В конце мая! Дата имеет значение. Все могло начаться гораздо раньше, скажем, в марте. Именно тогда друзья хотели нас познакомить. Отчего-то они полагали, что мы подходим друг дружке. И они оказались правы. Только, если бы мы пересеклись в марте, у нас бы ничего не вышло. И не сложилась бы эта история.
***
Ночью в ванну вода зимой набирается быстро. Но не так быстро, как хотелось бы. В нетерпении я залезаю в воду, когда она едва покрывает лодыжки. Я стою некоторое время в горячей воде и согреваюсь. В ту зиму я много читал в ванной. Не от холода, от одиночества. Кто-то топит тоску в вине, а я топил в ванной. Квартира, которую я снимал, была на последнем этаже. Мне казалось, что я никому не мешаю. Лежу себе в ванной и читаю. А вода льется и льется. И все проблемы уплывают.
Остается только выяснить, кто убийца. Это потому что я читал детективы. Все авторы были на Че – Чейз, Честертон, Чандлер. И еще черт знает кто еще. Не было только Че Гевары. В том году он был не в моде, да и книг про него еще не было. Иное было время, 93-й год, кажется, каждый мечтал стать капиталистом. Это потом, лет через 15, я натолкнулся на книжку Че Гевары. Как он с другом отправился на мотоцикле по Латинской Америке. А тогда про это не читали, да и не печатали. Про это – то есть про встречи на дорогах, про новые места ночевок, полупустой рюкзак за спиной мотоциклиста и попытки найти бензин ночью в мексиканской деревне.
Если квартира на последнем этаже, то над головой никто не топает. Ни днем, ни ночью. Я тоже так думал. При квартире был крытый балкон – простая пластиковая крыша на подпорках. Весной на согретый солнцем пластик прилетали голуби. Они приноровились на той крыше кататься. Поутру, когда солнце взошло, и крыша помаленьку разогревалась, они шумно начинали гонки.
Иногда, когда я просыпался один, я и сам выбирался на зарядку. «Выбирался» - не значит, что себя переламывал, заставлял. Наоборот, я выходил на зарядку только тогда, когда хорошо себя ощущал. Видел ясное утро, свободный день, предоставленный самому себе, и возможность раньше людей выйти на улицу. Вобрать в себя свежесть легкого дня. Даже само слово «выходной» означает, что не надо сидеть дома.
В моем городе мало людей. Там магазины пустынны. Продавщица отпускает мне банку пива, не отрываясь от журнала. Она меня никогда не вспомнит. Я ее никогда не забуду. Я живу в городе, где нас только двое в данный момент времени. И если я завтра зайду сюда, пожалуй, я приду, она снова посмотрит на меня, как ни в чем не бывало.
Таков мой город – каждый день с чистого листа. Единственное, что меня огорчает, что эти девушки периодически куда-то исчезают. Пропадают из вида, теряются в чужом городе, где так много людей. Но приходят новые лица, которые я могу лицезреть еще год или два. Самое главное – не запоминать их. Ибо тогда случится страшное: появится ощущение времени. Времени не замечаешь, пока ничего не меняется.
А Новый год – это отчетливая метка. Может, потому я не люблю этот день. Или ночь? Потому что просыпаешься, вроде вчера ничего такого не делал – а уже, говорят, год другой. А люди кругом те же… Удивительное ощущение: как будто ты проспал и что-то пропустил. Как я в школе, в третьем классе: они как раз учились работать на счетах.
Счеты – такая рамка с нанизанными внутри колесиками. Я даже не вспомню, как эти колесики по-настоящему называются. На всех штырях их по десятку, а на одном-единственном – всего лишь четыре. Как колесики автомобиля. И я пропустил тот день, когда все научились на них считать. Все, кроме меня. У меня было ощущение, что я отстал от всех. Опоздал на один день, а как будто на всю жизнь.
Может, я выпал из времени, и остался в том самом дне, на сутки запоздав, откуда уже все выехали. Не знаю, но в новогодний вечер мне более всего хочется побыть одному. Еще раз отстать от всех на сутки. Или на год.
И я терпеть не могу чужие компании. Это очень напрягает – чужая компания. Там у них свои правила, свои шутки, свои роли. Говорят, чтобы хорошо чувствовать себя в любом месте – надо быть самим собой. Легко сказать, самим собой. Если б еще знать, кто я.
Я подозреваю, что каждая моя встреча, каждое новое знакомство для того и происходит, чтобы понять, кто я. Похоже, что я каждый раз разный. Не скажу какой – просто разный. Другой, иной. И мне самому интересно, кто же я на сей раз. Поэтому знакомиться с новыми людьми мне нравится: что же они скажут?
В гости мы поехали на троллейбусе. Предновогодний троллейбус – это нечто. Это одна большая компания радостных людей. Счастливых в предвкушении праздника. Вот такие компании я люблю. Разнаряженные женщины, слегка тяпнувшие мужчины. А замерзшие окна троллейбуса похожи на драпировку стен во дворце Снежной королевы.
Теперь у нас за плечами - короткая горячая зима.
Вот именно – за плечами. У нее были своеобразные плечи – как крылья птицы. Я бы, наверное, и сегодня узнал их на ощупь. По особым загогулинам ключиц, так похожих на летящую птицу. Она и сама была как жар-птица, неведомо как попавшая в клетку. Впрочем, по-иному у жар-птиц и не бывает. Нет других жар-птиц, кроме как на воле. В клетке они погибают. Не размножаются.
Хотел я сказать о плохом, но не получилось. Вот она, думаю, могла бы за себя сказать. Со своей стороны – про меня. Мне даже было бы интересно. Но это была бы совершенно другая история. Противоположная. То есть про тех же людей, но с другой стороны. Думаю, мне бы история не понравилась. Та зима была и вправду очень короткой и весьма горячей. Короткой – потому что очень быстро пролетела. А горячей…
Забавно, но я не могу вспомнить свою зимнюю одежду. Плащ, купленный на осень, помню, а что носил в ту зиму – нет. Может быть, потому, что длинный черный плащ (Сделано во Франции) по-настоящему был хорош. И ей нравилось ходить со мной, когда я в плаще. Сейчас странно вспоминать о каких-то плащах. О моем – черном, и для нее – зеленом. Зеленое очень шло к ее волосам. Рыжим. Волосы были не вопиюще рыжие, а спокойно рыжие. Как должно быть. Они смотрелись как нечто естественное, простое и достойное. Ее рыжие волосы не бросались в глаза. И были очень ей к лицу. А плащ…
Как мы расстались? Разве это кому-то интересно. Всегда вспоминают, как впервые встретились. А расставание – это достаточно грустно. Тогда я провожал ее домой. К ней была хорошая дорога – с асфальтом, автобусными остановками по пути. Но мы пошли по другой, более короткой. Напрямик. А там узенький тротуар и какие-то кусты. Всю дорогу кусты вдоль обочины. Почему-то там никто не ходил. Хотя есть и фонари вдоль дороги. Время было не позднее, и до фонарей еще не дошло. Мы откуда-то возвращались, и говорили так, ни о чем. Бывает так с давно знакомым тебе человеком: поговорить ни о чем. Потому что и вчера о чем-то говорили, и завтра настанет день, будет о чем поговорить.
И вдруг мне показалось, что все уже сказано. То есть, все, что я мог, я уже сказал. И назавтра говорить будет не о чем. То есть можно, конечно, встретиться, пересечься, посидеть вдвоем, помолчать. Но что это даст? Ничего. Просто уйдет еще один прожитый день. День, когда мы были рядом. Как сегодня, как вчера. Как всегда. А мне не хотелось, как всегда. Правда, я не знал, как мне хотелось. И чего я хотел. И тогда я сказал, что уезжаю. Далеко уезжаю. И надолго. Почти что навсегда. И, наверное, не вернусь.
А мне оставаться одному было хорошо. Спокойно как-то. Наоборот, мне всегда было хорошо одному – и зимой, и летом. Зимой одному даже лучше: зайдешь в теплую квартиру, не глядя скинешь тяжелые ботинки – и на кухню. А там горячий чай с коньяком. И ни у кого не надо спрашивать, куда переставили тяжелую бутыль с золотистой жидкостью.
То ли оттого, что завершился еще один день, то ли от обступившей тишины вдруг становится так хорошо, что больше ничего не надо. Хочется выдержать паузу, растянуть ее подольше, до тех пор, пока тишина не станет прозрачной, сухой, напряженной. До тех пор, когда она долгожданно лопнет телефонной трелью или дверным звонком. Потому что наступил вечер, а это совсем другое время…
Опубликовано на англ. 25 мая 2012г. в Intellectual Refuge, USA: http://www.intellectualrefuge.com/vol2/memoforholiday