Шел 1971 год. В военкомате города Молодечно было многолюдно. Шла призывная кампания. Толпы полуодетых юношей фланировали из одной двери в другую.
Худой, долговязый, как парашютная стропа парень внимательно изучал список военных училищ, висевший на одном из стендов. До конца дня ему надо было определиться с выбором высшего военного учебного заведения, где бы он хотел постичь премудрости военного ремесла. Почему военного? Он и сам не мог бы четко ответить на этот вопрос. Но другой судьбы паренек себе просто не представлял.
Его взгляд плавно скользил по стройным рядам названий. Училища связи, артиллерийские, летные… Наконец он прочитал «Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище». Еще раз пробежал глазами это нехитрое название. Запомнил. И опрометью бросился в кабинет, где ждали его окончательного решения.
– Нашел, – говорит. – Куда? В Рязань. Хочу стать десантником!
Когда он вышел из комнаты, светившийся, словно новый пятак, толпившиеся под дверью ребята стали наперебой спрашивать, куда же его направляют. Услышав ответ, кто-то посмотрел на него с завистью, кто-то с сочувствием. А один, после небольшой паузы многозначительно произнес:
– Все, парень, тебе конец.
Как же он был не прав! Счастливого кандидата в отважную когорту воздушно-десантных войск звали Люциан Суринт. Для него все только начиналось!
Прошли годы. Робкий деревенский парнишка стал воином. Настоящим воином. Его имя знакомо в Вооруженных Силах нашей республики многим. Генерал-майор Люциан Станиславович Суринт. Первый командующий силами специальных операций. Отец-основатель этого самого молодого в белорусской армии рода войск. Их создатель и вдохновитель. Именно о нем наш рассказ.
***
До Рязани Суринт добирался с приключениями. В Москве его взяли в оборот вокзальные жулики. Мошенник точно вычленил из многосотенной вокзальной толпы доверчивого деревенского хлопца, внимательно изучающего расписание движения поездов. Дальше все пошло по классической схеме. Сказался попутчиком, предложил сбегать за билетами. В залог полученных на билет денег и своих добрых намерений оставил чемоданчик с вещичками. Покараулить. Стоит ли говорить о том, что «попутчика» Суринт так больше и не увидел, а в чемоданчике оказалось какое-то рваное тряпье. В кармане стало на сто рублей меньше. Однако приключения на этом не закончились.
Заговорившись с симпатичной девушкой, он проехал свою станцию. Вышел на первой же остановке – в заштатном городке Шацк. Сроки горят. День, означенный в предписании для прибытия в училище стремительно угасал. Ближайший поезд на Рязань шел только следующим утром. Шансы прибыть вовремя таяли на глазах. Их практически не оставалось.
До училища добрался только на следующее утро. В голове у парня роились невеселые мысли. Думал, что уже к экзаменам не допустят. Кому такой нужен?! Да видно ангел хранитель уже припас для него десантную тельняшку. Против судьбы не попрешь.
На воротах КПП, в лучах восходящего солнца сверкали серебристые буквы «Рязанское высшее воздушно-десантное командное Дважды Краснознаменное училище им. Ленинского комсомола». Красота!
Парень несколько растерялся. Это теперь, спустя годы, он знает, как надо заходить на КПП. А тогда смущенный абитуриент робко постучал в дверь. Тук-тук-тук. На стук выглянул крепыш в голубом берете. Увидев переминающегося с ноги на ногу хлопца, он довольно грубо поинтересовался, что нужно от него путнику в столь ранний час. Правда, в оригинале это звучало несколько грубее, жестче, брутальнее.
Суринт показал ему документы.
– А-а, абитура? Водка есть? Нет?! Безнадежен! Ну, заходи.
***
Казарма была переполнена. Людей, что селедок в бочке. До первого экзамена абитуриенты спали по три человека на двух кроватях. Шутка ли 14(!) человек на место.
Суринт приехал поступать, окончив простую деревенскую школу в Молодечненском районе. Его конкурентами были ребята из Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Свердловска. Кто-то имел в арсенале большие спортивные разряды, кандидатские минимумы. Были и суворовцы. Казанские, калининские, уссурийские, киевские, минские…. Однако рядом с ними Люциан чувствовал себя довольно уверенно. В школе учителя дали ему прочную общеобразовательную базу. Потому на все экзамены он шел без дрожи в коленях.
Наутро следующего после каждого экзамена дня проходило общее построение абитуриентов. В пронзительной тишине офицер зачитывал фамилии тех, кто провалил очередное испытание и не допускался к следующему. Понурив голову, аутсайдеры выходили из строя и брели за документами. Претенденты в славное небесное воинство стояли затаив дыхание. Вместе со всеми едва дышал и абитуриент Суринт. Один экзамен проходит. Второй. Он оставался в строю. Среди поступающих пошел разговор – тех, кто завалит третий, последний, экзамен, заберут в тамбовское артиллерийское училище.
Наш герой готов был уже и артиллеристом стать, только бы не возвращаться с позором в родную деревню. Да видно приготовленная ангелом тельняшка пришлась ему впору. Решением приемной комиссии Люциан Суринт был зачислен. Спустя положенное время на его плечах красовались небесно-голубые курсантские погоны. Начались учебные будни. Будни наполненные множеством испытаний, преодолений, проб, ошибок и побед над собой, своими слабостями, своими комплексами. Трудные, орошенные реками пота, стылые, бессонные, но безумно счастливые годы.
***
Говоря об этом периоде жизни Люциана Станиславовича нельзя не упомянуть отца основателя десантных войск, генерала армии Василия Маргелова. Знаменитый Дядя Вася. Суровый, но справедливый. Мудрый. И слишком оригинален в своих высказываниях и словесных формулировках. Он жил своим дело. Дышал им. Яркая, неординарная личность. Знаковая. Я бы даже сказала, культовая. Об этом человеке ходили легенды. О нем слагали мифы. Ему приписывали, его описывали, о нем рассказывали.
Первый раз Суринт увидел Маргелова еще до присяги, во время прохождения новобранцами курса молодого бойца. Командующий приехал в учебный центр. Новоявленных курсантов построили на плацу. С командующим они поздоровались вяло, бестолково, вразнобой. А что ждать от тех, кот прослужил в армии не более пяти дней. Затем так же прошли. Кое как.
Маргелов тут же высказал свое недовольство от увиденного начальнику училища. Мол, кишку какую-то на плацу построил, далее вспомнили чью-то мать… Виртуозно, витиевато, с душой. Курсанты притихли. Замерли. Построились каре в сосновом лесу рядом с плацем. Машеров сел за стол, поставленный в центре. В брюках с генеральскими лампасами, сапогах, кожаной куртке. Закурил неизменный «Беломор».
– Ну, садись, мать вашу.
Курсанты сели на траву.
– Здесь вас будут учить убивать, – продолжил генерал и внимательно оглядел присутствующих.
От услышанного у мальчишек перехватило дыханье. Такое откровение им понравилось. Здесь их намеревались сделать воинами. Настоящими воинами. Их души откликнулись на этот призыв. Услышали. Приняли его.
***
Учеба была сложная. Считалось, что училище рязанское. Но львиную долю учебного времени курсанты проводили в учебном центре, который находился недалеко от деревни Константиново. Места там, скажу я вам, красивые, живописные, самим Есениным воспетые. Правда, от училища далековато – шестьдесят пять километров.
Первый раз, сразу после поступления, новоявленных курсантов привозили туда на речном трамвайчике. На этом транспортные блага и заканчивались. Остальные четыре учебных года путь от училища до центра преодолевался старым дедовским способом – пешочком. Зимой на лыжах.
На все занятия, кроме научных дисциплин, выходили исключительно со снаряжением и оружием. Надо не надо но автомат, саперная лопатка, ОЗК (общевойсковой защитный комплект – Прим. авт), плащпалатка, подсумок для магазинов был при них. Вернее на них. Выданные в начале обучения новенькие автоматы к концу третьего курса становились белыми. Из-за постоянного использования вороненая чернота стирались.
Десантники – народ всепогодный и круглосуточного применения. Посему, тридцать процентов учебного времени отводилось ночным занятиям. Это положение соблюдалось неукоснительно. В любое время года. Дождь, ни дождь. Снег, ни снег. Ночами курсанты осваивали премудрости тактики, военной топографии, огневой и инженерной подготовки. Рыли окопы, стреляли, ориентировались.
Рязанщина это предстепье. Лесов там не много, зато полей в избытке. Ветры гуляют свирепые, лютые. Стоят, бывало, курсанты на ночных занятиях по тактике. А это часов шесть. Не меньше. Мороз, ветер до костей пробирает. Что там шинель, даже выданные специально для ночных занятий куртки не спасали. Околевают, матерятся. «Пропади все пропадом!» – думают. Только ни у кого в голове не рождается при этом крамольной мысли бросить все это и уйти на более легкие хлеба. Ни у кого! Так воспитывалась Воля! Так воспитывался Дух!
***
Маргелов приезжал в училище раз в пол года. Однако второй раз Суринт столкнулся с ним только на втором курсе. Его взвод сидела на самоподготовке, когда в аудиторию вошел
Василий Филиппович. Заместитель командира взвода вскочил с места и доложил генералу по всей форме
– Встать! Смирно! Товарищ командующий, первый взвод четвертой роты занимается самоподготовкой.
–Так, и к чему вы здесь готовитесь?
– К высшей математике, товарищ командующий.
Лицо Маргелова посуровело.
– Какая еще высшая математика?! Десантник должен знать только два действия – отнимать и делить.
Он еще что-то сказал и вышел. Однако дважды эту нехитрую формулу повторять не пришлось. Конспекты по ненавистной «вышке» тут же полетели долой. Книги, за надобностью сдавать, отложили в дальний угол. Стоит ли говорить, что к занятиям никто готовиться не стал. Что-что, но делить и отнимать умели все.
Преподавала же по этот предмет очень уважаемая женщина, по фамилии Тамилина. В годы войны она на фронте пулеметчицей была. Характер имела железный. А посему, курсантскую братию держала в строгости, спуску им не давала. Вот ей-то индульгированные командующим курсанты все и объяснили. Мол, имели место быть определенные события. А так как мы отнимать и делить умеем, то в дальнейшем продолжении освоения премудростей вашей замысловатой науки смысла не видим.
Проблема нарисовалась довольно серьезная. Насилу ее урегулировали.
***
Училище дало необходимый объем теоретических знаний, практических навыков и умений. Офицером же лейтенанту Суринту предстояло стать в войсках. Ему повезло. «Обкатка» проходила в замечательном соединении – 103-й гвардейской Краснознаменной, ордена Кутузова воздушно-десантной дивизии. Первая офицерская должность – командир парашютно-десантного взвода 357-го гвардейского парашютно-десантного полка. Спустя два года лейтенант Суринта назначили заместителем командира парашютно-десантной роты, а через два месяца он стал уже ее командиром.
Полк дислоцировался в Боровухе. Угол молодой офицер снимал у одной старушки в ближайшей деревне вместе с таким же лейтенантом Валерием Евтуховичем (впоследствии ставшим командующим ВДВ России – прим. Л. К.) Условия близкие к спартанским. Все удобства на улице. Вода из колодца. Никто в части не делал поправку на то, что офицер только выпустился из училища. Тебя учили? Учили. Ты программу освоил? Освоил. Училище закончил – вперед! Будь добр, иди и служи. Назвался груздем – полезай в кузов.
Приезд молодых офицеров, коих вместе с Суринтом прибыло 24 человека, в дивизии восприняли с облегчением. До 1972 года в Рязани офицеров готовили по специальности переводчик. О соображениях, из которых исходило это решение, распространяться не буду. Не о том речь. С техникой они дружили не очень. Были скорее с ней на «Вы». Начиная с семьдесят второго года, курсантов начали обучать по инженерному профилю. Это значительно усилило их техническую подготовку. БМД они осваивали досконально, что в войсках было крайне востребовано.
Служба в войсках лейтенанту Суринту понравилась, захватила, увлекла. Однако вскоре приобретенные знания и умения нашли применение в далеко не полигонных условия. Казалось, ушедшее навсегда из обращения слово «война» вновь вкралось в армейскую жизнь крылатой пехоты. Стало их буднями. Суровыми, кровавыми, огненными. Для кого ненадолго. Для кого навсегда.
***
11 декабря 1979 года старший лейтенант Сурин находился в отпуске. Собственно сам отпуск уже подходил к своему завершению. На следующий день офицер должен был выйти на службу. Вечерело. Прибежал посыльный, доложил, что объявили тревогу.
Когда Суринт прибыл на место, в расположение роты он никого не застал. Дежурный по роте доложил, что все находятся в парке. Однако и там было пусто. Ни людей, ни БМД. А ведь техника хранилась с боекомплектом, со средствами десантирования. Куда выехали? Зачем?
Озадаченный офицер направился в район сосредоточения роты на случай тревоги. Там он и нашел своих подчиненных.
Наконец его вызвали к командиру батальона, где собрались командиры всех подразделений . Поставили задачу разгрузить средства десантирования, и дополучить боекомплект. На складе боеприпасов Суринт решил уточнить, сколько боеприпасов додадут.
– А сколько у тебя людей? – спросил его начальник склада. – Вот пусть каждый и возьмет по два ящика.
Такая щедрость настораживала.
– А расписываться где?– уточнил ротный.
– Да не надо расписываться.
Последнее замечание окончательно сбило офицера с толку.
Полученные боеприпасы загрузили в БМД не распаковывая. Спустя некоторое время выдвинулись на станцию погрузки. Через посыльного Суринт передал жене записку, в которой попросил собрать в портфель все необходимые вещи. То же самое сделали и другие офицеры.
…Загрузились в эшелон. Поехали. Куда? Зачем? Неизвестно. Двигались несколько дней. Затем где-то очень долго стояли. Ночью вновь двинулись дальше. Снова остановились. Состав загнали на запасной путь. Начали выгружаться. Ночь. Темень. Ветер лютует. Снег заметает. Что? Где? Снова никто ничего не знает. Смотрят – местный мужик вдоль путей слоняется по какой-то своей надобности.
– Слышь, брат, а мы где? – спросил его Суринт.
– А ты фильм смотрел «Вызываем огонь на себя»? – ответил прохожий вопросом на вопрос.
– Ты че, мужик, издеваешься?! Мне, командиру десантной роты вопросы дурные среди ночи задавать? – рассвирепел Люциан и загнул такой заковыристый оборот, что мужичек от неожиданности аж присел.
– Да Сеща это, – обиженно пробурчал он, – Се-ща. Нервные все. Слово им не скажи. Он долго еще что-то бормотал себе под нос, удаляясь все дальше и дальше от состава, пока не растворился в снежной ночной мути.
Оказалось, что события названного фильма разворачивались в годы Великой Отечественной войны вокруг немецкой авиабазы расположенной аккурат в этом городишке.
Поступила команда «Разгружайся!» Разгрузились. Роты построились в колонны, двинулись, приехали в какой-то военный городок, остановились. Две роты направили в заброшенную казарму, в которой лет пять никто не обитал. Ни кроватей, ни какой другой полезной мебели. Голые стены. Поэтому расположились на полу.
Роту Суринта определили в клуб. Бойцы лихо растолкали стулья, улеглись также на полу. Господа офицеры расположились на сцене. Расстелили плащ-палатки. Заночевали. Наутро выяснилось, что тут стояла военно-транспортная дивизия. Самолеты улетели, а городок-то остался.
В ожидании и полной неизвестности прошло несколько дней. Десантники устроились, обжились. Развернули полевые кухни. Уже чуть ли ни свататься начали к местным красавицам. Дело-то молодое. Однако 25 декабря вновь объявили тревогу.
За ними должны были прилететь «Илы». Маршрут предстоящего перелета не оговаривался. Составили предварительные расчеты на десантирование: в один «Ил-76» входит 3 БМД, и 21 человек – экипажи этих машин. Исходя из этого определили кто с кем на какой борт должен загружаться. Все четко расписали. По подразделениям, по номерам машин.
Прилетели самолеты. Народ смотрит, а вместо «Ил-76» садятся «Ан-12». Здесь надо уточнить, что в один «Антон» помещается только одна БМД. Все расчеты насмарку.
А в это время холода усилились. Бросились к машинам, а они не заводятся. Поступила новая команда: какая машина завелась та пусть и загружается в самолет. Суета. Неразбериха. Наконец кто-то исхитрился и завелся. Стали «дергать» остальную технику. С горем пополам загрузились. 10 самолетов приземлилось. 10 машин загрузили. Какие – неизвестно. Не говоря уже о людях. Кто? Где? Непонятно. Полетели. Куда? Зачем? Никакой информации. Вся ли рота летит, или нет? Никто ничего не знал.
Стали снижаться. Приземлились в Орске на дозаправку, на взлетной полосе посреди оренбургской степи. Без этого «Ан-12» на длительные расстояния лететь не может. Когда самолет заправляется, в грузовом отсеке никому находиться нельзя. Десантников выгрузили на взлетную полосу.
Ночь. Подъехали заправщики, заправили самолеты и уехали. Летчики сели в какой-то автобус и тоже скрылись в неизвестном направлении. Гвардейцев оставили ночевать на бетонке, что называется под крылом самолета. Вьется вьюга, бьется, неистовствует. Снег метет, глаза слепит. Костер развести не из чего. Вокруг тьма непроглядная. Ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. Ближе к рассвету к самолету привезли летчиков. Возмущенные, околевшие на продуваемой студеными ветрами «взлетке» десантники готовы были их разорвать. Всех снова загрузили в самолет. Полетели. Только взлетели, измотанные в конец люди моментально провалились в мутную черноту сна.
Прилетели в Фергану. Аэродром большой. Самолеты с десантниками загнали в самый дальний его угол. Вновь команда: «Выходи». Суринт вышел из самолета одним их первых. Холод стоял, такой же, что и в Орске, только снега не было.
Здесь орская ситуация повторилась вновь. Так же подъехали заправщики. Так же увезли на автобусе летчиков. Так же оставили гвардейцев на взлетной полосе. Правда, в Фергане десантникам пришлось полегче. Во-первых, было светло. Собрали какие-то колючки, деревяшки, развели костры. Стало теплее. В дело пошли сухие пайки. Уже и сытнее. А на сытый желудок, у костра, да еще при свете дня десантникам и взлетная полоса – дом родной.
Спустя какое-то время привезли летчиков. Вновь всех загрузили в самолеты, взлетели, взяли курс. На этот раз полет длился недолго. В скором времени стали заходить на посадку. Суринт, устав маяться от неизвестности, решил выяснить-таки у командира экипажа, куда же их привезли. В ответ летчик буркнул что-то невнятное. А затем, молча, ткнул пальцем в лежавшую рядом карту. «Баграм», – почитал Суринт. – «Афганистан».
Так началась его афганская война.
***
…В кабульском перевороте рота, которой командовал старший лейтенант Суринт, участия не принимала. Ныне, по прошествии лет, оглядываясь на те события уже с высоты приобретенного опыта Люциан Станиславович сделал вывод, что они находились в резерве командира дивизии. До Кабула ехали по извилистой горной дороге. С одной стороны зияла пропасть. Камни из-под гусениц падали вниз. В голове Суринта пульсировала мысль: справится ли со столь непривычным экстремальным вождением прибывшее накануне отъезда пополнение из «учебки». Справятся ли его пацаны со своими нервами или нет. Справились. Не подвели.
Остановились на подъезде к городу. Несколько выше, метров так на четыреста. Афганская столица, отороченная изъеденными веками горными хребтам, распласталась, буквально, у их ног. Кабул – огромный город с миллионным населением, представлял собой величественное феерическое зрелище. Море огней, всполохи взрывов, зарева которых отбросали нереальный, фантастический отсвет, мечущиеся языки пламени, трассирующие пунктиры снарядов… Шум, гул, треск… Стрекот автоматных и пулеметных очередей, грохот станковых гранатомётов…Десантники, точно завороженные, молча наблюдали за происходящим. Реальный бой, тем более ночной, им довелось наблюдать впервые.
В город они вошли утром, когда все уже закончилось. Поначалу расположились в здании штаба Центрального армейского корпуса. 317-й полк основную базу разбил во Дворце Амина. 350-й «квартировался» на аэродроме.
Самое сложное было организовать свой быт. Знаменитые, относительно комфортные фанерные модули появились значительно позже. Руководство страны и военного ведомства не спешило скрашивать будни своих сынов, отправленных ими в чужую страну.
Весь январь и половину февраля жили как придется. Из имущества имели только бээмдэшки. И все! Никаких тебе палаток, кроватей, постельных принадлежностей и других бытовых благ. А вокруг снег. Куда ложиться спать? Но этим ли пугать советский десант?! Для них – это не трудности. Так – мелкие неудобства. Разрыли снег, разложили доски от ящиков, сверху постелили брезент, а под голову пристроили рюкзаки РД-54. Все. Ложе готово. С одной стороны молодцы. Орлы. А с другой… Как же все было бестолково организовано! Воистину, глупость и некомпетентность одних всегда оборачивается для других возможностью либо совершить подвиг, либо проявить стойкость, либо блеснуть смекалкой…
В феврале, наконец-то, привезли палатки. Сначала для офицеров, потом для бойцов. Затем появились кровати. Правда, без матрасов. Они были завезены вместе с подушками в самую последнюю очередь. А нечего баловать служивых!
В первое время неразбериха в Кабуле была страшная. В первый после переворота день 317-й полк обстрелял расположение 357-го. Они находились в трехстах метрах друг от друга и не знали этого. Только спустя получасовой перестрелки выяснили, что бьют-то по своим. Благо, что стрельба была неприцельная. В роте Суринта зацепило пулеметчика и заместителя командира роты. К счастью, ранения оказались легкими.
***
Уже 23 февраля в Кабуле произошло первое организованное выступление афганцев против советского присутствия. Многие советские объекты подверглись обстрелу. Суринту показалось, что стрелявшие, в большей степени, стремились оказать психологическое воздействие на пришедших в их страну шурави, нежели физически их уничтожить. После этого передвигаться по городу стало небезопасно.
В конце Февраля произошла большая трагедия. Первая, а потому, особенно запоминающаяся. В районе забытого Богом и людьми кишлака Шигал два парашютно-десантных батальона 350-го и 357-го попали в засаду. Погибло много людей. Причина проста – полное отсутствие опыта, сноровки, навыков. Бой в горах имеет свои особенности. Здесь не всегда количество имеет решающее значение. Кто владеет высотами, тот и хозяин положения. Прилетевшие с лесисто-болотистых белорусских просторов десантники ни с чем подобным не сталкивались.
Поначалу ничто не предвещало беды. Высадились в районе выполнения задания. Естественно без «брони». Техника должна была подойти туда своим ходом. Но дорогу, по которой двигались БМД, взорвали. В результате до обозначенного места броня шла три дня… Результат – известен.
Тогда еще никто не знал о том, что абсолютно все в этой загадочной стране – горы, земля, воздух – имели свои глаза и уши. Каждый шаг, каждое действие пришельцев четко отслеживалось, фиксировалось, контролировалось. Тогда еще не научились придавать особое значение мелькнувшему среди скал отражению солнца в чьем-то зеркале или заструившемуся дымку на горном уступе. Не научились. Каждый промах десантников тут же подмечался вездесущими духами и беспощадно карался ими.
Стало очевидно, что войне в горах десантники оказались не готовы. Не го-то-вы. К жизни в горах, к ведению боя среди этих вековых каменистых нагромождений. И оружие, и снаряжение десантников не было приспособлено для этого.
Последующие три месяца на боевые выходы никто не ходил. Стиснув зубы, десантники учились воевать заново. Исходя из конкретных условий. Конкретной ситуации. Конкретного климата. Для каждого полка соорудили импровизированное стрельбище. Главным было научиться вести прицельный огонь в горах. А это намного сложнее. Расстояние там оценивается по-другому. Необходимо было уяснить и то, что первым должен выстрелить именно ты. И не просто выстрелить, а поразить цель. Второго выстрела может и не быть. Либо ты, либо тебя. Третьего не дано. Суровая арифметика войны.
Не менее важным оказалось и умение дойти до нужного места по жаре. Учились ходить по горам. Скрытно, бесшумно, быстро. Учились организовывать охранение, поддерживать связь в горах, выставлять радиомаяки, вести разведку, наблюдать за каждым клочком прилегающей местности… Да много еще чего. Осваивали, овладевали, штудировали. Постепенно начали втягиваться. Десантники оказались способными учениками. Очень способными. В скором времени они могли противостоять душманам на равных.
***
А что же наш герой? В сентябре 1980 года Старшего лейтенанта Суринта назначили заместителем командира 1-го парашютно-десантного батальона 357-го гвардейского парашютно-десантного полка. Немного спустя, ему досрочно присвоили очередное воинское звание капитан.
Еще летом 1-ый батальон ушел в Митерлам – столицу провинции Лагман. Помимо Ланмана в зону ответственности батальона входили также еще две провинции – Нангархар и Кунар. Сплошная душмания.
Вот когда Суринт узнал он почем фунт лиха у командира батальона. Целых восемь месяцев Суринт замещал комбата, которого никак не присылали из Союза на образовавшийся вакант.
Там, в афганских горах он прошел бесценную, ни с чем не сравнимую школу офицерского становления. Большая степень самостоятельности в принятии решений способствовало тому, как ни что другое. На той войне его главной задачей было сохранение солдатских жизней. Это стало тем основным мерилом, по которому он, прежде всего, оценивал свои командирские качества.
Там он постиг еще одну командирскую мудрость. Уметь воевать на войне это только половина дела. Не менее важно для командира грамотно и правильно организовать быт своих подчиненных. Питание. Банно-прачечное обслуживание. Обеспечение горючим, боеприпасами. Соблюдение санитарных норм. Параллельно с духами приходилось вести постоянную борьбу и с… вшами. Белье и одежда кишели этими паразитами. Тело несносно зудело. Когда эта проблема проявила себя во всю мощь, десантникам привезли из Союза дезинфекционно-душевые установки. Стало полегче…
Из Афганистана Люциан Суринт вернулся только спустя два года и три месяца. Последним из тех, кто вошел в страну в декабре 1979 года. Уезжал он с неохотой. Но дольше держать его было уже невозможно.
Это были два непростых года. Огненных. Суровых. Лихих? Отнюдь. Те, кто стаптывал подошвы своих ботинок на каменистых тропах афганских гор, в своем большинстве, признают то время лучшим в своей офицерской судьбе. Таковым стало оно и для Суринта.
Там, за Речкой, он стал настоящим, полноценным Воином. Приобрел бесценный боевой опыт. Познал глубинную суть своего ремесла и великую цену человеческих взаимоотношений. На груди его горело два ордена Красной Звезды, да медаль «За боевые заслуги».
***
Впереди его ждала череда новых должностей и свершений. Командир парашютно-десантного батальона. Начальник штаба – заместитель командира парашютно-десантного полка. Начальник оперативного отделения – заместитель начальника штаба воздушно-десантной дивизии. Командир учебного парашютно-десантного полка. Командир отдельной воздушно-десантной бригады. Он прошел все командные ступени. Одну за одной. Точно как по расписанию курьерского поезда.
Суринт всегда был первым во всем. В бою. На службе. В учебе. Закончил Военную академию имени М.В. Фрунзе и военную академию Генерального штаба. И дважды по окончании получал диплом с отличием.
Не вдаваясь в детали, такой послужной список – мечта любого офицера. Но возьмем в руки лупу, рассмотрим на карте места несения службы, да спроецируем картинку на политическую ситуацию заданного периода. Поводов для зависти становится меньше. Попасть в жернова политических интриг и передела власти – удовольствие из малоприятных. Некогда единый и могучий Союз трещал по всем швам. Политики, дабы урвать себе более сладкий кусок продавали всех и вся ни за грош. В этом Люциан Суринт убедился на собственном опыте.
…Весной 1989 года подполковник Суринт проходил службу в Кировабаде в должности начальника штаба – заместителя командира 328-го гвардейского парашютно-десантного полка 104-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Как-то раз в начале апреля он задержался на совещании в кабинете командира полка подполковника Вячеслава Коновалова. Стрелки часов приближались к девяти вечера, когда на командирском столе зазвонил аппарат засекреченной автоматической связи. В этот момент полковник Коновалов отошел к сейфу и попросил Суринта поднять трубку.
– «Рубин» вызывает, – услышал офицер в трубке голос телефонистки узла связи Генерального штаба СССР – мне нужен подполковник Коновалов для разговора с министром обороны.
Коновалов подошел к аппарату.
– Да, я, товарищ министр. Здравия желаю, товарищ министр. Так точно, товарищ министр. Есть.
Разговор длился не долго.
– Так, хлопцы, – сказал подполковник, обращаясь к сидевшим в кабинете офицерам, – завтра в шесть часов утра мы должны быть без боекомплекта и без средств десантирования на посту ГАИ у въезда в Тбилиси. Там нас встретят и уточнят задачи.
И вновь неопределенность. Зачем вести полк в Тбилиси? Какие задачи там придется выполнять? Все это было непонятно. От Тбилиси Кировабад отделяли 212 километров. На выполнение задачи оставалось менее девяти часов. По большому счету, не так уж и много, если бы не одно «но». Необходимо было снять средства десантирования. А как это сделать когда на каждом БМД пять основных куполов установлено, каждый весом по117 кг? Да еще к тому же закрепленные на рамке, так что снимать приходилось все пять одновременно. Одним махом 585 кг. Почти полтонны. Чем снимать? Никакой подъемно-тягловой техники в наличие не было. Однако на то десантники и имеют свою репутацию воинов не пасующих ни перед чем. Для них невыполнимых задач не существует. Выход нашли самый простой – сняли вручную. Облепили раму, как муравьи и сняли.
… В указанное место десантники приехали в половине пятого. А надо было к шести. Стали ждать. Появился генерал, который должен был их встречать. Устроил разнос из-за того, что оказались здесь раньше указанного срока.
***
Въехали в город ранним утром. Необыкновенно красивые улицы были пустынны. Повсюду виднелись антисоветские плакаты: «Русские – вон из Грузии!», «СССР – тюрьма народов» и т.д. То и дело на глаза десантникам попадались перечеркнутые изображения красноармейцев в буденовках.
Разместились в расположении сотого мотострелкового полка первой мотострелковой дивизии. В головах полная неразбериха. Ситуация прояснилась только после того, как подполковника Суринта и командира полка вызвали в штаб округа, ввели в обстановку и поставили задачу. Оказалось, с 4 апреля в городе оппозиция проводила бессрочный антисоветский митинг, на котором звучали требования восстановить независимость Грузии и решить абхазский вопрос. Десантникам предписывалось оказать посильное содействие войскам внутренних дел для восстановления порядка и выдворения оппозиционно настроенных масс с центрального проспекта и площади в районе Дома правительства.
Накануне разгона митинга десантникам поставили задачу проехать колонной по улицам города. Отправили две роты – разведывательную и первую. Предполагалось, что один вид грозной колонны БМД должен был внушить митингующим мысли о сворачивании акции протеста. Однако этот марш вызвал у народа абсолютно противоположный эффект. Выехавшие машины с большим трудом смогли вернуться обратно. Грузины – народ горячий. Многолюдная ревущая толпа перекрывала дорогу. Горожане ложились на дорогу прямо под гусеницы бээмдэшек. Вместо предполагаемого сорокаминутного марша, десантники с огромным трудом вернулись только спустя четыре часа.
8 апреля стянутые в город войска привели в состояние повышенной готовности. Основные мероприятия по зачистке площади и прилегающих улиц должны были пройти в ночь на 9 апреля.
К означенному для них месту десантники 328-го гвардейского пдп (парашютно-десантного полка – Прим. Авт.) приехали на «Уралах» ближе к десяти вечера. БМД с собой не брали. У офицеров были автоматы, да по одному магазину с патронами. Солдаты прибыли без оружия. Вообще. Единственное, чем они располагали – зачехленные саперные лопаты. Для чего? Закрывать лицо от летящих камней и бутылок. Других средств защиты попросту не было…
Позже в прессе выльется обильный поток жутких рассказов о том, как десантники рубили всех подряд этими самыми лопатками. Однако забегая вперед, сразу же уточню, что Комиссией Съезда народных депутатов проводившее расследование по тбилисским событиям так и не смогла выявить массового применения десантниками саперных лопаток…
…К моменту их приезда там уже находился полк МВД. Тогда Суринт впервые увидел новую милицейскую экипировку: шлемы, с непробиваемыми пластиковыми забралами, щиты. В самом выдавливании демонстрантов с проспекта и площади десантники 328-го пдп, согласно поставленным задачам, не участвовали. Это миссия пала на плечи войск МВД. Десантные батальоны гвардейцев должны были продвигаться по тротуарам, в небольшом, метров пятьдесят, удалении от основной линии МВД. Разведывательная рота оставалась в резерве.
Многотысячная людская масса заполонила весь проспект и прилегающую к Дому правительства площадь. Демонстранты преградили дорогу груженными щебенкой и песком самосвалами. Колеса автомобилей были пробиты. Однако их довольно быстро растащили «Уралами».
Подполковник Суринт стоял вместе со своими гвардейцами на тротуаре. Вокруг бесновалась топа. Людские крики, обрывки матерных слов, лозунги, обличения слились в единый многоголосый рев. Помимо ругани из толпы в сторону силовиков летели то камни, то бутылки, то куски бетона. Нервы у всех были напряжены до предела. Однако стоявшие в оцепление военнослужащие старались на провокации не поддаваться. В голове офицера не совсем укладывалось все то, что происходило вокруг.
Тут к десантникам подошел милицейский командир.
– Мужики, у меня много молодого пополнения прибыло. Не знаю, как пацаны справятся. Если что, помогите.
О том, что творилось в эти дни в душе восемнадцатилетних парней, недавно покинувших школьную скамью и твердо уверовавших в вечную дружбу советских народов, их нерушимое братство, даже не берусь судить…
…Ближе к полуночи стало ясно, что время «Ч» назначено на четыре утра. Предполагалось, что к этому времени случайно оказавшиеся на месте событий зеваки разбредутся по домам. Однако время шло, а народу меньше не становилось.
В половину третьего утра начальник УВД Тбилиси призвал митингующих разойтись добром. Реакции ноль. Тогда перед собравшимися выступил католикос Грузии Илия II призвал всех покинуть лагерь и площадь, молил проявить благоразумие и предотвратить кровопролитие.
И снова никто не внял его словам.
Почти сразу после этого хлынул ливень. Поток воды были настолько мощным и сильным, словно сами высшие силы, вняв словам служителя культа, решили вмешаться в мирские дела и попытались таким образом предотвратить назревающую трагедию. Суринт надеялся, что хотя бы это заставит часть митингующих вернуться домой. Людей стало немного меньше, но не более того.
Ровно в четыре утра полк МВД двинулся вперед, тесня толпу. В ответ в силовиков вновь полетели бутылки, палки, камни, доски. С балконов посыпались – цветочные горшки, банки, домашняя утварь… Когда милиции пришлось применить дубинки и спецсредства, толпа бросилась врассыпную. Возникла паника и массовая давка.
Десантники шли позади основной цепи. Мимо проезжали машины скорой помощи. Увозили пострадавших. В районе Дома правительства проспект стал расширяться. Буквально за полчаса поставленная задача была выполнена. Пустынный проспект являл собой картину удручающую. Повсюду валялись остатки пищи, матрасы, сломанные раскладушки, тряпье, рваные одеяла, подушки, доски… Все вперемешку. Все в грязи. Разьросано. Раздавлено. Растоптано.
Люциан Станиславович, спустя годы уверен, что погибших на проспекте было только три человека. Невозможно оценить много это или мало. Каждая человеческая жизнь бесценна. Но именно три бездыханных тела он видел собственными глазами на мокром асфальте предрассветного Тбилиси. Лежавший у дерева мужчина лет сорока. Пожилая женщина, и девушка. Ни более. Однако официально было заявлено, что в ходе вытеснения демонстрантов 16 участников митинга погибли на месте происшествия, а трое вскоре скончались в больнице. Как установила судебно-медицинская комиссия, причиной смерти всех, кроме одного, погибших являлась асфиксия в результате сдавливания грудной клетки в толпе.
***
На следующий день Люциан Станиславович убедился, что все произошедшее в этом старинном прекрасном городе было грамотно срежиссированно чьей-то жестокой, но довольно профессиональной рукой.
Утром десантники вернулись в расположение сотого мотострелкового полка. На проспекте остался один парашютно-десантный батальон. Подполковник Суринт – за старшего. Гвардейцы стали по указанному рубежу. Перекрыли проспект, чтобы никто не подходил к Дому правительства. Одна рота несла службу. Две другие в это время отдыхали.
К семи утра стали подходить первые демонстранты. Вновь посыпались ругательства, антисоветские лозунги, обвинения. Затем приехали машины, собрали валяющийся повсюду хлам, увезли его. Постепенно народ прибывал. К двум часам по полудню, проспект вновь заполнился людьми. Все кричали, скандировали, ревели. Но никого из оцепления не трогали, соблюдая определенную дистанцию. Люди стали приносить тюльпаны, символизирующие пролитую невинную кровь. Увидят на асфальте пятнышко и сразу туда цветы кладут. Кровь ли это или пятно ли от солярки или бензина никто не вникал. Вскоре практически весь проспект был усыпан алыми кровавыми цветами.
В это время Суринт стал пересекать проспект параллельно цепи. Вдруг из толпы выскочила девушка лет двадцати двух, проскочила в щель между бойцами (они стояли в полутора метрах друг от друга) подбежала к офицеру и, заламывая театрально руки, истошно закричала:
– Смотрите, смотрите, я его узнала, – здесь она не менее поставленным жестом указала пальцем на Суринта, – Это он бросил моего ребенка под танк.
На мгновение толпа замерла, застыла, словно набирая в грудь возмущенный вдох, чтобы выплеснуть все свое негодование на головы вооруженных людей пришедших к ним в город, чтобы бросать их детей под танки.
Это мгновение помогло Суринту справиться со своим замешательством. Уж он-то точно знал, что никакого ребенка ни под какие танки не бросал. Но горе бросившейся на него женщины было настолько реально, ее отчаянная злобы была настолько убедительна, что он сам на мгновение застыл на месте. Безумная? Однако, безумия в ее глазах он не видел. На него смотрели полные гнева и ярости, но прекрасно осмысливающие все происходящее, глаза. Более того, он смог уловить в них едва промелькнувшее торжество. Справившись со своими чувствами, он спокойно обошел женщину и продолжил движение в том же направлении, в котором и шел. Тысячи глаз с лютой ненавистью устремились на него. Тысяча людей готовы были разорвать. Толпа начала бесноваться. Однако офицер ни на йоту не ускорил свой шаг…
…Я не буду сейчас описывать череду предательств, последовавших после этих событий. В Москве все дружно «умыли руки», открестились от своего причастия к происшедшему. Всех собак повесили на военных и командование округа. Именно их обвинили в превышении, в злоупотреблении, в недопонимании… В общем во всех смертных.. Но это уже совсем другая история…
***
…2007 год. Принимая предложение возглавить вновь созданное командование силами специальных операций, Суринт знал, что дело это сложное. За промахи никто по головке не погладит, а спрос будет суров. Слишком суров. Да он и не искал легких путей в жизни. Не та закваска.
Для генерал-майора Суринта данное предложение не было столь уж завидным. В то время он был первым заместителем командующего Сухопутных войск. Столь ответственная должность сулила в будущем погоны генерал-лейтенанта.Однако для нашего героя высшая карьерная точка – находиться на том посту, где приносишь максимальную пользу Отечеству. По-другому Суринт не мог.
Приняв командование, Суринт взвалил на себя бремя ответственности за создание войск, для которых «невыполнимых задач – нет», а «невозможное – возможно!». Стал у руля подготовки бойцов особых, высоких стандартов качества. Бойцов, способных залезть в самое пекло и обуздать самого черта. А это уже работа штучная.
И не просто стал у руля, не просто увлекся процессом, но и добился требуемого результата – создал новый род войск! И не просто создал, а перевооружил, переоснастил, запустил в самостоятельное плавание и вдохнул жизнь в этот уникальный военный организм – Командование силами специальных операций Вооруженных Сил Республики Беларусь.
***
Говоря об этом человеке, невозможно обойти вниманием его уникальное, по свидетельству практически всех его сослуживцев, чувство юмора. Словесные импровизации командующего тут же уходили в народ, начинали жить отдельной от своего автора самостоятельной жизнью. Думаю, что не открою большого секрета, если скажу, что особо понравившиеся высказывания своего командующего белорусские спецназовцы, люди далекие от всяких сентиментов, аккуратно фиксировали в специально заведенных по случаю блокнотах. В подтверждение своих слов приведу один нечаянно услышанный пример.
Как-то на учениях, дежурившие на одном из полевых пропускных пунктов бойцы сил специальных операций в надежде прикурить остановили первый, проезжавший мимо автомобиль. Когда же из дверей салона машины к ним навстречу вышел их родной командующий, бойцы заметно стушевались.
– Кто такие будите? – спросил Суринт.
– Десантники, – робко ответил один из них.
– Десантники, говорите. А сколько раз прыгали?
– Один, – тихо сказал первый.
– Два, – бодрее уточнил второй.
Суринт снисходительно на них посмотрел, махнул рукой и сказал:
– Парашютисты! Никакие вы не десантники, – и, садясь в машину, добавил – Это я десантник. Я больше двухсот раз прыгал. А вы так, парашютисты!
***
Создание Сил специальных операций заслуга бесспорно общая. И за успехом стоит труд всех, кто вместе с генерал-майором Суринтом поднимали новое дело. Его сподвижников, единомышленников, сослуживцев. Это, прежде всего, его заместители, офицеры штаба, командиры соединений, частей, подразделений, начальники служб, офицеры и прапорщики, военнослужащие срочной и контрактной службы. Однако бесспорно и то, что без командующего, без его умения слушать и слышать, силы специальных операций не стали бы на крыло.
Результат работы генерала Суринта налицо. Это признают все, это подтверждают результаты всех проводимых в последнее время учений. Больших и малых. Широко освещаемых в прессе и тех, о которых знал только узкий круг специалистов. Однако суть и важность результата это не меняет.
В процессе работы над материалом мне стало известно, что командующий ВДВ России генерал-лейтенант Владимир Шаманов старинный друг и сослуживец генерала Суринта. Они вместе служили в 328-м гвардейском парашютно-десантном полку 104-й гвардейской парашютно-десантной дивизии в Кировабаде в разгар национального противостояния в Нагорном Карабахе.
В надежде поговорить с ним о Люциане Станиславовиче, я связалась с его помощником. Уверенности в успехе этой «крамольной», из соображений субординации, затеи было немного. Предварительной договоренности о разговоре с командующим не было. Материал, как мы, журналисты, любим говорить, должен быть написан вчера. Тем более, что в тот момент Шаманов находится на учении. Что такое «поля», знают все: ответственность непомерная, забот – тьма и тотальная нехватка времени.
Однако знала я и другое.
Не раз воспетое нашим пишущим братом десантное братство – не пустые слова. Это особой прочности сплав человеческих отношений, на который не влияют ни прожитое время, ни количество звезд, упавших за эти годы на погоны. И если друг – то это навсегда. Так оно и вышло.
– Командующий свяжется с вами позже, – сказал его помощник, выслушав мою просьбу.
Редакционные скептики качали головами. Мой оптимизм вызывал у них сочувствие. Однако, вопреки их предсказаниям и в подтверждении моей уверенности, в указанное время, Шаманов вышел на связь.
– О генерал-майоре Суринте могу говорить часами, – сказал он. – Это исключительно преданный делу и достойный уважения офицер. Настоящая гордость Вооруженных Сил. Как профессионал он состоялся на самом высоком уровне. Это надежный товарищ, на которого можно положиться в самых трудных ситуациях. Он всегда готов подставить свое плечо, всегда поможет. Не только словом, но и делом. Кроме того, хочу отметить его высокие человеческие качества. Люциан Станиславович порядочный человек, с открытой и чистой душой, что для десантника превыше всего. При всей суровости нашей профессии, при всей высочайшей ответственности за принимаемые решения и постоянное пребывание в состоянии риска, надо уметь беречь своих подчиненных. Ведь нам идти с ними на выполнение сложнейших задач. Задач, с которыми никто кроме нас не справиться.
***
Не так давно генерал-майора Люциана Суринта проводили на пенсию. Увы, в жизни каждого офицера наступает момент, когда приходится передать вахту тем, кто идет следом. Высшим руководством министерства обороны в его адрес было сказано много, вручены памятные подарки. Только не ради красивых слов и наград служил этот замечательный человек. Служить Отечеству -- вот высшая награда.
Такие люди – особое богатство страны. Ее золотой фонд. Последний титан. Он не считает себя уникальным человеком. Прежде всего -- Офицер, Десантник, Защитник Отечества. Генерал-майор Люциан Суринт. Товарищ командующий. Первый. А значит – незабываемый. Никогда.