Комар долго летел. Пространство над молчаливым гнилым болотом казалось бесконечным.
Да! Он действительно думал о бесконечности и последними днями эта мысль становилась все навязчивей.
— Уж не к смерти ли? Как бы не рухнуть вот так вдруг ни с того ни с сего где-нибудь там, вдали, за торчащим из воды кустом. Холодало. Дело шло уже к глубокой осени. Вверху над головой летели курлыча журавли.
— Да, им хорошо лететь. Машут себе крыльями и хоть бы хны… Разве их силы могут сравниться с моими?
Так уныло думал про себя на лету, свесив длинный свой хоботок вниз, иногда в забывчивости даже разговаривая сам с собой. Ему было до невозможности жалко самого себя. Особенно убивало одиночество.
— Какой-то я запоздалый комар!
Все сородичи будто повымерли или упрятались подальше куда-нибудь, пожалуй, и под этой корягою могут быть…
Поди разыщи – ноги сломаешь! Да и неохота мне видеть их.
Ведь что от них услышишь! Один и тот же заунывный вой о жизни никчемной голодной. Эх, кровинушки бы! Да где тут!.. Никого. Эта дурная бесконечность полетов кругами превращалась в бред. Ему становилось муторно, страшно.
— Однако надо лететь, а почему? Верно, потому что не дано мне на своем комарином веку разгадать тайну бытия. И так вынужден я лететь до смерти, а потом утлою душой уже продолжать тоже лететь, иногда материализуясь зачем-то… Да все затем, чтобы разгадать в конце концов… Ой!
Его вдруг взнесло наверх порывом ветра. Громадные шары дождинок бухались там и сям. Надо было лавировать между мчащихся ядер осеннего дождя, чтобы не быть сбитым с толку внезапно на лету.
— Эх, влипну я, если не зацеплюсь вовремя за что-нибудь, хотя-бы и за эту головку камыша.
Стебель камыша то нагибался, то снова пружиняще приходил в прежнее вертикальное положение. И предстояло немало труда чтобы изощриться и прыгнуть цепкими лапами на этот болтающийся под порывами ветра и дождя своеобразный небоскреб среди болота. Комар вдруг передумал…
— Буду лететь дальше, а там и поприличней удастся найти что-нибудь. Ах, жизнь ужасна и зачем мне нужна она такая! Но расставаться с ней почему-то неохота.
Ветер усиливался. И его, комара, врожденная штурманская наука не сказывалась в полете. Его несло.
— Эх, будь что будет. Все равно, лучше моей комариной жизни только смерть. Надо отдаться вволю стихии. Радоваться, а не бояться. Если погибну, значит так нужно. Да и не в пору ли? Чем жизнь свою влачить кровососом…
Его прокидывающаяся, а до того как бы вовсе не существовавшая совесть, толкала к гибели, уже казалось, неотвратимой в цикле перерождений и смертей по восходящей напирающей эволюции духа.
1992
omingalev@rambler.ru