По осени и весной мосток на пути к нашему хлебному магазину был весь в грязи. Вернее, сам дощатый мосток был построен аккуратно. Но грязь с проезжей дороги, с обочины, и особенно из перехода к нему выносилась ногами прохожих на недавно новый деревянный мостик. Народ топал сюда со всех ближних и дальних деревень. Хлебный магазин был единственным. Продавщица знала всех, кто постарше, по имени, а их детей узнавала по глазам.
Хлеб был на полке не всегда. Но она всегда говорила, когда привезут. И тогда люди ждали в длинной долгой очереди вдоль стены. От дождя прятались, прижимаясь к ней под карнизом. Передние счастливчики заходили на крыльцо и подымались по пяти крутым ступенькам в магазин. Когда привозили хлеб, труднее всего было выстоять на каждой из этих узких ступенек. Потому что хлеба могло не хватить.
Хлеб сначала разгружали лотками в окошечко снаружи, за углом. Чтобы не перекладывать на полки, его иногда продавали прямо с улицы. Через это самое окошечко. Брали по четыре, пять, или шесть буханок. Потому что на другой день хлеба могло не быть. Очень сложно было переложить полученную только что охапку хлеба в сетку-авоську. Рук попросту не хватало! Как мы это делали, я теперь не знаю. Иногда хлеб давали только по две буханки в руки. Весной.
Ходить за хлебом было, видимо, моей обязанностью. Потому что я был старший. По крайней мере, мой братишка отчего-то недавно спросил, помню ли я, как ходил за хлебом. Наверное, он меня тогда очень ждал с хлебом. Иногда пришельцам из дальних деревень хлеб не продавали. Хотя они выстаивали в очереди. И тогда я не знал: то ли радоваться, то ли огорчаться. Конечно, больше хлеба доставалось нам, но где-то дети его не получали.
И чем меньше хлеба было в магазине, тем больше грязи таскали люди через светлый деревянный мост. И узкий проход к магазину через мостик становился вовсе непролазным. И тогда я, преодолевая отвращение, выбирался через задний переход - по кромке оврага, через дыру забора. Где было устроено общее отхожее место со сладковатым душком. Я брал авоську свежего, теплого, ароматного хлеба под нос и топал домой, стараясь не наступать, куда не надо.
-Иди, вымой руки!