Глава X. Пламя в ночи

Элеонора Лайт
Который уж раз Солнце встает над сонной землей, чтобы согреть ее, наполнить светом своих лучей, разбудить каждое живое существо, которое вершит свои земные дела и заботы днем, и предать дневному сну тех, кто вершит их ночью, Седой Лунь не знал. Он уже давно сбился, отмеривая бесконечно тянущиеся дни, недели, месяцы, годы и дюжины лет своего бесконечно долгого пребывания на этой земле, и прикидывать, сколько же ему еще осталось. Все чаще и чаще он призывал в своих мыслях Силу, которая умела в два счета освободить его от земных мучений, однако та все не приходила к нему и не приходила, словно нарочно доводя его до отчаяния.

А началась эта история так.
Однажды, когда в одном из подгорных селений немногочисленного племени вейноров, что именовалось Таккара, что на местном наречии означало «Красный Камень», случился пожар, устроенный внезапно напавшими на них потомками древнего рода Барсарда Лютого из соседнего Барсардана, что были из того же самого племени. Больше двух третей селян сгорели заживо, остальные разбежались кто куда или же попали в плен к правнуку умершего сто сорок лет тому назад разбойника Барсарда –  Хирану. Та же участь не миновала и семью далеко не бедствующего таккарца по имени Асхард, у которого было шестеро сыновей и три дочери, четырнадцать внуков и сколько-то там еще правнуков и праправнуков– собственно говоря,  почти половина жителей селения составлял род Асхарда, его отца и отчасти их более давних предков. Накануне случившегося несчастья Асхарду исполнилось ровно пятьсот лет. Набравшись на радостях с полтора ковша местной клюквенной браги, именинник отправился под вечер в лес, чтобы хорошо там отдохнуть, расслабиться, да и просто побыть наедине с Матерью-Природой. Уселся на камень под большущей сосной и давай петь песни – благо его слышали в лесу только звери и птицы. Когда же хмель в его голове немного развеялся, была уже глубокая ночь – и тут-то его нос учуял запах дыма, невесть откуда взявшийся. Потом до него вдруг дошло, что едкий дым шел из его родной деревни. Мигом протрезвев, Асхард вскочил с камня, понесся, несмотря на уже немолодой возраст и тяжесть в ногах, в селение, и увидал картину, от которой волосы на его голове от ужаса встали дыбом и едва не начали шевелиться, как живые змеи: с северо-западной стороны на Таккару летели снопы горящих стрел, а следом за ними скакали всадники, одетые во все черное, и что-то громко выкрикивали.

- Проклятье! – процедил Асхард сквозь зубы, снимая с головы шапку и изо всех сил стискивая ее в кулаках. – Хиран Лютый, правнук Барсарда Лютого, будь он неладен… И проклятые сертанны с ним заодно, ну я вам покажу!

Что собирался сделать с ордой озверевших сертаннов хилый и щуплый в сравнении с ними старик-вейнор, он и сам не знал, но решительной злобы и негодования в нем было столько, что, раздели эту силу на всю его родную Таккару, ее хватило бы, чтобы смять и передавить негодяев, как сверчков или мух. Но сильнее злобы в нем была тревога за свой род, и тогда Асхард, сорвавшись с места, полетел на всех парах дальше в свое селение – спасать своих близких.

Когда же он доковылял на уставших ногах до родного дома, спасать было уже нечего и некого – огонь, как дикий оголодавший зверь, пожирал последние жалкие остатки жилища и хозяйственных построек, кое-где еще метались в предсмертной агонии лошаки и волы, а где-то неподалеку истошно кричала молодая женщина, прижимая к груди заливающегося пронзительным криком младенца…

- Неееет!!! – заорал не своим голосом Асхард, заскакал на месте по горячей, покрывшейся пеплом земле и угрожающе затряс кулаками в сторону приближающихся людей из Барсардана, поднимая руки и стискивая зубы. – Уходите из моей деревни! Уходите!!!

- Из твоей деревни, говоришь? – услыхал он прямо над собой холодный и бесстрастный голос, после чего чья-то крепкая рука подняла его за шиворот в воздух и резко встряхнула. – Ну что ж, старик, посмотри еще раз на свою деревню. Посмотри и вспомни, что сто сорок лет назад твой предок сделал с нашим Барсарданом! Я уж молчу о том, какой нелепой и жестокой смерти он предал моего прадеда!

- Хиран… – вырвалось из обледеневших от ужаса легких Асхарда, и он сплюнул кровянистый комок. – Мы уж все давно думали, что ты забыл старую обиду и простил наш род. А если не простил то вспомнил бы ты, как твой прадед посылал своих верных людей грабить наши закрома, уводить наш скот и насиловать наших женщин! Не все, кто родом из Барсардана, таковы, но вас, разбойников, позорящих наше племя, мы уж знаем…

Он запнулся и снова сплюнул, закашлявшись от едкого дыма, и тогда Хиран отпустил его, швырнув на землю, соскочил с коня, закованного в серебряную сбрую, и встал над ним, обнажив меч и приставив его концом обоюдоострого лезвия старику в подбородок. Тот зажмурил глаза, чтобы только не видеть над собой пронзающий душу взгляд холодных серо-голубых глаз с чуть заметным фиолетовым оттенком, перекошенное гневом лицо и развевающиеся на прохладном ранне-весеннем ветру казавшиеся сизоватыми  пепельные волосы молодого воина.

- Это ложь, Асхард! Мне куда лучше известно, что вас грабили люди из племени сертаннов, а не мой прадед! И ты должен помнить, что мой прадед был таким же вейнором, как ты и твой отец!
- Я знаю… но эти люди из племени сертаннов были верными людьми Барсарда Лютого, не так ли?
- Нет! – прорычал Хиран и пошевелил рукояткой меча, грозясь пригвоздить им несчастного старика насквозь. – Если я начну тебе рассказывать, кто, за что и когда оклеветал наш род, на это уйдет вся ночь, а мне нужно спешить. Поэтому, если хочешь узнать, что и откуда пошло, поедешь со мной.

- Не поеду! – ответил Асхард, показав ему кулак. – Даже если случилась такая ужасная несправедливость и мой отец по ошибке убил твоего прадеда и сжег ваше селение, ты поступил еще ужаснее, решившись на месть столько лет спустя! После драки, как говорится…
- Молчать, старый брехун! Тогда, если не хочешь ехать со мной в Барсардан, то мне же будет легче. Ты просто умрешь.
- Э, ну давай же, парень, убей меня, – заявил ему Асхард, внезапно потеряв весь свой страх и скривив рот в невеселой улыбке. – Убивай дальше стариков, женщин, детей, жги деревни, хлеб и скот – делай все, что хочешь, если тебе позволит твоя совесть. Но только вспомнишь потом, когда придет твоя пора умирать, что ты ответишь Небесным Судьям на Той Стороне…

Он закашлялся – и тогда Хиран внезапно убрал свой меч, спрятал в ножны и отвернулся.
- Эй, Хиран, чего же ты? Не можешь убить беспомощного старика? Совесть не позволяет?
Воин не пошевелился и продолжал смотреть на восток, где над горизонтом всходила  во всем своем неторопливом величии полная луна. Старый вейнор все-таки осмелел, дернул его за конец поясного ремня, стягивавшего под черным плащом-накидкой блестящую серебряную кольчугу. Хиран резко обернулся, и тогда Асхард, благо ночи в этих краях были лишь немного темнее дней, так как солнце здесь никогда не заходило полностью за горизонт, увидал, что он плачет.

- Похоже, ты образумил меня, Асхард из Таккары, и разбудил во мне Совесть. Теперь я стою здесь и глубоко сожалею о том, что сделал – никогда такого со мной не случалось раньше…
Народ, столпившийся вокруг них – всадники из Барсардана и пешие мужчины, женщины, старики и дети из сожженной Таккары - те, что остались живы после нашествия неистового огня – удивленно ахнули и уставились на молодого зачинщика всего случившегося. У того же действительно из ясных глаз капали на землю крупные слезы раскаяния.

- Эй, вождь! – обратился к нему один из его людей, огромного роста всадник на таком же дюжем вороном жеребце. – Ты что, действительно хочешь предложить нам перемирие с таккарцами после того, как отомстил?

- За тебя, сертанн, я отвечать не могу. А своим сородичам и соплеменникам я действительно предлагаю установить мир с родом Волопасов, хотя при желании мог бы истребить их всех без остатка. А тебе, старик, – он обратился вновь к Асхарду, – тебе я пообещаю, что, хотя ты и просил скорой и легкой смерти, ты проживешь очень и очень долгую жизнь. Ты будешь жить на этой земле до тех пор, пока не наберешься мудрости и того, что бы ты рассказал Высшим Судьям после своей смерти, дабы искупить вину перед своим отцом.
- Я все понял, Хиран… Я все понял. Что ж, пойду и искуплю всю вину своих предков и, если так угодно Богам, потомков. Но меня… меня вы больше не увидите на этих землях, никто из вас меня не увидит, пока я жив и, надеюсь, когда я буду мертв!

Это были последние слова, сопровождаемые последним смехом, что слышали в своей жизни остальные вейноры – Хиран, его соратники и уцелевший люд из почти целиком разрушенной огнем Таккары. Ибо с тех пор Асхард Волопас, сын Илидра, ушел через горы в южные земли и поселился в долине реки Быстроводной, в восемнадцати логах севернее тендуанского селения Таннор, где и живет по сей день под прозвищем, данным ему местными жителями за то, что после случившегося несчастья волосы на его голове стали белее снега.

Впрочем, старый лесничий уже сам толком не знал, жил он или уже давно умер и бродил по Тендуанским лесам как призрак, время от времени забираясь в свою ветхую избушку на краю леса, чтобы отдохнуть, поесть и попить, а уж спал он редко и совсем немного. Да, много что поменялось в жизни бывшего зажиточного вейнорского семьянина после того, как он поселился в этой глуши, и особенно после того, как местный народ сосватал ему в жены бойкую лесничиху Амарию. Та оказалась сущим аспидом по жизни, и, как стало ясно потом, колдуньей, что приносила много неприятностей не только своему новоиспеченному мужу. Мало того, она то и дело ходила тайком от мужа в село, где вступала в «вольный брак» с молодыми юношами, черпая их жизненную силу вместе с их кровью, отчего красота ее и молодость с годами не иссякали. В конце концов, не в силах больше терпеть непотребства, отправился старый Лунь к ночи в глухую чащу, что находилась неподалеку и прихватил с собой секиру. Было полнолуние, и вот, той лунной ночью выбрал он среди сотен деревьев тонкую, хрупкую осинку, что росла на самом берегу Черного Озера, воздал хвалу Небесам, попросил после того прощения у деревца и сделал из нее вполне подходящий колышек. После чего вернулся в свой дом, где жил со своей Амарией, спрятался за печь и стал ждать, когда та вернется со своей ночной «охоты». И вот под утро возвращается она – страшная, землей заляпанная, на мертвеца похожая, с губ кровища капает, а в глазах задорный огонек – сейчас ляжет рядом со своим мужем, выспится и проснется наутро красавицей. Но не тут-то было: едва она вошла в избу, из-за печки выскочил Седой Лунь и со всего маху вонзил осиновый кол в живот своей супруге. Та успела только охнуть и исторгнуть из себя вместе с предсмертным криком что-то очень мерзкое, что заполонило собой почти всю избушку, так что свет в ней померк, залепило ему глаза, нос и уши, обвило собой и принялось душить. Тогда Седой Лунь взмолился Светлым Богам, снял со стены смоляной факел и ну размахивать им до тех пор, пока тьма, съежившись в комок, не покинула навсегда его жилище, выкатившись через дверь и с отвратительным хлюпаньем впитавшись в землю. Тело же убитой, пронзенное осиновым колом, словно вспыхнуло синим пламенем и, обуглившись, рассыпалось пеплом, а пепел тот унес внезапно ворвавшийся в избушку ветер.

Много еще испытаний, подобных этому, выпало на долю несчастного Асхарда. И с тех пор, после всего пережитого, он не мог уже точно знать о себе, кто он – живой человек, призрак или кто-то еще, и стал сомневаться в том, что сам он, его жилище, еда и лес вокруг – были настоящими и такими, как их видят человеческие глаза. Он стал видеть и слышать то, чего не видел и не слышал никогда раньше – слышал, о чем шелестит трава, о чем поют кузнечики и птицы, и какая тварь, не только живая и вещественная, прячется под каждым кустом и за каждой кочкой. Он знал тайну этого леса, Черного Озера, Звонкого Ручья, окружающих гор, селения Таннор и всей северной части Долины, созерцал и осмысливал, но рассказать никому не мог – никто из окружающих людей не был внутренне готов его выслушать, и потому все тайны делил с ним лишь этот загадочный и казавшийся молчаливым лес.

И вот, теперь пришла пора ему узнать и увидеть воочию еще одну великую загадку, которая была незаметна большинству людей, и при том он смутно надеялся на то, что это будет последняя тайна в его жизни, о которой он сможет рассказать Богам на Той Стороне. В последние годы Асхард Волопас, то есть Седой Лунь, коим он был уже добрых пятьсот с небольшим лет, все реже совершал обходы по лесу, так как был уже слишком стар, ноги его часто стали подводить, и потому он начал подумывать о том, кого таннорский народ отправит в лесничие после его смерти. Но иногда он все же покидал еще свою обветшавшую избушку с полуразвалившейся печью, брал в руки стоявший подле входной двери посох и отправлялся по своему древнему ремеслу – обходить дозором лес, изгонять из него нерадивых собирателей даров, гасить не по делу разведенные костры, вызволять из беды заплутавших детей или девушек и грозить злым духам Небесной карой, если те вздумают шалить в его, Седого Луня, владениях. И духи всегда слушались его, не шалили.

И в этот раз, в безветренное летнее утро, встретив зарю, старик снова отправился в свой дозорный обход, вознося мольбы Небесам и благословляя Их словами благодатную землю. И вот, не дойдя с дюжины шагов до Звонкого Ручья, с которого, собственно, его обход и начинался, он узрел невиданное. Перед ним на берегу ручья солнце высветило нечто большое, светлое и сияющее столь ярко, что у старика защипало глаза и он зажмурился. Когда же он вновь открыл глаза, сияния больше не было, а на том самом месте сидела на корточках молодая девушка в необычном для долинной селянки одеянии – темно-зеленом дорожном платье какого-то нездешнего покроя со складчатой юбкой, прихваченном на талии кожаным поясом, и умывала лицо водой из ручья. Бросилось ему в глаза и другое: длинная коса цвета толщиной в его запястье, которая вилась по ее спине невиданной темно-коричневой змеей, а голову охватывал легкий серебряный обруч с огромным сапфиром посредине лба. Последнее он увидал, когда девушка, заслышав шорох позади себя, внезапно обернулась.

- С рассветом тебя, почтенный старец, – не растерявшись, промолвила она, и встала с земли. – И рада тому, что ты еще в добром здравии.
Страж леса поморщился, услыхав это непривычное для него приветствие, однако тоже не растерялся.
- И тебя с рассветом, милостивая госпожа, – ответил он и почтительно коснулся правой рукой середины своего лба – по обычаю своих предков. – Видать, ты из города и, наверное, из знатного рода? Что же тебя занесло в такую глушь?
- Я не госпожа,– возразила девушка. – И я вижу, что ты не узнаешь меня. А я тебя узнала – ты ведь Седой Лунь, страж леса, не так ли?

- Так, так… А вот тебя, милая девушка, я и впрямь не узнаю. Хотя смутно ты напоминаешь мне одну маленькую девочку, которую я однажды здесь видел. Она приехала сюда на белой крапчатой кобылице и привела еще сюда такого здоровущего пса… И потом встретилась здесь с одним человеком, о котором я никому не должен рассказывать.
- Ага… – девушка улыбнулась, обнажив ровные и белые, как жемчуг, зубы. – Стрекоза, Лиходей и человек, о котором ты не должен никому рассказывать… Я и есть та девочка, о которой ты говоришь, мое имя - Эйра эн Кассидар.

- Эй… Эйра эн Кассидар… – промямлил старик, топчась на одном месте и уткнув взгляд себе под ноги. – А я даже и не знал, что она была Эйра эн Кассидар… то есть ты… о Небесные Боги, я не видел тебя в этих краях уже больше восьми лет! Где пропадала-то?
- Это неважно, старик. Теперь важно лишь то, зачем я сюда пришла. Проведи меня в свой дом, и я все расскажу тебе.
- Вот как?..

Несколько минут старый Лунь топтался на месте в нерешительности, не зная, как ему поступить и что ответить, но отказать этой незваной гостье и прогнать ее прочь он не мог: сияние, исходившее от нее в те моменты, когда он пребывал в молитвенном экстазе, первым делом внушило ему мысль, что перед ним – спустившееся с Небес Светлое Божество. Потом, увидав вместо него обычную земную девушку, пусть даже такую красивую, он решил, что, должно быть, ошибся и ему померещилось, однако однажды возникшая мысль все же не уходила и время от времени ему казалось, что от девушки все так же исходит неземное сияние. А значит, она могла оказаться, самое меньшее, жрицей Божественного Света, а это значило, что огорчать и обижать ее было нельзя.

- Ну что ж, – сказал он после продолжительного молчания. – Пойдем уж, коль напросилась, только не обессудь – такой уж у меня дом. Если ты волшебница и можешь его починить, тогда почини.

Он подвел ее к шатким деревянным ступенькам и отворил дверь своего жилища. Внутри и впрямь было убого, темно и сыро, вдобавок почти половину избушки занимала наполовину развалившаяся глиняная печь с покосившимся дымоходом, местами в стенах и на потолке просвечивали щели…

- Я не волшебница, увы, – ответила со вздохом Вианна, проведя рукой по осклизлому дверному косяку. – Но я могу помочь тебе выстроить новую избушку, пойду позову мужиков из селения и заплачу им – они и выстроят.
- Э-э, нет, – запротестовал Лунь. – Эту халупу строил я сам, а теперь я стар и она стара, и если я умру, то и она пусть умрет вслед за мной. Не желанно мне, чтобы после моей смерти кто-то занимал мой дом.

Он отпил воды из большой глиняной кружки и со стуком поставил ее на старый дощатый стол, стоявший около отворенного окна, после чего уселся на просевшую лежанку и стал, кряхтя, снимать со своих ног сапоги.
- Так тебе нежеланно, а после тебя народ пришлет сюда другого лесничего, - возразила ему Вианна.
- Эк ты, какая строптивая, – засмеялся старик. – Вот пускай этот лесничий себе новую избу и поставит, а свою я снести не позволю, пока жив.
- Тогда позволь мне тут прибрать или хотя бы принести с собой что-нибудь из деревни. Я ведь у тебя тут побуду, до тех пор, пока не придет время…

Старик от удивления даже перестал снимать сапог с нездоровой и потому прихрамывающей левой ноги.
- Время для чего?
- Сейчас тебе все расскажу, только слушай внимательно и до конца.

И она поведала старому лесничему всю свою историю, начиная со встречи с Бродягой почти девять лет тому назад и заканчивая своим приездом в Таннор на ветроплане с Мастером Гигулой. Особое внимание в своем рассказе Вианна уделила тому, что из себя представлял Темный дух, которого она должна была победить во имя спасения своего рода, и для чего этот дух поклялся уничтожить всех потомков своего воспитанника Кассидара.

- Твоя история очень занятна и удивительна, – сказал лесничий, когда она, наконец, закончила свой длинный рассказ. – И я скажу, что ты очень смелая девочка, если на это решилась. Я знаю этого духа и сам был свидетелем его деяний. Но я скажу так: Туран-дем – не порождение Тьмы, а один из тех духов, которых вы называете дэвами или ангелами, что отреклись от Небес, покинули Божественный мир Света и канули в Тьму, чтобы что-то узнать, чему-то научиться и посмотреть, что будет, если он станет жить не так, как живут духи в мире Добра, Любви и Света. Таких духов множество, а Туран-дем – один из тех, кого однажды вызвал в наш мир один колдун, с тех пор он застрял между нашим миром и Той Стороной и блуждает там, ища выхода. Оттого он бывает так страшно зол.

- Нечто подобное говорил мне и мой Учитель. Но еще он однажды сказал мне, что отдушиной ему служило то, что он старался быть кому-нибудь полезным, например колдунам, или же будучи покровителем нашего рода.
- Да, но, как ты поняла, этим он не находил пути обратно в Мир Добра и Света. Для этого ему следовало бы намеренно этого захотеть. Но он боится Небесного Света как огня, так как он потерял сам себя и то, что он собой представляет здесь – не есть истинный он. И твоя задача – вернуть его к этому.

- Да, я знаю это. И я готова, давно уже готова выполнить свое предназначение. Меня радует то, что ты все знаешь, старик.
- Старый Асхард не профан, – рассмеялся лесничий и налил себе браги из стоявшего под столом бочонка.
- Постой… Асхард – это твое настоящее имя?
- Никто не знает, как меня зовут на самом деле, и этого я никогда никому не скажу. Асхард Волопас – это было мое имя для людей, обычно его люди и считают настоящим. Ты же умная и знаешь даарийские обычаи.
- Знаю... прости меня, если говорю невпопад. Но я вижу сама, что ты мудрый старик и многое видел. Поэтому, если хочешь, помоги мне.

- Конечно, я тебе помогу, – ответил Лунь, отхлебнув еще браги и крякнув от удовольствия. - Но только пусть ничто не отвлечет тебя от твоей цели, а иначе ты пропала. Остерегайся своего родного брата Анокса, временами он бывает одержим всякой нечистой силой и имеет связь с самим Туран-демом, который может выставить его на поле боя вместо себя. Опасайся убить его вместо демона.
- Я принимаю твои наставления, старик. Но я вижу и чувствую, что ты сам однажды кого-то убил.

- О да… я убил свою вторую жену, она была недоброй колдуньей. Но она давно уже была не самой собой, а кровожадным упырем, и потому я проткнул ее осиновым колом. Но твой брат до этого еще не дошел, и поэтому у тебя есть время его спасти. Ты меня понимаешь?
- Понимаю, почтенный Асхард.
- Не нужно называть меня так. Это имя умерло вместе с тем человеком, который его носил. Когда мне исполнилось пятьсот лет и я перебрался в эти леса, я перестал быть Асхардом, с тех пор все зовут меня Седой Лунь. Вот и ты, детка, так меня и зови.
- Будь по-твоему, старик.

Он поднялся со своей лежанки, подошел ближе к гостье и принялся внимательно ее рассматривать, словно что-то выискивая в ней глазами. «А хороша, однако, - подумалось ему. – Был бы я сейчас при семье и роде, то наверняка бы сосватал такую кралю за кого-нибудь из своих холостых потомков. Вот жаль только, что не невинная она дева более, кому-то уже успела добровольно себя подарить».
Вот только кому и когда, было известно лишь ей самой да Провидению, которое обо всем докладывало старому пройдохе.

Жизнь в ветхом домишке у старого лесника трудно было назвать веселой, сытой и вообще хорошей, однако молодая поселенка, тайно от всех жившая здесь во вторую половину летней поры после того, как в середине второго летнего месяца ей исполнилось двадцать лет и она перебралась сюда из далекого Орри, даже не думала унывать. Она даже не печалилась о том, что ей придется пережить здесь, когда настанет холодная пора – ведь то того времени прозябать здесь ей не придется. Очень скоро, как ей подсказывал Внутренний Божий Глас из недр ее существа, придет ее время, и тогда она сделает свое дело, а после улетит обратно в Меррахонскую Обитель, где, наконец-то, вновь встретится с полюбившимися ей Жрецами Небесного Света и Великого Солнца. Это будут самые прекрасные мгновения в ее жизни, если она вернется с победой и обрадует своего Учителя.

Думая так изо дня в день, молодая дочь Кассидарова рода вычистила и  выскоблила чуть ли не до блеска обветшавшую от времени избенку мечтающего о скорой легкой смерти и оттого ничуть не заботившегося о земных удобствах престарелого лесничего.  Она взяла на себя не только уборку в доме Седого Луня, но и готовила ему еду, правда, чаще разводила для этого костер около дома, поскольку попытки растопить печь каждый раз оканчивались для нее дымной «баней». Но и это было еще не все. Раздобыв завалявшиеся в углу под лежанкой молоток и прочие инструменты, она тайком от старика, пока тот прогуливался по лесу, усмиряя духов и давая нагоняи нерадивым грибникам, бортникам и разжигателям костров, пыталась забивать щели досками, которые не ленилась притаскивать с берега реки поодаль от деревни, хотя бегать за ними приходилось довольно далеко. Потом ей пришло на ум перед этим еще и затыкать их мхом, что очень ей понравилось. Она даже принялась потихоньку складывать осыпавшиеся печные кубы из обожженной глины так, как они, по ее представлениям, изначально были сложены, намазывая их свежей глиной. И даже время от времени взбивала слежавшуюся перину.

- Ай да девка, ай да умница! – подивился однажды хозяин, внезапно вернувшись с прогулки и застав Вианну за работой. – Хозяйственная, нипочем старика в беде не оставит. Главный Жрец, поди, хозяйничать научил?
- На Меррахоне все хозяйничают, оттого тамошняя Обитель и процветает, - не теряясь, ответила ему девушка.

«Взял бы тебя к себе внучкой или правнучкой, да не могу, сердце чует, что ты сюда ненадолго пришла, у тебя есть и род, и Меррахон, а я, как и прежде, никому не нужным бобылем останусь».
Словно прочитав его мысли, молодая хозяюшка улыбнулась и взглянула на него добрым взглядом – ничего, мол, все обойдется, будет и на твоем поле весна.

Так проходили дни один за другим и недели одна за другой, и все это время пребывание молодой Жрицы в окрестностях Таннора оставалось тайным и никем не замеченным, пока однажды ее не потянуло снова подойти ближе к родному селению. Вианне снова понадобились никому, кроме нее, не нужные деревянные доски и брусья, чтобы дальше делать доброе дело старому деду, который сам давно уж не мог заниматься ремонтом собственной лачуги, в особенности крыши, которая местами просела, и через нее во время дождей внутрь лилась вода. Дождавшись ясной погоды, отважная девушка накинула плащ, так как снаружи было все еще сыро, и отправилась в путь за драгоценным хламом.

На этот раз она решила поискать доски поближе к деревне, так как те, которые она собирала до этого на берегу, уже были все ею собраны и прибиты на положенные места в стариковом доме – из последних она смастерила ему новое крыльцо, которое не скрипело, не пригибалось и не грозило вот-вот рухнуть, когда по нему поднимаешься или спускаешься. Подходя лесом к следующей куче, которая лежала неподалеку от того места, где начиналась обширная болотистая низина, она как бы случайно остановилась около большого шалаша из толстых ветвей, перевязанных веревками. Рядом с ним все еще виднелись остатки костра, разведенного в начале осени два года тому назад.

Вспомнив до мельчайших подробностей все, что произошло тогда на этом месте между нею и ее другом детства по имени Урия, она горестно вздохнула, подумав о том, что, возможно, не увидит его больше, если ее жизнь здесь так и останется тайной для всех. Это будет, наверное, невосполнимой потерей, если она однажды не решит все-таки вернуться в Таннор и стать женой младшего сына отца Амрида.

Подумав так, Вианна присела на корточки, провела руками по наполовину заросшим травой остаткам старого кострища с торчащим над ним еще совсем целым держаком из осинового ствола, укрепленным на двух подставках, затем вновь поднялась и побрела дальше к деревне, думая уже не о злосчастных досках, а совсем о другом. Выйдя к берегу реки к нужному месту дальше, чем они лежали, она  устремила ясный взор на широкую стремнину реки, затем на ярко-голубое небо, распрямилась, как приречная ива, раскинула руки и вдохнула полной грудью свежий, пахнущий душистыми травами воздух.

- Как хорошо все-таки здесь, в родных краях, – сказала она самой себе, вдохнула воздуха еще и вдруг ноги сами понесли ее в пляс.
Она кружилась и кружилась на месте то в одну, то в другую сторону, напевая что-то о солнце, о лете и о ветре, что приносит счастье и уносит прочь все невзгоды. Потом, устав кружиться, как волчок, упала, раскинув руки, на траву, и лежала так на берегу добрую четверть хроны, глядя, как кружится небо, солнце, местность вокруг нее и она сама вместе с землей, небом и солнцем.

Наконец, кружение мира остановилось, успокоилось, и тогда Вианна ощутила, что на нее, лежащую в густой траве, опустилась чья-то тень, падавшая от солнца. Ощутив не то тревогу, не то радость, она перевернулась на живот и подняла голову вверх, чтобы увидеть того, кто осмелился в такой час за ней подглядывать – и увидела своего давнего друга, а с некоторых пор уже и более чем просто друга.

- Неплохо веселишься, – пробормотал Урия, уцепившись руками за ее пальцы и поднимая ее с земли. – Давно ли ты здесь, Дитя Зари?

Вианна закатила глаза от внезапно нахлынувшей радости, что, наконец-то, одно из ее самых заветных желаний уже свершилось, и подалась ему навстречу, в его объятия.
- Давно, ненаглядный мой. И как же я мечтала тебя увидеть – ты даже себе не представляешь…
- Ну как же мне это представить? И ты не можешь представить, как я по тебе скучал. Пойдем же скорее, скажем, что ты вернулась, и тогда будем приглашать твоих родичей и готовить свадьбу.

Он говорил это, не переставая со всем жаром, который в нем был, сжимать ее в своих объятиях и осыпать поцелуями. Вианна же, к его удивлению, лишь вначале стала отвечать его тем же, а потом постепенно высвободилась и вытянула руки вперед, не позволяя Урии вновь ее сграбастать.

- Погоди… я тебе сейчас… все объясню. Только выслушай меня, очень тебя прошу.
- Ну хорошо, милая, говори.
И она рассказала Урии все начиная с того, как она в одиночку приехала сюда из Орри и как все это время тайно от всех живет в избушке старого Луня, ухаживая за ним и за его домом и готовясь к тому, что должно произойти. Как ей подсказывает ее сердце, очень скоро.
- Этот час уже близок, и потому пока мы должны забыть обо всем остальном. Вернее, не забыть, а отложить до тех пор, пока не будет выполнено мое предназначение – я должна избавить свой род от ужасного проклятия. Это очень серьезно, очень важно, поэтому… Но я так бы хотела сыграть нашу свадьбу как можно скорее…

Она вдруг осеклась, взглянув в глаза своему возлюбленному, и залилась слезами.
- Ну почему, почему мне так тяжело решиться? Почему нельзя все сделать вовремя и зачем все происходит так скоро?
Урия вздохнул, зажмурился и вновь крепко прижал к себе девушку, на сей раз утешая ее.
- Все будет хорошо, моя дорогая Эйра... Аврора... Вианна. Успокойся. Все будет хорошо и вовремя. Не плачь.

Так они договорились встречаться на берегу каждый день. За это время Вианна посвятила Урию в свой давно продуманный план, но при этом попросила его не вмешиваться, наблюдать и ждать, пока не понадобится его помощь. А потом она привела его, нагрузив деревянной дранкой и сама взяв другую охапку, к домику Седого Луня. Старичок восседал на новом крылечке, с довольным видом жуя какой-то сладкий корень, и, прищурив один глаз, другим смотрел в небо, слушая одновременно пение птиц, потом наоборот.

- Эхе-е-е, – протянул он, увидев подошедших к избушке парня с девушкой. – А я думал, куда наша мастерица запропастилась, а она за кровлями ходила, да еще и жениха с собой привела! Ай да девица!
- Он хочет нам помогать, – ответила Вианна, сваливая доски в кучу слева до избушки. – Ты ведь не будешь против, старик?
- Конечно, нет! Я всегда рад, когда молодежь такая находится, стариков в беде не оставляет. – Я даже поправляться начал от твоего варева, пока один тут был, сам еды приготовил.

Он указал на котелок, полный ароматной похлебки из кореньев с листьями каких-то трав, сдобренной конопляным маслом.
- Тебе бы, старик, дичи настрелять, – сказал ему Урия. – А то понятно, отчего ты такой тщедушный – одной травой питаешься.

Лесничий засмеялся.
- Эх вы, молодежь… Знал бы ты, что Седой Лунь уже сотни лет питается одной, как ты говоришь, травой, а все носится по лесу как козел и все никак помереть не может. Мне ведь уже вторая тысяча лет пошла…
Урия округлил глаза от удивления.
- Ну и ну, почтенный страж леса! А я слышал от наших людей, что звери и птицы тебя за своего принимают, теперь понял, почему. Но, поверь, большинство лесных жителей вовсе не травой кормятся.
- На то они и лесные жители, – ответил Лунь, почесывая за ухом. – А я лесной житель иного рода, негоже мне лесных тварей губить. А вы присаживайтесь на бревнышко, я вас своей похлебкой угощу.

Он скрылся в избушке, вынес оттуда пару глиняных мисок и черпало, налил похлебки и раздал своим гостям, выдав им самодельные деревянные ложки – лаканки, а сам принялся хлебать черпалом прямо из котелка. К этому кушанью прилагались также лепешки, испеченные Вианной из запасов, купленных хозяином намедни в деревне и хранившихся у него в закромах. Точнее, в запасах у него была прошлогодняя мука, а свежее молоко и куропаточьи яйца Вианна принесла ему сама, перед этим попросив Урию купить все это на таннорском базаре.
- Благодарю за сытную и вкусную еду, хозяин, – поклонился ему Урия, отдавая миску.
Он не кривил душой: похлебка действительно оказалась вкусной и сытной – причиной тому было конопляное масло, которое насыщало не хуже, чем добрый кусок воловьего мяса, рыбы или дичи. Это Урия, приученный отцом и материю к многодневным постам перед великими праздниками, прекрасно знал, однако все же удивлялся тому, как некоторые люди могут не есть мяса годами и даже столетиями, как Седой Лунь.

- Интересно, а что находится там, дальше? – спросила однажды Вианна, когда они вместе с Урией прогуливались по лесу в окрестностях Черного Озера, что располагалось совсем недалеко от избушки.
- Кладбище. Разве не помнишь?
- Помню. Но оно находится южнее озера, а я спрашиваю о том, что находится с другой стороны, вон там?
Она показала рукой на северо-запад.
- Не ведаю, – повел плечами Урия. – Я там никогда не был.
- И я не была. И потому мне так интересно, что же может быть там, на той стороне. Сходить бы и посмотреть.
- Да что там смотреть? – заартачился Урия. – Поди, такой же лес, как и везде, все дальше и выше в горы. Хотя, если идти долго, наверное, можно дойти до самого Гилленвара, вернее, до того, что от него осталось.
- Гилленвар, как я знаю, находится к северу от этого озера, а я показала на северо-запад. Что-то тянет меня сейчас туда, может правда, сходим и посмотрим?
Урия покачал головой и потоптался на месте в точности так же, как это любил делать лесной сторож.
- Старик нас за это убьет. Ты ведь сама говорила, что весь этот лес находится под его надзором, а дальше он и сам не ходит.
- Ей-богу, Урия, ты как маленький, – осердилась на него Вианна. – Если не хочешь идти со мной, оставайся тут или иди в деревню, а я пойду одна и все разузнаю.
- Нет! – он подскочил к ней сзади. – Я не могу позволить себе отпустить тебя в такую глушь одну и потом за тебя тревожиться, как бы чего не случилось. Считай, что уговорила меня, пойдем вместе.

И так, наспех сговорившись, они выбрали себе по посоху из поваленных стволов совсем молодых осин, коих тут было превеликое множество, и отправились в путь, надеясь вернуться к озеру до захода солнца.

Пробираться через густой лес, где, казалось, доселе не ступала нога человека, было довольно тяжело, однако вскоре они наткнулись на неизвестно кем проторенную тропку, что начиналась, как подумалось обоим, от кладбища и вилась змеей мимо земляных бугров и невесть кем вырытых ям, больших деревьев, бурелома и густых кустарников. Здесь было, как заметили Вианна и ее спутник, еще больше поваленных осин и изредка других деревьев, местами были выворочены кусты.

- Вот бы мне знать, кто здесь ходил и все ломал, –  ворчал себе под нос Урия. – Может быть, медведи?

Постепенно тропа, петляя, местами прерываясь и пересекаясь резвыми ручейками, вывела их к опушке, на которой оказалась старая-престарая, невесть кем и когда выстроенная лачуга. Она была чуть поменьше, чем избушка лесничего, но, несмотря на свою древность и ветхость, выглядела все же немного получше.
- Эй, смотри-ка, – почти обрадовавшись, прошептал Урия. – Человеческое жилище посреди глухого леса!
- Тихо!

Что-то явственно подсказывало Вианне, что жилище это было отнюдь не совсем человеческим и что соваться туда вот так, по простоте душевной, было очень опасно. Об этом она и поведала своему возлюбленному совсем тихо, на ушко.
- Тогда идем отсюда,  – почти приказал ей Урия и потянул за руку обратно на тропу. – Теперь я знаю, куда уходят колдуны и ведьмы, покидая деревню, и где они прячутся. Здесь же наверняка обитает и сам Волк…

- Погоди, погоди, Урия! Я только присмотрюсь, просто загляну в окошко. Я чувствую, что мне нужно это сделать. Я должна как бы бросить вызов.
Она вырвалась и побежала к избушке, затем осторожно прошла вдоль стен и наглухо заколоченного окошка и вернулась обратно.
- Я ничего не видела, но там точно кто-то есть, – с дрожью в голосе и вне себя от волнения, прошептала Вианна. – Если не человек, то, наверное, какие-нибудь духи. Пойдем скорее отсюда.
- Пойдем.

Они вышли на тропу и вознамерились поскорее уйти с этого нехорошего места, но то, что произошло вслед за этим, заставило их замереть на месте и обернуться: сзади послышался ум и протяжный скрип отворяемой двери, и вслед за этим раздался жуткий, мало похожий на речь человека голос:
- Что же вы уходите так быстро? Может, заглянете в мой дом и развеете мое одиночество?
Казалось, этот голос был слышен всему лесу и вместе с ним по чаще прогулялся ветер, поломав еще несколько кустов, хрупких осин и вершин вековых сосен, елей и кедров. Говорившим же было странного вида существо, похожее на человека и закутанное с ног до головы в развевающуюся по ветру черную накидку. Более всего оно напоминало собою женщину, но какую!

Молодые люди стремглав юркнули за ближайшие кусты.
- Ты видела ее? Видела? – спрашивал Урия, с трудом переводя дух и стискивая плечо Вианны, которую начинала колотить крупная дрожь.
- Ви… видела. И что… что ты хочешь сказать?
- Это же Айнира! Та знахарка, у которой жила твоя бабушка, пока ее не убил… не стану повторять кто. Теперь она живет вон там!
- Мне... мне все равно, как это теперь выглядит. Это не Айнира.
- А кто же тогда?
- Туран-Волк в ее теле, вот это кто! Бежим, вот-вот Орел с Меррахона должен принести мне Алмазный Клинок!
- Что это значит? – непонимающе спросил Урия.
- А то и значит. Время пришло!

Казалось, на этот раз сын таннорского священника все понял. Мгновенно вскочив с места и таща за собой девушку, он едва ли не вприпрыжку понесся вниз по склону по предательски извивающейся среди непроходимой чащи тропке. Они бежали и бежали к Черному Озеру, а вслед им несся не то ветер, не то демонический смех вперемешку с проклятиями и ругательствами.
- Не оглядывайся! – крикнула ему Вианна, едва Урия, уловив этот звук, собирался было повернуться и, как было в его мыслях, достойно ответить.

Тот внял ее совету, и дальше все было без приключений. Добежав до домика лесничего, они не стали задерживаться там, а направились прямиком к лугу, что раскинулся поодаль от лесной чащобы, откуда прекрасно было видно небо и горы на множество логов вокруг.
- Вот здесь мы будем ждать Мельхиора, – сообщила Вианна. – Чует мое сердце, что вот-вот он будет здесь. Смотри в небо.

Прошло почти полхроны, но Мельхиор все не появлялся. Наконец, в небе на северо-востоке появилась одинокая точка. Она кружила над окрестностями, приближаясь к Долине, все росла, росла – и вот, наконец, стала приобретать очертания большой птицы, распахнувшей крылья. Вианна и Урия заворожено смотрели на приближающегося к ним орла-исполина, коих можно было увидеть только на Священном Острове.

Наконец, орел приземлился на землю в десяти сехтах от них, и тогда они, не испытывая ни тени сомнения и страха, подошли ближе.
- Приветствую тебя, о Мельхиор, владыка скал священного Меррахона, – обратилась к орлу его давняя знакомая.

Огромная птица слегка наклонила голову набок, пристально вглядываясь в глаза девушке, потом произвела негромкий звук и отступила назад, открыв им и оставив на земле то, что принесла с собой в могучих когтях: это был Алмазный Клинок.
Вианна почтительно поклонилась, распустила роскошные волосы, надела на голову серебряный обруч с сапфиром, воздала словесную дань Небесам, Солнцу, Матери-Земле и Отцу-Создателю, и только после этого посмела притронуться к священной реликвии, вынуть меч из ножен и приложить его плоской стороной лезвия к темени. Урия наблюдал за всем этим, стоя поодаль, не смея вмешиваться и почти не дыша. Когда же Вианна, спрятав клинок обратно в ножны, повесила его на пояс и убрала под подол платья, затем отблагодарила мельхиора, отца Анока и Богов за принесенный Дар, обратилась к нему, он несколько мгновений стоял в нерешительности, не зная, что и сказать.

- Это я, Урия… Почему ты так на меня смотришь?
- Теперь ты не совсем такая, как была раньше, – ответил он, поборов робость и подойдя к ней ближе. – Я видел свет, исходящий от тебя. Много света. И я подумал, что ты – Богиня…
- Брось, Урия! – засмеялась Вианна. – Я такой же человек, как и ты, но мне вручено оружие Богов, чтобы победить им зло. Теперь я пойду в чащу одна.
- Одна?..
Лицо Урии стало хмурым.
- Да, одна. Но почему ты спрашиваешь?
- Уже темнеет, Вианна. Я боюсь за тебя, и потому нипочем не отпустил бы тебя туда одну. Я видел, что там было. Мы оба это видели. И потом… ведь ты хотела, чтобы я при случае помог тебе.
- Да, но… Я не все учла тогда. И тогда у меня не было с собой Алмазного Клинка. А теперь он со мной, и я ничего не боюсь. Со мной благословение Богов, священное присутствие Наставника и Хранителя, которые сейчас со мной. Поэтому иди, я должна выполнить свою миссию в одиночку. Не тревожься за меня, мы встретимся, когда битва окончится.

Он провел рукой по мягким шелковистым волосам и нежной коже Вианны, потом нежно обнял ее и прижал к себе.
- Моя милая, дорогая, возлюбленная маленькая Эй… то есть Вианна! Даже если мы больше никогда с тобой не увидимся, я буду всегда помнить и любить тебя, несмотря ни на что. Возможно, я не смогу больше быть ни с кем, стану отшельником и буду вызывать твой образ, чтобы побыть с тобой хотя бы в своих мечтах, снах и мыслях. Я никогда, никогда тебя не забуду! А если мы все-таки встретимся, то знай – я встречу тебя и буду с тобой так же как сейчас и два года тому назад и, если ты захочешь, буду с тобой навсегда. Верь мне, Вианна!
- Я верю тебе. И я тоже люблю тебя, Урия, люблю не меньше, чем ты любишь меня. Но мне пора…
- Подожди. Вот… прими это от меня.

Он порылся в своей обширной поясной сумке, достал оттуда и вручил девушке самодельный ручной лук с блестящей в лучах заходящего солнца тетивой и колчан с недлинными и тонкими, но прочными стрелами, выструганными из дерева тамалин, с алыми наконечниками, острыми, как лезвие бритвы, и разноцветным оперением.
- Вот… этот лук сделал я сам, специально для тебя. Он защитит тебя там, где нет надобности применять оружие Богов. Но это еще не все.

Вслед за луком и колчаном он вынул из сумки великолепное, сверкающее в солнечных лучах ожерелье из настоящих рубинов – точь-в-точь такое же, какое когда-то носила Фиона, и надел его на шею Вианны, для чего той пришлось повозиться немного со своими волосами.
- Носи его, когда пожелаешь, и не забывай меня.
- Благодарю тебя. Я не забуду и буду всегда любить тебя.

Она коснулась кончиками пальцев вспотевшего лба Урии, а после сложила ладони и пальцы на его голове так, как это было принято у влюбленных. То же самое сделал и Урия.
Прощались они долго и не заметили, что солнце начало скрываться за горизонтом на западе и стало темнее. Наконец, словно что-то изнутри и снаружи позвало молодую Жрицу, словно в ее сознании внезапно возник и прогремел гром.
- Пора!

Действительно, теперь точно было пора. Вианна слегка побледнела, оглянувшись на лес, который был от нее сейчас примерно в половине лога: оттуда доносился подозрительный треск, валил густой дым и временами вылетали языки пламени.
Кто мог в их отсутствие поджечь лес – выживший из ума старик, нечистая сила или еще какой злодей – было делом темным и неясным, но понятно было лишь одно: надо что-то делать, и как можно скорее.

- Беги, – велела она Урии. – Беги в селение и позови народ.
- А ты что будешь делать?
- Попытаюсь спасти старого лесничего. Не мешкай, чем скорее ты их позовешь людей, тем лучше.

На этот раз Урия не возражал и стремглав побежал в Таннор. Еще не достигнув селения, он уже кричал во весь голос: «Беда! Пожар!» и барабанил по изгороди каждой усадьбы. Какой-то бородатый мужик, потревоженный дружным собачьим лаем, выглянул в окно, поглядел вокруг и погрозил юноше кулаком.

- Ты чего, дурень, орешь? Какой еще пожар? Нету никакого пожара! Повадились тут бегать под ночь и людей для смеху тревожить, я вот тебе…
Урия сглотнул слюну и ответил ему, пока тот не успел еще запереть окно массивным ставнем:
- Да не здесь пожар. Лес на Черном Озере горит!
- Что? Неужели правда? Э-ге-гей!!!

Некоторое время спустя народ начал высыпать на улицы и запрягать лошадей, другие хватали бадьи для воды и бежали с ними к реке, третьи стучали во дворы и окна, и вскоре  уже весь Таннор гудел, как потревоженный улей:
- Просыпайтесь, беда! Лес горит, на Черном Озере!!

Как-никак, а это место издавна почиталось таннорскими селянами, и, возможно еще, жителями других, более отдаленных селений и деревень, поскольку там находилось кладбище их предков, да и вообще, с этим лесом было связано множество местных легенд и поверий. И потому лишиться всего этого значило для жителей севера Тендуанской Долины очень много и было для них хуже смерти.

А тем временем Ученица великого Дэвы, жившего на земле человеком и выучившего ее тому, что знали и помнили лишь очень немногие в великой Даарии, стремглав бежала через луг, а затем и через занявшийся пламенем лес к избушке старого лесничего. Все это было в точности так, как однажды привиделось ей в десятилетнем возрасте – тогда, когда они с Урией встретили здесь меррахонского орла, что до этого являлся ей лишь в ее детских снах. И, как и в том видении, Вианне казалось, что она бежит через этот лес бесконечно долго, словно Седой Лунь жил где-то уж очень далеко.

«Неужели мы с Урией убежали так далеко от Звонкого Ручья?»  подумала Вианна с досадой и, вытерев со лба выступившие капли пота, помчалась дальше.

Вот, наконец, и Звонкий Ручей. Но то, что увидела Вианна перед собой, взглянув перед собой, повергло ее в ужас: избушка старого Луня полыхала яростным пламенем, а сам хозяин, раскинув руки, метался из стороны в сторону, что-то крича, а неистовый огонь трепал его длинную седую шевелюру, бороду и одежду.

- Кто это сделал? Кто?... – всхлипывая, спрашивала она у самой себя, у окружающего леса, у земли, у Богов…

Неожиданно позади нее послышался шум, треск ломаемых ветвей и зловещее, леденящее душу рычание. Вианна немедля зарядила лук, натянула тетиву и резко обернулась, но никого не увидела, словно неведомый враг прятался от нее в кустах или за стволом какого-нибудь из ближайших к ней деревьев. Поэтому девушка, повинуясь лишь собственному чутью, отбросила прочь бесполезное оружие, хотя оно и было подарено ей любимым, вынула из ножен священный Алмазный Клинок и  с замирающим сердцем выставила его вперед с одной-единственной целью – поразить им древнего и страшного врага, грозящего гибелью славному Кассидарову роду.

Но тот, кто вышел вслед за этим из-за ствола раскидистого дуба, крону которого уже лизало ретивое пламя, оказался всего лишь человеком. Это был Анокс, и в своей правой руке он держал зажженный факел.
- Рад тебя видеть, сестренка! – с усмешкой произнес он. – Какая встреча!
- Уходи, Анокс! – угрожающе надвинулась на него Вианна. – Уходи, не то…

Но тот не двинулся с места и продолжал, нагло размахивая перед собой куском ветки, обмотанной горящей промасленной тканью:
- Не то что? Прикончишь меня своей Божественной игрушкой? Ну давай, только, боюсь, твой Учитель тебя за это не похвалит.
Глаза Вианны гневно сверкнули, голос понизился, стал ровным и твердым.

- Я все знаю, Анокс… Все знаю.
- Что ты знаешь? То, что я поджег лес? Да, я его поджег, и что из того? Это был хороший повод, чтобы встретиться с тобой здесь и за все рассчитаться.
- Вот значит как? Рассчитаться? Но взамен меня ты убил лесничего!
- Дура! Этот сумасшедший старик все годы только и мечтал, как бы поскорее уйти в иной мир, и наверняка сейчас он искренне этому рад и Боги уже пригласили его на свой пир! Нашла о ком печалиться! Лучше подумай о себе и о своем полоумном Учителе. Ты была такой хорошей сестрой в детстве, а этот негодяй сделал из тебя чудовище!
- Нет, Анокс… нет! Негодяй – это ты. Подумай о себе и о том, кто  тебя превратил в чудовище или вот-вот превратит! Все-таки ты мой брат и я намерена спасти тебя… от того, кто сейчас находится позади тебя!
- А я себя уже давно не считаю твоим братом. И позади меня никого нет. Кого ты еще там видишь? Кого? А?..

Он обернулся назад и повернулся кругом, показывая ей, что вокруг и впрямь никого. Однако, едва Анокс вернулся в свое прежнее положение, в лесу засвистело, затрещало, подул резкий ветер, и внезапно со всех сторон поднялись и взмыли в небо сполохи огня, распространяя пожар дальше вглубь леса. В то же время в двадцати шагах позади того места, где стоял Анокс, горящий ствол старого ясеня с треском раскололся надвое, озарив весь лес снопом вылетевших искр, и на месте его возникла черная фигура женщины, закутанной в рваный плащ. Ее тело, ставшее за годы пребывания в этом лесу худым и похожим на призрак, словно все восемь с половиной лет Айнира питалась лишь одними кореньями да травой, прямо на глазах начало таять, распадаться и обугливаться, рассыпаясь черным пеплом, а вместо него вырастала казавшаяся бесформенной зловещая черная фигура с волчьей головой, горящими лютой злобой и ненавистью глазами.

Это было похлеще и посерьезней того, что она видела, пытаясь представить себе образ Турана-Волка в полукруглой комнате у отца Анока. Вианна едва совладала с собой, стиснула крепче Алмазный Клинок и некоторое время, тяжело дыша, собиралась с силами. Она призывала сейчас всех Богов Света, которых знала, Богов Великого Солнца, Неба, Великую Мать и всех своих высших небесных покровителей, и, кроме того, свою собственную высшую Суть, прося заполонить ее всю и явить Себя в этой жестокой, и, как ей казалось, неравной схватке.
Но в это самое время Анокс, подбежав ближе к своему «покровителю», встал между ним и своей сестрой, расставил в стороны руки и заорал на весь лес:
- Нет! Нет!! Не смей его трогать! Убери меч! Ты слышишь?! Не сме-е-ей!!!
Ему вторило доносившееся сзади поддакивание и замогильный смех, похожий наполовину на звериный рык.
- Прислушайся к тому, что он говорит, – проскрежетало существо. – И ты поймешь, что Анокс прав. Смерть придет тому, кто предал меня, покровителя и прародителя своего рода, смерть ему и его душе!

Но было уже поздно. Словно огненный смерч, взвилась бесстрашная молодая Жрица – Аноксу показалось, что ее и впрямь охватило яркое пламя, совсем иное, чем то, что пожирало окружающий лес. Оно не столько жгло, сколько светило и озаряло все вокруг – настолько ярко, что у Анокса заслезились глаза. Он все еще продолжал стоять на месте, заслоняя собой Туран-дема и готовясь умереть вместо него, но Вианна, рванувшись с криком вперед, левой рукой оттолкнула его в сторону, а правой со всего размаху вонзила сияющее лезвие прямо в сердце того, кто считал себя заклятым врагом Кассидарова рода и долгое время вынашивал черные планы, как бы этот род истребить и как преодолеть Защиту, поставленную на него Высшими Силами Добра и Света. Ради этой цели Туран-Волк решил использовать одного из самых слабых духом членов рода – Анокса, однако Добро оказалось сильнее.

То, что произошло после того, когда Вианна, собрав воедино все силы Божественных Света, Добра и Любви, пронзила Туран-дема священным оружием, поразило ее до глубины души. Свет, исходивший из недр ее души, соединился, как уже было во время тренировок с этим самым оружием, с Внутренним Сиянием Алмазного Клинка, усилился, разросся, вырвался наружу и словно поглотил ту темную массу, что представляла собой сущность тиранившего их род бывшего покровителя. И тут же оказалось, что и отец Анок, и Седой Лунь были правы: Тьма не была истинной Сутью Турана-Волка или, как его называли в Кассидаровом роду, Туран-дема. Свет поглотил, растворил в Себе и сжег темную субстанцию, но на этом Туран-дем не прекратил свое существование: вместо бесформенного сгустка тьмы, который мог принять облик кого угодно и даже вобрать в себя тело живого человека либо войти в него, обратив его со временем в такую же безликую, липкую и страшную тьму, осталось нечто, напоминающее легкое дуновение ветерка или призрачную, слабо светящуюся фигуру. Вианна продолжала держать меч погруженным в эту фигуру, наполняя ее Высшим Светом, потом, некоторое время спустя, вынула погасший клинок и отпустила Истинную Сущность Туран-дема, его Дух  на свободу. Яркая вспышка последний раз озарила пылающий ночной лес и исчезла, словно растворившись в воздухе.


...Несколько сотен таннорских мужчин и женщин, а также кое-кто из соседних селений, получившие скорую весть о пожаре, во всю прыть бежали и неслись на запряженных лошадях к Черному Озеру. Груженные бочками с водой телеги скрипели и трещали, когда мужчины во весь опор гнали запряженных в них коней, собак или волов, однако в скором времени народ, возглавляемый младшим сыном таннорского священника, начал подбираться к горящему лесу и гасить огонь всеми способами, какие были им известны. Некоторые притащили с собой тяжелые подъемники, с которых выстреливали особые емкости с водой в самый разгар огня, как катапульты, другие приспособились брызгать водой во все стороны особого рода приспособлениями, напоминающими по форме большие грибы с множеством дырок и закрепленные на концах длинных гибких труб. Остальные успевали черпать воду из ручья или же из озера и доставлять ее гасителям огня, или же гасили его тут же сами.

Пока велась вся эта шумная и дружная работа, Урия прошелся по тому месту около Звонкого Ручья, где еще недавно стоял домик лесничего, и наткнулся на его наполовину сгоревшее, обугленное тело. Внезапно кровь ударила ему в голову и он принялся рыскать по лесу с зажженным ручным фонарем в поисках еще одного человека – девушки, что была так ему дорога. Вскоре он нашел ее под обуглившимся и треснувшим наполовину стволом ясеня. Она была неподвижна, с запачканным пеплом и сажей лицом и одеждой и обгоревшими, некогда прекрасными длинными волосами. А подле нее лежал заветный Алмазный Клинок с обнаженным и потухшим лезвием, который она, видимо, не успела вернуть в ножны.

- Вианна… Вианна, ты жива? Ты слышишь меня? Очнись!

Он тряс девушку и брызгал в ее лицо водой из ручья, пока она, наконец, не открыла прекрасные глаза и не вдохнула полную грудь свежего воздуха.
- Урия… что случилось? Почему такой шум вокруг?
- Я привел людей из Таннора и еще нескольких окрестных деревень, они гасят огонь. Ты можешь идти?
- Я не ведаю… я слишком слаба. И… там…

Она указала дрожащей рукой куда-то в сторону от себя. Оставив ее и ринувшись туда, Урия нашел и вытащил оттуда еще одного человека, который лежал под деревом без чувств. Это был Анокс и, как оказалось, он был жив, но потерял сознание.

- Ну и дела! – подивился сын священника. – Старый лесник погиб, а эти двое… Что тут случилось без меня еще? Туран-дем одержал верх?
- Нет, - с трудом ворочая языком и разлепляя запекшиеся губы, произнесла Вианна. – Мы победили.
- Так значит, это правда! Ты действительно смогла сделать это, Вианна!
Он растроганно прижал ее к себе и расцеловал, потом обернулся и покосился на ее брата, лежавшего на сгоревшей траве.
- А он... твой брат… Он-то откуда здесь взялся?
- Я потом тебе все расскажу. А пока отвезите нас обоих к лекарю, нам очень нужна помощь. Пожалуйста…
- Сейчас, сейчас, дорогая! Все будет хорошо, не беспокойтесь.
Он поднял ее на руки и понес к одной из освободившихся телег с запряженной двойкой лошадей, намереваясь вернуться после этого в лес и забрать оттуда Анокса.

___________________________________

- Я понял все, почтенный Герион. Но он сейчас в своей опочивальне, можешь подождать хотя бы четверть хроны?
- Нет, не могу, у меня очень важное и срочное послание от государя Аммоса. Поэтому позови его немедленно.

Стрилеон, вздохнув, расчесал пальцами бороду, окинул взглядом все пространство полукруглой комнаты, где обычно собирался Совет Тринадцати и проходили еще некоторые важные мероприятия, потом уставился вновь на низенького старика в темно-синей хламиде и тяжело вздохнул. Потом, пожав плечами, подошел к тому месту стены, где красовался автопортрет отца Анока в ранней молодости, и громко постучал.

- Эй, кто еще там в такое время? – раздался за стеной приглушенный голос главного хозяина Обители.
- Мудрец Герион. Никак не могу втолковать ему, что уже глубокая ночь, все спят и пусть он подождет до утра. Нет, говорит, у меня срочное сообщение от государя Аммоса…
- Ну если срочное, пусть войдет ко мне прямо сюда.

Немного погодя раздался щелчок и участок стены, на котором висел портрет, подался наружу и раскрылся, оказавшись двумя створками замаскированной двери.
- Входи, мудрец, – пригласил Второй Ученик почетного гостя.
- О нет, почтенный Стрилеон, я не могу заходить в спальню Верховного Владыки Даарии в уличной одежде и обуви. Лучше пускай он сам сюда выйдет.

Второй Ученик досадливо поморщился и передал своему Учителю пожелание Гериона. Тот что-то пробурчал себе под нос, накинул поверх ночной сорочки темную накидку-плащ и вышел, даже не успев причесать растрепанные волосы и протереть заспанные глаза.
- Что нужно тебе, Герион? – обратился он к гостю, подавив зевок и подавая ему резной пятиногий стул.

Мудрец поклонился, но не сел, а вместо этого вручил Аноку сверток.
- Вот. Прочитай это и, если считаешь нужным, подпиши и отдай мне обратно, тогда я уеду и не стану тебя больше беспокоить понапрасну.
- Легко тебе говорить – прочитай и подпиши, – усмехнулся тот. – Тут еще и подумать нужно, прежде чем подписывать.

Он сел за стол, отодвинул мешающую ему стопку исписанных листов неразмокающей бумаги и, развернув сверток, принялся читать. Потом, закончив, пристально и долго посмотрел в глаза Гериону.
- Сам это сочинил? Или действительно это придумал мой троюродный брат?
- Я не смею лгать тебе, когда ты на меня так смотришь, достопочтенный Анок. Грамоту составил я, но я сделал по просьбе Аммоса. Точнее. По его приказу.
- Так вот, Герион. – Жрец встал, все так же пристально глядя на мудреца, и стиснул свиток пальцами правой руки. – Кто бы это ни придумал, даже если самый великий мудрец в мире, он –глупец.

- Но почему? Разве наш государь не может получить право немного изменить Основной Непреложный Закон, который ты составил триста с лишним лет назад? Ведь ты тогда был еще совсем молод и после этого кое-что меняли в этом Кодексе, и ты с этим соглашался.
- Нет, не так, Герион. Кодекс меняли после того, как я сам видел в нем недостатки и просил кое-что в нем поменять, но я старался делать как лучше, я служил и до сих пор служу даарийскому народу. А если вручить Аммосу право распоряжаться Законом как он хочет, он погубит Даарию. Ты это понимаешь?
- Понимаю. Но… Государь поклялся оторвать мне голову и насадить на кол, если я не привезу ему эту грамоту, подписанную тобой. Прости меня, о великий Анок… но я не хочу так позорно закончить свою жизнь.
- У тебя есть выход, Герион. Ты можешь в любой миг отказаться служить государю-Наместнику и покинуть Авлон.
- Да, но… тогда он начнет искать меня по всей Даарии, разошлет своих людей, и они будут искать меня, пока не убьют.

Анок тяжело вздохнул, опустился снова на стул, положил перед собой злополучный кусок бумаги и, как почудилось Гериону, в его глазах блеснули слезы.
- Тогда… Тогда у тебя есть последний выход – покинуть Даарию и вернуться к себе на родину, в Элладу. Или еще куда-нибудь податься, например, в Срединные Земли. Там тебя уж точно не станут искать, чтобы убить. А с Аммосом я поговорю сам.
С этими словами он вновь поднялся из-за стола, схватил треклятую грамоту и разорвал на куски.
- Иди, Герион. Отныне я твой повелитель, и я отпускаю тебя. Больше тебе нужды возвращаться в Авлон – я дам тебе и запасную одежду, и еду, и денег в дорогу. И ночлег мои ученики тебе тоже предоставят, об этом я позабочусь. Ступай, да благословят тебя Отец-Создатель и Великая Мать.
- Даже не знаю, как тебя благодарить, о великодушный Сын Богов! Я всегда буду помнить твою милость.

Едва он откланялся, как в двери Комнаты Совета появилась еще одна фигура, на этот раз – женская. Молодая девушка в длинном темно-зеленом плаще, с наброшенным на голову капюшоном, медленно и почти неслышно вошла в зал, приблизилась к Верховному Жрецу и опустилась перед ним на колени, обнажив и положив перед собой самый необычный меч, который можно было только видеть на белом свете. Лезвие его было холодным и лишенным собственного света.
Стрилеон с Герионом попятились назад и вскоре исчезли за дверью и притворили ее снаружи, оставив их наедине.

Воцарилось долгое молчание, прерываемое лишь стуком большого хрономера, отсчитывающего определенными звуками мгновения, называемые в последние столетия чаще секундами, четверти хроны, полухроны, именуемые также иногда часами, хроны и сутки. Затем Великий Жрец приложил ладони к голове девушки, покрытой капюшоном, под которым вместо роскошной гривы волос ощущалась лишь короткая отрастающая поросль, и что-то тихо и быстро-быстро заговорил. Блаженное тепло начало изливаться от его рук в ее голову и разливаться по всему телу Тринадцатой Ученицы, потом она ощутила, как в нее словно вливаются маленькие ручейки, вздрогнула и поднялась на ноги, глядя в его спокойные глаза цвета морской волны.
- Я приветствую тебя, маэн идхар, – произнесла она тихим и слегка дрожащим голосом. – Прости, что в такое время, сейчас ведь ночь…
- Ничего страшного, моя дорогая. Я был готов встретить тебя в любое время, и я рад, искренне рад тому, что мы победили!

Он обнял Вианну и по-отечески похлопал по спине.
- Я тоже рада видеть тебя, Учитель… Но… я, кажется, погубила священный меч.
Она наклонилась и подняла с пола Алмазный Клинок, который более не сиял собственным светом, а лишь отражал своим лезвием свет множества каниваровых ламп. Анок взял его в руки и внимательно осмотрел.
- Этот меч нельзя убить, – сказал он, улыбнувшись. – Он погас, потому что ты отдала всю его силу на то, чтобы одолеть врага и освободить его душу из заточения в тьме. Но Алмазный Клинок от этого не умер, он как бы спит, и сейчас мы его разбудим и соединим с его Сутью. Смотри.

Он сделал несколько быстрых движений над Клинком, после чего осторожно прикоснулся к лезвию ладонью – и вмиг оно засияло всеми оттенками радуги, как показалось Вианне, еще ярче, чем прежде.
- Ух ты! – не удержалась она от возгласа неподдельного восхищения. – Но я думала, что Клинок погас от того, что я совершила несколько ошибок. По моей вине сгорел лес на юго-восточном берегу Черного Озера, погиб лесничий, который жил там более пятисот лет, и потом… Я нарушила одно из главных правил и подарила себя мужчине.

Она едва не залилась слезами, но сдержала себя.
- Не стоит так переживать из-за этих, как ты говоришь, ошибок. Как я понял, пожар случился не по твоей вине, невиновна ты и в смерти того старика. Даже твой брат Анокс не совсем виноват в этом, он поджег лес, ведомый не самим собой, а злой силой, которую ты победила. А что до того юноши… ты любила его, ведь так?
- О да, маэн идхар! Я и сейчас люблю его, и поэтому хочу к нему вернуться, я обещала…
- Я понимаю. Так вот, от того, что ты искренне любишь его, сила твоего духа не иссякла и не уменьшилась, а наоборот, возросла еще больше. Когда искренне любишь и живешь этой любовью, она дает тебе силы, и ты можешь совершать подвиги. Но теперь тебе предстоит выбор – остаться здесь, на Меррахоне, и продолжить ученичество, или же вернуться в мир обычных людей и связать свою судьбу с тем, кого так сильно любишь. Любой твой ответ принесет мне только радость.

- Благодарю тебя, маэн идхар, ты очень великодушен. Я… я все же вернусь, ведь я обещала. Но я не забуду тебя никогда.
- И я не забуду. Но помни одно: тот путь, который ты выбираешь, очень непрост. Тебя ждет много испытаний, но и любви тоже. Но мое сердце говорит мне, что однажды мы встретимся вновь, ведь ты – все та же моя Ученица и Младшая Сестра.
- О да… я знаю и помню это. И поэтому буду с нетерпением ждать нашей встречи.

С этими словами она обняла своего Наставника и замерла, и тогда словно вся Даария прошлого, настоящего и будущего пронеслась перед ее внутренним взором, открыв одну-единственную истину, которую она должна была сейчас узреть и понять: времена наступают очень непростые, и только Любовь, Дружба и Братство помогут даарийскому народу выстоять и пройти те суровые испытания, что ждут впереди.

___________________________
Декабрь 2011 – январь 2012 г.