Крымскую освободили...

Григорий Пономарчук
    Из "семейно-исторических" бесед с мамой. Декабрь,2012г.

    - Мамуль, ты обещала про Ставрополь… Как там дальше?
    - О чём?
    - Ну, поехали мы с тобой в Ставрополь. Помнишь? Бабушка меня, вроде, вылечила. Где-то под Тихорецкой…
    - А…  Да, сынок, конечно, помню. Всё помню. Иногда путаюсь по времени…, а так, всё помню. Тяжело было, очень. В госпиталь я устроилась. На кухне работала. Бабушка с Томкой тоже там жили. Бабушка в столовой – повезло нам, время же голодное ... Всё ж таки, ели…
    - Так, бабушка же в Крымской осталась?
    - А? Нет, сынок. Мы из Крымской все вместе уехали. Нас всех за станицу вывезли, а дальше - на попутках. Ну, кто как. Обозы шли разные. Раненных везли. Долго добирались… Остановились аж за Краснодаром… Васюринская, да, Васюринская… Я там в госпиталь пошла…  Я ж говорила… Хорошо работала – молодая, шустрая была. Помню, чаны большие мыли…  Одной-то неудобно. Мне солдата дали… Молодой такой. А я, знаешь, тонкая была. С чего было толстеть. Мне вдогонку все: девочка, девочка!  Но, ты опять начал болеть.
    - А та бабушка? Что меня лечила…
    - Какая? А… та старушка… Так она не то, чтобы вылечила, нет. Она просто перед  иконами за тебя просила… долго очень. Вот… и определила потом: жить будет  (мама смеётся).  А то выбросить уже тебя хотели…
    - А из Васюринской - в Ставрополь?
    - Нет. Крымскую освободили. Наши немцев попёрли аж к морю… Прорвали ж  эту линию… голубую. Ну, вот. А мы опять туда, где и жили. С хозяйкой этого дома. Мы с ней же и в Вассюринской этой были…
    - А дальше?
    - В Крымской? Устроились опять работать. Бабушка – уборщицей на винзавод, где папа, ну, дедушка твой Зиновий Иванович работал. Он и на фронт оттуда… Его же два раза забирали. Пришёл. В шинелях они, в обмотках... Все переморозились... зима холоднющая была, хоть  и Кавказ. А потом - второй раз, когда немцы напирать стали… опять на Крымскую. Надо было оборонять. Всех подряд брали, даже инвалидов и раненных, которые вроде выздоравливали…  Сгинул папа… пропал.
    - И ничего не узнали?
    - Узнали… Вот Лариса, молодец…  сестренка твоя, Томкина дочка… Она и взялась. Через интернет… В архиве где-то… В Туле, по-моему. Шестьсот с чем-то Пономарчуков воевало… Но, нашли, знаешь, нашли. И номер части, и армия там, дивизия… Все совпало. И год рождения... Но, среди погибших нет. Что был в части – да, был. А где? Где-то бои были недалеко от Крымской. Вся эта часть почти и погибла… Вот. Среди пропавших без вести  деда тоже нет. А их и не считали тогда сильно… Ополченцы. Их же по второму разу взяли… Можно было за них и не отчитываться сильно… Бои были переменные. То мы их, то они…
    - Да, мам, грустно. Помню, бабушка всё ждала его. Только и разговоров со знакомыми: «Вдруг вернется?» Ведь было? Возвращались?
    - Конечно… Из плена возвращались… Из госпиталей… Да мало ли… Некоторых сразу осуждали за плен... А один раз чуть не нашли деда. Когда в Крымскую вернулись…  Хозяйка, у которой жили… Они раньше, до войны семьями дружили… Так она получила письмо от мужа из госпиталя. «Жив, жив!» Сколько радости было. Да… И он пишет, муж ее: « Встретил там, в госпитале  Зиновия Ивановича... Ранен в голову»... Но он уже из госпиталя, муж этот выписался, когда писал. Мы скорее письмо ему: где видел отца, какой номер, что за госпиталь? Представляешь? Ждем мы письмо от этого мужа. А приходит от командира  его части… Мол, погиб он недавно… Вот как получилось…
    - А этому командиру? Может он бы сказал, где  муж-то лечился…
    - Что ты, сынок. Какое там… Всем было не до всех… В общем, мелькнул след, и все…
    - А дальше? Дальше что?
    - Дальше? Мы же в Крымскую приехали… Все разбито… Где жить? Мы в сарайке  жили… Румыны уходили последними… Сначала немцы…
    Люди вернулись… Ходят по дворам… Развалины… Ищут вещи какие-нибудь …  жить как-то надо? Холодно… Люди раздеты… А румыны - вот не ожидали от них: понаоставляли ловушек всяких… Дети подрывались… Игрушка яркая какя-нибудь валяется… взял, и – все! Вот такие сволочи… 
    - Мам, ну, и когда уехали в Ставрополь?
    - Так я ж тебе говорила. Ты сильно болеть начал… Ну, да, это – тогда болел, а сейчас совсем серьёзно… Уже год, второй тебе. Слабенький совсем. Ты ходить в два года начал. А в год уже говорил. Я тебя таскала. Голод был. Что только не ел. Зима прошла в кошмаре…  Должна тебе признаться. Я никогда не склонна была к мошенничеству, к воровству… Нас строго держали родители. Да и времена юности нашей… Тридцатые годы… А тут, представляешь: один раз в жизни. Вот она, жизнь-то и заставила… Мы с подругой работали… Она меня устроила… На складе продуктовом. Давай, говорит, подсунем завскладом  лишние талончики подписать… Он не глядя их… подмахивает, устает… а то и выпивши…  Вот мы и решились…  Получилось у нас…  Двадцать килограммов муки домой принесли. Так что выжили, хоть и сжульничали… Вот, ты мне веришь? Я ни разу, нигде, никогда, ничего больше не взяла. Ни разу. Трудно и потом было. Но больше я так не делала никогда.
    - Да, ладно, мамуль… Война же…
    - Не война, сынок, нет…  Мне надо было тебя сохранить… Бабка же сказала, будешь жить, я и старалась…
    - Да, мамочка, спасибо, дорогая.
    - Ну, а в Ставрополь… Врачи же сказали, не знают, что с тобой. Я и поехала. Отцовы родители... твоего отца. Сёстры отцовы… все там, в Ставрополе. И я решила - туда… Послушай, давай я тебе про Ставрополь потом… Устала я.
    - Конечно, мам, отдохни. Я после праздников к тебе пристану ещё... Хорошо?
    - Ладно, пока, сын.