24.
Немного о любви.
Старших мы порой не слушали. По крайней мере я не слушал. Уж не знаю, как Вы, ребята.
Вот и с Размазиком так же вышло. С зампотехом. Зауральским казачонком. Не зря Дудник темы касался. Хоть и в шутку, а между строк его, богатейший, знать, жизненный опыт намёк делал. В связи с лодкой резиновой. Зампотеху бы поберечься. Так нет же…
Дивизион всё же на Ладогу поехал. Я тоже сперва намечался. Вдруг опять залепуха. Ехать в Петрозаводск. Получать из ремонта РЛС. Это новенький начальничек мой. Беззубый вовсе. Оправдывает свою фамилию. Смирный – он и есть смиренный. Нет, чтоб огрызнуться: «А кто чинить пушки будет, случись чего? Кого дрючить будем в таком разе?» Вот его и будут.
А я прокатился – зашибись! Особенно обратно. Становилось у меня привычкой: путешествовать с караулом. Опять два солдатика и сержант, с автоматиками. Меня охранять. Из батареи Пелипенка. Просил его доверительно:
- Слухай, брат-комбат. Дай трёх бойцов не бракованных. Из пересидевших дембелей.
Скоро уж дембель осенний должен быть, а у нас весенний не отпускали. Все на подозрении! Солдат было – как собак нерезаных.
- Дам. Как себе. А ты мне привези чего-нибудь. Хоть глупость какую, а привези. Приятно будет.
Обещание дал я комбату:
- Замётано. В лепёшку – а привезу! Тебе, как себе.
И не обманул я, кстати, Пелипка.
Они на Ладогу – в теплушках, я с караулом своим в купе. В Петрозаводск. Раз с оружием, положено от всех запираться.
Станцию получил, расписался. Как за кота в мешке. Включать, проверять – мимо меня. Не мотоцикл, всё одно ни черта не понимаю. Загрузили на платформу, рядом пустой товарный вагон. Буржуйка, нары, сухой паёк. Дали проездные и путевые документы. Постовую ведомость. На каждой остановке – караульного на платформу. На больших станциях должен проверять военный комендант. Делать отметку в постовой. За продвижением моим будут следить, значит. Везти нас до Мурманска пару деньков обещали. Там РЛС сдам. В дивизию. И домой. Лафа!
Тронулись. Полчаса проехали – встали. Как говорится: в чистом поле. Часа три постояли и… Всё стало повторяться опять и опять. Замудохался просыпаться и выставлять караул. «До чего ж странно едем», - думаю.
Через сутки будит меня младший сержант Приходько, старший мой караульный. А рожа чего-то слишком уж довольная. Ухмыляется:
- Эх, и хорошо едем, товарищ лейтенант.
- Кто б спорил. К Новому году доберёмся. Не замёрзнем, так завшивеем, - как-то я его радость не мог поддержать.
- Не-а. Едем удачно. Повезло шибко с соседями.
Чувствую: сержант не просто довольный, а поддатый. Хотя и не крепко.
- Гляньте сами. Спереди и сзади прицепили. Далеко ходить не надо. Хорошо-о.
Мама, родная! Впереди товарняк с водкой, сзади с винищем. Ну, вот именно этого мне и не хватало!
Пошёл ознакомиться с диспозицией. Водки под завязку. Везёт мужичок. Трясущийся. В Мурманск. Пять ящиков «на бой» Заикаясь стал благодарить:
- Спасибо твоим солдатикам. Стерегут меня. На бутылочку.
В другом вагоне два кавказских человека с «Вермутью». Зацокали, крыльями замахали:
- Вах, дарагой. Бэри вина. Харош джигиты твой. Баламорск вина вэзом.
Много ума не надо. Чтоб сообразить, где мой караул службу лучше стравлял. На платформе с РЛС или у этих двух вагонов. И всё рядом, кстати. Под рукой.
А диспетчеры, точняк, состав тормозили у каждого угла. И по линии сообщали. Все мужики с округи бежали к нам. Тут же на шпалах располагались и через полчасика норовили хозяев за грудки из вагонов повытаскивать. А тут: вот они – мы. Охрана! С автоматами. Редкий культмассовый эшелон сформировался. Или кто-то его из диспетчеров ещё в Петрозаводске сляпал? Шутки ради.
Ехали неделю. Комендант проверил один раз. В пресловутой Кеми. У меня сложилось впечатление, что нас вообще везли какими-то потайными окружными путями. По деревням и сёлам.
Моё счастье: комбат Пелипок не подвёл. Бойцов мне дал, честное слово, отличных. Другие бы спились напрочь. Уж из АКМ-ов бы постреляли, это точно.
Портфель я довёз до Печенги с приличным набором. Петрозаводской водяры и кавказского «Вермута». И Пелипенка не обманул. Вручил ему сувенир. По возвращению его с Ладоги. Из портфеля.
В расположении нашем – тишина. Дудник – завидует. Сокол холит, лелеет своего Конька-Горбунка. Соловей-разбойник склад новый строить не желает. С ним, видите ли, не посоветовались. Высоко слишком «торчать» будет на сопке. Из НАТО увидят, в него, старшину, бедного пальнут. Ходит по всей части, орёт: «Всё. Увольняюсь, к такой-то матери. Выслуги у меня, что грязи. На гражданке складов ещё больше. С моим-то опытом…»
Дудник, скалясь, ему:
- Да уж с твоим-то, ясно дело. Вас на гражданке заветная компания может подобраться. Дмитрий с Павлюком там уже тебя не дождутся.
- Вон его потом возьмёте, - прищурился оценивающе на меня. – Да нет. Вот он вам не подойдёт.
Я сильно обиделся:
- Чего ж меня обносите? Чем это я не вышел?
Майор сожалеюще:
- Как громоотвод. Притягиваешь всякие проверки и нескладухи. Не позови тебя Павлючина на склад: кто б про те пистолеты ведал? Жили б да жили тихонько. Может их вообще по одному таскали? Секрет Полу-, этого…, с шинелью.
У Дудника, конечно, язык без костей. Да уж, как скажет – скажет. А ведь и правда?…
В Размазике было что-то странноватое нынче. Всегда вприпрыжку бегал по парку. Правой рукой махал, как сено косил. Большой палец левой норовил всю дорогу в рот засунуть. Пососать. К сиське тянуло, видать.
А тут – обои ручонки в галифе. Бродит медленно, вразвалку. А главное: морда. Тоскливая и задумчивая.
Подхожу в обед:
- Чего смурной? Пойдём ко мне. На обратной дороге проездные получил. Двух сортов. На выбор. Ты плодово-выгодную муть-то потребляешь. Я знаю.
С мукой потаённой зампотех откликнулся:
- Давай. Только ко мне. Опосля обеда ничего делать не будем.
Зашёл к нему. Файзулка на Ладоге. Стрельбы любимые контролирует. Размазик сидит на стуле. На самом краешке. И руки – в бруки.
Дудник присутствует. Ходит по комнате туда-сюда. И команду подаёт зампотеху:
- Ну, давай. Показывай секрет.
- Щас. Погодите, - жалобно стонет Размазик. – Дайте вина хлебнуть глоточек.
Плеснул ему трофейного «Вермута». Обескуражен я совсем. Спрашиваю майора:
- Чего-то я не понимаю совсем. Раненый он у нас что ли?
Дудник, посмеиваясь:
- Сестра Сычова его ранила. В гости заехала. На охоту. За молодыми лейтенантами. Осенний сезон ещё открыт.
Сыч – наш завстоловой. Старшина – сверхсрочник. С Украины, откуда-то вроде. Решил, значит, сеструху обустроить.
- Вот зампотех и сделал первый шаг к ЗАГС-у. Кажи давай, не тяни, - Дудник предвкушал. Получение очередного курьёза в свою богатейшую коллекцию
Размазик показал.
- Да-а…, - изумлённо протянул майор. – Последнюю точку, видать, ты не поставил?
Аппарат зампотеховый опух и посинел. Чудовищно.
- Надо же! И эскулап наш умотал на Ладогу. Тебе в госпиталь надо. В Печенгу и налево. Ну, хохлушка сычовская! Ну, угораздило тебя.
Размазик захныкал:
- Может не надо? Может иголочкой ткнуть?
Майор пять минут матерился. Не меньше. Закончил. Предложил:
- Соколенко поедет сейчас домой. Подбросит тебя. На «Урале» своём. В люльке.
И подумав, заржал:
- Дно есть пока в люльке-то.
- Не-не-не! – заверещал Размаз. – Он пусть меня отвезёт. На «Яве». Дай-ка ещё вермути.
- На вашей-то «Яви»? – презрительно скривился майор. – Усидишь?
И уже выходя, остановился в дверях. Не поставить на финише точку Дудник, конечно же, не мог:
- Теперь имеешь право сказать, как говаривал по утрам мой командир-армянин. Такой же, как ты, корнеплод: «Сплю, понимаешь, и чуйствую. Весь я, как один большой сплошной х… И только под темечком чу-у-уточку мозгов».
Тронулись. Старался я изо всех своих мото-водительских способностей. Довольно хилых, надо признаться. Ехать пытался тихонько. Размазик сзади, ручонки в карманах. За меня не держится. Нечем.
Вермуть он доел, стало ему весело. На дорогу выезжать – Печенга направо. Он мне в ухо орёт:
- Вертай налево. К химикам заедем. Они утром из Заполярного пиво привезли. Я видел. Приглашали.
Химрота стояла левее нас в километре. Кадры – те ещё. Истинные «химики». Позже Лещ рассказывал: «С ихним капитаном на одной лестнице в Печенге жили. Тараканы были там – с кулак. Правда, смирные. Химрота принесла хлорпикрина. Всё рассчитали. По формулам. Облили квартиру ротного и всю лестницу. Естественно, сделали это нажравшись. И ночью. Сами на улице стоят. Курят. Народ, в чём был, в окна выпрыгивал». У Леща Натаха собиралась размножиться. Спросонок хотел её в окно вытолкать. Со второго этажа. Натаха не далась. Леща выпихнула на лестницу и дальше на улицу. Прямо к наблюдающим менделеевым ученикам. Те спросили закурить.
Белоус потом горько сетовал:
- Эка жалость-то. Свою женульку не сподобился сюда заманить. Она ведь у меня тоже. В стадии ожидания. Глядишь: вместе с Натахой прочувствовала бы тяготы заполярной службы. В тягостях будучи. Интересно? Спасла бы моя меня, как Леща Наталья?
Тараканам, кстати, было хоп што. Вид только имели очень обиженный. Так Пахомов утверждал. Он с ними был очень близок. Разговаривал и водкой поил. В блюдечко наливал. Каждый вечер. Потому и выжили наверное. Вот этого химики не учли.
Подкатились с Размазом в химическое расположение. Офицеры изволили отсутствовать. Дежурный старшина по большому секрету дал знать, что изволили убыть к погранцам. На зампотехов пивной запрос, старшина опять сослался на зелёные погоны.
- Вези к зелёным братьям. У них всё есть.
Дорога – грейдер. Крупная щебёнка. В сторону НАТО. Пару километров. Меж сопок петляет. Не гонщик я. Трезвый к тому же. Потому нам и повезло.
Слева из-за поворота вылетел ГТТ. Он же, зараза, широкий. Хоть и низкий. Весь грейдер занял. «За водкой погнали. Кончилось пиво», - пронеслось в голове.
Съезжаю вправо на обочину, запрыгал по камням, привстал с сидения, налетел на здоровый булдыган, мотануло ещё правее, лечу на бок, сидение вылетело вместе с Размазиком…
ГТТ просвистел, Слава Богу, и скрылся за поворотом. Я приземлился благополучно. Фуражка только слетела. Размазик лежит и стонет, и хныкает. Тоже без фураги. Руки всё там же. Лоб разбит.
Подбежал, ощупал, поднял. Если он не плакал, то у меня слёзы текли ручьями. Сказать ничего не мог.
Зампотех продолжал тонко поскуливать:
- Гад, сволочь, паразит. Ну, ты чего? Угробить меня хотел, да? За что, а?
Я всё его ощупывал и отряхивал, не веря, в чудо. Закурить – никак. Спички ломаются. Вдруг Размаз мне выдаёт:
- Ничего я им не говорил, слышь? Ничего. Они сами про наган выспрашивали. Помнишь, ты просил привезти. В экспедицию тебе ездить. Они сами всё знали. Я сказал им только. Наган ты хотел. Да. Ну, и что? Не семь же? Зачем тебе семь-то? Ну, ведь, правда?
У меня слёзы потекли ещё активнее. Отряхивал зампотеха и бормотал:
- Брось. Плюнь. Забудь. Всё херня. Смотри-ка, а? Так навернулись и ничего. А эти, суки, за водкой поехали, бля буду.
Лоб ободрал Размазик не особенно. Слюнями и подорожником заклеил. «Яву» завели, классная тачка! Двинули обратно. Ещё тише.
Вернулись к дому. Спрашиваю:
- Ну, что? Едем в госпиталь? Надо, ведь.
Зампотех поглядел на меня как-то странно:
- Нет. Погодим. Мне полегчало.
И вынул руки из карманов.
На ужин пошёл один. С кастрюлей. Забрал наши с Размазом пайки. К тому времени откупорили с ним петрозаводский сувенир. Остановил меня Дудник Рассказал ему вкратце.
- Да-а…, - задумчиво протянул майор. – Это хорошо, что Файзула шлем потерял и зампотех в фуражке был.
- Это как это, как это? – опешил я.
- В шлеме непременно башку бы свернул. Повезло ему.
- А мне? Я ж тоже в фураге ехал.
Назидательно Дудник ткнул мне пальцем в живот:
- Ты руками за руль держался. А Размазик наш за… Есть разница?
- Ну, давай, за мотоцикловую удачу, - поднял я петрозаводскую горькую.
Зампотеха действительно отпустило. Естество евонное. И захмелел мученик. Уткнулся носом в кастрюлю почти и говорит:
- Нет. Погоди. Давай за мой первый в жизни опыт. С бабой. Только не говори никому, ладно?
Я согласился.
И вот, до сих пор, держал слово. Ну, а нынче. За давностию лет… .
А на сестре он сычовской не женился.