На фото: Михаил Суббота (он слева) с друзьями.
*****
Часть 39
Москва, 28 сентября 1931 года.
Пасмурно. +3. Идёт мелкий снежок. Днём снег пошёл хлопьями — и сильный. Но, касаясь земли, тает. Это первый снег, большого мороза ещё не было. В нашей мастерской топят железные печки — буржуйки.
Во время перерыва Догонин (бригадир) затеял разговор о публичных домах. Он говорил отчасти со смаком, что совершенно не подходит к нему. Он по виду уже старик (ему лет 45), бледный, худой, как будто горбатый, слабый. Мясо и рыбу он не ест с детства по религиозному убеждению, и говорит, что его даже тошнит от мяса. Разговор начал с его приезда в Москву в 1911 году. Потом перешёл на публичные дома. Говорил о том, что в иных домах при входе висят снимки (портреты) проституток, и каждый, кто хотел — выбирал по своему «вкусу» и нажимал кнопку под портретом, и на его зов выходила нужная проститутка. Он говорит, что зря их отменили (публичные дома), так как можно было за небольшую плату наслаждаться несколько часов, и заражения сифилисом или ещё чем-нибудь в этом роде быть не могло, так как их часто осматривали врачи, и хозяйка специально держала их для (этого дела).
Его рассказ больше всего понравился Анатолию Андрианову, пареньку лет 18-ти, чумазому, с виду хулигану, но по-настоящему он хороший парень, с которым можно жить в ладу. Этот Анатолий говорит, что обязательно (соблазнит) какую-то евреечку из конторы, что он уже несколько раз (соблазнял) каких-то своих знакомых девчат со двора, рассказывая всё в подробностях. От него этого ожидать можно. Наши фабричные «девчата» привыкли к таким разговорам при них, и не обращают на это внимание. Одна дамочка, лет 30-ти, начала говорить, что от всего этого достаётся только девчатам, что ребята только смеются. На это Анатолий ответил, что виноваты сами девчата.
Тарасовка, 4 октября 1931 года.
Мелкий, неприятный дождь. +4. Коченеют руки. Сегодня должны были перевезти вещи Кадомцевых на грузовике из Тарасовки, и должны приехать Зина с бабушкой. Поэтому я приехал в Тарасовку им помогать. Но грузовик не приехал. Я отправился назад. Грязь на станции такая, что застревают галоши. В стёкла электрички стучат капли дождя. Деревья жёлтые. Между станцией Сроительной и Тарасовкой все деревья имеют ярко-жёлтую, слегка оранжевую окраску. Это самое красивое место по всему пути.
Москва, 13 октября.
Мастерская, т. е. механический цех, перешёл работать на две смены. Приходится работать и утром, и вечером, по пятидневкам. Я делаю на маленьком токарном станочке винты для приборов, 2-х миллиметровые.
За сентябрь я получил сдельно 83 рубля. Мама поступила на службу в торфяной институт, туда, где работает Нюта.
В Тарасовке уже никого нет. Приехали с курорта Оля и Эразм Самуилович Кадомцевы. Вечером мы с Галкой ездили к Никитиным.
Москва, 16 октября.
В нашей мастерской в бригаде трансформаторщиков появилась новая ученица. Красивая девочка, лет 15, высокая, с подкрашенными бровями и опускающимися вниз глазами. В общем, девочка ничего. Ездит она на трамвае № 22, на котором езжу и я. Попробую с ней познакомиться, буду, так сказать, репетировать себя.
Я подал заявление на Мелиоративные курсы Наркомзема, которые будут реорганизованы в техникум.
Томилино, 19 октября.
Решили с Галкой ехать в Томилино к Наде Черкасовой. Томилино — дачный посёлок. Дачи огорожены узорчатыми заборами, окружены деревьями. Поскольку дачи построены в лесу, то часть леса вырублена. У Черкасовых собственная дача с участком. Сад с большими и маленькими деревьями: берёзами, тополями, елями, соснами. Вокруг дома цветы. Нас встретила Надя. Дома только её мама и сестра. Пошли гулять за кирпичный завод, за речку Пехорку. Крутой берег Пехорки покрыт сплошь песком. Земля сухая. Рядом силикатный завод, где выпускают белый кирпич и ещё что-то. У реки ветер пронизывает до дрожи.
С нами гуляли две Надины собачки — Гарька и Бобка. В болотистой местности мы спугнули двух сорок. У одной кочки собаки стали рыть яму, с остервенением обрывая траву зубами и помогая ногами. Но тут подлетела сорока и стала прыгать и трещать вокруг собак на расстоянии одного шага. Как только собаки поднимали голову, сорока отскакивала, стоило только собакам приняться за рытьё — сорока опять близко подбегала к ним, вертя головой и пяля глаза на кучку свежей земли. Уходя с этого места, мы так и не выяснили, что же там рыли собачки и причины беспокойства сороки.
Вернувшись на дачу, немного поиграли в крокет, потом в карты. Вечером поехали в Москву. Ожидался заморозок. И действительно, мороз был. Какая поздняя осень!
Москва, 28 октября 1931 года.
Сегодня первый лень температура воздуха продержалась весь день ниже нуля.
С Катей (так зовут интересующую меня девочку) пока познакомиться не сумел. На неё метит Анатолий Андрианов, некрасивый, вечно чумазый паренёк, но смелый. Кое-что у него выходит. Но Катя слишком мала по возрасту.
После работы поехал с Галкой к Ире Никитиной проводить у неё электричество (штепсель), о чём меня попросил её отец. Ира была ещё в школе. Через полчаса она прибежала и говорит, что у остановки трамвая около железнодорожной линии горит дом, одним словом — пожар! И правда, в том направлении был виден густой дым и небольшое зарево (смотрели из окна). Решили пойти туда. Горел небольшой двухэтажный дом, вроде сторожки или жилого дома для рабочих. Рядом находились какие-то бараки-склады. Дело было в 8 часов вечера, темно. Дул сильный ветер. Пожарники работали вовсю. К дому и сараям протянуто семь кишок (шлангов). От сильной струи воды огонь вроде тухнет, но потом ветер помогает его раздувать снова. Железо крыши потрескивало от жары и воды. Вскоре вернулись домой. Я пробивал стену и вставлял ролики для провода. Ира и Галка помогали. Время провели довольно хорошо и весело.
Тарасовка, 3 ноября.
Поехал в Тарасовку. Главные цели: привезти проволоки для радиоантенны (антенну спёрли маляры) и кое-какие вещи. И вторая цель — разузнать поведение муравьёв в «муравьином городе» и вообще узнать численность видов насекомых, которые находятся в бодрствующем состоянии. Пошёл в лес. В лесу снега мало и он лежит местами. Земля подмёрзла, но лишь на несколько сантиметров. За всю дорогу не видел и одного насекомого. Всего один раз крикнула синица. Только высоко в воздухе пролетают галки и вороны.
Подошёл к муравейникам. Два больших муравейника оказались наполовину разрытыми. Разрыл или натуралист, или же какой-нибудь чудак, который отыскивал для чего-нибудь «муравьиные яйца», куколки (идут на корм птицам). Так как муравейник уже разрыт, решил поковыряться в нём. Сверху муравейника мёрзлая корка около 1 сантиметра, далее идёт мокрый слой около 5-8 сантиметров, ниже — сухая хвоя. Между сухой хвоей и мокрым слоем неожиданно нашёл куколку жука. Куколка чёрного цвета неровной формы, скорее, это оболочка куколки. Внутри же оболочки находилась желтовато-белая жирная личинка. Может быть, это только её зимнее убежище? Немного глубже нашёл ещё около десяти жирных личинок жуков.
Докапываясь рукой до земли, нашёл убежище муравьёв! Оно было в рыхлой земле у корней, где проделаны ходы вглубь земли. Сюда перебрались все зимовщики, так как в верхнем слое я не встретил ни одного, даже мёртвого, муравья. Найденные муравьи сидели кучками, колониями. Вялы от холода, но всё же стараются защищаться. Набрал для изучения немного этих насекомых и личинок жуков.
Надобно записать, что в нашей избушке в Тарасовке Эразм Самуилович поселил какого-то своего старого друга или знакомого по фамилии Ляпустин. Его я никогда не видел, и предполагал, что это молодой человек лет 30-ти, не больше. Но вот что оказалось. Когда я приехал в Тарасовку, нашёл ключ в условном месте, и зашёл в избушку. Хозяин (Ляпустин) вчера утром уехал в Москву и не ночевал. Это доказывают следы, ведущие от избы к дороге на станцию, следы на снегу. Обратно следов нет. Эти следы покрыты мелким снежком, а снег был только вчера вечером, следовательно, он ушёл из дому до 4-х часов дня ещё вчера. Кроме того, печка не топлена, но всё же воздух в помещение ещё не настолько стал холоден, как на улице.
Ляпустин сделал вокруг избы завалинку, внёс все доски в переднюю избы, выкопал корни георгин, и приготовил у избы хворост. В избе сушит дрова. Значит, парень хозяйственный и знаком с сельскими работами. Он деревенский житель: постель его — только тюфяк и барахло. Под кроватью — два сундучка, которые можно встретить только у крестьян, на вокзалах, и у сезонников. На столе у кровати лежат сельскохозяйственные журналы и книжонки. Значит, Ляпустин грамотен. Книжка с раскрашенными картинками — об известном садоводе Мичурине. Рядом — тетради. В одной тетради я нашёл черновик письма. Письмо к Мичурину. Из письма видно, что Ляпустин работал (или работает) в селекционной станции им. Мичурина и пишет какую-то просьбу. Его за что-то лишили голоса, но теперь восстановили. Из книжонки узнал: год рождения у него — 1877, т. е. ему уже 54 года, он из Тамбовской губернии. Ляпустин полопал все наши сухари. Вообще не стесняется.
Я слазил на чердак за осиным гнездом, самым большим, ширина которого 18 сантиметров, а высота — 13. Собрал всё, что нужно было, и пошёл на станцию. Поехал в Москву.
Вечером я отправился к Кадомцевым на Сущёвский проводить штепсель. Кое-что сделал и пошёл к Ире. Володька, брат Иры, лёг спать, так что проводить электричество нельзя (9 часов вечера). Поговорили, позвал Иру к Петьке. Она с охотой согласилась, и мы пошли. Я, вообще-то, думал с ней пройтись, а Петька был только предлогом. Но сначала пошли к Петьке. Открыла мать, сказала, что «Петечка выздоровел, но не выходит гулять», предложила снять пальто, чтобы войти на минутку в комнату Пети. Он сидел на кровати одетый, в полуваленках и обвязанный покрывалом. К кровати был подвинут боком стол, заваленный книгами и едой. Стояла пиала с маслом, миска с виноградом и яблоками, лежали белые сдобные булки. Петечка сидел в кругу этой еды и уплетал за обе щёки кусок булки со сливочным маслом. Он ещё больше разжирел во время месячной болезни, но мамаша его всё охает, что Петечка худеет, что ему совершенно нечего есть. Он всё ещё собирается ходить на курсы.
Поболтали обо всём. Ира насупилась и стала поглаживать одной рукой свои красиво выступающие груди, чтобы обратить внимание Петьки. Потом капризным голосом сказала ему, чтобы он приходил к ней, когда выздоровеет. И мы пошли обратно.
Ира с Петухом знакома с 1925 года, немного раньше, чем приехали мы в Москву. Она с ним играла во все игры, комнаты их были всё время рядом, и всё время они бывали друг у друга. В общем, привыкли. С 1929 года Петька стал меньше обращать на неё внимания. В прошлом же году, ещё на старой квартире, Ира вдруг возгордилась, не стала ходить к Петьке и выслеживать его. Теперь же они опять подружились. Петька ходит играть к Ире в карты и т. д. Ира же к Петьке одна ходить стесняется. Но всё же при всяком удобном случае, но не в присутствии его, она смеётся над ним. В Пете хорошего только одно: он довольно неплохо умеет рассказывать, но лишь на темы его возраста.
Когда мы с Ирой вышли во двор, я пригласил её прогуляться. Но она отказалась, несмотря на уговоры, ссылаясь на уроки. Почему она не пошла? С первого раза ничего не делается. До этого один на один я с ней никогда не бывал.
*****
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/01/12/34