- Добрый день, мсье…
- Араго. Франсуа Араго.
В лаборатории Дюма Дагер встретил не того, кого ожидал увидеть. В дальнем углу комнаты в терпеливом, достойном ожидании стоял высокий господин, наружностью никак не вписывающийся в антураж обители экспериментов. Он был одет парадно: во фрак или подобный костюм, Дагер не мог разглядеть издалека. Когда создатель Диорамы обратился к незнакомцу, тот подошел ближе. Франсуа Араго был статным мужчиной около 40 лет, действительно одетый во фрак. Его шею охватывал белый шелковый галстук-платок. Широкий лоб, нос с едва заметной горбинкой, внимательные глаза под густыми бровями, ухоженные и аккуратно зачесанные волосы выдавали в нем не иначе как представителя власти или иную важную персону.
- Я пришел к господину Дюма, - произнес Дагер, не отрывая взгляда от Араго.
- Какое совпадение, ведь я тоже. Правда, спешу заметить, что появился здесь без приглашения. Но уверен, что господин Дюма простит мое не совсем тактичное поведение, - Араго улыбнулся, а затем спросил. – С кем имею честь?
«Быть может, он из Палаты депутатов?» - мелькнула мысль в голове создателя Диорамы.
- Луи Дагер.
- Дагер, Дагер… - Араго приподнял глаза, пытаясь вспомнить что-то. – Не тот ли Вы Дагер, что… Ах, вот и мсье Дюма.
В дверях появился химик. Несколько минут было потрачено на приветствия и разбор недоразумения с «неожиданным вторжением» Франсуа Араго. Жан-Батист Дюма нисколько не удивился появлению «высокого гостя», а затем добавил, что всегда рад его видеть. Настал момент, когда Дагеру представили посетителя лаборатории.
- Знакомьтесь: это Доминик Франсуа Араго, талантливый физик, директор Обсерватории, Постоянный секретарь Академии Наук, член Палаты депутатов. А это – мсье Луи Жак Манде Дагер, создатель Диорамы, который занимается световыми опытами.
- Спасибо, мсье Дюма, - сказал Араго и улыбнулся. – Вы оказали мне любезность и перечислили все мои титулы, чего я сам делать не люблю.
Дюма подошел ближе к Дагеру и едва слышно произнес:
- Это правда, уверяю Вас.
- Я так и подумал, что Вы – создатель Диорамы, - продолжал между тем Франсуа Араго. – Ваше имя мне знакомо, и я пытался вспомнить, что именно связано с ним. Господин Дюма помог. Я слышал, что у Вас возникли какие-то трудности…
- Да, господин Араго, но они поправимы, я уверен. Хотя сейчас я посвящаю свое время несколько иному проекту.
- Световым экспериментам, как заметил мсье Дюма? – из поля внимания Араго не ускользало даже мельчайшей подробности разговора.
- Именно.
- Что ж, расскажите, чем именно Вы занимаетесь.
- Позвольте мне, мсье Дагер? – вмешался в диалог Жан-Батист Дюма. – Уверен, господина Араго это заинтересует.
Дагер позволил. Химик описал те опыты, которые проводил Дагер самостоятельно и совместно с Нисефором Ньепсом, коснулся сложностей, что ещё предстояло разрешить, отметил недостатки метода шалонского изобретателя и усовершенствования, внесенные Дагером, – словом, вкратце описал весь долгий путь к укрощению света. Араго слушал внимательно, иногда перебивал и уточнял что-то. Он был таким же ученым-практиком, поэтому общение шло на одном языке.
Когда химик закончил, Франсуа Араго без тени притворства выразил восхищение и сказал:
- Я вижу в этом чрезвычайно широкие перспективы, мсье Дагер. Если Вам удастся завершить исследования и оформить Ваш метод, Вы сделайте очень много не просто для науки, но для всего цивилизованного общества!
- Мне лестно это слышать, но всё же сейчас ещё рано подводить итоги.
- Да, конечно, я понимаю, - поспешно заметил Араго. – И всё же представьте, какую услугу Вы окажете, к примеру, исследователям египетской письменности. Неоценимую! Вы наверняка слышали о трудах господина Шампольона, связанных с расшифровкой древнеегипетского алфавита. Его работа с Розеттским камнем дала толчок новым историческим исследованиям.
Так вот, в настоящее время историкам приходится перерисовывать древние письмена с обелисков, храмовых стен и бесчисленных памятников. Это требует невероятных затрат времени, а также внимательности и хотя бы элементарных способностей в рисовании. Однако если будет возможность применить Ваш метод, исследователю потребуется лишь совершить несколько простых манипуляций – и вот результат: неискаженное изображение древних иероглифов, которые можно изучать. Само солнце начертает эти письмена. Главное, чтобы это не заняло много времени.
- Да, я понимаю, - отвечал Дагер. – Экспозиция теперь занимает гораздо меньше времени, чем раньше. Когда я работал с господином Ньепсом, приходилось ждать несколько часов.
- Прекрасно! Скорость – ключ к успеху. И ищите вещество, которое сможет закрепить изображение.
Дюма наблюдал за Араго с воодушевлением. В какой-то момент, пока Дагер говорил с Постоянным секретарем в разговор, химик заметил:
- Мсье Араго очень красноречив, как Вы заметили.
- Да, и это сослужило мне хорошую службу в определенные моменты. К тому же, я стараюсь использовать этот талант на благо других.
Франсуа Араго не лукавил.
Он родился в маленьком городке в Восточных Пиренеях, с юности задумывался о военной карьере и готовился поступить в Политехническую школу, где по воле Наполеона готовили армейцев. Склонность к точным наукам всё же перебороло это желание. Один из профессоров заметил, как скучает на лекциях юноша, как покрывается плесенью теории его талант и отрекомендовал его секретарем в Парижскую обсерваторию, где юный Араго познакомился с астрономом Лапласом.
С этой встречи началась его научная карьера. Трехлетнее путешествие, которое из экспедиции в целях измерения дуги меридиана превратилось в настоящую авантюру, привело Араго в Академию Наук: он был избран её членом в 23 года. Франсуа Араго оправдал доверие профессоров и многого добился за 20 лет научной деятельности.
Араго мог разглядеть способности в других людях, мог отличить идею от пустышки. Природное красноречие и весьма современные политические взгляды помогли ему попасть в Палату депутатов округа Восточные Пиренеи, где он сумел обратить свой дар во благо.
Принцип был таков. Араго знал людей, у которых была идея, но не было денег на её воплощение. Он знал других людей, которые обладали деньгами. Оставалось лишь убедить последних вложиться в идею первых. Причем Франсуа Араго считал, что особо выдающиеся проекты следует ставить на государственные рельсы, а не отдавать в руки дельцов, дабы из французской казны вознаграждались талантливые соотечественники.
Дюма подтвердил слова высокого гостя и рассказал о нескольких проектах, которые обрели плоть благодаря усилиям Араго.
- Я ценю талантливых людей, мсье Дагер. Но, как известно, их усилия далеко не всегда находят признание в нужных кругах. А залог успеха, как ни странно, – это каждодневный труд, который украшен легким кружевом везения, удачи. В свое время мой наставник помог мне, направил к нужному человеку, и это позволило мне реализовать свои способности.
Поверьте, я был знаком со многими одаренными учеными, изобретателями, которые не могли пробиться именно потому, что рядом не было тех, кто подтолкнул бы их, помог перебраться через перевал. Часто это упиралось в финансовый вопрос. Есть идея, есть изобретение, но нет денег. А те, кто ими обладает, далеко не всегда отличается даром научной проницательности, - иронично заметил Франсуа Араго. – И я помогаю найти совершенно разным людям общий язык. Кто-то получит прибыль, а кто-то – заслуженное признание. Именно признание должно венчать труды, порожденные талантом.
- Вы видите талант в мсье Дагере? – спросил Дюма.
- Я вижу широкие перспективы Вашего замысла, - отвечал Араго, повернувшись к изобретателю. – И пример с египетскими иероглифами – это лишь отблеск, блик тех возможностей, что может открыть Ваше изобретение.
История ведь заключена не только в древних письменах. Она творится каждый день. И она не ускользнет от нас, она останется в отражениях на пластинках из меди. Каждый сможет стать свидетелем события, которое произошло в другом городе, в другой стране, на другом континенте, просто взглянув на изображение.
- А что же художники? Те, кто создают монументальные полотна? Их искусство исчезнет? – вопрошал Жан-Батист Дюма.
- Думаю, что искусство не исчезнет никогда. Настоящий художник всегда пропускает реальность через себя, а не просто отображает то, что видит. К слову, Ваше изобретение может помочь и им, мсье Дагер. Думаю, Вы и сами знаете, каким образом.
Дагер кивнул.
- Этюды. Не обязательно зарисовывать пейзажи или интерьеры, достаточно поймать их в объектив темной камеры, а затем использовать их в работе.
- Астрономия, - продолжал Франсуа Араго. – Скажите, сколько жителей Парижа видели поверхность Луны?
Химик Дюма улыбнулся, разобрав, к чему клонит Араго.
- Представьте себе, что каждый житель столицы сможет рассмотреть кратеры, безводные моря и величественные горы нашего спутника… Свет Солнца, отраженный поверхностью Луны, пройдет сквозь телескопическую трубу и окажется в плену темной камеры.
Завораживает, не правда ли?
- Да, Вы правы, - отвечал создатель Диорамы. – Особенно когда столь красноречиво об этом рассказывают. Не хотелось бы разрушить эту впечатляющую иллюзию неудачей.
- Всё в Ваших руках, мсье Дагер. Не устану это повторять… Впрочем, мы заговорились. Господин Дюма, я совсем забыл о цели своего прихода. Позвольте мне обсудить с Вами один вопрос.
Дагер деликатно улыбнулся и направился к двери, позволяя ученым поговорить наедине. Заметив, что изобретатель уходит, Араго остановил его:
- Вы можете побыть здесь, никаких государственных секретов мы обсуждать не будем.
Дагер всё же отошел. Даже если бы ученые говорили в полный голос, создатель Диорамы вряд ли бы их услышал: его сознание покинуло тесную лабораторию. Он попытался нарисовать будущее, сотканное из мельчайших частичек мечты, навеянной словами Франсуа Араго. Он представил будущее, освещенное признанием.
Картина не блистала красками восторга, не кричала всплеском восхищения, её рама не содрогалась от грома аплодисментов. Дагер уже познал всё это и, как ни странно, не скучал по сладким звукам и манящим цветам таких полотен. Восторг и восхищение никогда не станут теми красками, что напишут признание. Эта картина будет соткана из спокойных цветов, подобранных уверенной, терпеливой рукой. Сколько мольбертов будет испорчено, сколько кистей поломано, сколько красок изведено зря, пока, наконец, не будет найдено желанное сочетание цветов! Лишь Богу известно…
Видение манило Дагера, взывая из тумана грядущего. И одна твердая мысль способна была пронзить густую занавесь этого тумана: «Впереди ещё много работы».