Тбилисский дебют божественного Федора

Давид Бердзенишвили
Девятнадцатилетний Федор Шаляпин приехал в Тифлис в 1892 году. Будучи в Баку, он узнал, что некий офицер Ключарев набирал здесь «итальянскую оперную труппу», и решил попытаться поступить туда. Дело оставалось за малым – достать денег на дорогу, что в положении Шаляпина казалось совершенно невозможным. На помощь пришел случай. Прогуливаясь однажды по городу, молодой человек нашел на мостовой четыре двугривенные монеты. Первым делом, он досыта наелся. А вечером отправился на вокзал и уговорил кондуктора довезти его до Тифлиса всего за 30 копеек, подсадив на тормозную площадку товарного вагона.

На первых порах ему у нас не везло. Труппа Ключарева, если и состоялась вообще, то очень скоро распалась, и юноша оказался в городе без дела, без жилья и совершенно без средств к существованию. Жизнь Шаляпина и до того не очень баловала. За годы скитаний по огромной империи он привык к существованию впроголодь и на грани отчаяния. Судьбе угодно будет распорядиться так, что именно в Тифлисе начнется его путь к оглушительной славе, равная которой редко выпадала на долю кого-либо еще. «Чудодейственным оказался для меня этот город», - скажет певец о Тифлисе много лет спустя.

Пока же высокий, довольно запущенный, худой от постоянного недоедания молодой человек ничего об этом, разумеется, не знает. Он ночует, где придется. А по вечерам «за угощение» развлекает пением и анекдотами посетителей одного из  открытых тифлисских ресторанов. Однажды он познакомился там с компанией подгулявших железнодорожных служащих и в порыве откровения рассказал о своей непутевой жизни. Юноша им, видимо, понравился. А узнав, что он грамотен, они предложили ему работу. Так будущий великий певец стал писарем Закавказской железной дороги с жалованием 30 рублей в месяц. Как раз в это же время в железнодорожных мастерских в Тифлисе работает учетчиком молодой человек по имени Алексей Пешков. Однажды Шаляпину уже доводилось встречаться с ним в Уфе, впоследствии же этих двух, несомненно, выдающихся людей свяжет близкая дружба. Но их отношения – тема особого разговора. Сейчас мы вспомнили об этом только для того, чтобы еще раз  сказать об огромной роли, какую играл наш город в культурной жизни России. В том же 1892 году в издававшейся в Тифлисе газете «Кавказ» публикуется первый рассказ Пешкова «Макар Чудра», и именно это событие ознаменует рождение писателя Максима Горького.

Работа, приносящая небольшой, но стабильный доход дает возможность Шаляпину  перевести дух. Однако, мечты об оперной сцене, которой сын писаря земской управы Казани «заболел» лет в 14, он не оставил. Поэтому, получив письмо от знакомого антрепренера Семенова-Самарского с заманчивым предложением поступить в Казанскую оперу на вторые роли с месячным окладом в 100 рублей, юноша начал готовиться в дорогу. И тут произошло знаменательное в его жизни событие. Сослуживцы, знавшие  об увлечении молодого человека оперой, давно советовали ему пойти к известному в городе преподавателю пения Дмитрию Усатову. В прошлом Усатов был довольно яркой оперной звездой, ведущим солистом Большого театра в Москве. Оставив сцену, он переселился в Тифлис и посвятил себя педагогической деятельности. «В день предполагаемого отъезда из Тифлиса, - вспоминал впоследствии Федор Шаляпин, -  я решил: пойду к Усатову. Чем я рискую? Меня встретил человек низкого роста, круглый, с закрученными усами опереточного разбойника. «Вам что угодно?» Я объяснил. « Ну, что ж? Давайте покричим», – не очень ласково сказал педагог. Он пригласил меня в зал, сел за рояль и заставил спеть несколько арпеджио. Голос мой звучал хорошо. «Так... А не поете ли вы что-нибудь оперное?». Воображая, что у меня баритон, я предложил спеть арию Валентина. Запел. Но когда взял высокую ноту, профессор больно ткнул меня пальцем в бок. Наступило молчание. Усатов смотрел на клавиши, я – на него. И думал: все это очень плохо. Пауза была мучительна. Наконец, не стерпев, я спросил: «Что же? Можно мне учиться петь?» Усатов взглянул на меня и твердо ответил: «Должно! Оставайтесь здесь, учитесь у меня. Денег я с вас не возьму».

Более того, поскольку молодой человек уже уволился со службы, педагог написал письмо знакомому владельцу аптеки с просьбой принять на работу его протеже. Впрочем, когда Шаляпин пришел с рекомендательным письмом по месту назначения, аптекарь, узнав, что тот ни слова не знает по-латыни, брать его отказался, но пообещал платить по 10 рублей ежемесячно. На вопрос изумленного юноши, что ему нужно для этого делать, последовал ответ: - Ничего. Нужно как можно лучше учиться пению и получать от меня за это по 10 рублей. Шаляпина, которому до того не часто приходилось сталкиваться с проявлениями  людского великодушия, это ошеломило. «Все казалось совершенно сказочным, - вспоминал он много лет спустя. - Один человек брался бесплатно учить меня, другой – платить за это деньги!».

Фанатично преданный музыке, Усатов  не только безвозмездно занимался с Шаляпиным, но и поддерживал юношу деньгами из своих весьма скудных средств. «Был я тогда обтрепан и грязноват, имел одну рубаху, которую сам стирал в Куре», – пишет Шаляпин в воспоминаниях. Усатов снабдил ученика бельем и кое-чем из одежды, постоянно  подкармливал  его. Он был единственным учителем пения, которого довелось повстречать самородку, от природы обладавшему уникальными вокальными  данными, и это оказалось решающим в процессе становления будущего великого артиста. Сам Шаляпин признается, что именно после встречи с Дмитрием Усатовым началась его «сознательная художественная жизнь». Преподавателем Усатов был невероятно требовательным. Случалось, что он даже поколачивал ученика палкой за недостаточное прилежание. Юноше придумал уловку, чтобы избегать побоев. Он немного отодвинул рояль от стены, и, когда Усатов в гневе собирался начать экзекуцию, быстро забегал за него. Протиснуться в узкую щель между инструментом и стеной маэстро, с его внушительной комплекцией, не мог, и, таким образом, Шаляпин оказывался в безопасности.   

Продолжая заниматься с Усатовым, Федор Шаляпин начинает выступать в Тифлисском оперном театре. А вскоре поет уже весь репертуар театра, предназначенный для его голоса. «Вышло так, что весь репертуар (басовый) лег на мои плечи, и я неожиданно для себя занял в опере первенствующее положение», - пишет артист. В тот сезон он вышел на сцену в 71 спектакле и, по свидетельству тифлисских газет, неизменно имел  успех благодаря не только прекрасному голосу, но и выдающемуся таланту драматического актера. «Шаляпин вновь доказал свою музыкальность, мощь голоса, умение владеть им. Игра его, как всегда, была безукоризненной. Многие выдающиеся арии, по требованию публики, были им повторены», - писала, в частности, после одного из спектаклей газета «Тифлисский листок». В конце сезона он получает бенефис, прошедший с оглушительным успехом при огромном скоплении восторженной публики. Певец получил множество подарков, в том числе, золотые часы, серебряный кубок, да еще со сборов – 300 рублей. Усатов же преподнес ему лавровый венок с лентой, на которой было выведено «Шаляпину», о чем Федор Иванович  всегда говорил с гордостью.

Собственно, на этом тифлисский период его карьеры заканчивается. Бродяга, приехавший сюда на тормозной площадке товарняка, покидал наш город состоявшимся артистом, которому были открыты двери любого театра империи. По совету Дмитрия Андреевича Усатова и с его рекомендательным письмом в кармане Шаляпин отправился в Москву, оттуда – в Санкт-Петербург, где поступил на сцену Мариинского театра.

Еще раз Федор Шаляпин посетил Тифлис несколько лет спустя, будучи в зените славы, по приглашению дирекции Тифлисского музыкального училища. Как пишет А. Мшвелидзе в «Очерках по истории музыкального образования в Грузии», артист «с большим вниманием прослушал концерт, устроенный дирекцией в его честь, и дал высокую оценку деятельности преподавателей и выступлениям студентов. Он выразил уверенность в блестящем будущем Тифлисского музыкального училища. Похвала Шаляпина вызвала большой подъем. В то время как раз готовилась почва для реорганизации училища в консерваторию».
В честь Шаляпина в Верийском саду был устроен банкет. Артист выступил на нем с взволнованной речью, которую завершил словами: «Я рожден дважды: для жизни – в Казани, для музыки – в Тифлисе».