Два года прошло с того момента, как я закончил институт.
И хотя я уже вполне освоился на заводе, где работал инженером, моя привычка опаздывать иногда доставляла мне нервные минуты.
Приходилось изворачиваться и придумывать какие-нибудь замысловатые оправдания.
Жизнь "заставляла" меня как можно более творчески подходить к решению этой задачи. И это было положительным моментом в этой неприятной ситуации.
В нашем отделе трудилось множество интересных для меня людей.
И в основном все со своеобразным чувством юмора, поэтому почти всегда было нескучно.
В работе специалистов отдела имелось одно «неудобство». Приходилось помногу времени проводить лежа на больших плазах, горизонтальных столах размером примерно 2 на 6 метров, на которых и выполнялись разные задачи, связанные с проектированием довольно габаритных деталей автомобиля.
Все геометрические построения выполнялись в натуральную величину. То есть иногда, чтобы что-то нарисовать в «дальнем конце» приходилось улечься на стол и с торчащими над полом ногами что-то выводить карандашом или рапидографом, а иногда «не отходя от кассы» и думать, перевалившись на бок в позе охотника на привале.
В этом была производственная необходимость и одновременно забавная романтика нашей профессии. Если кто-то новый заходил к нам, он вполне мог увидеть картину, валяющихся на больших столах мужчин и женщин, с умными и не очень лицами, в разных позах и с разными чертежными инструментами, разбросанными по плазу.
Сначала мне было весело от этого, потом привык… и даже считал своим долгом временами копировать позы задумчивости моих более продвинутых коллег. Я рассчитывал, что это тоже каким-то образом повлияет на приобретение опыта в профессии: не во всякой работе можно, вот так, запросто полежать расслабившись и при этом тебя никто не осудит.
Я думаю, именно из-за таких и подобных им нюансов складывалось у нашей братии своеобразное ироничное отношение к окружающему миру. Здесь все были шутниками, комиками и юмористами. Работа-то невеселая, а «нюансы» - наоборот, в результате «ядреная» смесь. Особенно было приятно, когда начали доверять самостоятельное проектирование, и приходилось идти куда-нибудь в параллельные службы (в отдел интерьера или к электрикам, двигателистам, дизайнерам) по делу и с деловым видом что-нибудь выяснить по своей теме. К тебе все относились всерьёз, и это было приятно.
В один из дней я обнаружил какое-то неудобство в горле. У меня в детстве каждый год были то ангина, то бронхит, то еще что-нибудь, и я уже привык к наборам лекарств и знал, что и когда пить, где и чем полоскать, куда ставить банки и на какое место класть горчичники. И в этот раз мне был (самим собой) быстро назначен курс лечения и, естественно, антибиотиками – так быстрее всё проходило. Ну, и, конечно, всякие леденцы пошли в дело и полоскания травами.
Неудобство в горле оставалось неизменным. Это была не боль в обычном понимании, просто, как будто какой-то посторонний предмет попал туда и не двигается. Пришлось топать к врачу. Цеховой терапевт ничего не обнаружила и послала меня к лору. Лор посмотрел со своим зеркальным глазом вглубь меня и почти сразу обнаружил небольшую папиллому на миндалине.
И говорит:
- Ну, голубчик, жить, конечно, будешь... некоторое время, а потом начнет расти, может быть.
И может даже вырастет размером с чернильницу,… а может и не вырастет. Здорово, правда?
- Очень, – говорю, – здорово.
- Вот именно! Поэтому предлагаю удалить! Причем обе миндалины, а потом отправить их на биопсию на всякий пожарный.
- А удаляйте!, - говорю, - Черт с ней, с чернильницей! Я в магазине, если что куплю.
Доктор помотал головой.
- Прямо сейчас не получится удалить. В стационар придётся вам направиться. И на больничный потом. Может даже на месяц. Вот. Так что решайте.
- Да что здесь решать? Как скажете, так и сделаю.
Мне стало не по себе – ой, как не хочется, чтобы в горло лазили и ковырялись там. Врач дал мне разные направления на всякие анализы. И это был вторник.
Как я сдавал анализы, история неинтересная и поэтому сразу скажу: к концу недели сдал все «на пятерки», если можно так сказать. То есть формально для медицинской науки, а точнее для хирургической практики я оказался вполне пригодным материалом.
Потом мне выписали направление уже в больницу, и в понедельник я должен был приехать уже в стационар.
Настроение моё было не из лучших.
В пятницу зашёл на работу попрощаться. Моя любимая собеседница, очень, надо сказать, остроумная, хоть и немолодая (кажется даже с дворянским происхождением) дама Татьяна Петровна на прощанье мне сказала что-то бодрящее. Кажется, нечто вроде того, что из меня сделают там наконец-то полноценного человека. Причём она пообещала приехать сразу после операции полюбоваться на меня, на человека новой формации, так сказать. Посмеялись… и я пошел морально готовиться в последний путь к… новой жизни.
***
В понедельник был в больнице без опоздания. Сначала я и мои коллеги, вновь прибывшие больные, прошли через смотровой кабинет. Я был один молодой, остальные шесть человек мужчины в возрасте и все с разными проблемами с носовым дыханием. Я потом из разговоров понял, что им всем будут исправлять перегородку.
Нас всех осмотрел пожилой врач. Уточнил у меня, болел ли я ББ (болезнью Боткина). Да, я болел. Потом мы сразу направились устраиваться в палату, в отделение. По-прежнему было невесело… Больницы вообще на первый взгляд места невеселые. Правда, лор-отделение, в общем, довольно оптимистичное место, как потом выяснилось. Но сейчас все мы были немного унылые и даже мутные.
Что нас ждет? Зашли в палату. Большое светлое помещение и восемь пустых кроватей с тумбочками равномерно расставленные по нему, в углу раковина для умывания. Все сразу как-то молча сориентировались, кому, где упасть. Присели отдохнуть. Кто-то уже познакомился между собой и потихоньку выяснял подробности недугов у собеседника.
Потом было время неопределенности. Нам сказали, что всех будут оперировать в среду с утра. Два дня были свободны и мы начали понемногу обживаться: получили белье, застелили свои кровати, разобрали сумки, знакомились друг с другом, понемногу начинали шутить… В общем в нашей комнате потеплело. Мы нуждались друг в друге.
Мы все - мужчины, но когда есть неопределенность и мы все здесь вместе, настроение наше или его оттенок зависит оттого, как люди себя поведут, будут друг друга бодрить, или наоборот делать пугающие прогнозы. У нас с этим был порядок.
***
Среда. Уже под утро глаза сами собой открылись, и больше так и не удалось уснуть – волновался. Часов в девять увели первую пару и назвали следующих, кому надо приготовиться. Мы ожидали… Конечно, эта неопределенность и независимость по большому счету дальнейших событий от тебя напрягала. Да, можно было психануть, собрать манатки и смыться отсюда, но потом все равно пришлось бы прийти, но уже с чернильницей.
Вызвали ещё двоих и мне с одним немолодым несчастным сказали приготовиться. Я немного затосковал и всеми силами пытался что-нибудь представить, чтобы смириться с неизбежным. Сразу хочу сказать: то, что мне предстояло испытать и увидеть превзошло самые смелые фантазии.
Минут через сорок зашли и за нами. Нас повели на другой этаж. Мы зашли в «предбанник» операционной. На меня надели местную чистую рубаху и кожаный фартук. Кроме того мне на голову одели хирургическую шапочку. У меня возникла мысль, что, может быть, я сам себе должен буду удалять миндалины. Да, забавно…
Ну, пошли! Вернее меня повели, а моему напарнику сказали пока подождать. Зашёл в просторную операционную. Слева в дальнем углу располагался вытянутый стол с больным на нём и с хирургом (который осматривал меня в понедельник), колдующим над его головой, а справа в дальнем углу располагалось железное кресло, очень напоминающее электрический стул с лампочкой сверху. Все было старое и даже, мне показалось, ржавое. В общем, для съёмок фильма ужасов в самый раз.
Медсестра в маске провела и усадила меня на «электрический стул», и включила лампочку сверху. В общем, я чувствовал себя примерно, как у стоматолога, но кресло было такое, что сидеть в нём пришлось с вертикальной спиной.
Хирург отошёл от своего лежачего и подошёл ко мне. Он велел мне открыть рот и брызнул туда каким-то аэрозолем. Через минуту в том месте куда «это» брызнули, появилось ощущение анестезии. Он подождал немного, а затем взял из рук медсестры средних размеров шприц с длинной иглой и… как с отбойным молотком «вошёл» в мой рот.
Я, хотел было сказать: «Позвольте!», но не сказал … Я не почувствовал боли, но ощущал, как в моих «недрах» что-то проходит сквозь меня. Смеяться не хотелось совершенно - именно поэтому я себя не узнавал. Всё! Шприц извлекли и оставили меня в покое на некоторое время.
Хирург, потирая руки, вернулся к лежачему. И тут я увидел, как из лотка рядом со столом он взял почти обычный, красивый никелированный молоток и что-то похожее на зубило. Повторю: операционный стол находился прямо передо мной в метрах трех и я всё (!) видел. И тут началось то, чего я не ожидал увидеть никак. В нос несчастному засунули железку и начали довольно сильно по ней бить молотком. С виду это напоминало труд скульптора или каменотеса, но звук был глухой, то есть такой, который раздается при ломке костей.
Я не знаю, как вам, но мне, не имеющему к медицине никакого отношения, стало не по себе… Я бы даже сказал, что меня это очень насторожило.
Всё с тем больным было сделано быстро. Хирург отошёл от стола и вышел в соседнюю комнату. А перед этим он велел лежачему подниматься и идти в палату.
Ну, в принципе, дядька легко отделался – и его уже отпустили! Следующий был я! И я это знал! В момент, когда врач входил в операционную, и наш «счастливчик» стал подниматься со стола, опустил ноги на пол, прошел два шага и стал падать прямо передо мной, медсестра стала его ловить. Хирург громко сказал ей:
- Да ладно! Сейчас он отойдет! Оставь его!
И с досадой заметил:
- Только зря перчатки испачкала!
Таким образом, в текущий момент в операционной сложилась следующая мизансцена: в середине комнаты лежит «счастливый» человек, у которого всё уже позади и он никак не может пережить эту радость; медсестра, тоже несколько потрясенная произошедшим, стоит около больного и протягивает ему ватку с нашатырем; хирург, стоит в дверях, и его взгляд обращён в моём направлении - кажется, он уже решает с чего бы начать у меня; и, собственно, я, уже «подготовленный» к операции, сижу в уголке, и точно не знаю мне сейчас потерять сознание или чуть позже.
Получалось, что меня уже «развлекли кином», теперь и моя очередь пришла развлекать. Наш лежачий начал приходить в себя, поднялся и пошёл к выходу. Хирург посмотрел на его траекторию и успокоился окончательно.
Бригада "выдвинулась" ко мне. В руках у врача был странный инструмент – медная ложечка на очень длинной ручке. Он сказал мне открыть рот и засунул ложку в меня и стал ковыряться. Характер движений напоминал движение, которым выковыривают устриц из раковины.
В этот момент я не был своим телом, я был глазами и чем-то, что чувствует происходящее, как может. Ложку вытащили. Теперь настала очередь еще более «красивого» инструмента.
Выглядел он как рукоятка с курком, на ней длинная тонкая трубка, а на другом конце трубки веревочная петля.
Петля «полезла» ко мне в рот. Врач нажал на курок, и я почувствовал, как петля затягивается. И уже через три секунды, одна миндалина была удалена.
Но что-то пошло не так… у меня сильно пошла кровь и я почему то начал сильно кашлять. Всё это полетело на врача и медсестру. Я всё это видел, но сделать ничего не мог. Я видел, что медсестра совершенно растерялась, врач не был растерян, но был раздосадован происходящим. Быстро привел в себя медсестру и велел принести шовный материал и ещё что-то… А кровь течет из меня, ребята, и нормально, так течет… и еще я кашляю.
Врач, решительно подошел ко мне, велел дышать носом (кажется), передвинул ниже лампочку, и засунул какую-то закорючку в меня… и все пытался найти разорванный сосуд, чтобы зашить его. Было предпринято несколько попыток. Он нашел его – просто зажал, а потом и смог наложить шов. Не знаю, сколько времени это заняло, но мне показалось очень долго.
Через несколько минут, когда врач устало опустил руки победителя, несчастная медсестра спросила у него с надеждой:
- А, может, не будем удалять вторую сегодня?
- Черт! Придется сегодня! Я её уже подковырнул.
Вторую удалили без приключений.
Всё закончилось!
Мне сказали идти с богом в палату, ни в коем случае не делать глотательных движений и не говорить вообще ничего. Всё, что появится во рту удалять в лоток, но не в себя. Я встал с «электрического стула» совершенно разряженный.
Я чувствовал, что конечно стал неординарным случаем в практике этого доктора. Я видел, как он устал… он может быть сейчас прямо у меня на глазах боролся, наверное, за мою жизнь и помог мне… наверное, это был его долг… Мне нельзя было говорить!!! Но я не мог не сказать ему пусть даже обколотым лидокаином горлом «Спасибо» и «Извините»… вернее я только смог промычать «Ааыыоо» и «Иииииэээ» ….я не знаю с чем это сравнить… я испытывал к нему благодарность, что он не бросил меня … и чувство вины, что я обкашлял его своей кровью…
Я слышал, что кровь тех, кто переболел ББ навсегда останется опасным источником гепатита… я ведь мог его заразить… Он не бросил меня… А ситуация была, наверное, очень нехорошая… В ответ на мое мычание он устало кивнул и я понял, что он понимает меня. Он показал мне, что я могу идти с богом. И я ушел.
Потом был странный день и странная ночь – мне нельзя глотать! – иначе снова начнется кровотечение, и тогда дежурный врач потащит в операционную заново накладывать швы. Я этого очень не хотел. Наверное, обычный человек не представляет, как это не глотать сутки, и ему вряд ли удастся продержаться хотя бы полчаса. А мне пришлось больше суток так держаться и только, кажется, к вечеру следующего дня мне разрешили выпить немного воды. Говорить и напрягать связки нельзя несколько дней.
Это очень похоже на медитацию. Ваш ум становится очень тихим и очень сосредоточенным на том, чтобы не совершить ошибку, иначе снова боль. Я пытался практиковать медитацию до того, как попал в больницу. Считал дыхание и четки, но конечно мой ум очень быстро улетал куда-то в своих мыслях, я его возвращал снова к «объекту», но он снова улетал…
А медитация на том, чтобы не глотать, мне удалась - у меня была мощная мотивация – я всей душой не хотел повторения тех утренних событий. Именно поэтому, наверное, через пару дней я чувствовал себя именно тем самым «другим» человеком… Вы помните пожелания Татьяны Петровны мне? Мой ум был острым, как никогда и чистым от дурных помыслов.
Появилось смутное ощущение, что через все это я как-то очистился, стал более понимающим и чувствительным к простым красивым вещам вокруг…
На третий день после операции я стал осознавать, что жизнь вновь начинает обретать краски. Медсестра в маске, которая вечером мне сделала инъекцию димедрола, смешанного еще с чем-то, показалась симпатичной.
Инъекция была в то самое место, которое чуть ниже спины. Но это не помешало мне нацарапать (а говорить я пока толком не мог) на кусочке бумаги «Как вас зовут?» девушка попалась с юмором, и ответ написала тут же «Алёна». И я разглядел красивую улыбку под маской. Такого романтического знакомства с девушкой у меня еще не было.
Мне хотелось распушить хвост и как-то беззвучно продемонстрировать свою павлинью доблесть, но мысль, что мой тыл ею уже был вполне досконально изучен только что, так как надо было выбрать место для инъекции, остановила меня. Я поблагодарил медсестру улыбкой и удалился с гордо поднятой головой и с димедролом в одном месте.
На следующий день приехала Татьяна Петровна и привезла какое-то протертое угощение. Было очень приятно, что она не забыла меня. И мы поговорили. Она что-то спрашивала и рассказывала, а я шепотом пытался поддержать беседу. Конечно, она видела, что я другой и уже не такой обалдуй, каким был еще неделю назад. И она смотрела на меня с улыбкой.