Юра Громов был поразительно похож на Юрия Гагарина. Такая же удивительная русская улыбка. И только в голубых глазах проглядывалась частенько скрытая печаль. Юра работал буровиком в мехколонне, куда мы с Витей Седовым, демобилизовавшись из армии, устроились монтёрами связи.
Витя до армии уже имел опыт работы монтёром на своей северной родине, где теперь трудно стало найти работу. Забавно, что рабочий посёлок, где до армии жил я, назывался точно так же безлико, как и его – Пролетарск. Только градообразующим предприятием у нас был механический завод, а у них – окружавшие посёлок зоны. Отец Вити, да и все его соседи, и родственники, служили охранниками на зоне, другой работы там просто не было. Давно ушла в прошлое статья 58, заключённых поубавилось. Уголь в небогатых шахтах добывать стало нерентабельно, и почти все зоны позакрывали. В армии Витя часто рассказывал, как зимой, закрепляя очередную пару проводов на траверсе, катался колобком по телефонным проводам от столба до столба. Спускаться в сугроб было неохота. Так же, прямо сверху справлялась малая, да, частенько, и большая нужда. После армии Витя не захотел больше мёрзнуть на столбах, и подался в более тёплые края, сагитировав и меня. Да и проблематично было устроиться на работу на Витиной родине.
Мы пока ещё мало знали про Юру. Его все уважали, но далеко не все любили с ним работать. Многие предпочитали, чтобы в их бригаду прислали другого «бурового». Громов задавал такой темп работы, что трудно было за ним поспевать. Пока мы засыпали землёй яму у только что установленного столба, выравнивали его, Юра уже успевал пробурить очередную яму и нетерпеливо покрикивал:
- Ну что вы там заснули! С вами не заработаешь ничего!
Многие Громова, всегда за глаза, называли рвачом. Пил он редко и в меру. После получки никогда не страдал, как многие, похмельем. Хотя стремление Громова хорошо заработать была понятно. Мы слышали, что он двенадцать лет отсидел в тюрьме. Жизнь обустроил не сразу. Ему было уже за сорок. У него была красивая молодая жена, учительница русского языка, и маленький ребёнок. С жильём было не очень, теснились в коммуналке. Сестра его работала председателем горисполкома, но к ней за помощью Громов никогда не обращался.
Перед началом работы Громов всегда ставил на бетонные пасынки чайник, засыпал пачку чая, кипятил паяльной лампой, сам разливал по кружкам. «Чифирь» бодрил, и мы поспевали за Юрой. Процедура с паяльной лампой повторялась ещё пару раз за день. Как-то Витя Седов упомянул в разговоре свой родной посёлок. Юра спросил, не тот ли самый это Пролетарск, что?.. Узнав, что именно тот, Юра рассказал нам, как попал он когда-то в Пролетарск. И как познакомился с окружавшими посёлок дремучими лесами.
Громов едва только сбрил первый пушок со щёк, когда он, в компании с друзьями, украл пару ящиков тушёнки с какого-то ведомственного склада. Нового уголовного кодекса еще не было, и друзьям впаяли пятьдесят восьмую статью. Кодекс был принят через несколько лет. Но к весне вступило в действие временное положение, и Громов мог бы рассчитывать, не на амнистию, конечно, но на пересмотр дела. И срок бы ему, конечно, скостили. Да только Громов испытания первой несвободной весной не выдержал, многие не выдерживали. И с первыми журавлями пустился в побег. Дело было пересмотрено, но совсем не так, как можно было бы надеяться. Добавили к сроку ещё два года. Вторую весну Громов тоже не выдержал. И получил ещё два года в придачу. Потом уже научился Громов противостоять весеннему наплыву чувств. Научился сдерживать слезу, прятать в груди тоску, слыша журавлиный крик. Так и отмотал он выше крыши, хотя кодекс новый был уже принят. Правда, рассказывал он нам позже, когда немного сблизились, были и такие, которые бежали за месяц до конца срока. Хотя вытерпели уже по три-четыре весны.
Вернулся Громов – ни кола, ни двора. Учиться поздно, да и какая учёба, возраст не тот. Опять же, косые взгляды на вчерашнего зека. Но хватка у Громова была. Стал навёрстывать упущенное за долгие годы. Не скоро, но когда более-менее встал на ноги, нашёл свою суженую, завёл семью. Вот бы ещё на приличное жильё заработать, и совсем жизнь наладится. И Громов вкалывал без устали. Он не хотел больше транжирить время. Слишком много его было потеряно.
А с Витиным отцом пути Громова не пересекались. Тот на другой зоне служил. При шахте. А Громов весь срок отмотал на лесоповале.