ГЛАВА ТРЕТЬЯ «….МЫ НАТКНУЛИСЬ НА ТРОИХ ДРУЗЕЙ!...»
Если удовольствие превращается в обязанность -
это уже не удовольствие, а обязанность...
Современный шутник.
Был двенадцатый час, надо было мчаться в гостиницу, выписываться. Расчетный час в двенадцать.
Пришел в гостиницу уставший, выписался, немного полежал на своей коечке напоследок, собрал вещички и со своим нетяжелым багажом стал спускаться в фойе. Мелькнула мысль, что меня скорее преследует злой рок, а может мне это просто снится кошмарный сон? Нате вам, здравствуйте. Идут. Красавицы мои. Вид у них такой – вчера по сравнению с сегодняшним – просто принцессы были. Понурые, как побитые собаки. При виде их мне захотелось испариться, исчезнуть, сделаться невидимкой. Да куда там. Уже заметили. И все моя дурацкая привычка не заглядывать вперед. Ну, что я такой невезучий? Мог бы я на полчаса раньше выйти? Или заметить их раньше, забежать обратно на пятый этаж и дождаться, пока они уйдут? Идут. Такие смиренные, просто монашки, Ласковые, нежные.
– Здравствуй, Юра. А ты куда собрался?
– Здравствуйте, милые детушки — цыплятушки. А вам какое до этого дело? Мы вроде бы разъехались?
– Да нет, мы просто так. Вдруг помочь в чем-то надо.
– Ишь ты: помощнички… А вчера вечером вы другие песни пели. Съездили, наверное, в Грецию, все апельсины-мандарины собрали, теперь проблема – куда деньги девать? Ну, кому на этот раз свои денежки подарили? Надо полагать, себе ничего не оставили? – Говоря эти речи, я потихонечку, сойдя с лестничной клетки, стараясь обойти их, продвигался к выходу.
И вдруг почти хором они возопили:
– Ю-ю-уpa, мы дуры были, прости нас!
– Так, я что-то не очень вас пойму, что от меня требуется. У вас ко мне какие-то претензии?
– Никаких претензий, – это уже Наташа, – Мы хотим, чтобы вы поверили нам еще раз.
Почему-то на “вы” перешли. Нехороший признак.
– Хорошо, я поверил вам. И простил. Только дайте мне пройти, я тороплюсь.
Они опять затянули свое:
– Ю-ура, не бросай нас, мы больше не будем.
– Чего не будете-то?
В фойе было довольно людно, на нас стали обращать внимание. Но это их не смущало.
– Не бросай нас, мы тебя слушаться будем.
Подошли двое рослых ребят в спортивной форме:
– Девочки, проблемы? – косясь на меня, участливо спросил один.
– Да пошел ты, тебя волнует? Иди своей дорогой, – набросились они на бедного парня.
Те пожали плечами, пошли дальше. А я тем временем подхватил свои вещички и двинулся к выходу. Они за мной. Мы вышли на улицу. Я направился в сторону деда Якова Лукьяныча, это был вариант жилья, который мне не подошел: крохотная комнатка, даже не комнатка; а дощатая пристройка, правда, по¬беленная и с окном на всю стену, которое смотрeлo на юг и выходило на огородик. Зато недорого – 15 рублей в сутки. Но из всех удобств – вода – во дворе, дощатый туалет в конце двора.
Мы шли довольно ускоренным шагом. Ира рядом со мной, Наташа чуть позади. Честно признаться, я немного был рад этому. Мне было приятно, что Ира, как ребенок, который провинился, поминутно заглядывая мне в глаза, стараясь уловить мое настроение, шла рядом, не переставая говорить:
– Юра, не ужели ты действительно бросишь вас? Ты знаешь, я пря¬мо не знаю…
– Ира, а меня ты можешь понять? Я, больной человек, без де¬нег…
– Юрочка, я все знаю. И все вижу. Ты, главное, не заводись, a выслушай нас. Ты славный, ты хороший. Правда, правда. Я потом подумала, думаю, какая я была дура! Это все Наташка. Но она теперь будет шелковая. Найдем работу, будем торговать…
– Ну, я вам помогу, конечно, Но никаких дел с вами. Иначе без штанов домой поеду. И это еще хорошо.
–Юрочка, а куда это мы идем?
– А куда бы вы хотели идти?
В разговор вступила Наташа:
– Честно говоря – никуда. Хотелось бы лечь где-нибудь и умереть. Жить не хочется.
– Ну-ну, не так мрачно, вы мне тут упаднические настроения бросьте. Сейчас придем к деду Якову Лукьянычу, я для вac комнатешку снял. Правда, если ее еще не заняли. Мы же видите, какие везучие. Поедим, отдохнем, мир покажется в другом свете.
– Как это снял для нас комнату? Откуда ты мог знать…
– Да уж знал. Зная вас, легко додуматься до дальнейших событий. – Ира на меня посмотрела, улыбка у нее была, по-моему, заискивающая.
– Ты у нас такой умница, все знаешь.
– Пo-моему, ирония тут неуместна.
–А я серьезно. Правда-правда.
– Нет, девочки, спасибо за хорошие уроки, я понял, что с вами каши не сваришь..
Как ни странно, комнатка у Лукьяныча былa незанята. Он поставил условие – оплата каждый день, с утра.
– Пойдемте посмотрим жилье, а то у меня дамы, знаете ли, избалованы комфортом, привыкли жить в люкс-номерах, им здесь может не понравиться.
Комната моим дамам очень понравилась. Я отдал деду 15 рублей, мы стали рacполагаться. Выложил пакеты с продуктами на старенькую тумбочку.
– Пошли умываться, – я взял мыло и полотенце, – К сожалению, могу предложить пока все удобства на свежем воздухе. Опять же романтика.
Понурости, вялости, плохого настроения как не бывало: они стали брызгаться, бегать вокруг колонки, подняли визг.
Умывшись, пошли в комнату, расселись вокруг тумбочки. Я решил на еду не налегать, им самим мало, я еще перехвачу где-нибудь.
– Вы почему плохо eдите, Юра? – Наташа прямо-таки цвела.
– Я не голодный, не смотрите на меня, ешьте.
– Как здорово, еще полчаса назад мы были такие несчастные, такие потерянные, Юра, мы тебе этого ни¬когда не забудем, правда, Наташка? – уплетая шпроты, щебетала Ира.
– Умгу. – Наташа тянула из пакетика кефир.
– Уж больно неуклюжий подхалимаж, – я не мог поддержать их приподнятого настроения. – Я уже, слава Богу, изучил вас достаточно, примерно знаю цену вашим обещаниям. Друзья до первого поворота. Тут хоть не влипнуть с вами в историю.
– Ну вот увидишь, какие мы теперь будем паиньки. Мы твердо решили – твое слово для нас закон, правда, Наташка?
– Будем вкалывать как лошади. Ты, Юра, у нас светлая голова, найдешь что-нибудь. Мы тебя отблагодарим. – Наташу я не узнавал, видимо, у них состоялся крупный разговор.
– Между прочим, я тоже не сидел сложа руки, уже прозондиро¬вал насчет нашего бизнеса.
– Какого бизнеса? – они переглянулись.
– Ну как же? Быстро вы забываете. Трех дней не прошло. Что мы с начала затевали?
Произошла заминка, у Наташи появилось заинтересованное вы¬ражение на лице, Ира стала делать глазами какие-то знаки.
– Постели, по-моему, несвежие, – как-то вроде бы не очень кстати сказала Ира, – Постирать надо, до вечера успеют вы¬сохнуть. А как мы располагаться будем? На большой кровати, конечно, ты ляжешь, Юра, но тебе придется кого-нибудь взять к себе, – лукаво поводила глазами.
Нет девочки, ни с кем я не собираюсь спать. Ладно, так уж и быть, вы оставайтесь здесь, я себе найду пристанище.
У Иры лицо делается совсем детское и испуганное, когда она волнуется, и вообще у нее в отличие от Наташи очень богатая мимика.
– Юра, я надеюсь, ты этого не сделаешь.. Мы так обрадовались – и на тебе, ты уже собрался сбежать.
– Вы сами отъявленные проходимки и во всех видите жуликов, не верите. Сказал вам, что не брошу, по крайней мере пока вы твердо на ноги не станете.
– Юра, а тебе не кажется, если бы мы были такие уж проходим¬ки, не дали бы себя сегодня так глупо облапошить? Я, конеч¬но, не обижаюсь, ты имеешь право называть нас как угодно. Мы действительно вели себя, как дуры. А с тобой поступили по-свински. – Наташа сегодня являла прямо-таки образец добропорядочности.
– Да, а что у вас сегодня получилось, что вы так смачно прошелестели?- мне стало любопытно.
– А вон пусть Наташка расскажет, у меня нервов не хватит. – Ира смотрела с торжеством.
– Ну, Наташенька, покайся, расскажи мне вашу эпопею.
– Да что там рассказывать, нас обули как последних дере¬венских. Провинция и есть провинция.
– Да нет, там были и очень бойкие. Просто большие профес¬сионалы работали, – не удержалась все-таки Ира, – Такие интеллигентные, серьезные, все как в приличных учреждениях: на галстуки наколоты пластиковые карточки с фотографиями, инициалами, касса, трудовые соглашения, штампы, печати. Мы заплатили деньги, нам дали документы, привели к какому-то зданию. Потом подошли еще двое, один другому говорит:
– Вот это одна группа, я сейчас приведу другую – и ушел. Мы простояли больше часа, стали теребить нашего “шефа”. Тот делает круглые глаза: оказывается, он такой же, как мы. Мы – в милицию, а там хохочут: “Покажите их нам, мы их тут же арестуем, вернем ваши деньги!”…
– М-да… Ну, вот так потихонечку, глядишь и начнем сооб¬ражать, что такое хорошо и что такое плохо…
Ира, совсем как ребенок, нарочито заискивающе, сказала:
– Юрочка, а мы ведь не проходимки, нет?
Любит девка пококетничать, и у нее получается, ничего не скажешь. А может действительно такая славная девчонка?
– Ладно-ладно. А сейчас занимайтесь своими делами. Время покажет, кто есть кто. Я немного прошвырнусь по городу. Ира что-то хотела сказать, но промолчала.
– Юра, как ты деда назвал, Яков Лукьяныч? – сказала Наташа. – Надо бы у него попросить ведро и тазик. А плитка газовая у него есть? Надо и белье постельное постирать и себя в порядок привести.
– Да, я с ним говорил, можно пользоваться на кухне газовой плитой, а посуды у него достаточно, остается от отдыхающих.
Наташа ушла, я вышел на улицу, за мной увязалась Ира:
– Юра, ты знаешь, мне кажется, надо нам с тобой как-то поговорить.
– Может, это и некрасиво по отношению к Наташке, но нам надо вначале решить что-нибудь, а потом ее посвящать.
Иначе она опять начнет свои фокусы. Она, видишь какая неуправляемая. В последнее время с ней творится неладное. И жалко человека все-таки.
– Ну ладно, вечером, когда я вернусь, мы с тобой погуляем, тогда и поговорим.
Я решил побыть в одиночестве, полюбоваться морем, угостить себя чем-нибудь вкусненьким, например – пирожками с капустой, попить пива, посидеть в библиотеке, а вечером пойти домой. Было ещё рано, начало четвертого. Солнце было ещё высоко, довольно прилично припекало. Мелькнула мысль, что завтра, наверное, дождик будет. В душе был какой-то неприятный осадок. Такое чувство, что я что-то не сделал. Не так повел себя… Я человек мнительный, склонный к самокопанию, всю жизнь сомневаюсь. Стал думать, что же за заноза сидит в душе? Но так ни до чего и не додумался. Просто, видимо, общее чувство беспомощности перед обстоятельствами, что все мои планы летят неизвестно куда. Было такое ощущение, что судьба меня с кем-то перепутала, или просто под рукой оказался я, вместо человека энергичного, твердого, делового. Может, надо было всё-таки проявить твердость и самому уйти на другую квартиру, убедив их, что не брошу? Надо было категорически отказаться от Галиных денег. Шевельнулась мысль – не пойти ли к ней в гости? Оказывается, лукавый не дремал. Он сидел в глубине души, за¬таился и ждал. Когда душа немного размякнет и можно будет пойти в наступление. Но и мы не лыком шиты. Бес-искуситель работал в поте лица. Он стал подбрасывать картины одна соблазнительнее другой. Перед глазами встало её лицо – чистое, свежее, без краски. Взгляд открытый, в упор. Приветливый… Наивный?.. Растерянный?.. В общем – нехороший взгляд. Коварный. Хорошая артистка. Прекрасно усвоила роль наивной девчонки, восторженной, искренней, бескорыстной. Я в общем-то хорошо знаю этих приветливых и в то жe время напористых дамочек. Которые вначале – ласковые, нежные, как ангелочки. Правда, потом делаются почему-то капризными, истеричными, назойливыми… Нет уж, благодарю пoкoрнo, мадам. Постараемся обойтись как-нибудь без вашей искренней дружбы и бескорыстной помощи. Хотя, конечно, зайти надо. Лучше всего, наверно, завтра.
Или послезавтра. Вернуть ей деньги. Сказать, что заработал неожиданно…
С этими мыслями я оказался рядом с будкой тети Доры. Не зайти было бы просто некрасиво, да заодно и пива у нее можно попить, встретила она меня приветливо, прямо как родного племянника.
– Ну, рассказывай, Юрочка, деточка, как у тебя дела?
– Да рассказывать-то нечего, тетя Дора, – говорил я вяло, попивая пиво. – Мои шалопайки быстренько расфукали свои деньги и сели мне на шею. Хотели поехать куда-то фрукты убирать…
– А их надули. Правильно. Не их одних. Так пускай их в оборот. У Гарика был?
– Был, не нашел. Но мои девки сейчас в таком состоянии, что ни на что не годны. С ними надо еще много работать, приодеть.. Я там разговаривал с Элеонорой Владимировной. А это кто?
– Хороший человек. Хорошая женщина. С ней можно иметь дела. – с характерным жаром заговорила она, – А поче¬му ты сам не хочешь поработать? Юрочка-джан, я не думала, что ты окажешься таким… замшелым. Людям помогать – разве плохое дело? Сколько женщин мается…
– Не знаю прямо, тетя Дора…
– У Гарика самого сейчас дела неважные. Если бы ты к нему привел хороших девушек – он тебе помог бы хорошими клиентами. А так – больше ничем не сможет помочь. А к Эле иди и не задумывайся.
Я вспомнил, как она настойчиво приглашала, подумал, что в конце-концов самого-то меня отпустит, и пошел к кинотеатру “Космос”
В баре народу было прилично, в основном молодежь. Я у официантки спросил Элеонору Владимировну, она ответила, что та занята. Подошла худенькая женщина в годах, оказались метрдотель. Эта уже проявила больший интерес: откуда-то ловко выудила бутылку пива, стакан, предложила посидеть за столиком, сама пошла к кабине, из которой слышались гортанные голоса, смех, женский визг – видимо, веселье было в самом разгаре.
– Через три минуты она выйдет, – сказала женщина.
Не успел я допить пиво, вышла Элеонора Владимировна. Я бы в другом месте ее не узнал: возбужденная, раскрасневшаяся, это была уже не та скромная, строгая учительница. На ней было красивое платье, красивая прическа.
– Ой, Юрочка, это ты! А я тебя ждала. Помнишь мой кабинетик, в том конце фойе справа? Вот тебе ключи, посиди там, развлеки себя чем-нибудь, видики посмотри, музыкупосмотри, музыкуурналы есть, на гитаре поиграй. Настройся на приятный вечер, я меньше, чем через полчаса приду. Там мои земляки, маленький банкет у них…
Не нашел ни одной путной видеокассеты, так – обычный набор из эротики, супербоевиков и мелодрам. Полистал несколько похабных журналов, взял гитару, она была совершенно расстроенная, настроил, немного потренькал… Мне показалось, не прошло и десяти минут – появилась хозяйка кабинета.
– Я была совсем маленькая девочка, – стала она рассказывать с порога, – А они уже были уже взрослые ребята, там, в маленьком городке в Абхазии. Потом я уехала учиться, прошло много лет, и вот такая встреча. Расчувствовались немного… Ну, мужчины и есть мужчины.. Спасибо, что ты пришел, Юрочка. Рассказывай, как у тебя дела? Хотя, постой, потом все расскажешь и мы все обсудим. Главное, я вижу, что ты созрел для ра¬боты в моей богадельне. Или я ошибаюсь? Ну, ладно, сейчас мы, знаешь, что сделаем? Ты извини, я вроде и немного выпила, коньяк какой-то у моих земляков… Ты возьми гитару, пойдем. Нам здесь не дадут посидеть спокойно. Пройди вон туда, постой там возле тех дверей. Кабинет мы закроем, а сами пойдем в другое место, есть здесь тихий уголок. Но в начале я зайду на кухню, возьму чего-нибудь… ты что любить больше – покрепче, или полегче?
– Да я вообще-то…
– Только без капризов.
– По легче.
– Ну, вот и умничка. Я – сейчас. Одна нога там, другая здесь.
И действительно, довольно быстро вернулась с большим цветастым пакетом:
– Я сказала, что меня вызвали по срочным делам. Но они все равно будут ходить греметь, меня искать, – Она захихикала, как будто кого-то здорово обхитрила, – Давай-давай быстро в эту дверь, а то нас засекут.
Мы вошли в темный зрительный зал, она всучила мне довольно увесистый пакет, ухватилась крепко за руку, и вела впереди. Мы поднялись на сцену, оказались в довольно просторной комнате с множеством плакатов, сломанными креслами-стульями, сваленными в одном углу и столом с двумя креслами и двумя стульями в другом. Вообще было довольно чисто и опрятно. – Уф, слава Богу, теперь мы можем спокойно посидеть, черта с два кто-нибудь нас здесь найдет, – говорила она, убирая стулья и пододвигая к столу кресла. – Ты пока играй на гитаре, Юрочка, можешь и петь. Не бойся, здесь нас никто не услышит. А я организую на столе малень¬кое чудо… Один раз живем…
– Что вам сыграть — спеть? – спросил я. – Шансон, романсы?
– Во-первых, Юрочка, будешь на меня “выкать” – здорово обидишь. Я не так уж намного и старше тебя… Ну-ка скажи – “Что тебе Элечка спеть?”… Ну? Мужик ты, или кисейная барышня? Мы, правда, еще на брудершафт не пили, но ты уж авансом.
– Что тебе спеть, Элечка?
– Ну вот так-то лучше. А во-вторых – пой что твоя душа пожелает. Я вообще обожаю гитару, играй что угодно. Ну, под гитару хороши романсы…
Я запел “Утро туманное…” Она остановилась, перестала сервировать стол, стала слушать. Ну и я пе¬рестал петь.
– Юра, а почему ты концерты не даешь?
– Спасибо за комплимент, Элеонора Владимировна, – слегка поклонился я, – У вас манеры настоящее светской дамы.
– Нет, серьезно… Хотя об этом – потом. Ты пока играй.
Не знаю, искренна ли она была, но восхищалась довольно правдоподобно. Пока я пиликал, она на столе соорудила действительно небольшое чудо. Стаканы пришлось мыть пепси-колой, чем я опять вызвал ее гнев:
– Это ты такой брезгливый? Хотя, конечно, это признак чистоплотности. Стаканы здесь стоят давно, по ним не¬известно, кто бегал – тараканы, пауки. Открывай бутылки, поухаживай за дамой, я схватила что под руку подвернулось, что тебе больше нравится – вкуснятина на мой вкус крем киви, вот местное сухое вино. А этот ликер мне не очень нравится, одеколоном отдает…
Я налил на донышке граммов по тридцать крема, я его кстати, тоже очень люблю, вкусная вещь.
– Так мало наливаешь? – удивилась она.
– А мы что, на попойку пришли? – со своей стороны удивился я. – По-моему, мадам, и вы немного при градусах, да и я пивком баловался.
– Это ты такой умничка у меня? И что это я в тебя такая влюбленная? – засюсюкала она. – Впрочем, не будем прежде времени расслабляться. Давай выпьем наш первый бокал знаешь за что? За успех нашего дела.
– Где-то по пути к нам заблудился тот успех, – сказала она, когда мы стали закусывать. – Все хуже, хуже, а в последнее время вообще невмоготу.
– Как? – вполне искренне удивился я, – Вам ли мадам, жаловаться в таком хлебном учреждении?
– Юрочка, некрасиво, под видом иронии ты обратно перешел на “вы”. Вот следующий раз будем пить на брудершафт, сам напросился – сам виноват.
– Хорошо-хорошо, я буду на “ты”, сказал я, пожалуй чересчур поспешно, что она обиделась:
– Да что ты прямо так испугался? Неужели я тебе так неприятна?
– Да нет же, Элечка…
– Ловлю на слове – пьем тогда на брудершафт. – И, уловив мой взгляд, сказала: – Да, я ведь совсем забыла, какой ты чистоплюй, вытру губы…
– Я психолог-любитель, иногда делаю большие успехи, хочешь, на тебе проявлю свой способности? – сказала она после, пожалуй, чересчур долгого и энергичного ритуала.
– Ты сейчас сидишь и думаешь – вот надо же связался с развратной, стервозной бабой?
– И на старуху бывает проруха, – сказал я. – Если бы ты не успела брякнуть про скромные успехи в бизнесе, я бы, возможно, так и думал. А сейчас думаю о тебе, как о немного растерянной, тоскующей женщине.
– Спасибо, Юрочка, и где это ты, интересно, научился так ловко заправлять мозги бабам? Но все равно приятно слушать. А насчет хлебного места… Мы еле сводим концы с концами. Хозяева, бандиты из налоговой инспекции , живодеры из санэпидслужбы, энергетики, пожарники… Зарплата, жуткие цены на продукты… Слава Богу, хоть богадельня выручает пока, но тоже масса своих проблем.
– Почему богадельня?
– Ну, как же — у меня же ведь в основном старушечки… Это своего рода бюро знакомств, словом – сводническое бюро. Но тоже – по лезвию ходим. До первого ЧП. А оно в любое время возможно: клиентки – люди, скажем откровенно, ущербные, а среди работников очень мало толковых людей, Давай, Юрочка, попробуем, ничего страшного нет, завтра я тебе дам одну дамочку, правда, не очень денежную, но и без больших проблем, как раз по твоей части. Ты ей лапшички на уши повесишь и слиняешь. С ней был уже разговор, на свои восемь баксов она на большее и не может рассчитывать. А для тебя будет хорошая практика. Твои четыре доллара.
Дело было в начале лета 98-го года, доллар стоил тогда около двадцати пяти рублей, выходило за несколько ча¬сов беседы пусть с вздорной, капризной дурой, почти сто рублей! Это неплохо.
– Так у нас фифти-фифти, да?
– Вообще – да. Но учитывая твои финансовые проблемы, идя навстречу…
– Нет уж, давай как со всеми, в общем, завтра попробуем.
– Юра, признайся честно, мелькнула у тебя мысль о том, что в этой комнате я со своими работниками провожу время?
– А вот эта мысль у меня мелькнула, – честно признался я. – Но ты ведь шеф, тебе можно себе позволить некоторые вольности.
– Нет, дружочек мой, я бы не хотела, чтобы у тебя сложилось такое впечатление обо мне. Конечно, я – женщина, но не разболтанная женщина, я тебя уверяю. Да, я была раза два здесь, по первому впечатлению показались настоящие мужчины, оказались так – мелкота. Я их быстренько ставлю на место. Ты сейчас скажешь – и меня на место поставишь когда-нибудь. Нет. Я никому не позволяла со мной на “ты”, и уж, конечно ни о каких брудершафтах и речи нет. Ты не думай, что я сюда завожу своих мужиков и снимаю пенки, прежде, чем пустить в оборот. Да ты со временем сам во всем убедишься, я – довольно скромная дама. А вот ты, мой милый друг, очень невнимательный кавалер. Сколько мы здесь находимся, а выпили две капли!
– Может – опять на брудершафт? – сказал я.
– А что, давай! Понравилось тебе? Я уже, кажется, совсем пьяненькая… Юрочка, я надеюсь, ты не воспользуешься беспомощностью женщины?
– Не изволите беспокоиться, мадам, для меня любое движение вашей души – закон.
– Ну, тогда – моя душа желает выпить… Да наливай полнее…
– Нет, это пожалуй, единственный вопрос, в котором я непреклонен. Кстати, выпьем за умеренность. За чув¬ство меры. Знаешь этот тост – про чувство меры?
– И чего я это в тебя такая влюбленная? Ну, произнеси тост. Кстати, ты обещал меня еще анекдотами развлечь, Нет, давай сейчас про чувство меры, потом споешь мне серенаду, знаешь какую-нибудь серенаду?
– Да уж как-нибудь изобразим, мадам, не извольте сомневаться…
– И чего это ты такой славный, и чего это мы с тобой хотя бы лет десять назад не встретились?
В общем, в форме вот такого бреда мы общались еще около часа, уговорили бутылочку крема (благо он был слабенький – двадцать процентов алкоголя), перешли как-то незаметно к сухому вину. Спасала хорошая закуска, иначе я бы дано вырубился: намешал ведь приличный коктейль. У меня часов не было, зато у нее были большие плоские часы с белым циферблатом и я украдкой поглядывал на них. Время уже было седьмой час, мы уже сидели здесь два с половиной часа. На море я не сходил, в библиотеку не попал, хорошо бы не очень поздно домой добраться.
– Юрочка, ты что все на часы поглядываешь, миленький? Скажи честно, тебе со мной скучно, да? А я бы всю жизнь слушала твои песни и анекдоты. Тебя ждут, да? Скажи честно, ты не влюбился в одну из своих… работниц? Ты с ними спишь, да? Хотя, конечно, эти в, конечно, эти васаются…
Да, какая бы ни была сильная, пьяная женщина, конечно, неприятная картина.
– Да нет, Элечка, мне с тобой очень интересно, я ни с кем не сплю, ни в кого не влюбляюсь, просто мне кажется, мне не до романов. Я не в том, романти¬ческом состоянии, чтобы влюбиться.
– Почему, Юрочка, ты ведь говорил, что в этом плане порядок. А вот в меня ты бы не мог влюбиться?
– А я в тебя был влюблен…
– Вчера я это заметила, женщина это срезу чувствует. А сегодня увидел меня пьяненькую и разочаровался, да? Ты не думай, я в этом плане немного фригидная, мне это не надо. Человек меня может покорить только душевной красотой… Да, время позднее, мне еще на работе надо появиться, иначе мои горлохватки меня попросту ограбят. – И уже совсем трезво спросила: – Как мы с тобой на завтра договорились? Когда ты сможешь прийти?
– Когда надо – тогда и приду, для меня сейчас четыре доллара – большие деньги, тем более, как ты говоришь — уж очень покладистая дама.
– Ну, тут видишь, я тебе должна сразу сказать, всякое бывает. Наша работа сродни работе психиатра. Ясно ведь, нормальные, благополучные люди к нам редко приходят. Хотя и бывают. А психические отклонения сам знаешь, бывают от самых незначительных, допустим – беспричинная легкая грусть, слабые изменения настроения и до довольно тяжелых, вплоть до полной невменяемости. Только ты не пугайся, с серьезными формами к нам тоже не попадают. Распознать сразу трудно, так что на тебе большая ответственность. Научить этому невозможно, можно только дать общие понятия. Прежде всего, конечно, деликатность, сдержанность и умеренность. – Здесь она засмеялась: – В чем ты меня весь вечер убеждал. Но и ни в коем случае не проявить мягкотелость, слабохарактерность. Ну, в общем, не мне тебя учить. Ты умница. У тебя получится. Главное – не забывать, что это работа, никаких эмоций, вернее – изображать их надо, но переживать самому – ни в коем случае. В общем, приходи к десяти, мы своих клиенток незаметно снимаем на видеопленку, согласовываем с нашими. Но в данном случае для тебя большой разницы, думаю не будет, потому что никаких близких отношений… Да, а со своими девками будешь работать?
Я вкратце рассказал ей о положении наших дел.
– Да, неважные дела. Я бы на твоем месте знаешь, что сделала бы? Сбежала бы от них, да и все. Чем ты им обязан? Если, конечно, не имеет место сердечная привязанность.
– Да нет, это исключается, просто жалко их, но они хотят устраиваться на работу, как только почувствую, что я им не нужен — тут же слиняю.
О том, что у Лукьяныча меня ждут голодные шалопайки, я не забывал. И мне даже стало смешно, когда Эля сказала, что надо будет аккуратно убрать со стола и выбросить все в урну. Мало того, что я принес своим иждивенкам по нескольку кусочков ветчины и сыру, хороший кусок копченой скумбрии, еще вкусных вещей, да еще почти полную бутылку ликера.
Когда я стал выкладывать содержимое пакета на тумбочку, мои девушки заметно оживились:
– Юра, а где это ты… Ты нам, наверное, не скажешь, где это все набрал? – Ира даже стала слегка заикаться.
– Почему же, — небрежно сказал я, — Какие могут быть секреты между друзьями? Одна приятельница пригласила на ужин. Взял немного с собой, я догадывался, что вы не очень сыты.
– Пожалуй наоборот – очень даже голодны. А у тебя что, такие состоятельные приятельницы завелись? – не унималась Ира.
– Подумаешь – какая состоятельная – на пять баксов угощения, – Я старался придать голосу равнодушие, – Вы ешьте, не отвлекайтесь. Будете слушать старших – у вас будут еще более состоятельные друзья.
Они разинули варежки.
– А сам почему не присаживаешься? – Ира стала хлопотать.
– Я же только что из-за стола…
Но оказалось, что Наташа не может воспользоваться нечаянным угощением – у нее болел зуб. Щека заметно поднялась, похоже началось нагноение.
– Как только хорошенько расстроится – обязательно что-нибудь заболит, – комментировала Ира, уписывая за обе щеки. Она была большая любительница поесть в отличие от субтильной Наташи.
– А вы не умничайте, ведите себя… – я стал было опять заводиться, Ирочка перебила меня своим нежным голоском:
– Юрочка, ну мы же теперь будем хорошие… ну? – хотя все знали прекрасно, что упреки эти к ней в общем-то не относятся.
У Наташи скривилось лицо, не то от боли, не то от этих слов. Наверное – и от того, и от другого,
– Я, если можно, немного вина выпью. Иногда помогает, – сказала она потухшим голосом.
Посуда у нас была разнокалиберная – пластмассовая кружка, граненый стакан, кофейная чашечка. Я стал разливать ликер.
– Хватит, хватит, – сказала Ира, убирая свою чашечку, хотя я и не начал толком наливать.
Наташа долго молчала, пока я наливал в ее кружку, потом, когда она была почти полная, из приличия сказала:
– Хватит, куда ты наливаешь столько.
Я плеснул в свой стакан, предложил тост:
– Давайте, за дружбу.
– Давайте, давайте…
– А вы знаете этот тост, о волчьей стае? – спросил я.
– Ну, так слушайте, может, что-нибудь поймете.
Жила стая волков. И был у них вожак – сильный, матерый, уже старый зверь…
– Может, без длинного тоста выпьем? – перебил я себя.
– Нет-нет, рассказывайте, – заторопили обе.
– Когда вожак стал чувствовать, что слабеет, собрал стаю и сказал: “Уважаемые товарищи! Когда я был силен и молод, я водил вас на охоту и мы всегда были с добычей, теперь я стал слабеть, старость, видимо, приближается, выберите себе нового вожака, я думаю и меня не бросите”. Тут волки посовещались и предложили одного – мо¬лодого, но уже искушенного, самого сильного зверя. “Я сам о нем думал, я одобряю ваш выбор”, – сказал старый вожак, и стая помчалась на охоту. На следующее утро волки пришли сытые, довольные и принесли много добычи. “Мы задрали семерых охотников”, – сказали они. Прошло несколько дней, пришло время опять идти на охоту. На этот раз их не было три дня. На четвертый день появился молодой вожак, один, ободранный, тощий, еле пере¬ставляя ноги.
– Что случилось? – спросил старый волк в ужасе.
– Мы наткнулись на троих друзей. – Отвечал молодой.
– Как? – вскричал старый, – недавно вы легко задрали семерых вооруженных людей, а тут не могли справиться с тремя безоружными?
– Ты что, плохо слышишь? Мы наткнулись на друзей, – отвечал молодой вожак.
– Давайте, за дружбу, – сказала Наташа. Мне показалось – незнакомым, каким-то не своим голосом.
– Наташенька у нас чувствительная девочка, – сказала Ира. – Иногда она такая сентиментальная…
– Так, – сказал я уже деловито, – Вернемся, однако, к нашей суровой действительности. Давайте лечить нашу больную. Во-первых – почему сразу не сказали? Ставлю на вид. Безобразие. Или вечером только начал болеть?
– Да нет, с утра болит, – Наташа приложила руку к щеке, – да что толку…
– Значит, давайте так договоримся. Я старался выдерживать ровный тон. – Чтобы я был в курсе всех событий, которые вас касаются. Даже самых незначительных. Или вы не умничаете и делаете, что вам говорят, или живете привольно, как хотите. Но, естественно, подальше от меня. Вы зря думаете, что я пытаюсь вас обратить в каких-то рабынь. Как раз наоборот: мне бы лучше, чтобы вы жили так, как вам нравится. Если бы мы собирались затеять какое-нибудь производство, или заниматься торговлей – возможны вольности, большой ответственности нет, хотя и там нужна аккуратность. Но здесь своя специфика, особая ответственность. Малейший сбой, какая-нибудь маленькая оплошность может стоить, кому-нибудь жизни.
– Я лично за первый вариант, – сказала Ира, – Я узнала уже вечером, когда ты ушел… А Наташка… Она научится быть хорошей девочкой, я уверена.
– Ну, если ты уверена… У меня с собой несколько хороших лекарств, я ведь сам постоянно болею… Вот, погрызи зернышко эвкалипта, потом ополоснешь зубы элеутерококком и календулой. Я сейчас пойду нарву одуванчика, крапивы, коры ивы.
– Да не надо ничего. Если бы только таблеточку анальгина…
Теперь уже не выдержала Ира:
– Ну ты что, Наташка, в самом деле, издеваешься, что ли? Сколько можно твои капризы терпеть? Кому ты с кривой рожей нужна будешь? Запустишь – ты знаешь, какие деньги надо заплатить врачу? Собой-то не сможешь рассчитаться…
Та собралась ответить в таком же духе, назревал скандал.
– Стоп-стоп-стоп. Успокойтесь обе. – Нельзя было допустить срыва, надо, как говорится, держать ситуацию под контролем, – Я знаю, нервы взвинчены, настроение ниже нуля. Не надо расстраиваться. Всё будет нормально. Наташа, ты ведь прекрасно знаешь, что анальгин только перебьет боль, а воспаление 6удет продолжаться. В крайнем случае, если уж тебе обязательно надо возразить, сделай это в более приличной форме: дескать, может не надо беспокоиться, ну, подумаешь – будет нагноение, похожу несколько дней с флюсом, в крайнем, случае сходим к стоматологу, заплатим хорошие деньги, он оперирует… О чем мы тут спорим? Или я тебя толкаю на какое-то ужасное делo? Я что-то в толк не возьму – или я за вами бегаю, прошу о чем-то? Или вы совершенно невменяемые? Или я такой тупой, что не мoгy вам объяснить – или беспрекословное подчинение интересам дела, или – до свидания, гуси.
Мы молчали минуты две.
– Я пойду, нарву трав. А вы не теряйте время – приступайте к лечению, – сказал я уже совершенно спокойно.
– Юра, можно, я с тобой пойду? – Сказала Иpa, – Наташка не маленькая, – сама все сделает.
Я посмотрел на неё грозно, она пытается сделать вид, что испугалась, а глазки смеются, лукавые, озорные такие глаза.
– Юрочка, ты ведь не злой, ты добрый, ну не сердись… Возьми меня с собой, ты ведь не на свидание идешь. А потом будет дисциплина… Наташа на неё смотрела с ненавистью.
Мы сходили, принесли трав, я стал Наташу врачевать. Через полчаса боль стала проходить, но я все-таки налепил ей на лицо разжеванные и размоченные в собственной слюне кусочки коры, веточки, как делал когда-то мой дед.
Еще через полчаса она смотрела на меня с изумлением:
– Совсем не болит. Ты, что – доктор?
– Да. Слесарь-гинеколог. Вы держитесь меня – не пропадете.
– Хорошо, Юрочка, будем держаться руками и ногами, – опять нашлась Ирочка. Вообще, надо сказать, у Иры в поведении стали появляться нехорошие признаки, которые предвещали некоторые осложнения, без которых и так моя жизнь достаточно не сахар. Она стала заглядывать мне в глаза чересчур внимательно, задерживать взгляд на сотые доли секунды дольше, чем положено у знакомых-приятелей, в голосе стали появляться теплые доверительные нотки. Следующая стадия – большая и настоящая любовь, потом – еще более настоящая и реальная, но уже ненависть… В общем известная схема.
– Наташа, тебе надо побыть в тепле, хорошо укутайся и ложись, особенно щеку и ноги держи в тепле. Вот, у меня интересный журнал, почитай, – сказал я.
Она что-то хотела сказать, потом, похоже, о чем-то вспомнила, смиренно произнесла:
– Хорошо, Юра.
– Будь умницей, Наташенька, не болей, будь послушной девочкой, – сказала Ира, когда мы уже выходили из комнаты. Та на нее бросила свирепый взгляд.
Когда мы вышли во двор, уже совсем стемнело. Наш тихий переулок выходил на большую улицу, но мы решили далеко не заходить, погулять поблизости.
– Хорошо как, – сказала моя спутница мечтательно, – прямо и не верится, что так хорошо все складывается.
Я промолчал.
– Юра, ты такой задумчивый, тебя что-то беспокоит? – продолжала она.
– Да нет, просто устал наверное. Особого беспокойства нет, подумал о жене, детях, они без денег сидят, а я тут разгуливаю…
– Ты не думай, мы вернем все твои расходы на нас, да еще больше.
– Ну, это как получится, так и получится, нам надо думать – как дальше жить.
– А как жить – завтра подыщем для нас какую-нибудь работу, мы будем вкалывать, а ты думай дальше, может что-нибудь поинтереснее подвернется. Торопиться не будем, тебе ведь еще отдохнуть надо, подлечиться. В общем, жизнь покажет. Тут главное – людьми быть, я так думаю.
– В общем-то – да, – сказал я, думая о том, что за день здорово набегался и действительно устал, хотя для моего положения еще хорошо держусь, – Так все-таки я так и не понял – мы бросили наш первоначальный план? Я уже успел немного прозондировать почву, пока вы были заняты своими авантюрами. Здесь это действительно очень выгодный бизнес.
– Ой, не знаю, – было видно, что она подыскивает подходящие слова, чтобы меня не рассердить. – Я ведь тебе там еще, в поезде, сказала о своем отношении к этим вещам.
– Однако меня сбили с пути… Для меня самый лучший вариант вас быстренько устроить куда-нибудь, самому попытаться найти здесь какое-нибудь занятие. Если не подвернется ничего подходящего – ехать к себе домой.
– Ну, не знаю, смотри сам, – говорила она, думая о чем-то своем, – Но я бы предложила держаться вместе.. Я знаю, кто я в твоих глазах… кем, наверное, и останусь. Ты сейчас думаешь – чем иметь плохих друзей – лучше быть одному, но… во-первых, мы не такие уж конченные, просто, как говорят – бес попутал. И во-вторых – ты на нас здорово влияешь. У нас несколько профессий, я хороший повар, кондитер, готова мыть полы, таскать тяжести, торговать… но не собой, это исключено.
– А завтра и это все будет исключено, – сказал я, чтобы лишь бы что-то сказать.
– Нет, Юра. То, что мы дурачились – я думала, что Наташка все равно постоянно будет заводить романы, так зачем добру пропадать. И… мы тогда тебя еще не знали.
– Вообще-то в наше время как-то проще смотрят на эти вещи, рыночная экономика. Молодость, красота, обаяние – это ведь тоже товар, и как любой товар имеет свою цену. Подумай, может надумаешь и вдвоем на пару…
– Юра, ну что ты меня всё терзаешь, сказала – не буду…
И вдруг она заплакала.
Я, конечно, растерялся. Совершенно не выношу слез, стал успокаивать её.
– Ирочка, я не то хотел сказать, я ведь не настаиваю и вообще я шутил, извини, пожалуйста, я не хотел тебя обидеть.
Успокоилась она быстро:
– Ты меня не обидел, я плачу оттого, что такая дурочка. А то, что молодость, красота – товар… Возможно. Но я этот товар продавать не намерена… Нету таких денег.
– А не слишком ты гордая? – сказал я, думая о том, как бы ее опять не довести до слез.
– А мне кажется – наоборот. Если отдавать бесплатно – какая уж тут гордость?
– Ира, ты не обижайся, мы будем говорить дальше не о тебе, а вообще. Я не помню случая, чтобы женщина э т о отдавала бесплатно. Может ты когда-нибудь слышала? Если, конечно, не кривить душой и быть как на духу. Любая нормальная женщина норовит хоть что-то заполучить.
– Я как-то над этим не задумывалась, но ты, пожалуй, прав, Юрочка. Нормальная женщина что-нибудь да прихватит. Но ведь есть еще много ненормальных? И вообще, мне кажется, обычно плата получается слишком дорогая. Чаще боком выходит. Возможно со временем я переменю свои взгляды. Но сейчас я считаю, что выгоднее – бесплатно. В конечном счете речь идет о свободе и независимости. За эти три дня ты меня многому научил. Скорее – сам того не зная. Я не моту найти слов, чтобы сформулировать свои мысли, но мне кажется надо стремиться не связывать себя близкими отношениями с людьми, Чем меньше зависишь от людей – тем легче живется.
Я ее не очень внимательно слушал, такими теориями сыт по горло, но хотя бы из вежливости надо было как-то отреагировать.
– Довольно оригинальные мысли… Но одному-то страшновато – на человека иногда обрушиваются неприятности. Болезни, например. Да и родители, близкие, у человека ведь много долгов перед людьми.
– Так я же не говорю об одиночестве, сидеть бирюком, сторониться людей – это патология, Мы ведь о чем говорили? Что выгоднее – продавать или не продавать? Связывать себя, или нет?
– Вот мы и пришли к нашему бизнесу, – рассмеялся я, – из твоих слов получается – выгоднее получить сразу наличку – и ауф видер зеен!
– Юра, я знаю, что в твоих глазах я – вокзальная шлюшка, как ты выражаешься, но продаваться я не буду, – голос у неё опять задрожал.
– Да нет же, Ирочка, мы ведь договорились, что говорим на общие темы, без личностей. Ты – славная девчонка, умничка. Не беспокойся ни о чем. Я уверен – все будет нормально.
Теперь рассмеялась она:
– Мы только я делаем, что уговариваем друг друга, что все будет нормально. А может больше себя уговариваем? Не знаю, кто как, но я чувствую себя максимально комфортно. Спокойно да душе.
Но ведь тебе тоже, я думаю не так уж и плохо? Пока ведь не жалеешь, что поехал с нами? Мы будем стараться, будем работать, тебя будем слушаться.
– А насчет бескорыстного интима… Боюсь, что к этому вопросу мы вернемся. Да не один раз… – Сказал я.
Внимательного взгляда её я не смог расшифровать.
Так мило беседуя, мы пришли домой. Длинный узкий дворик Лукьяныча освещался довольно тускло, мы осторожно прошли в свой закуток и, когда проходя мимо, заглянули в окно, глазам своим не поверили: Наташа лежала на кровати, а на табуретке у дверей сидел мужчина и они мирно беседовали. Мы переглянулись, молча улыбнулись друг другу.
– До-брый ве-чер, – протянул я, когда мы вошли. Наташа улыбнулась, ее собеседник вскочил, сел, опять вскочил, заморгал маленькими глазками на потешней мордочке. Ростика он был небольшого, добавим сюда носик пуговкой, губки бантиком и его портрет будет почти готов.
– 3-здрассте, – наконец выговорил он.
– Так-так-та-ак, – хорохорился я, думая как бы не переборщить и не спугнуть нашего нового знакомого, – Не успел я за порог ступить, как в моем гареме появились чужаки. Ты кто?
– Ч-четушкин, Василий Иванович, – выпалил он.
– Ну, фамилия многообещающая, – вроде бы примирительно говорил я, – Имя-отчество – тем более. Так вот, Василий Иванович, ты, наверное, понимаешь, что как человек порядочный, ты обязан жениться?
Я все-таки перегнул. Мне показалось, что он вот-вот заплачет. У него что, совсем чувства юмора нет, что ли?
– Или ты уже женатый? – уже вроде бы домашним тоном сказал я.
– Нет-нет, – замотал он головой.
– Разведенный?
Он опять замотал головой.
– Ты что, вообще не был женат? – я удивился, – а сколько тебе годков?
– Тридцать шесть.
– Непоря-ядок, – сказал я, – это дело надо немедленно исправить. Вообще-то у тебя была такая мыслишка – жениться? Вот – рекомендую. Кстати, вы успели уже познакомиться?
– Да нет, я соли хотел попросить, только что зашел…
– Соль вредна для организма, Василий Иванович, – назидательно сказал я, – Лучше знакомься с девушками. Вот они, между прочим, очень для организма полезны. Я, правда, женат и давно раскаялся, но знаешь, как сказал один древний грек? Непременно женись. Если попадется хорошая – станешь счастливым. Если попадется плохая – станешь философом. Да не беспокойся ты так. Нe на Наташеньке я женат. И не на Ирочке. Жена моя далеко отсюда. А вот тебе очень советую присмотреться к моим невестам, это Наташенька… Очень приятно, – вместо него пришлось сказать мне. – А это Ирочка.
– Очень приятно, – теперь уже сказал он сам. Вроде бы стал успокаиваться, но по его виду было видно, что главная мечта его в данную минуту – быстренько слинять отсюда.
– Василий Иванович, ты где здесь остановился? – спросил я.
– У деда Лукьяныча чуланчик снимаю.
– Ты посмотри, как здорово всё складывается, – обрадовался я, – Так давайте отметим это событие – пусть ненадолго, а всё ж соседи. Ты зачем соль искал?
– Да купил зелени, у меня свой зеленый чеснок, лук есть…
– Да ты же богатый парень, Василий Иванович, а из спиртных ничего нету? У нас там ничего не осталось? – обратился я к Ире.
– Не, я не пью, – сказал он, – Но у меня спирту грамм двести есть.
– Ликеру на донышке граммов сто, – сказала Ира.
– Ну и чудненько, сейчас разведем, смешаем, классный банкет устроим.
Так мы и сделали. Стол получился не такой уж и убогий.
Я предложил ему произнести тост, но он совсем стушевался.
– Василий Иванович, а какая у вас профессия? – пытались разговорить его девушки.
– Инженер — энергетик, – мямлил он.
– Профессия солидная, – поддержал я его.
– Давно вы здесь, на морс? – спрашивала его Ира.
– Вчера неделя была, – отвечал он.
– Ну и как здесь? – не теряли они надежды.
– Нормально, – как не выучивший уроков ученик, отвечал он. В общем, веселой компании не получалось. У меня появилась мысль, что скорее всего еще не освоился, потом, наверное, разговорится. Я стал откровенно зевать.
– Ну ладно, допивайте нашу амброзию и шлепай к себе, Василий Иванович. Не будем тебя мучить, – сказал я, – Спать хочу – умираю.
Желающих пить тоже же оказалось.
– Завтра тогда еще чего-нибудь добавим и допьем, – сказал я.
– Как, Наташенька, наш зубик? – сказал я, когда гость ушел.
– Нормально, – ответила она.
– Значит так – погрызи крапиву и одуванчик, потом – эвкалипт. А завтра – три раза в полном объеме.
Как ни странно, она не стала возражать, а стала делать, что я велел. Но неожиданно заявила:
– На правах больной я буду спать на маленькой кровати. Одна.
– А меня на ночь глядя, куда денете, – спросил я.
– Не знаю, ваши проблемы, – сказала она, как мне показалось, лукаво, но я скорее ошибся, потому что, по-моему, она не способна на нормальные человеческие чувства.
Ира убирала с тумбочки, как будто этот разговор ее совершенно не касался.
– А ты чего молчишь? – сказал я. – Вроде речь о тебе идет?
– А что ты от меня ждешь? Что я начну визжать, орать, что-то доказывать? Я неясно сказала – твое слово для меня закон. Что ты скажешь – то и будет. Но если ты хочешь все-таки знать мое мнение – как-то естественнее, когда девушка спит с мужчиной, а не с женщиной. Или ты на себя не надеешься?
– На себя я как раз надеюсь, – с напором сказал я.
– Ну, а такие тогда проблемы? – пожала, она плечами. – Пойдем лучше посуду сполоснем под краном. А то этот ненормальный Василий Иванович выскочит и утащит меня. А ты будешь потом переживать, хотя сейчас меня ни во что не ставишь…
Проснулся я, когда солнце было высоко и припекало довольно чувствительно. Наташа читала, лежа на своей кроватке. Иры не было, видно вышла. Я решил еще немного полежать, предался ритуалу «Пять минут на размышления»: утром иногда можно выловить дельную мысль. Первая мысль была: пока не втянулся в легкую, приятную житуху, надо остановиться. Этот развеселый образ жизни до доброго не доведет. Самочувствие было хорошее, настроение – тоже. И это настораживало. Стал доискиваться до причины, из-за которой исчезло подавленное состояние, в котором я пребывал долгие последние годы. Конечно, временами необходимо развеяться, сделать разрядку, выпустить пар… Но если это переходит в систему, образ жизни… Не тяжеловато будет вернуться в суровые, серые будни?
Мои мысли прервала ворвавшаяся в комнату Ирочка. Она, похоже, только что умылась, была чистенькая, свеженькая, если не сказать – сияющая.
– Доброе утро, Юрий Борисович, как спали? – приветствовала она меня.
– Спасибо, Ирочка, прекрасно. Надеюсь, и ты не плохо выспалась? Не тесно было?
– Нет, нормально. Я вчера не спросила, Юра, во сколько тебя будить, сейчас минут десять девятого, я узнавала.
– В самый раз, – сказал я в тон ей, бодро. – А как Наташа себя чувствует?
– Спасибо, нормально, – она вроде нехотя оторвалась от чтения.
– Пойдете работу искать? – спросил я.
– Да, пройдемся по городу, зайдем на рынок. Курортный сезон начинается, найдем себе работу… - Голос у Ирочки, впрочем, звучал не сказать, чтобы очень уверенно.
– Будьте очень осторожны, не надо бросаться сломя голову, у меня есть кое-какие варианты. Сегодня я не смогу вам уделить время, а вот завтра, возможно, подумаем вместе… и что-нибудь разберем… вот вам тридцать рублей, на глупости не тратьте. – Я протянул Ире деньги, – хотя на них сейчас не очень и разбежишься – пара булочек и стакан кофе стоят десять рублей.
К Элеоноре Владимировне я пришел без пяти десять. Она была в вестибюле, аккуратная, строгая, как в первый день знакомства. Но встретила меня приветливо:
– Умничка, Юрочка, неплохо выглядишь. Правда приодеть тебя надо бы. Ну да, ладно, это вопрос времени. Признайся честно, спал с одной из своих шалопаек? – несмотря на собранность, деловитость, она, видимо, вырабатывала имидж современного руководителя – создать в коллективе атмосферу дружеских, семейных отношений, сочетать серьезные дела с юмором.
– Да, – просто ответил я. А она на меня обалдело уставилась: видимо не ожидала от меня такого нахальства.
– А куда мне было деваться – живем в одной пристройке, там две кровати стоят – маленькая и большая. Одна из девушек заболела и заявила, что будет спать одна на маленькой кровати.
– Юра, меня просто умиляет твоя наивность, – мне кажется, зло проговорила она. – Они ведь специально сговорились, неужели ты не понял?
– Возможно, – я не стал спорить. – Но спать на одной кровати – это не значит, что что-то должно быть. По-моему, это не обязательно.
Она удивилась еще больше:
– Неужели? Но ты говорил, что здоровый мужчина?
– Правильно. Именно здоровый мужчина. Не озабоченный, не маньяк, не самец. По-твоему здоровый мужчина должен на всех кидаться?
– И как ты умудрился в этом зверинце сохранять какие-то человеческие качества? Вот чем ты, наверное, и берешь. Но с другой стороны – это ведь как бы сказать, некрасиво по отношению к ней.
– Не думаю. До этого был разговор, я честно предупредил, да она по-моему, и не очень жаждала.
– Ну ладно, все это, конечно, шутки, – примирительно сказала она. –Вернемся к нашим делам. Твоя мадам должна вот-вот возникнуть. Обычно я их снимаю на видеопленку, но эту не стала: тебе ведь разницы нет – легкая беседа без интима. Неплохая тётя. Просила молодого и обаятельного. Хотя бывает – и я ошибаюсь, но она произвела на меня впечатление богатой скучающей дамы, скорее всего начальник отдела в солидном учреждении. – Элеонора Владимировна явно торопилась. – Ей нужен спутник погулять по городу, чтобы не приставали любители лёгких знакомств, который оградит её от назойливых курортных донжуанов. У нее, похоже, большие проблемы в личной жизни, есть потребность излить душу. Наверняка будет жаловаться на негодяев-детей, на ужасного мужа, подлеца-любовника… Будет скучновато, на легкой работы не бывает, сам понимаешь, ты уж потерпи. Главное – от тебя много не требуется. Сочувственно вздыхать и кивать. Постарайся изобразить из себя скромного немногословного, недалекого и в то же время доброго, участливого человека. Есть у меня один – именно такой, Петя Солоухин, он прекрасно подходит для таких случаев. Но я подумала, что для начинающего лучше не придумаешь. Я могла бы тебе дать одну энергичную особу, но боюсь, что она у тебя напрочь отобьет всякую охоту к нашему бизнесу…
Но всё получилось совсем не так, как я себе представлял. Во-первых – из слов Элеоноры воображение мне рисовало трясущуюся бабулечку лет шестидесяти с дребезжащим скрипучим голосом. А это оказалась молодая элегантная дама, По крайней мере, по первому впечатлению. Когда она вошла в вестибюль, мне и в голову не могло прийти, что это «моя»: высокая, статная, производила впечатление человека уверенного, привыкшего отдавать распоряжения. Хотя взгляд, походка и вообще манеры осторожные. Черты лица, правда, несколько размытые, мягковатые, но довольно привлекательна. Выражение усталости и той снисходительности, которой одаривают нас, простых смертных обеспеченные, влиятельные люди. Была еще одна деталь для элитной женщины — удивительное сочетание ухоженности и пренебрежения к своей внешности: минимум косметики, прямые красивые "платиновые" волосы. Вообще-то, конечно, при более внимательном взгляде было ясно, что даме прилично за сорок.
Видя, что она направляется к нам, я немного отошел в сторону. Правой рукой прижимала к груди сумочку, подойдя к Элеоноре, не обращая на меня никакого внимания, левой рукой слегка приобняла её за талию, поздоровавшись спросила хрипловатым, но приятным грудным голосам, как, наверное, обращается со своим подчиненными:
– Ну, как у нас дела?
Та ответила своим особым тоном, состоящим из смеси множества оттенков: на две части деловитости одна часть сердечной приветливости и по половине доверительности и лукавства:
– Здравствуйте, Надежда Федоровна, все отлично. Надеемся – и у вас тоже все хорошо. Вот, кстати, знакомьтесь: Юра.
Та наконец соизволила обратить на меня внимание. Сквозь оценивающе-равнодушный взгляд на мгновение пробилась искра интереса, она не смогла скрыть и легкое замешательство, довольно приветливо, но без кокетства сказала:
– Очень приятно…
И вдруг произошло то, что я совсем не ожидал. Я-то рассчитывал, что будет длительная церемония знакомства, что Эля долго будет нас сближать, поможет преодолеть хотя бы первую неловкость… Но та упорхнула, бросив на ходу несколько пустых фраз:
– Вот и прекрасно, знакомьтесь ближе, будьте друзьями, приятного времяпровождения, как говорится, друг моего друга…
Я совершенно не представлял, как себя вести, она, похоже – тоже. Мелькнула мысль, что негоже мужчине, тем более такому тертому калачу, каковым я себя считал, теряться перед женщиной, в конце концов, немногим я и рискую, тем более не предвидится серьезных отношений.
Ободренный этими мыслями, я произнес как можно будничнее:
– У вас как со временем, Надежда Федоровна? Может, немного погуляем? Мне Элеонора говорила, что хочет познакомить со своей приятельницей.
– Как, вы разве не работаете на эту Элю? – удивилась она.
Я сам постарался изобразить удивление:
– Не понял, что значит – работаю ли я на кого-то? Мы с ней хорошо знакомы, она работает с одним моим приятелем. – Я чуть не прибавил – Гариком.
– А, видимо, я что-то напутала, – сказала она как будто с облегчением. – Ну и ладно, всё хорошо. Да, а что мы стоим? Вы, кажется, приглашали погулять?