, вы- великие родители великого ребенка. Воспитаете в православной традиции, будет сама умницей- станет в первых рядах у престола, а может,- и на… Будет железная монархия…
-Береги, Лера, свою семью, счастье нелегко дается, ухватишь птицу-Радость - держи! Много может претерпеть твоя Надежда от избранности своей и семья- тоже.
-Болезни?- не понимала Лера.
-И это тоже. Непосильную смертной конкуренцию от своих и чужих, забугорных.
Заливалась румянцем молодая женщина, смущали ее зеленые, прозрачные, в глубь времени смотревшие глаза «няни». Засмеяться бы, отмахнуться. Что-то не давало…
Проходила мимо комнаты, где Зинаида Васильевна укачивала дочку, услышал:
-Пресвятая Дева-Мария, дай ребенку железную волю, ясный ум , доброе сердце, трудолюбие, решимость великой Екатерины для деяния. Аминь!  Дай мне, детка, ручку твою. Спящий ребенок протянул, ладонью вверх. Вся испещрена. Зло рядом…
Крестила ребенка, молитвы шептала, против воли бежали по щекам слезы.
Хотела Лера войти, встряхнуть за плечи, подкатили слезы к горлу, в комнату убежала.
-Сергей, странная она какая-то, давай откажемся, меня пугает их необъяснимая привязанность, ее предсказания.
-Посмотрим, чего она добивается.
-Мой ребенок- не экспериментальный материал. Да наша к ней, как дочка ластится, на стук к двери бежит: «Тетя, Тетя!»
-Да ладно тебе, два института у тебя за плечами, не нравятся мне твои настроения – суеверия. Может, своего когда потеряла, не красть же она ее у нас будет, понаблюдаю, посмотрю.
Случай представился. Девочка менялась в настроении, капризничала и вдруг укусила маму за любовно прижатую к ней щеку.
-Надюша, ты что? Опять?! Опять?!- девочка насупилась и убежала.
-Вы почему крестик ребенку не надеваете?- спросила Зинаида Васильевна,- она у вас крещеная?
-Да. Срывает его, в церкви плачет, боится.
-Плохо,- погрустнела Зинаида Васильевна.
-А что, Зинаида Васильевна, в школе разрешалось верить в Бога?- подначил Сергей Иванович.
-«Православие. Самодержавие. Народность»,- процитировала Зинаида Васильевна и пояснила:
-Был в девятнадцатом веке министр просвещения Уваров, не сравнить с нынешними, неизвестно какого образования министрами, меняющимися при каждом президенте, неглупый человек, одна из лучших образовательных в мире систем была у нас…Так - то. Я сама себе разрешаю что хочу.
-Вы, значит, верите в Бога?
-Твердо верую как видевшая свет.
-?!
-Свет. Белый. Свет мысли и добра. Самого Бога как истину в абсолюте.
-Иде? – съерничал он.
-После третьей операции, в клинической смерти.
-Извините.
-А вы, Сергей Иванович, верите в ЗЛО?
-Мистическое? Нет. Я в свое время в ОБХСС так цыганок гонял за спекуляцию и воровство… Могли бы, давно сделали бы.
-Они и сделали. Они- еще наименьшее, личное, зло.
-Но вот я, жив- здоров…
-Они бьют в самое больное место. На руке Нади- нападение пса, на которого наведена порча…Купите в дом ультразвуковой свисток, на прогулку берите с собой. Во всем мире участились эти нападения- стало больше рождаться детей, способных изменить историю, бесчеловечную историю жадных и трусливых. Если кто-то собой не рискнет, то…
-Ну, все, приехали… Иду я на работу.
-А мы гулять, да, Надюша?
Радостное собирание на улицу:с собой- коляску, и, конечно же, Катьку, самую старенькую, облупленную куклу, любимую, красавицы пусть посидят на диване. Пошли в яблоневый сад. Август уже раскрасил бока плодов в яркие лимонные и розовые тона.
Разомлевшие на солнышке мамы с детьми, колясками, собаками. Осторожный хитрый разговор:
-Вы давно у них работаете?
-Лето.
-А что, Лера работает?
-Конечно, интеллект требует выхода.
-А она, на ваш взгляд, умная?
-И умная, и воспитанная, и душа у нее есть.
Одна другой- за спиной: «Говорят, уже третье место жительства меняют. Ребенок не растет, ей- пять, на вид – два…И почти не говорит.
-Беда, она и есть беда,- согласно кивнула та, что подобрее.
-Как я и думала,- внутренне проговорила Зинаида Васильевна,- сущность сидит на голове, к земле гнет, а ребеночек бедный ручонками всплескивает, объяснить нам пытается, лопочет. Эх, горе…Я отмолю тебя, заинька.
В церкви у иконы Пантелеймона –целителя ребенок на руках Зинаиды Васильевны шарахнулся от строгого лика святого и испуганно-цепко обхватил Зинаиду Васильевну за шею ручонками.
-На уицу! На Уицу!
-Потерпи, моя деточка. Потерпи,- горячая молитва возносилась к святому, горькие слезы обжигали щеки, молило о сострадании сердце, знавшее муки земные, молило о маленькой, беззащитной детской душе.
Тело девочки конвульсивно задергалось, из мрачных глаз полыхнули фосфоресцирующие огоньки, глаза, казалось, сжигали, глаза ребенка…
-На уицу!- раздался последний душераздирающий крик девочки, и тело ее обмякло в руках Зинаиды Васильевны, продолжавшей горячо осенять себя и девочку крестом. Тело самой Зинаиды Васильевны вдруг вздрогнуло, словно комок мохнатой  звериной силы –боли вошел в нее, обдирая внутренности. – О, Господи, помоги теперь мне…Еле вышла она из церкви на негнущихся ногах. Долго смотрел вслед священник, горестно качал головой, а потом еще долго молился.
Боковым зрением увидела Зинаида Васильевна Сергея Ивановича. Напряженный, мокрый, запыхавшийся, стоял он у фонтана. Ледяной поток слов готов был сорваться с его губ, но, увидев, как беззаботно и радостно пьет его дочка святую воду из бутылочки, сразу взятую Зинаидой Васильевной вместе со свечками, сдержал себя спецназовец. Зинаида Васильевна сделала вид, что не заметила разъяренного отца.
Когда они с Надюшкой подъехали к дому, стали переходить дорогу, услышала крик чернобородого цыгана:
-Женщина, сумочку подбери!
Наклонилась Зинаида Васильевна за сумочкой, девочка – в сторону. Чуть не зацепила ее пролетевшая мимо машина…
-В другой раз получится,- загоготал цыган, и сел в маршрутку…
-Господи!- охнула Зинаида Васильевна,- девочка ты моя, я же сейчас тебя чуть не потеряла, что ж за день испытаний?!
А вон и спецназовец на дороге стоит, молча смотрит…С чувством достоинства к нему подошла, за сделанное в церкви, с чувством глубокой вины- за чуть не случившееся на дороге.
-Сергей Иванович, я больше не буду ездить в город, это опасно, здесь будем гулять, простите вы меня.
-А вы разве в городе были?
-Были. В церкви.
-Не срывает Надюша больше крест,- звонит после выходных Лера, - в церковь в воскресенье мы семьей ездили. Как так и надо… Священник про вас спрашивал. Только я не поняла его. Он сказал, что вы сделали для девочки то, что может сделать не каждый монах- экзорцист. Кто такой экзорцист?
-Изгоняющий беса.
-Не поняла: около вас бес?
-Он теперь не около, он внутри. Смертию смерть поправ…
-Все же вы часто говорите загадками, Зинаида Васильевна, приходите, у Надюши День рождения.
-Я потом, может быть, приду, что-то приболела. Да и срок нашего договора кончился, мне надо ехать под Калугу в Оптину Пустынь. Дети болезненно переживают разлуку со мной, уделите Надюшке побольше внимания, до свидания.
Ночью Зинаиде Васильевне снились содрагающие душу кошмары: белый наст снега, яркое солнце, румяная кареглазая девочка и стремительными прыжками несущийся к ней черный щетинистый пес…
-Надюша, берегись!- хочет крикнуть Зинаида Васильевна. И все сменяется другим ужасом: в черной раме- уродливый портрет.
-Я карлик, карлик,- изрыгают детские губы,- я никогда не вырасту, детишки со мной не дружат, мамы их уносят, я хотела обнять девочку в коляске - она задыхается, я хочу с ними гулять – убегают. Я кусала маму, рычала на нее, чтобы меня не боялась. Папа любит, а вы от меня ушли, меня бросили.
-Я люблю тебя, Наденька, мама любит, она не все понимает, но поймет. Жди меня. Я приду. Обязательно. Веришь? Ты самая бесстрашная девочка на свете, ты самая сильная. Ты не жадная. Ты никогда не плачешь по пустякам, у тебя горячее гордое сердце. Ты- моя ученица. А учитель учеников не предает.
-Ха-ха-ха!- скрежещет зубами карлик на портрете. Поет третий петух…
Зинаида Васильевна, бледная и исхудавшая, сорок дней простояла в неустанных молитвах в церквях, продержала строгий пост. Когда исцелилась, то купила попугая Коку и пришла.
-Вы не знаете, где здесь живет такая хорошая девочка Надя?- спросила она родителей, словно не видя девочки.
Такими обиженными, исстрадавшимися глазами посмотрела на нее Надюша, что Зинаида Васильевна чуть не разрыдалась. Надюша, словно старалась что-то припомнить и осмыслить, застеснялась и ткнулась папе в колени. Ревниво ткнула Коку палкой, так как Зинаида Васильевна  сказала, что Кока хороший. Зинаида Васильевна улыбнулась и со значением произнесла: «Кока хороший, а ты лучше всех, моя детка».
Еще не уверенно глянула она в глаза Зинаиды Васильевны и вдруг обняла и прижалась щекой. Слезы стояли в глазах мамы, немой упрек: «Что ж вы не шли? Она ж вас ждала!»
Надя убежала в другую комнату, вывела упирающегося папу и залопотала: «Смотри, Кока». И засмеялась. Отец вытащил платок, провел по лицу, невнятно пробормотал: «Простыл, вроде»,- и исчез в комнате.
Спину Зинаиды Васильевны жег чей-то взгляд, она обернулась. На нее смотрели глаза портрета, того, из сна. Кудрявая девочка Надя улыбалась с него, но на душе становилось не по себе.
-Кто написал это?- спросила Зинаида Васильевна.
-Друг нашего папы, художник,- отвечала Лера.
-До дня рождения,- утвердительно сказала Зинаида Васильевна.
-Да, но как вы догадались?
-Он написал его за месяц. А когда принес, посмотрел, как Надя носится  с подарками, говорит, смеется, представляете?- стала говорить, откуда что взялось, было такое щедрое лето, мы очень довольны, столько всего взяли, так он вдруг заявляет: «Да выбросьте этот портрет! Это – в прошлом… Здесь бегает совсем другой человек. Я вижу Надежду.»
-И я тоже. До свидания, Надежда, до свидания,- проговорила она,- я обязательно когда-нибудь приду, я еще помогу тебе. Меня ждут другие мои великие ученики, их на крыло теперь ставят не в школе…А позвольте поцеловать ручку, Ваше Величество,- она бережно и нежно прикоснулась к маленькой загорелой ручке.
-Пока, пока,- помахала ручонкой Надюша, смутилась и спряталась за родителей.
-Мы всегда ждем вас и художника, где правда- там дружба,- провожали родители Зинаиду Васильевну. А Лера, глядя вслед быстро уходившей Зинаиде Васильевне, задумчиво произнесла:
-Учитель, изгнанный из школы псевдоучителями, становится краеугольным камнем… Вот и я полюбила Святое Писание, Зинаида Васильевна.