Работа у меня не пыльная – сотрудник коммунальных сетей, т.е. попросту сантехник. Не мечтал стать ни актером, ни композитором, ни пожарником, с детства вместо игрушек у меня был газовый ключ, намертво привязанный к батарее крепкой отцовской рукой.
И вот сегодня на обеде совершенно, заскучал я, даже, признаюсь, зевать истошно начал, а у нас в каптерке зевать уж никак нельзя – только пасть откроешь – как тут же окурок залетает. И вот я встал с протертого дивана, и говорю коллегам, мирно храпящим в такт друг другу, пойду, говорю, на улицу Ленина схожу, вентиля, говорю, мать их так, проверю, что-то не спокойно мне, братцы, пойду погляжу от греха подальше, а не то, говорю, по полной отгребем ежели что, дело то ведь не шуточное, говорю им, чай не в игрушки играем. Постоял, подождал пока ребята что-нибудь скажут или начнут отговаривать, но мне ответил лишь еще более усилившийся храп. «Ну я уж пойду, пожалуй…» - сказал я в дверях, все еще надеясь, что меня начнут разубеждать, не дождавшись ответа, я махнул рукой и пошел на улицу Ленина.
Там я подошел к тяжелому чугунному люку и ловко подцепил его монтажкой . Со словами – это вам не в офисах сидеть, я поддернул штаны и полез в зияющую и таинственную черноту шахты уличного люка. Там, стоя по колено в вонючей жиже я аккуратно один за одним проверил каждый вентиль, бережно открывая поочередно и закрывая, не забывая прикладывать ухо к ржавым трубам. Но тут я услышал журчание воды - "неужели где-то течь, мать ее ети" – про себя ругнулся я, сплюнув незнакомую мне жидкость. Тогда я поднял голову наверх и увидел как какой-то кретин нагло, самым вульгарнейшим образом, я бы сказал, с особым цинизмом, мочится мне на каску, с которой все стекает зашиворот.
«Ты что же это такое то вытворяешь, каналья ты недобитая!» - заорал я надрывным голосом.
Но он лишь усмехнулся и отхлебнул из огромной двухлитровой бутылки. Тогда я быстро полез наверх по железной лестнице, ловко перебирая руками ступеньки-прутья, уворачиваясь от ниспадающих струй. Чувствуя стекающую жидкость на лице и на спине, я скрежеча зубами, рычал в бессильной злобе:
«Убью Иуду, задушу как пса подзаборного, не пожалею и рука не вздрогнет, вот тогда посмотрим, вот тогда попляшем...»
Я проснулся в своей каптерке в холодном поту с мыслями о том, что никогда в жизни больше не буду пить Колькин самогон.