***
Деревенское детство во многом определяет отношение к жизни. В том числе, и к одной из главных тайн – соитию мужчины и женщины. В родном доме деловито обсуждали, когда следует «покрыть» Зорьку и взять для этого племенного быка с колхозного подворья, весной дня на три приводили козла Семёна и определяли в дощатую стайку, где держали коз; радовались приплоду, петуха выбирали – не бездельника, а чтобы кур топтал с радостью и постоянно. Поэтому к проблемам супружества и размножения, учитывая знания, приобретённые на биологическом факультете, Галина относилась довольно просто: так надо. И твёрдо знала ещё одно правило: до первой брачной ночи никаких экспериментов. Сохранённая девственность – фундамент прочной и спокойной жизни. И – главный аргумент, который может когда-нибудь пригодиться. Мало ли что?
Она перетерпела сомнительное счастье первых дней замужества, изобразила, как могла, удовольствие. И сразу поставила условие Николаю: в умных книжках написано – два раза в неделю. Он принял это вполне покорно, даже пошёл дальше, установив чёткое расписание – вторник и пятница.
Согласно плану, всё сложилось и с работой: Галина нашла место методиста в училище прикладного искусства. Она занималась организацией воспитательной работы, и на вверенном ей участке за короткое время всё приблизилось к идеалу: советские праздники подготовлены загодя и проведены на высоком идейном уровне. Во всех группах заранее составлены графики необходимых мероприятий, а в её журналах – пространные отчёты и красивые диаграммы цветными карандашами.
В училище готовили ювелиров и художников-прикладников: вышивальщиц и мастеров росписи, умельцев лепки из глины и резчиков по дереву и кости. Галина с первых месяцев стала специалистом по организации выставок. Она пристраивала самородные таланты на престижные городские вернисажи, двигая лозунг «молодым – везде у нас дорога». Пусть в уголочке, в неприметном местечке, но могла так оформить даже два квадратных метра выделенной площади, что непременно возвращалась с дипломом или грамотой, где отмечали её училище. И вскоре парадная стена в её кабинете напоминала иконостас с разновесными благодарственными письмами. Начальство так ценило новообретённый кадр, что в списках на премию по результатам квартала или полугодия, Галина Викторовна стояла сразу после директора и его заместителей.
А вот коммунальная квартира стала ежедневным раздражающим фактором. Склочная соседка слева обожала художественные скандалы на кухне, выстраивая их как профессиональный режиссёр. Галине порой хотелось аплодировать…. Если бы она была сторонним наблюдателем. Через неделю своих выходов на сцену общей кухни, она объявила мужу о том, что готовить будет только в комнате. Это было строго запрещено правилами, но Николаю удалось раздобыть синюю блёклую бумажку от инспектора пожарной охраны, где расплывчато было сказано – о возможности. И главное – внизу стояла печать! Молодожёны потратили все выходные, пока на окраине города, в каком-то почти сельмаге не нашли электрическую печь с удивительно подходящим названием – «Мечта». Сверху – две закрытые конфорки, а снизу – настоящая вместительная духовка.
Галина выбрала момент, когда на кухне было пусто, только булькало варево в разнокалиберных кастрюлях, да шипели сковороды. Веником на длинной ручке она аккуратно собрала паутину с углов, сняла крышку с самой большой закопчённой кастрюли с жирными застывшими потёками, и стряхнула в борщ зловредной соседки серый липкий комок. После пошла в свою комнату и, напевая, ещё раз прошлась светлой тряпочкой по белой эмалированной поверхности «Мечты».
Конечно, оставались ещё места общего пользования – туалет и ванная, но это уже можно было стерпеть, тем более, что Галина чаще всего работала и в выходные дни: всегда находилось мероприятие, на котором её присутствие было обязательным. В квартире она проводила так мало времени, что вскоре соседи почти отстали со своими придирками от их молодой семьи. Кроме того, в училище имелось общежитие для иногородних студентов, которое требовало постоянного внимания, и где от строгого взора Галины Викторовны ничто не могло ускользнуть.
Воспитательная работа включала всё, в том числе и внезапные беременности студенток. Поскольку девчонки, проживающие в «кульке», как называли в городе их общежитие, были, в основном, деревенскими, то Галина быстро находила с ними общий язык. При очередном разговоре с глазу на глаз с «залетевшей» мастерицей прикладного искусства, она твёрдо говорила:
- Ну, домой с ребёнком поедешь?
- Нет! Мать прибьёт….
- А этот? Жениться не хочет?
- Да куда ему? Самого родители из дома выгонят. Да и в армию через полгода.
- Ладно. Через два дня – на аборт.
У неё была договорённость с гинекологом в городской клинике, который приходился Николаю какой-то дальней роднёй, вроде внучатого племянника той самой тётки, в комнате которой они сейчас и жили. Галина сама лично, за руку, вела очередную жертву любви на операцию, а на следующий день освобождала от занятий. Раз в полгода она приглашала того же врача в училище с лекцией и просила пугать своих подопечных как можно больше, демонстрируя всякие страшные плакаты о последствиях беспорядочных половых связей.
Уже через год Галина Викторовна снискала не только уважение и лёгкую зависть коллег, но и среди студентов считалась тем человеком, кто реально может решать кое-какие проблемы. Совершенно случайно она узнала о том, что между собой студенты зовут её не иначе, как Гала. В этот момент сердце её сжалось и ухнуло куда-то вниз. О большем подарке она и не чаяла. Странным образом затаённое желание материализовалось.
В училище все знали, что особый восторг у неё вызывают предметы, выполненные в единичном экземпляре и представляющие несомненную художественную ценность. Девчонки старательно корпели над вышивками, помня о том, что предпочтение Гала отдаёт гжельским мотивам. Та самая, первая её абортница, в знак благодарности преподнесла ажурную воздушную скатерть с мотивами жар-птиц, которую связала на коклюшках по бабушкиным старинным узорам.
Галина привезла из деревни старый сундучок, куда бережно складывала дары, полученные от очередного Данилы-мастера или Марьи-искусницы. То, что было обычными красивыми поделками, она брала в деревню, украшая горницу родителей. Соседки только ахали, разглядывая расписные вазы или резные картины, которые привозила дочка Близнечихе, как по сибирской привычке звали всех старых баб за сорок лет – из фамилии производя безобидную кличку.
Но со временем сундучок заполнялся настоящими эксклюзивными вещицами ручной работы: подвесками и ожерельями из самоцветных камней, золотым шитьём, невесомыми ажурными воротничками, резными шкатулочками из кости и прочими мелочами, которые она изредка раскладывала и любовалась ими в одиночестве. Николай работал много, прихватывая сверхурочные, но денег едва хватало на двоих, потому что Галочке, как он звал её с первого дня знакомства, нужно было прилично выглядеть. Импортные сапоги и кофточки можно было достать только у спекулянтов, переплачивая втрое, или на барахолке, тоже за большую цену. О ребёнке пока не могло быть и речи: на это не было ни времени, ни места, ни достаточных средств.
Однажды утром, в выходной, за круглым столом с утренним чаем, раскрасневшаяся Галочка в розовой тонкой шали, накинутой на вышитую ночную сорочку, медленно накручивая смоляную прядь на тонкий пальчик, мечтательно сказала:
- Коля, ты знаешь, что мне снилось?
- Ни за что не отгадаю. Хоть убей. Ну, что?
- Мне приснился наш собственный дом. Огромный, из светлых брёвен, с большой верандой и мезонином…. На террасе – цветы в горшках….
- Ты хочешь дом? Не квартиру?
- Да. Именно – дом. Свой дом.
Этот разговор Николай не забыл. Где-то через неделю сказал:
- Давай в отпуск махнём к моим. Мать вон всё плачется, что невестку не видела. Да и отец как обрадуется! Может, там и останемся. Где ещё мы денег сможем заработать? На свой дом? Только на севере!
- А на море не поедем? Ты знаешь, я ведь на море ни разу не была.
- Успеем на море! На севере, знаешь, какие отпуска? По полгода.
- А с комнатой как же? Если мы там останемся?
- Не переживай. Закон есть такой: кто работает в районах Крайнего севера, жильё сохраняет. Бронь называется. Мы ещё эту комнату и сдавать сможем. А деньги – на книжку. Вот и накопим на свой дом. Ну, как?
- Подумать надо. Время у нас ещё есть.
Ужасно жаль было покидать училище. Очень уж она к нему прикипела. Но всю жизнь оставаться в коммуналке? Оказалось, что их особнячок признали какой-то исторической ценностью и сносить в ближайшее время не собирались. Может, он ещё лет двести простоит.
А молодость проходит….
Продолжение http://www.proza.ru/2012/01/16/1516