Маг не просто так водил их по палубам, он шёл в определённые места, будто хотел показать значимые моменты из жизни, ценные воспоминания, важный опыт.
Когда гости всё же сподобились спросить Мага, куда он идёт и что хочет показать, он сказал, что они направляются на прогулочную палубу, но ни каких объяснений давать не стал ни потому, что хотел устроить сюрприз, а потому что хотел чтобы они сами всё увидели.
Стоя перед лифтом, Йен заметил молодых (не больше двадцати) курсантов: парня и девушку, стоящих у стены, они говорили о чём-то, улыбались и то и дело брались за руки. Парень пару раз накланялся к уху девушки и что-то шептал, от чего та хихикала и заливалась румянцем.
«Хм, дети…» – надменно хмыкнул про себя Йен. У них-то с Никки всё по взрослому: стоит ему прилететь к ней, как они начинаю эти «ритуальные танцы». Он ведёт себя так, что ему, конечно, приятно прилетать сюда время от времени, но у него работа и квартира на космической станции, где он провёл лучшие годы жизни, и не собирается со всем этим расстаться ради её «биологически чистой планеты» и жизни в «хиппи общине». А она, в свою очередь, намекает, что он ей не так уж и нужен. Она часто говорит прямо, что он может прилетать, когда вздумается, конечно, но она его особо и не ждёт и не таращится на небо в подзорную трубу, ожидая «суженного ряженного». Она часто кричит, что плевала, с высокой колокольни, на его станцию и работу. Она всегда кидается чем-нибудь в него, когда он уничижительно называет их поселение «хиппи общиной». И это только в первый день прилёта! Они часто так «танцуют» вокруг друг друга, пытаясь показать: какие они независимые и свободные, но всё это в шутку, всё не всерьёз потому, что под вечер, ни смотря на ссоры, они не могут не сказать как сильно любят друг друга.
Лифт открылся и все зашли, а Йен всё ещё наблюдал за «сладкой парочкой», парень как раз наклонился к девушке, чтобы не просто шепнуть что-то на ушко, у него были по серьезней намеренья. Но как раз в этот момент его окликнул Маг – проводник не хотел ждать. Йен зашёл в лифт, надеясь, что на следующей остановке путешествия по волнам памяти Мага будет также интересно.
Прогулочная палуба – её создали во времена когда «Маг» был кораблём для богатых туристов. Пол выстлан полированными досками из тикового дерева, у одной стены стояли шезлонги, но коридоры достаточно широки, чтобы пассажиры, ни наталкивались на них. А противоположная стена искрилась двухмерной голограммой океана, простирающегося от бортика до голографического горизонта, из невидимых динамиков доносился шум волн и крики чаек, из невидимых кондиционеров время от времени дул прохладный бриз и веял запах южных тропических морей, а на потолке – голограммы неба и солнца, которое грело как настоящее.
Они вошли в зал приёмов. В двадцати метрах над их головами висели каскадные хрустальные люстры, вдоль стен столики с цветами, пол из красного дерева. Вдалеке – сцена, а на ней белый рояль блестящий и сияющий как будто его только что поставили, и не скажешь, что этих клавиш не касалась рука человека, что эти струны не издавали звуков вот уже триста с лишнем лет. Самый роскошный зал на «Титанике» выглядел примерно также, но по габаритам уступал, как каморка Папы Карло теннисному корту.
Маг подошёл к мемориальной доске рядом с дверью:
- Это случилось неожиданно, – тихо произнёс он, и немного помолчав, продолжил. – Мы возвращались из очередной экспедиции, впереди ещё предстояли месяцы пути, но сама дорога домой поднимала настроение, будто у всех открылось второе дыхание.
Это помещение и раньше было таким же огромным, до того как оно превратилось в зал приёмов и балов для туристов, это бывшая обсерватория. И в тот раз чтобы отметить окончание экспедиции и начало пути домой капитан Лучано Фалько – самый жизнерадостный добряк из тех, кого я когда-либо знал, предложил освободить зал от техники и устроить вечернику. Поначалу идею восприняли не охотно, особенно ученые, работавшие в обсерватории, но Лучано мог убедить, кого угодно, его называли «солнышком», он мог самого злостного брюзгу заставить раскрепоститься и улыбнуться.
Дружно принявшись за дело, команда освободила зал от увесистой техники, построила импровизированную сцену и прикатила рояль из гостиной второго помощника капитана. Они украсили зал и даже приготовили некое подобие фуршета всего лишь за несколько часов. Никто не устал, все были полны сил и готовы праздновать. Но поступило сообщение о прибытии посла одной важной корпорации. Вечеринку пришлось отложить. Послы корпораций считались, в то время, такими же важными персонами как послы, президенты и монархи стран, и они имели свои причуды. Тот, кого мы встречали, считал личным оскорблением включённые силовые щиты и перед встречей нас обязали их выключить. А узнав, что у нас намечалось праздничное мероприятие, он решил, что это в его честь и потребовал для встречи праздничный зал и весь экипаж в парадной форме. Стоило выйти из подпространства, я моментально убрал щиты, согласно присланной инструкции, так как минимальная задержка расценивалась как неуважение. Посол не любил телепорт и отправился со своего лайнера на челноке. Его путь занял два часа. Многие не понимали, почему они – экипаж знаменитый своими исследованиями и путешествиями (у каждого как минимум по одной звезде героя Космофлота), должны прогибаться перед «корпоративной шишкой». Чем дольше приходилось ждать, тем больше было недовольных.
На этих словах Маг посмотрел в сторону. Вокруг возникли голограммы массы людей – запись того дня. Они шумели, бурчали и что-то выкрикивали.
«Он что? Королева Английская?» – крикнул какой-то молодой веснушчатый офицер с явным лондонским акцентом, оглушив Бардли.
«Это же просто корпоративная крыса!» – подхватил другой с лампасами техника и австралийским акцентом, стоящий неподалеку от Йена.
«С каких пор Космический флот Земли прогибается перед торгашами?!» – воскликнул где-то в толпе третий, сопроводив восклицание непереводимой баварской руганью.
Были и другие возгласы, просто разговоры, бурчание и ругань при стиснутых зубах. Эл стоял в этой толпе как невидимка, наблюдал за ними и чувствовал себя настоящим свидетелем исторических событий.
То, что случилось дальше, было неожиданностью не только для «людей прошлого» (что, само собой разумеется), но и для «наблюдателей».
Оглушительный заполняющий собой каждый нанометр зала грохот взрыва. Взрывная волна отбросила людей на стены. Тот, кто сразу от удара потерял сознание можно сказать счастливчик, так как не видел, что происходило дальше. Некоторые сломали ребра, другие сломали ноги и руки, трое членов экипажа сломали спины и оказались парализованы. За громом взрыва люди ни сразу поняли, что произошло, но это длилось лишь мгновение. Волна, швырнувшая месиво из человеческих тел на стену, сменилась противоположной силой – их вытягивало наружу в открытый космос. Некоторые не успев сообразить, что произошло, через мгновение погибали в вакууме. Те, кто успевал схватиться за что-нибудь, держались изо всех сил даже когда рвались сухожилия и мышцы, но их всё равно выбрасывало. Эл и команда с ужасом наблюдали как некоторые женщины, цепляясь ногтями за пол, процарапывали на нём глубокие борозды, они стирали себе пальцы до костей, пытаясь удержаться, пока их отрывало от пола.
Запись остановилась, и голограммы повисли в воздухе. Маг прошёлся, разглядывая их. Лица друзей, которых знал и любил, обезобразили, изуродовали гримасы ужаса. Маг посмотрел на бледных как мел «экскурсантов», стоявших, будто приклеенных к полу, и заговорил:
- За секунду до взрыва челнок посла пристыковался к моему шлюзу всего на одну палубу ниже. Взрыв был такой силы, что вырвал переходной шлюз, часть палубы и сорвал огромный кусок внешней и внутренней обшивки двух соседних палуб. Конечно, как только произошёл взрыв, в туже секунду я включил щиты, то есть попытался их включить, но не получилось. Представьте, что однажды руки перестанут вас слушаться, будто электрические сигналы не доходят до них, что-то сломалось, а в этот момент вы должны спасти ребёнка. Я делал всё, что было в моих силах: изолировал членов экипажа в других отсеках, открыл двери в зал, пытался безуспешно починить щиты, задействовал магнитный луч, чтобы не упустить людей вылетающих в брешь, но все попытки оказались тщетны. Лишь единицам удалось невероятными усилиями выбраться в коридор, и я их сразу телепортировал в безопасные отсеки. Я хотел телепортировать всех сразу, но устройство переноса ограничивалось пятью местами, да и в тех условиях транспортировать было трудно. Попробуй я кого-то перенести из зала пока он или она летит в брешь, то безвозвратно бы распылил. Для этой процедуры объект должен быть неподвижным минуту. Но всё, же мне удалось переместить нескольких – тех, что смогли удержаться. Правда, держаться было практически не за что, ведь оттуда вынесли технику. Эти несколько умудрились схватиться за прикрученный к полу рояль и сцену. Пять человек в лазарете, двое на мостике, четверо на технических палубах и шесть из зала, которых удалось спасти. Я перенёс двадцать, но большая часть из них скончалась от полученных травм и кислородного голодания мозга… Семнадцать… Выжило семнадцать из ста пятидесяти.
Маг замолчал, запись выключилась, люди исчезли. Он рассказывал, как пытался спасти экипаж чётко и спокойно, как будто давал показания на суде. Сам себе он уже давно вынес приговор – виновен. Маг смотрел на капитана и его команду, но всё что они могли сказать, было в их взглядах. Не то чего он ждал. Нет осуждения и злости, нет ненависти и отвращения, возможно, он хотел это увидеть, чтобы подтвердить собственную вину. Но в их глазах мерцало лишь сожаление: «Прими наши искрение соболезнования» – говорили они. «Как вынес, как пережил такую трагедию?» – думали они. А Магу лишь хотелось, чтобы кто-то сказал, что он дрянной корабль, раз не спас экипаж. Но, ни сейчас, ни тогда никто не обвинил его, ни кто не сказал, что он не справился со своими обязанностями. Ни кто не поставил в укор гибель почти всего экипажа, ни выжившие, ни комиссия Космофлота, ни родственники погибших.
- Вы такие же, как они, – недовольно буркнул Маг.
- Ты о чём? – не понял Йен.
- Они также смотрели на меня: сожаление. Они снисходительно относились ко мне, мол, «что с него возьмёшь?». Они не воспринимали меня как равного не смотря на все заверения в обратном. Будь я человеком, со мной обошлись бы суровей.
- Ты не прав, – твёрдо сказал Док. – На тебя смотрели с сожалением (как и мы сейчас) именно потому, что воспринимали тебя как человека. Как человека потерявшего в один день более сотни близких друзей.
Маг задумался, но ненадолго.
- А что потом? – спросил Лин. – Почему челнок посла взорвался?
- Обязательно быть таким нахальным? – процедил Эл.
- Ни чего, – отмахнулся Маг, – я отвечу. Эксперты установили, что весь челнок был нафарширован взрывчаткой. Почему? Неизвестно. Жар от взрыва был достаточно сильным, чтобы уничтожить челнок. А корабль посла тоже куда-то исчез, точнее скрылся. Но перед тем как эксперты сделали свои выводы, помощи пришлось ждать несколько дней. Выжившие сами пытались кое-что починить, в том числе переговорное реле в моём «мозге», благодаря которому мы общались. Они думали, что оно сломалось, так как я не реагировал на их голоса, а динамики транслировали безостановочно сотни песен. Что-то вроде…, – Маг замолчал, и зазвучала музыка:
This is my December
This is my snow covered home
This is my December
This is me alone
And I
Just wish that I didn't feel
Like there was something I missed*
Одна песня сменила другую:
I close both locks below the window
I close both blinds and turn away
Sometimes solutions aren't so simple
Sometimes goodbye's the only way
And the sun will set for you
The sun will set for you
And the shadow of the day
Will embrace the world in grey
And the sun will set for you.**
Другая закончилась и началась третья:
I close my eyes,
Only for a moment, and the moment's gone
All my dreams,
Pass before my eyes, a curiosity
Dust in the wind,
All they are is dust in the wind***
- Я не реагировал на голоса тех, кто выжил, – продолжил Маг, остановив музыку, – мне хотелось слышать только это. Когда подоспел спасательный корабль, в составе десанта был мой старый знакомый Вацек Каминский – техник, когда-то служивший на моём борту. Его подчиненные тоже решили, что реле сломано и хотели вскрыть кожух главного компьютера чтобы посмотреть, в чём дело. Но Вацек выгнал всех с мостика и попросил оставить нас наедине. Он, послушав череду песен, сказал мне тогда: «Маг, мой добрый друг. Я знаю, что тебе их не хватает. Я знаю, что потеря твоя огромна, а печаль глубока. Но послушай старика, которому тоже пришлось хранить друзей. Ни одна слеза, ни море лёз, ни бесконечный океан твоего горя не вернёт тебе ни одного из них. Поверь мне и позволь помочь позаботиться о выживших. Твоя помощь оставшимся нужна гораздо больше, чем твои слёзы ушедшим».
На этих словах голографический парень с большими печальными глазами замолчал и пошёл к двери.
*«Это мой декабрь, Это мой дом, покрытый снегом. Это мой декабрь, Это я - совершенно один. И я Хочу только, чтобы исчезло чувство, Будто я что-то потерял» - песня «My December» группы «Linkin Park». http://www.amalgama-lab.com
**«Я закрываю окно, Задергиваю шторы и отворачиваюсь. Иногда решения не так просты.
Иногда прощание - это единственный выход. И солнце сядет для тебя, И солнце сядет для тебя… Дневной сумрак Окутает мир серой пеленой… И солнце сядет для тебя…» песня «Shadow Of the Day» группы «Linkin Park». http://www.amalgama-lab.com
***«Закрой глаза.… На секунду лишь – и вмиг пройдет она, Все мечты. Вспомнятся тебе сплошною чередой Прах на ветру. Всё вокруг – лишь прах на ветру» песня «Dust In The Wind» группы «Kansas». http://www.amalgama-lab.com