Ребе, кастрюля борща и физрук

Клим Молотков
Ребе, кастрюля борща и физрук.


Это был настоящий иудейский раввин, несмотря на то, что родом он был, откуда то из Уренгоя или Когалыма, а внешность его была довольно комическая, словно подросток вымазал подбородок и щеки чем то липким, и к испачканной части понаприлипли клочки пегой шерсти, раввин он был самый настоящий и дипломированный.
Этот самый настоящий раввин кроме всего прочего руководил исполнением правил кашрута, науки иудейской диетологии в столовой детского санатория арендованного для еврейских детей из детских домов бывшего СССР.


Человеку не посвященному  может показаться, что ничего сложного в этом нет. Это конечно не так. Во первых кашрут (кошер) не сводится к «не есть свинины».  Это сложнейшая схема, в которой даже мясо «чистых» животных  зарезанных  евреем со специальным дипломом, должно быть особым образом вымочено и просолено.  Но самую большую проблему составляет вовсе не мясо, а молоко. Мясное блюдо нельзя мешать с молочным, причем нельзя для них пользоваться одной и той же посудой, и даже хранить в одном холодильнике. Нельзя мясное есть после молочного минимум полтора часа.

Таким образом, задача «пищеблочного раввина» во много раз усложняется. Во первых надо постоянно обновлять метки на посуде, что бы не путалась мясная посуда с молочной, во вторых , надо было постоянно напоминать об этом сотрудникам пищеблока, хотя и евреям, но людям советским и малорелигиозным.

В начале 90-х, был в бывшем СССР всеобщий подъем религиозности, и даже самый разнаучный атеист,  профессор биологии и папа настоящего хасидского раввина, говорил  –«надо чтить религию предков, и перестать есть свинину, хотя бы по субботам».

То есть задача юного ребе была тяжела и непосильна, поскольку религию предков уважать, то уважали, но исполнять не спешили. Даже старшая повариха, самая настоящая тётя Песя из Жмеринки, не представляла себе тарелки хорошего борща  без ложки густой сметаны. А ведь на долю этого ребе выпадало еще и проведение религиозных занятий с детьми.

Теперь читателя надо посвятить в особенности событий, о которых тут пойдет рассказ. Когда «великий могучий» он же «тюрьма народов» с мелодичным звоном накрылся «медным тазом», многие уже было уехавшие в Израиль евреи и не только, обратили свои взоры на просторы одной шестой части суши, и увидели как хорошо и быстро там можно делать бизнес. Особенно хорошо бизнес там можно было делать под видом благотворительности.
Потому несколько умных человек из Израиля и США, придумали схему, сулившую выгодный гешефт, или говоря по-модному бизнес.

Всем известно, как трудно усыновить ребенка в Израиле и США, кто пытался согласиться что дело практически невозможное. Когда человека сто –двести раз проверят и психиатры и ФБР и еще пятьсот социальных служб, его поставят на очередь которая будет двигаться несколько лет. Всем желающим усыновить ребенка, такое дело кажется непосильным, потому усыновлять детей лучше в странах третьего мира, где все процедуры не такие сложные. То есть даже голливудские звезды усыновляют вьетнамских и тайских мальчиков, не от хорошей жизни.

И вот страны бывшего СССР, как по мановению волшебной палочки превратились если не в страны третьего мира, то по крайней мере стали столь же доступны для разного рода деловых людей и просто прохиндеев. (Великая Эпоха Пирамид, еще только наставала.)

Эти несколько умных человек, быстро обнаружили, что можно под эгидой Израильского консульства в СССР, искать в советских детдомах еврейских детей –сирот, и определять на усыновление в Израиль (официально) или США (неофициально), что официально выглядело как благотворительность, а неофициально сулило не малую прибыль (ой не малую).


В последующие десятителия этот выгодный бизнес у них отберут криминальные структуры, да и дети будут идти большей частью на органы, то что дети товар не менее выгодный чем нефть, оружие или наркотики ясно стало не всем и не сразу. Поэтому этот бизнес все начало 90-х годов был криминалом мало освоен, и эти несколько умных человек имели свой гешефт замаскированный под благотворительность практически беспрепятственно.


Правда детей из советских детдомов перестроечной эпохи, необходимо было перед усыновлением лечить, откармливать, и хотя бы немного воспитывать. Все таки усыновляют детей люди как правило небедные и культурные, и абы кого они брать не захотят.

Ради этого эти несколько умных человек, арендовали детский санаторий, набрали штат исключительно из евреев, и даже нашли настоящего раввина с дипломом, хотя и 25 годов от роду.  Потом пригласили из Израиля корреспондентов и т.д., что бы их благотворительность не осталась незамеченной, да и реклама бизнесу была необходима, поскольку как известно "реклама двигатель торговли". А потенциальный покупатель о товаре пока был осведомлен плохо.

Но с сотрудниками для этого проекта была проблема.  Если даже тётя Песя из Жмеринки закусывала водку кусочком сала на черном хлебе с маринованным огурцом, то что говорить о мужчинах?

(Кстати, для справки, по мнению верховного раввина "Всея Руси" Берл Лазара, -"русская водка всегда кошерна", это что бы не было недоразумений на тему, "евреи, -а пьют", пьют, еще как пьют. Как пьют настоящие хасиды, не всякий славянин так может.)

На ставку физрука пригласили одного отставника, хотя и КМС, но бывшего офицера подводника, который в молодом еще возрасте 45 лет маялся на пенсии. Его хотя и звали  Семен Моисеевич на простой памяти о факте этнического происхождения его еврейство и заканчивалось. (Когда автор смотрел сериал "Ликвидация" образ следователя Гоцмана казался на сто один процент срисованным с Семена Моисеевича.)


Семен Моисеевич ехал  работать физруком в просто детский санаторий, а  приехал в странное заведение, где все было построено по неведомому ему распорядку. Во первых  в администрации ему выдали маленькую белую шапочку, которую Семен Моисеевич видел в телевизоре на Папе Римском, шапочку предлагалось носить не снимая, во вторых много чем  командовал неопрятного вида молодой человек с лицом словно испачканным в клочках шерсти, и его надлежало слушаться беспрекословно, в третьих дети оказались, детдомовскими, слабоуправляемыми и очень шумными и склонными к нарушениям дисциплины.


Такие же разочарования постигли и большинство других сотрудников, воспитателей, руководителей кружков, массовиков затейников и прочий персонал.
Вечерами, когда дети засыпали, или делали вид что уснули, некая часть коллектива, собиралась в комнате за пищеблоком, расслабиться, посмотреть футбол или кино по телевизору, выпить водки под яичницу с салом или иную закусь. Ребе на эти посиделки естественно не приглашали.

Сковороду обычно тщательно отмывали, но однажды забыли.  Одиноко лежащая на подоконнике она была обнаружена раввином прямо с прижарившимися по краям шкварками, некошерное происхождение которых не оставляло никаких сомнений. Ребе снес сковороду на мусорку и затаил злобу.

Злобе той пришлось вылиться в тот же день прямо до обеда.
Под чутким руководством тёти Песи из Жмеринки, девушки поварихи наварили почти  пятьдесят литров отличнейшего украинского борща на бульоне говяжьих костей с фасолью. Борщ, был красный, манящий запахом и внешним видом.  Борщ привлекал к себе всех, хотя детей еще не привели с прогулки и до обеда было достаточно времени, многие и многие сотрудники собрались в пищеблоке и лицезрели кулинарное чудо изготовленное по правилам кашрута.

Пришел и Семен Моисеевич, на ходу поглощая из пластиковой баночки йогурт. Он уже этапировал детей в душ на руки старушке руководящей помывочным процессом, и перебивал себе аппетит йогуртом,  лакомством, которое в те дни было доступно немногим.
И вот ребе, который не без основания подозревал именно Семена Моисеевича в порче салом сковороды, обрушил на него серию благочестивых увещеваний и разъяснений на тему иудейской диетологии.
 
Последним увещеванием был рассказ ребе о том, как в общественной печи одна женщина по бедности пекла молочную кашу, когда другие готовили мясные блюда. Строгие и набожные раввины судили не только вылить и кашу и мясо, но даже и разобрать оскверненную печь.
Этот рассказ почему то был воспринят прямо противоположно. Поварихи и Семен Моисеевич, вместо того что бы восхититься религиозной строгостью раввинов,  стали их ругательски ругать. Особенно всех возмутил факт  оставления семьи бедной женщины без каши.

При этом толи добрый иудейский Б-г (они его так пишут), толи его злой  антагонист имя которого пишется без сокращений, откололи своеобразную шутку. Когда дискуссия о социальной стороне вопроса вошла в стадию которая характеризуется словом «геволт», сопровождаемую повышенными голосами и размахиванием руками перекричалку, Семен Моисеевич неудачно махнул рукой в которой все еще была зажата баночка с остатками йогурта, и чайной ложкой, и чайная ложка описав в пространстве описанную физиками кривую, погрузилась в борщ. То что чайная ложка несла на себе частицы йогурта, достаточные что бы сделать некошерными целых пятьдесят литров борща, думаю теперь читателю объяснять не нужно.


Поняли это  и все находящиеся в пищеблоке. Раввин уже было приоткрыл рот, что бы потребовать выливания борща, как тётя Песя, одним движением  достала из «молочного» холодильника банку сметаны и вылила всю, около литра, в борщ помешивая его черпаком. Надо сказать что литр сметаны, растворился в пятидесяти литрах борща практически бесследно.

Дальнейшее было труднопредсказуемым. Самый настоящий ребе, вдруг сел на стул и заплакал. Заплакал как отличник внезапно получивший двойку, как девочка которую впервые бросил парень, как…
Словом в его плаче было что то детское, когда они сидел на стуле и дергая острыми худыми плечиками  сотрясался в рыданиях.  Тёте Песе даже захотелось дать ему нечто сладенькое, кусочек шоколада или яблоко, что бы он успокоился.

 Слезная истерика главного духовного руководителя всего мероприятия был настолько неожиданной, что почти все находящиеся в пищеблоке впали в ступор. И только Семен Моисеевич, за годы службы на подводном флоте видавший  мягко говоря всякое, спокойно пошел в подсобку, налил полный маленковский стакан водки и принес его ребе. Ребе видимо уверенный что это вода одним махом проглотил водку и зашелся в кашле прерываемом опять таки рыданиями, после чего ушел в административный корпус, где в своей комнате лег на кровать и отрубился.

На следующее утро Семена Моисеевича расчитали.


(У этой истории есть и благочестивое окончание. Вняв увещеваниям ребе, сотрудники пищеблока, по телефону, договорились с соседним детским санаторием, и обменяли пятьдесят литров некошерного борща, на пятьдесят литров куриной лапши, кошерность которой была установлена раввином прямо перед разливанием в тарелки.)