Два стремительных ручейка, веселых и резвых, выбегали каждый из своего ключа, зародившихся некогда в недрах двух высоких гор, и бежали навстречу друг другу, сливаясь в нешироком, но довольно глубоком ущелье в один ручей. И так, вместе, они несли свои чистые, резвые воды с гор в долину, которая на их пути становилась все шире и гостеприимнее. Ручей, принимая на своем пути все новые и новые притоки, постепенно превращался в широкую и полноводную реку, названную за удивительно скорое на большем своем протяжении течение Быстроводной. Эту реку можно было бы назвать еще и Чистоводной, поскольку вода в ней была еще и удивительно чистая, однако это относилось, увы, не ко всей реке, а лишь к той ее части, что протекала до первого построенного в Тендуанской долине города под названием Нордан. А уж в своей обширной дельте, где располагались рыбацкие «цитадели» и заливные поля, принадлежавшие жителям приморского города Орри, эта река была вовсе не такой уж чистой, чтобы оправдать сие название. Да и течение ее здесь было вовсе не таким уж скорым, как в большей части Долины.
Так вот и человеческая жизнь, если глянуть на нее со стороны. Двое молодых, сильных людей, мужчина и женщина, сходятся вместе под одной крышей в уютном жилище, где производят на свет нового человека. И этот вот человек растет, набирается сил, ума и опыта, учится у людей, его окружающих, заводит новых друзей, семью и дарит свои силы на благо себе подобных и всему миру. Он полон сил и подобен этой самой реке, несущей свои резвые воды людям. К несчастью, на этом жизненном пути человек, подобно уже упомянутой реке, набирается не только опыта и мудрости (а последней он может и набраться вовсе), но и всяческих прегрешений, ненужных клятв, порой злобы, обид и прочего, что замутняет его разум и тяжким грузом давит на плечи. И вот перед вами – согбенный старец, повидавший жизнь и много в ней совершивший, а то еще и вовсе не старец, но уже близкий к завершению своего жизненного пути зрелый человек. И что делает этот человек, впадая в Океан Вечности, как та самая река? Мутит его, пачкая, в начале, а потом уже Океан, принимая в себя мятежные воды, растворяет их в Себе и очищает, преобразуя в прозрачную синь соленых морских вод.
К счастью, есть и другие реки – те, что протекают целиком по долинам и разлогам, которые не заселены человеком, и приносят Океану или другим, более крупным рекам, чистые и незамутненные воды. И, подобно этим рекам, существуют также люди, которые, живя в отдалении от цивилизованного мира остальных людей на лоне Матери-Природы, сохраняют свою чистоту до самого конца жизненного пути. Это, как правило, отшельники. Но есть и еще один тип людей, которых меньше всего – тех, что, независимо от того, где они живут – в отдалении от кишащего разумной жизнью мира или же среди обычных людей, остаются чистыми и непорочными. Но это – великий подвиг, на который способны лишь немногие, ибо обычный и привычный мир людей приносит им страдания. И, наверняка, подобных им рек в природе не существует.
Так размышляла юная путешественница, созерцая с высоты птичьего полета лес, подернутый золотом ранней осени, горы под собой и то поросшее лесом ущелье, где начиналась такая родная ее сердцу Быстроводная река. Точнее, полет был не совсем птичьим: прощание с обитателями священного острова, в том числе и с орлом по имени Мельхиор, уже состоялось, и было решено самому старшему из Учеников отца Анока – Гигуле – отвезти Вианну в ее родное селение на ветроплане. Тот, немного подумав и почесав затылок, согласился и выбрал для своего полета последнее из своих детищ. Это был совсем иной ветроплан, нежели тот, на котором он имел честь катать маленькую Эйру восемь лет назад и терпеть ее пронзительный визг, который смешивался у него в ушах с воем ветра. Нынешнее изобретение больше всего напоминало изящную серебристую птицу, что парила в воздухе легко и свободно. Да и горючим для этой штуковины, как, впрочем, и для двух предыдущих, не очень, по мнению Мастера Гигулы, удачных, служил вовсе не древесный спирт, а особая смесь из разных составляющих, которую придумал и применил в действии его подельник Инта. Эта смесь была твердой и при горении выделяла много пара, между прочим, вовсе не горячего, который своим напором приводил в движение нагнетатели ветра.
Сказать по правде, лететь в Таннор, быть может, предпоследний или даже последний раз на спине пернатого друга было бы для Вианны более приятным времяпрепровождением, чем на непонятной замысловатой штуковине с паровым двигателем. Но Учитель сказал, что Мельхиор, будучи очень мудрой птицей, принял свое решение в этот раз не прилетать в Таннор, и на следующий год тоже, а прилететь тогда, когда Вианна, то есть Эйра эн Кассидар, выполнит свою миссию спасительницы своего рода. Если она выиграет битву, то вернется на остров Меррахон на спине орла-исполина, а если проиграет – тогда мудрый Мельхиор принесет в своих когтях один лишь Алмазный Клинок и положит его в ногах хозяина. Однако, как говорил не раз не менее мудрый Даарийский Жрец и Сын Великого Солнечного Бога, называемого порой простым именем Ра, еще не было со времен создания мира того случая, чтобы Алмазный Клинок попадал в руки человека нерадивого и не готового к решающей битве – Боги особо бдительно за этим следили и не допускали подобных огрехов со стороны людей.
«Но не так уж и плох этот ветроплан, – подумала Вианна, поглаживая руками обитое мягкой темно-синей в золотистых звездочках тканью сиденье и разглядывая большие белоснежные и серебряной расшивкой парусиновые крылья. – И, наверное, прослужит Мастеру Гигуле еще долго, если он будет летать на нем аккуратно и не позволит себе излишнее лихачество».
К слову, стоило заметить, что в последние годы старший Ученик все реже и меньше позволял себе проявлять в полетах на этих самодельных штуках свой природный пыл и страсть к захватывающим душу приключениям в воздухе: около трех лет назад эта самая страсть едва не стоила ему жизни, когда он ненароком зацепился крылом ветроплана за крону высоченного дерева, порвал парусину и чуть было не свалился наземь, так как удерживавшие его тело ремни также лопнули, поскольку оказались слабоватыми на прочность и не смогли выдержать его веса. Спасли незадачливого летуна его собственные ловкие руки, которыми он ухитрился схватиться за толстую ветку и тем самым спасти свою жизнь. А дальше он просто, перебираясь руками и ногами по стволу и ветвям, осторожно спустился вниз и вернулся в Обитель пешим ходом, потратив на это два дня и одну ночь.
И вот, наконец, перед глазами внизу замаячило родное селение. Оно становилось все ближе и ближе по мере того как ветроплан, снижая высоту и скорость, подлетал к нужному месту, и вместе с этим росла радость в душе у Вианны. Вот сейчас они приземлятся где-нибудь неподалеку от Таннора, тепло попрощаются и она не спеша, вдыхая полной грудью свежий, наполненный ароматами земли и буйной растительной жизни воздух, обращаясь с благодарностью к Богам, подарившим ей такое неземное счастье возвращения на родину, пойдет к родному дому, где ее встретят с удивленными взглядами и возгласами ее родные, близкие люди из ее рода, подскочит с радостными воплями маленький темноволосый Анхар и, если повезет, еще и двое белобрысых мальчуганов постарше – Ионар и Триестан. А то и еще кто-нибудь помоложе…
И, конечно, с особой радостью ее встретят отец, мать и любимый старший брат Анхилар.
На это она больше всего и надеялась, меряя шагами таннорскую землю. Прощание со старшим Учеником Анока было недолгим, но запоминающимся, да и вообще, забыть этих людей было попросту невозможно. Там, на Меррахоне, на пороге священной Обители, прощание с ее обитателями было долгим и мучительным, особенно тяжело было расставаться с некоторыми из них – Ина, Фиораном, Ретханой и, само собой, с Учителем, который целых восемь лет заменял ей и родного отца, и мать, и старшего брата. Это стоило целых рек слез, пролитых при прощании с этим человеком, несмотря на то, что он пообещал приходить, если она захочет, во снах и видениях, отвечать ей на расстоянии, если она того пожелает, и выручать в трудные моменты жизни. Однако встреча с кровной семьей обещала быть не менее трогательной и радостной, чем было бы, если бы каким-то чудом она встретила там вместо семьи своего Учителя со всем своим Советом.
Проходя мимо берега реки, Вианна заметила сидящую на старых деревянных мостках девочку лет девяти-десяти, которая, свесив босые ноги в небольшой заливчик, полоскала в холодной воде какую-то одежку, по виду принадлежавшую ее младшему братцу либо сестрице. Девочка оказалась точь-в-точь похожа на нее, когда она сама была в этом возрасте, разве что волосы на ее головке были пепельно-золотистыми и блестели в лучах заходящего солнца как редкие драгоценные нити, а глаза были светло-серыми и доверчивыми, как у котенка.
Увидев проходившую мимо незнакомую девушку, она подняла на нее свои большие глаза, шмыгнула носиком и поднялась с мостков.
- Тетенька, а тетенька, – обратилась она к незнакомке. – Поможешь мне донести вот это до дому? А то мне будет тяжело. Старший брат обещал прийти и помочь, но он куда-то пропал.
- Хорошо, моя маленькая, я помогу, – тут же отозвалась Вианна, подошла поближе и подняла с земли медный чан с выстиранным тряпьем. – Ого, да он и правда тяжелый. А как ты его сюда принесла?
- Так сухие одежки легкие, вот и принесла, а обратно отнести не могу, сидела ждала брата. Хорошая ты, тетенька, такая добрая… Наверно, мой брат Амадир бы на такой женился, если бы захотел...
Вианна усмехнулась про себя. Такая маленькая, а рассуждает как взрослая – впрочем, так же рассуждала, будучи такой же малявкой, и она сама. Да еще и тетенькой называет.
«Какая ж я тебе тетенька, мне всего восемнадцать», – хотела было ответить ей Вианна, но вместо этого задала вопрос совсем иного содержания:
- А как тебя зовут?
- Изольда, – ответила девчушка, улыбнувшись во весь свой прелестный ротик с белоснежными ровными зубками. – Я дочь Траэдора и Нейли, мы приехали сюда в начале лета, потому что нашу деревню к северо-западу от гор затопило. И местные соседи-сертанны стали к нам стали недобрые, приходили два раза в гости, напивались и грозились убить моего отца.
Девочка снова шмыгнула носом, вспомнив печальную судьбу родной деревни, и тогда Вианна погладила ее по теплым мягким волосам, которые спускались длинной густой волной едва ли ей не до лодыжек.
- Бедная ты моя. Ну что ж, веди теперь тетеньку к своему двору, чтобы она могла передать этот чан твоей маме.
- Хорошо. Но ты ведь не сказала, как тебя зовут, как же я тебя представлю своим?
- Я Эйра, дочь Темиана из рода Кассидара и его жены Нелиды, это имя вы слышали с мамой?
- Нет, – замотала головой Изольда. – Вернее, мы не слышали имени «Эйра», а про Темиана и его жену Нелиду мама и папа говорят, что это очень хорошие и добрые люди. У нас с мамой хорошая память, мы и это запомним.
- Ну вот и славно. Пойдем, Изольда.
И они пошли по проторенной тропинке в селение. Место, куда новая знакомая вела Вианну, показалось той странно знакомым и хорошо узнаваемым, и она всей душой обрадовалась тому, что вот-вот передаст чан с одежками хозяйке, которая, очевидно, со времени своего приезда сюда состоит у ее родителей в добрых соседках, а сама тут же стрелой полетит в родной дом. Однако ей пришлось немало удивиться, когда Изольда вприпрыжку подбежала к отворенным настежь воротам… этого самого дома.
- Ма-а-ам! – крикнула она, вбегая в распахнутую входную дверь.
Ничего толком не понимая, Вианна вошла во двор, где ее встретили дружным лаем незнакомые собаки. Обстановка во дворе тоже была незнакомой и непривычной: всюду ее глаза находили не виданные прежде предметы, многие из которых никогда не являлись частью тендуанского быта.
Затем ее взгляд остановился на большом деревянном сарае, в котором ее отец хранил свои хозяйственные принадлежности и где через стенку находилось моечное помещение. Двое незнакомых светловолосых мужчин, один старше, другой моложе, обшивали полуразобранное помещение свежими лакированными досками, размеренно тюкая по ним увесистыми молотками. И вдобавок ко всему эти двое успевали обсуждать некстати забредшую к ним во двор незнакомую девушку, отмечая, какая она красивая, стройненькая да ладненькая.
- Эй! – позвала их Вианна, думая, что это двое работников, нанятых ее отцом для восстановления старого сарая, который, должно быть, подгнил за последние восемь лет. – А где хозяева этого дома?
- А мы и есть хозяева этого дома, – ответил старший, почтительно поклонившись девушке. – Я Траэдор, а это мой сын Амадир. А чего ты, собственно, от нас хочешь?
Вианна поставила чан на землю и усмехнулась по себя, подумав, что на самом деле они, скорее всего, никакие не Траэдор с Амадиром, так как, по старому обычаю, никто из даарийцев не называет первым встречным настоящие имена, а называет лишь те, что придумывает специально для того, чтобы называть их людям. Но тогда уж лучше пусть даарийцы носят эти вымышленные имена, чем те, что тайно дают им родители – стоило только вспомнить, как на самом деле звали ее старших братьев и сестру Исиону. А то, возможно, и ей самой при рождении придумали какое-нибудь имечко, которого она сама до сих пор не знает, а вместо него назвали совсем другое – Эйра…
Внезапно ее словно поразил гром, и все посторонние размышления мигом прекратились: эти двое – хозяева этого дома! Дома, в котором она родилась и где, как она до сих пор полагала, ее ждали самые близкие на свете люди.
- Что? – негромким голосом спросила она, нахмурившись и потупив взгляд в землю. – Как это понимать – вы хозяева этого дома?
- А так, – ответил молодой парень, тот самый, кого назвали Амадиром. – А ты, стало быть, дочь прежних хозяев, до которой не дошло письмо, потому что коршун сожрал почтового голубя?
Оба принялись хохотать до упаду. Вианна же, осердившись на них, отвернулась и направилась в сторону дома, сопровождаемая еще большим хохотом мужчин, пока в дверях не показалась жена Траэдора с дочерью, которая называла себя Изольдой, и мальчуганом годочков четырех или пяти. Она была довольно молода, миловидна и одета в просторное, собранное на талии платье и накидку, расшитую по краям знаками ее рода.
- Эй, а ну прекратите хохотать как полоумные! – прикрикнула Нейли на мужа и старшего сына, и те мигом притихли, принявшись вновь работать. – Дочь сказала мне, что тебя зовут Эйра из рода Кассидара, ты дочь Темиана и Нелиды. Право, мне приятно тебя видеть, но должна сказать, что ваша семья здесь больше не живет. Мы думали, что ты знаешь об этом, если они написали тебе письмо.
- Я… я не получала такого письма, – ответила девушка, потупившись и немного робея. – Может, они правы и голубь с письмом действительно погиб, пока летел до меня через лес и горы.
- Далеко же он летел – через лес и горы… – сочувственно пробормотала хозяйка, подходя к ней и поднимая с земли тяжелый чан. – Где же ты жила все это время, дорогая?
- На Меррахоне, – ответила Вианна, слегка покраснев, так как была приучена говорить лишь правду, но не знала, как поведет себя госпожа Нейли, услышав такой ответ.
И действительно, глаза у Нейли удивленно округлились.
- Что? На Мер… очень любопытно… очень… Ну ладно, если не хочешь говорить, откуда ты приехала на самом деле, не говори, но выдумка твоя занятна. А ты не хочешь поужинать с нами, милая?
Вианна облегченно вздохнула оттого, что женщина ей не поверила.
- Я не голодна. Лучше скажите мне, госпожа Нейли, куда уехали мои родители и семья старшего брата? Или вы этого не знаете?
- Почему не знаю? Все селение знает, что они продали этот дом нам, а сами уехали в Орри, купив там часть большого дома у одного своего старого друга, то ли Тарвала, то ли Барлана. Говорят, он состоятельный человек, купец…
- У Тавала, значит, – поправила ее Вианна. – Ну, я знаю, что он богат и что он купец, и что у него есть большая рыбная лавка под названием «Рыбак и Чайка». Спасибо, госпожа Нейли, я побегу.
- Куда? – усмехнувшись, спросила хозяйка. – Лодочники выйдут на реку только завтра. Пока ты можешь переночевать в доме, который был вашим, если не хочешь есть.
- Нет, что вы, хозяюшка, благодарю за вашу доброту, но… Я хочу навестить одного своего друга детства, он живет неподалеку.
- Как хочешь. Но только тут неподалеку живет бобылем еще один твой близкий родственник, кажется, брат – может, к нему забежишь?
- Благодарю еще раз, госпожа Нейли, но я уже решила пойти к своему другу детства. Прощайте.
- Прощай... Но только не нужно было называть меня госпожой, я простой человек, так же как ты и твои родители.
Но последних слов женщины Вианна уже не слышала – она со всех ног бежала к дому отца Амрида, где жил ее давний друг по имени Урия.
Дом и двор священника почти нисколько не изменились, разве что, как ей показалось, немного постарели и малость потемнели от времени, но местами на стенах, ставнях и дверных косяках появилась свежая узорчатая набивка, выглядевшая почти белой на фоне темноватых бревен и досок. Было еще достаточно светло снаружи, но внутри дома уже зажгли светильники, и свет лился от них через окна во двор, освещая добрую часть двора, где все еще трудился проворный, стройный, широкоплечий парень, мало напоминавший того худенького робкого подростка, которого знала она в детстве. Юноша, в которого вырос тот мальчишка, был совсем не похож ни на своего отца, ни на братьев, но, как и в детстве, чем-то немного напоминал свою мать. В остальном же он был очень красив, силен и, как успела заметить Вианна, весьма привлекателен. Одни глаза чего стоили – они были как молнии.
- Здравствуй, Урия, – обратилась к нему Вианна. – Что-то ты ворота не запираешь, сюда могла зайти не только я.
- Да кому мы здесь нужны со своим имуществом, – с усмешкой ответил юноша, забросил в угол сарая тяжелый топор, выпрямился и застыл на месте, уставившись на гостью. – Эйра?! Какими судьбами ты здесь?
- А вот такими судьбами я тут. Вернулась я домой... а дома живут чужие люди. Наверное, ты это знаешь – говорят, это весь Таннор знает.
- Знаю, – со вздохом ответил ей Урия. – И, как я понял, ты пришла сюда, потому что некуда больше пойти, ведь твой брат Анокс тебя ненавидит. – Ну здравствуй, Эйра, мой сердитый друг!..
- Почему сразу – сердитый? – надула губы Вианна. – Вовсе я не сердита, наоборот…
Урия бросился к ней, поднял на руки и закружил по освещенной площадке посреди двора. Вианна обняла его и неожиданно заметила в себе и своем друге детства нечто такое, чего никогда не замечала раньше. Они не могли быть больше просто друзьями, ибо искра, пробежавшая между ними в этот миг, мгновенно перевернула все их представление друг о друге.
- Урия… – обратилась она к нему, легонько стукнув кулаком в грудь. – Поставь меня на место, Урия, слышишь? И пойдем уже в дом, я начинаю здесь мерзнуть.
- Ну как хочешь, желание девицы – закон.
Он отпустил девушку, а потом, заметив, что она вот-вот упадет наземь, не устояв на подкосившихся ногах, обнял ее за талию и повел в дом. Вианна не возражала, хотя все это казалось ей донельзя странным.
В просторной горнице собралась за вечерним столом вся семья деревенского священника и несколько гостей из ближайшего окружения. Ианна, удивленно глянув на вошедшего сына, отложила в сторону кусок пирога и другой рукой легонько толкнула мужа в бок.
- Смотри, Амрид… наш сын, кажется, привел в дом невесту. А какая она хорошенькая…
- Да уж я вижу, не слепой. И, сдается мне, где-то я эту невесту уже видел.
- И я видел, – поддакнул ему с другого конца стола его племянник по имени Арланд, которому, по виду, было не меньше тридцати пяти лет.
- А я, кажется, еще и припоминаю, – просияв, сказала Ианна, и выскочила из-за стола. – Наш сын привел в дом Ученицу верховного Жреца Даарии! Или, как я вижу, бывшую ученицу. Присаживайся, сынок, и не забудь посадить за стол невесту, только сперва вымойте руки – у нас за стол с немытыми руками не садятся.
Урия смущенно улыбнулся, почесал подбородок и окунул руки в большой чан, полный свежей воды. Тому же примеру последовала и его подруга.
- Только я не понимаю, – сказал Урия после омовения рук, – зачем вы вот так сразу решили, что Эйра – моя невеста? Мы даже не помолвлены, и вообще все восемь лет видели ее только на весеннем Празднике Солнца и даже близко не разговаривали.
- Урия прав, – сказал жене отец Амрид, тщательно облизывая деревянную ложку. – Не смущайте парня, пусть он сам решит, невеста она ему или нет.
- Позвольте мне сказать, – обратилась к хозяевам нежданная гостья, слегка улыбаясь. – Мы еще сами не решили, кем мы друг другу приходимся, пока что мы с Урией – друзья детства. Я хотела лишь попроситься на ночлег, потому что завтра утром я уплыву в Орри, где живет наша семья. И надеюсь, что добрые хозяева мне не откажут.
- Вот как? – с легкой язвинкой подивилась Ианна. – А я уже думала, что ты пришла в наш дом с другими целями, воспользовавшись тем, что твои родители уехали в Орри и никто тебе не может запретить завладеть нашим младшим сыном. Но я также подивилась тому, как в нашем государстве можно выйти замуж, не спросив благословения отца и матери.
- Перестань же, Ианна! – остановил ее Амрид, брякнув по столу вылизанной ложкой. – Любишь же ты издеваться над людьми, да еще над какими… Этой девушке мы просто обязаны предоставить ночлег, а потом она сама решит, куда ей податься – в Орри или остаться тут и написать своим родичам письмо о том, что собирается стать женой нашего меньшого сына. Она ведь Жрица…
- Уже не Жрица, иначе бы она не стала покидать священный остров посреди Озера Ветров, – возразила Ианна, сверкнув глазами. – Но так уж и быть, лад в семье – превыше всего, и поэтому, чтобы не было ссоры между нами, окажу честь сей прелестной гостье. Садись за стол, дорогая.
- Благодарю, госпожа, – ответила Вианна и присоединилась к вечерней трапезе.
К удивлению или, может быть, радости хозяев, ела она понемногу и добавки не просила. И даже отказывалась, когда Ианна, расщедрившись, предлагала ей подлить в миску побольше сытной похлебки.
- Странно, – заметила она, – наша гостья ест как птичка, но совсем не выглядит заморенной. Или она скромничает?
- Я всегда ем немного, – ответила Вианна, смущенно улыбнувшись и покосившись на миски остальных, полные добавки. – И вообще, я почти не требовательна, что предложите, то меня и устроит.
- Наверняка это лукавство, – вставил свое слово отец Амрид. – Ты говоришь, что собираешься завтра утром покинуть Таннор и направиться в Орри. Наш лодочник может довезти тебя до Нордана за десять медяков, а дальше до Орри идут корабли, и за такие путешествия нужно платить. У тебя есть с собой деньги?
- Немного есть. И совсем немного еды осталось в дорожной сумке, две или три лепешки.
- Ага… немного есть... и еды две-три лепешки… Ну-ну… когда доплывешь до Нордана, тогда узнаешь, что при таком раскладе тебе придется выпрашивать деньги на улицах и еду на торговых площадях, и тогда до Орри ты точно не доберешься. Если только у тебя не хватит ума наняться в прислужницы или в танцовщицы и не заработать денег на дорогу, но тогда в Орри ты появишься не раньше чем через месяц и то, если тебя не ограбят. Так что не обессудь, девочка, мы дадим тебе безмозмездно побольше еды и денег. Безвозмездно…
- Стой! – вмешался Урия. – Прошу прощения, что возражаю тебе, отец, но позволь мне поухаживать за Эйрой. Я сам ей дам еды, денег из своего запаса и провожу до будки лодочника. Ведь вы с матушкой сами назвали ее моей невестой.
- И то верно, – согласился с ним отец. – Правильно говоришь, поухаживай.
Место для ночлега ей выделили в пустующей комнате в дальнем конце дома, которая некогда принадлежала старшему сыну отца Амрида – Итану. Поскольку из женщин в этом доме были только хозяйка и ее сестра Мелинда, пятидесятишестилетняя вдова с безобразным шрамом на правой щеке, полученным при пожаре, лишившем ее семьи и крова, Ианна сама постелила гостье самую лучшую постель с периной из лебединого пуха. От былой спеси и язвительности у нее не осталось и следа, и Вианна поняла, что хозяйка любила поломаться перед мужем и гостями, но сама по себе была женщиной доброй и гостеприимной.
- Вот, – Ианна закончила свою работу, кинув на уже застеленную лежанку теплый плед из овечьей шерсти. – Надеюсь, что спать тебе будет удобно и тебе будут сниться самые добрые и приятные сны.
- Благодарю вас, хозяйка, но… зачем нужен плед? Под ним мне будет жарко.
- Дорогая, уже осень, и ночью может быть прохладно, в этой комнате плохо заделаны щели. Но если тебе так угодно, я спрячу плед обратно в сундук.
- Оставьте, – попросила Вианна, слегка покраснев – все-таки, несмотря на воспитание, данное ее духовным Учителем на Меррахоне, в ней еще оставалась некоторая природная вспыльчивость, унаследованная от отца. – Может, и вправду мне станет холодно, и тогда будет чем укрыться.
- Ну тогда… Приятных снов тебе, Эйра.
С этими словами хозяйка ушла, заботливо прикрыв за собой занавески, заменявшие дверь.
Сны здесь и впрямь обещали быть приятными и сладостными, однако, как назло, Вианне долго не удавалось уснуть – слишком много было пережито за сегодняшний вечер. Первое, что вертелось у нее в голове – то, как она могла не узнать о том, что ее родичи покинули Таннор и переехали в Орри, продав родовой дом совершенно чужим, посторонним людям. Действительно ли посланный голубь не долетел, погибнув в дороге, или же это Совет Тринадцати во главе с отцом Аноком нарочно спрятал от нее письмо? Но нет, это уж точно был абсурд: ни один из обитателей Меррахона не опустился бы до такой мерзости, ведь они все были людьми порядочными и высоконравственными, приближенными к Богу. Были и другие мысли – к примеру, что ей могли и вовсе не написать письмо, просто позабыв о ней либо сделав это нарочно, чтобы она сама нашла свой новый дом. Или же – что Анокс мог намеренно украсть письмо, чтобы оно не дошло до того, кому оно предназначалось. Последнее казалось ей очень даже вероятным, но все же она не была в этом уверена.
Отогнав, наконец, все эти никчемные мысли и подозрения, она начала засыпать, но тут же полезло другое – то, как прошла ее встреча с Урией и все, что она при этом испытала. Да, конечно, они оба изменились и стали взрослыми, но Вианна полагала, что они будут такими же хорошими друзьями, какими были в детстве. А теперь оказалось, вернее, она ощутила всем своим существом, что он влюблен в нее и испытывает вполне объяснимую страсть. Но это было, самое большее, полбеды, а еще одна ее половина – нет, скорее, две трети всей беды – состояла в том, что она сама испытывала то же самое. Нет, определенно ей следовало держаться от него подальше, дабы это все не помешало ей исполнить свой долг, предназначенный Судьбой, вернее, ее собственным Выбором.
Сон так к ней и не пришел, его не было, как говорят в народе, ни в одном глазу, и тогда Вианна, наспех одевшись, отворила окно и перелезла через подоконник, очутившись в освещенной одиноким фонарем той части двора, что располагалась на противоположной от входа стороне. Здесь, очевидно, находился скотный двор: в бревенчатых постройках, тянувшихся вдоль изгороди из кольев, похрапывали лошади и волы и изредка кудахтали сонные куры. Миновав дощатый настил, покрывающий двор между сараями, девушка подбежала к изгороди, за которой высились заросли старого бурьяна, и примерилась. Колья поднимались ввысь почти на половину ее роста, однако они были скреплены с внутренней стороны изгороди толстыми длинными жердями. Этим-то и воспользовалась молодая проказница, чтобы взгромоздиться наверх и перемахнуть через высокий забор, лишь немного зацепившись подолом за кол и с трудом отцепив его, но почти не повредив платье.
Гораздо худшим приключением оказалось упасть в высокую, наполовину пожелтевшую траву под изгородью, среди которой оказались кусты дикой шипастой розы и вездесущая крапива – такая жгучая, что Вианна, угодив в нее обеими полуголыми руками, взвыла от боли. Мало того, падая, она подвернула левую ногу. Потом, поднявшись на ноги и отряхнувшись, она побрела, прихрамывая, в сторону реки с единственной целью – погулять на прохладном осеннем воздухе и вернуться обратно – тогда, как она надеялась, ее сморит долгожданный сон.
В небе сиял огромный диск луны и мириады звезд, и, глядя на эту неподражаемую красоту, Вианна запела песню. Это была одна из тех песен о Божественном Свете и Его сошествии в этот мир, которым ее научил отец, вернее, брат Анок. Она была великолепна, и ее не раз пела Вианна, летя верхом на орле Мельхиоре или же на рукотворной птице с мотором вместе с кем-нибудь из Аноковых Учеников-мужчин. И, казалось, этой песне вторила вся жизнь вокруг и даже звезды.
Так она бродила по Долине и по берегу великой реки, подбираясь все ближе к лесу, пока ей не показалось, что кто-то неотступно следует за ней и негромко ей подпевает. Остановившись в нерешительности и обернувшись, Вианна увидела того, кто ее преследовал – это был Урия.
- Что ты здесь делаешь? – спросила она, сердито сверкнув глазами.
- Иду за тобой и пою твою песню. Она мне очень понравилась, спой еще.
Вианна замерла на месте, потом подошла к нему поближе.
- Я вышла погулять за селением, потому что в вашем доме душно и мне не спится. Только не говори, что тоже не можешь уснуть.
- Именно так, милая Эйра. Я не мог уснуть, когда увидел, что тебя нет в доме и окно распахнуто. Ты ушла, никого не предупредив.
- Ну и что с того? Это не дает тебе права меня преследовать. И не нужно называть меня милой – меня и так уже назвали твоей невестой. Пойми, Урия – я не могу быть тебе невестой, потому что невеста – это без трех минут жена, а женой твоей я пока быть не могу.
- Не можешь? Почему? Я ведь действительно тебя люблю, я понял это раньше... Когда видел каждый год в тот день, когда... когда ты сходила к людям вместе со своим Наставником...
Вианна покраснела и прокашлялась.
- Послушай, Урия... Ты ведь знаешь или хотя бы должен знать, что сначала мне предстоит сделать то, что я обещала своему роду. Если мы так скоро поженимся и родим детей, Волк Туран-дем убьет их, одного за другом. Ты этого хочешь?
- Нет. Но... если другой выход. Родить детей, когда ты расправишься с Туран-демом, а до тех пор... Вот, смотри!
Он вынул из небольшой торбы, висевшей у него на поясе слева, наполовину высохший пучок какой-то травы.
- Что это такое? – спросила юная Жрица, недоверчиво глядя на подозрительный пучок.
- Это? – Урия изобразил на лице многообещающую улыбку. – Это то, что обычно помогает влюбленным и супругам избежать позора или спасти своих будущих детей от всякого рода Туран-демов и прочей нечисти. Это цехлина, в наших краях ее называют «травой невинности». Если воспользоваться ею даже сей миг, если ты, конечно, этого захочешь, то… ничего не изменится, как будто ничего и не было, дитя в чреве не зародится.
Она оттолкнула его от себя и в ужасе схватилась руками за голову.
- Урия... ты… ты сошел с ума! Убирайся прочь со своей травой и не трогай меня! Иди домой, слышишь?!
Он послушно спрятал пучок травы обратно в торбу.
- Как хочешь. Я пойду домой, но сначала хотел бы спросить, зачем ты пошла в лес? Там ведь может быть опасно, но там есть еще кое-что любопытное.
- Вот как? И что же это, такое любопытное?
- Я выстроил там шалаш и иногда ночую в нем летом или ранней осенью, когда тепло. Если хочешь, могу тебе его показать.
- О! Ну давай, покажи.
Урия запалил фитиль смоляного фонаря, и они вдвоем отправились в чащу леса, что находилась к северу от болот. Отсюда до заветного Черного Озера, где жил Седой Лунь, было около полторы хроны пешего хода, однако лес был все тем же – таинственным и немного зловещим. Шалаш Урии, сделанный из толстых веток, связанных между собой прочными веревками, находился на небольшой расчищенной полянке в пяти сехтах от небольшого ручья. Он был большой, и когда Вианна влезла внутрь, то увидела там небольшие полки, прибитые к стенкам, подобие столика, стула и лежанку, выстланную кедровыми ветвями, на которых лежала старая и оттого грязноватая, но еще совсем целая перина, поверх которой лежало новехонькое стеганое одеяло.
- Ух ты-ы, - подивилась Вианна. – Целый дворец...
- Вот, как и обещал, мое тайное убежище. Если развести рядом костер, ни одна тварь не подойдет.
Они развели небольшой костерок около шалаша и сидели около него почти целую хрону, грея руки и время от времени подбрасывая хвороста в огонь. Все это время они внимательно смотрели на огонь костра, на друг друга и снова огонь, словно изучая и находя в каждой детали что-то новое, никогда не виданное раньше. Так истинный ценитель, рассматривая алмаз, каждый раз замечает в нем все новые оттенки и искры света, возникающие в его сияющих гранях.
- Хорошо здесь, правда? – спросил, наконец, Урия, втягивая носом ночной воздух.
- Да.... это чудесно.
Она вытянула руки над костром, грея их. То же самое сделал и Урия, и вскоре их руки встретились, соприкасаясь и переплетаясь между собой, как корни невиданных оживших деревьев. Весь лес вокруг стал неожиданно сплошной сказкой, но они почти не смотрели на него, поглощенные созерцанием друг друга.
- Ты прав, Урия, - сказала, наконец ему Вианна. – И я права. Я тоже люблю тебя. И поэтому... поэтому я согласна даже на вольный брак, если у тебя действительно та самая трава. Да, да...
- Что?..
Урия слегка опешил, но потом обрадовано взглянул на нее и встал с бревнышка, поднимая девушку за руки следом за собой.
- Не все же проявлять страх и прятаться от самих себя, - продолжала Вианна. – Это великий грех. И еще больший грех – убивать в себе настоящую любовь. Если давить ее в себе, она превращается в яд и убивает изнутри. Я тоже люблю тебя, Урия, и поэтому не буду от этого убегать и скрываться и, если хочешь, буду верна тебе всю жизнь. А потом мы справим настоящую свадьбу – ведь все равно никто ничего не узнает.
- Ты просто золотой самородок, моя милая! – воскликнул, просияв, Урия, затем подскочил ближе, поднял на руки и закружил в воздухе, как и тогда, когда она вошла во двор Амридовой усадьбы. Потом опустил на землю, и тогда Урия полез в шалаш, вынес оттуда небольшой котелок, зачерпнул им воды из студеного ручья, смастерил над костерком подобие держака из ветвей, на который подвесил посудину с водой, и подбросил еще дров. Когда вода в котелке закипела и забурлила, Урия опустил в нее пучок заветной травы, выждал несколько минут, затем снял готовый напиток с держака и поставил на землю – остудиться.
Через треть хроны влюбленные выпили по половине приготовленного чудодейственного снадобья и, немного передохнув, принялись скакать вокруг костра, выплясывая некое подобие ритуального танца жениха и невесты, подсмотренного однажды в детстве на свадьбе какого-то заезжего язычника и местной колдуньи.
Наконец, выдохшись и устав плясать, Вианна с Урией погасили костер и полезли в шалаш, укрепив на его потолке светильник. После чего Урия очертил свое жилище тройным кругом, чтобы, по его словам, внутрь не могла забраться ни одна нечистая тварь, а простой зверь уйдет, завидев огонь и учуяв запах канивара, который они не терпят.
- Чертить круги – языческий обряд, - напомнила ему Вианна. – Ты же не язычник...
- Иногда нужно прислушиваться к советам наших предков, - ответил ей Урия.
И, расположившись в шалаше, юные обманщики собственной человеческой природы предались всецело Любви, которую не могли больше скрывать ни от друг друга, ни от самих себя. Вот только Вианне наутро было не совсем понятно, почему она проснулась в шалаше одна-одинешенька. Воистину, ее новая жизнь в Танноре началась очень и очень странно. Но и этот последний сюрприз не огорчил ее, а подтолкнул лишь к одному – пойти в селение, к дому Амрида и Ианны, и ждать.