Главный детсадовский второгодник Нюрка, переросток с большим правым ухом, ругался «на маленького», попавшего недавно в группу сынишку святого отца Федора, и не понимал, чем всё это может окончиться для него.
А дела складывались и начинались вот как.
Нюрка, как и все остальные мальчики, был посажен насильно на горшок, и никем иным, как славной уборщицей ЕмельЕвой.
Одноглазая уборщица, триста раз пересчитывала всех, пока не сбилась: « и кто пока не покакает, чтоб с горшка ни-ни».
Но Нюрка, отличился за всех.
Когда уборщица критически оттирала от харчков стену в соседнем помещении детсада Гадус, Нюрка, согнал всех ребят с горшков, и переложил всё говно к себе.
А ребят заставил отмыть горшки и усесться, будто «на чистые».
Когда же уборщица ЕмельЕва прибежала проверять, с расставленными в боки руками, то увидела полный горшок Нюрки и чистые горшки у всех остальных.
Она стала злиться и, пригрозив, ушла, освободив Нюрку в игровую комнату играть в слона.
Но сынишка отца Федора, схватил горшок и одел на голову Нюрки, чем удивил девочек с соседней группы.
И особенно Лесю Густую, которая на спор облизала Нюрку и влюбилась в него, как попало, а не абы как.
2.
Будни.
Были в садике Гадус еще истории; о них подробнее.
Первая история с графом Безбазаоровым, который квартировал под зданием детского сада знатную лачугу. Поистине шикарные хоромы лачуги стелились в подвальных казематах не ради греха, упаси Бог. Как человек граф был сравнительно добрый и терпимый. Детсадовцам Гадуса, когда встречал, то право слово, всегда выдавал конфеты и печенье. Иногда даже шелбан. Но в шутку. В своих подвалах, - как он любил горячиться перед пышногрудыми няньками, - буду кутить сегодня. Жду сразу.
Кстати, там граф принимал и слесарей. Да бычи саранской не доходило, но вот стандарт определенный междурожья имел место слыть.
Слесарь Васюк смело приходил к графу утром, подкладывал под графскую голову свежей урсы или стекловаты и доставал из под мышки бутылку водочки "Рябиновая".
Потом вылавливал из початой банки малосольный огурчик, и налив себе и графу, твердил убийственно: Да-да. За всех и разом. Вот-вот.
Потом слесаря Васюка начинало крыть и он ссал по всем углам в хоромах лачуги.
Естественно граф рычал. Но, слесарь, знал, уже, что получить от графа в лицо - есть правильное и законное утро. И он сам подходил к графу и подставлял лицо. Граф бил. Медленно сначала и резко в конце. Выходили сломанный нос у слесаря и у графа больной в жопу кулак. Оба выли. Догонялись песнями. Допивали бутылку и ложились угрюмо спать. Слесарь Васюк залазил под трубы кровати графа и бездумно зачинал храпеть в мозг графу.
Граф же орал матом и даже сморкался в слесаря.
Следующим пассажиром в хоромах графских поселялся некий дворник Педикман.
Педикман мёл за слесарем Васюком всякую дрянь и тыкал того обратной стороной метлы: Где водка, сволочь?
Слесарь бурчал что-то, стонал как-то, даже посасывал гаечный ключ.
И впадал в спячку.
Педикман тогда по обычаю обсыкал углы и подносил лицо к графу. Тот мочил.
Педикман после процедур доставал пивко и они освежались вовсю.
Мечтали о коньяке, о колбаске Невской, даже о няньках «глаголили». Всё зря.
М-да…