***

ИСПОВЕДЬ БЕГУЩЕГО ПО КРАЮ.
    
      Здравствуй.
Согласись, что исповедь подразумевает духовную близость, поэтому будем на «ты». Нам легче будет общаться. Мне – рассказывать, тебе - слушать. Мне мой рассказ поможет разобраться в самом себе, увидеть пройденный путь и наметить цель на завтра. Тебе – понять, что  даже из тупика можно найти выход. И обрести надежду – тогда ты обязательно его найдешь.

      Года два назад подобная книжица очень помогла бы мне, но такой я не находил. Может быть плохо искал, но, скорее всего таких нет. Поэтому я решил попытаться восполнить этот пробел.
      Четыре с половиной года я делал дело, которое считал своим личным. Наиболее близкие товарищи знали только в общих чертах, но мои мысли и чувства оставались только моими. И вот сейчас неожиданно, не имея ни умысла, ни способностей, будто по велению Свыше – сел, и буквально за один день набросал черновик моей исповеди.
      Осознание важности того, что я делал и делаю, пришло в тот момент, когда я стал писать. Что же я делал эти годы?
      Чтобы было понятнее, представь себе обессиленного, смертельно уставшего человека, лежащего на краю пропасти. Жизнь едва теплится в нем. Но его разум и его душа живы. Он чувствует грудью острые камешки, чувствует холодный запах пропасти. Он знает, что она рядом, но чувства страха нет, как нет и сил физических, чтоб отползти.
        Он давно лежит, он устал лежать. Это беспомощное лежание, острые камешки под грудью, бессилие, холодный запах начинают вызывать в душе чувство протеста. Оно зреет, растет, начинает закипать, превращается в ярость. Сил нет, он опирается руками в землю, подтягивает колени и  отрывает грудь от земли. Он не хочет стоять на коленях, так же как и лежать на земле. Он готов шагнуть в пропасть, но только с выпрямленной спиной. Сил нет, но он выпрямляется. Он выпрямился. Выпрямился! Вдохнул свежего  воздуха и почувствовал, что может стоять. Он почувствовал, что  может шагнуть. Откуда взялись силы – он не знал. Чувствовал, что яростное нежелание лежать, стоять на коленях, отсутствие страха от близости края пропасти – скорее всего эти чувства дали ему  силу шагнуть. И он шагнул. Один раз. Второй. Третий. Он пошел. Он пошел вдоль края. Потом побежал…
       Если силы твои иссякли, но душа жива -  прочти мою исповедь.
Существует специализированная литература, не сомневаюсь в этом, хоть и не читал, где ты найдешь советы  самых заслуженных тренеров. Там наверняка расписано все от самого начала и до самого  конца. Естественно, любой тренер посоветует обратиться к врачу. Это самое начало и не буду утверждать что это пустой совет.
         Если бы я тогда, пять лет назад пошел к врачу, что бы я  услышал? Что с таким сердцем нужно ложиться в больницу, что у меня хронический бронхит и курить  мне категорически запрещено. И не о беге мне думать, а в первую очередь о лечении. И лечиться, лечиться и еще раз лечиться…
       Да, есть литература, есть и телепередачи. И много советов. У каждого, кто бегает есть опыт, свой пройденный путь. Но не у каждого этот путь – по краю.Я не зову к себе. Бежать по краю – удел не многих. Но прочитав мою исповедь, возможно ты сумеешь понять, чем он притягивает – этот бег. И кто знает, может быть мы еще встретимся с тобой на тропе…
       Здесь не будет советов, наставлений, поучений. Здесь только рассказ о том, что и как делал я.

       Когда наступило третье тысячелетие, я наконец-то нашел стабильное место работы. Тяжелые времена прошли, я стал жить спокойно, размеренно. 80 % рабочего времени я мог сидеть, потому, наверное, раздобрел, отрастил брюхо. Мне стали говорить, что я поправился. Не скажу, что это меня радовало, я понимал, что это, скорее всего гены: мой папа, Царство ему небесное, был плотным и мне на роду было написано быть таким же.
     Смотреть на себя в зеркале было неприятно, а на фотографии тем более.
      Время шло, через год должно было исполниться 50, но я чувствовал, что вряд ли дотяну.
     Расклад был такой: привычное нытье сердца говорило о неизбежном финале. Оно ныло постоянно. На работе у меня стоял флакончик с валерьянкой, дома таблетки «Кардиомин» и «Корвалол» - это когда нытье переходило в колотье, будто иголочка воткнулась. А дыхалка? Сипящее дыхание говорило о том же – «Бросай курить или сдохнешь». Ночью я просыпался от свиста, который издавали мои бронхи. Все–таки 30 лет стаж курильщика и 20 лет вредного стажа по профессии.
      Фактически я стоял, скорее, лежал на краю. Я чувствовал близкий финал и это меня нисколько не пугало. Не каждый приговоренный к смерти испытывает страх.
      Но меня бесила эта морда с двойным подбородком, висящими щеками, это брюхо, из-за которого не видно ног. Я с трудом втискивался в джинсы 52 размера, да и то, если втянешься.
      Я возненавидел это брюхо, свисающие складки в том месте, где когда-то была юношеская талия. Если мой папа был таким, значит никуда не деться, принимай как должное, как закономерность, как наследственность? Но я не хочу! Не хочу! Я не буду таким!
      Это неприятие предначертанного, как тогда казалось, свыше, породило протест, вызвало противодействие. Сдохну, но не буду таким!
      Надо было что-то делать. А вот что? Бегать? Это с моим-то сердцем…   
      И подумал я тогда: а чего тянуть? За что цепляться? Почти пятьдесят прожито, ну еще год, полтора протяну, а может быть и нет – с таким гнилым нутром – вряд ли. И надо ли? Ощущать надоевшее сердечное нытье, хрипеть при хотьбе, видеть в зеркале  эту морду и это брюхо… Нет! Не хочу! Сдыхать – так сдыхать. Но не в больничной палате, а на бегу, в березовой роще!
      Я сделал свой выбор, принял решение. И начал осуществлять его.
      Был август. До 49-тилетия оставалось 1,5 месяца.
      Первым делом «амуниция». Вспомнил я, как одевались наши ребята из борцовской секции когда «сгоняли» вес – даже летом разминались в свитерах, и стал подыскивать подходящие вещи. Нашел свои старые тренировочные шерстяные штаны. Им больше 30 лет, светятся уже, но ничего, сойдут. Сверху на них из плащевки, со шнурком на животе. Шнурка едва хватило чтоб узелок завязать – штаны – то зятя, ему 25, размер 46-й. Футболка из полусинтетики а поверх нее вязаную кофту шерстяную под горло, с замком. На ноги кроссовки – специально купил....
 
               Дни тогда стояли чудные – ясные, безветренные, до 25-ти градусов тепла. Народ на улице воздухом дышит, много народу.
      Дождался вечера, когда солнышко заходить за сопку стало.
Из подъезда вышел, и сразу трусцой к роще – она в ста метрах от дома. Мимо детской площадки, где мамы-папы с ребятишками. Не по себе как-то, стеснительно, но я в ноги смотрю, а мир где-то сбоку.
      Через сотню метров перешел на шаг…
Для того чтоб передать словами мое состояние в тот момент надо обладать талантом, чего, к сожалению, не имею. Не суди строго, принимай то, что получается. Одно меня утешает – то, что я рассказываю – было. И это правда.
      Я был раздавлен, расплющен в жалкую мокрую лепешку. Я как будто пытался вынырнуть из океана, а меня тянуло на дно. Я тонул, дышать было нечем, я отчаянно хватал воздух раскрытым ртом, а воздуха не было. Судорожно-частое дыхание прерывалось кашлем, но откашлять за многие годы накопившуюся в легких грязь не удавалось – горло пересохло, отчего сглатывание было  болезненным.
        Сердце бешено колотилось в груди. Но оно, я это был способен осознавать, билось без боли.
        Очень важно отметить то, что сознание было ясным. И на шаг я перешел осознано – дойдя до предела, но, не  переходя его. Это  еще более важно.
       Все, что мой организм испытывал, я контролировал сознанием. Физическую нагрузку на мышцы ног, бешеную работу легких, стук сердца, извилистую тропинку, вылезший из земли березовый корень впереди, свой шаг, спотыкающийся на незамеченных корнях, но шаг спортивный.
        Пока я семенил спортивным шагом, я восстанавливал дыхание, постепенно приводил  выдох и вдох в ритм. Описать технику бега первых дней довольно сложно, но вкратце он выглядел так – шаг был короткий, низкий, на всю ступню, тяжелый. Нога не ступала, а падала на землю. Частое дыхание с выдохом на третий шаг левой ноги было мелким, выдох часто  «проглатывался».
       Метров через пятьдесят дыхание восстановилось и я побежал.
       Давненько я бегал трусцой… Вообще здоровому человеку бежать трусцой даже как-то неинтересно, нагрузка на организм близка к нулевой. А тогда «трусца» для меня была огромной, непосильной тяжестью. Я держал эту тяжесть и, чувствуя, что наступает предел, переходил на спортивный шаг.
       Маршрут был заранее определен, длина его на глазок была с километр в один конец. Там я развернулся и обратно в таком же порядке – с бега на шаг, с шага на бег. Ближе к концу маршрута закололо сердечко и я перешел на шаг, и так спортивным шагом, замедляя темп, закончил маршрут.
       Из рощи путь мимо детской площадки. Лицо мое залито потом, дыхание тяжелое, мамы – папы наверное смотрят, но мне не до них. Домой бы добраться.
      Добрался. Сел на стул перед зеркалом. По лицу скатываются капли пота, глаза залиты не то потом, не то слезами. Внутри иголочками легкие покалывает, глотка пересохла, дыхание частое, то и дело кашель рвется. Отходил минут двадцать. Поднялся со стула – ноги подрагивают. Стал прохаживаться, приводить дыхание в ритм, кое-как привел. Минут 40 прошло, снял мокрую одежку, развешал на веревке и пошел мыться.
         Спал нормально, но от свиста бронхов своих как и раньше просыпался. И сердечко ныло, но не больше, а по прежнему, но к этому я  настолько привык что почти не замечал.

        Возможно, ты усомнился в объективности моей оценки  своего здоровья в тот период. Возможно, ты подумал, что я сгустил краски или исказил ненамеренно свое состояние вследствие пессимистичности натуры или чего-либо подобного. Отнюдь. Я просто не успел сказать тебе главного.
       Да, в тот первый день физически я был раздавлен. И бежал я вопреки всем законам физиологии, вопреки здравому рассудку. По этим законам я должен был уйти из этого мира если не в начале, то в конце маршрута наверняка. Почему это не произошло?
       После первых ста метров, когда я перешел на шаг, когда не было вокруг  ни воздуха, ни окружающего мира, я знал, что через минуту, через две опять побегу. Во что бы то ни стало – побегу. И я побежал.
       Моя душа, средоточие чувств, основа физического тела обратилась к Создателю такими словами: « Господи, забери меня! Если я сделал все что должен был сделать, если мне на этом свете не сделать большего – забери меня! Забери меня, Господи! Я готов!»
       Это был крик, наполненный болью от ран, полученных в битве под названием «жизнь», наполненный горечью от ран, от бессилия что-либо изменить, и, главное, полный яростного нежелания жить в этом  замкнутом круге. Этот крик не исходил от разума, не услышать его было невозможно.

       Ты не подумай, что обратился я к Господу впервые и только в критической ситуации. Нет. Я обращался к Нему и ранее, со школьной скамьи. И с просьбами и с благодарностью. В те детско-юношеские годы мои  обращения были сродни щенячьему поскуливанию – «авось погладят». И в пятьдесят я обращался почти так же. Не думаю, что масса молящихся в храме обращается к Господу иначе. Прости. Меньше всего мне  хочется обидеть тебя, но, дочитав до конца, надеюсь, ты поймешь как все это было со мной.
       Я верю, тогда Он услышал меня.

        Утро следующего дня сразу напомнило о вчерашнем. Легкие будто проершило ершиком, казалось грязь в них отслоилась и зависла. Мышцы ног болели. Когда-то в юности я «таскал железо»  и боль натруженных мышц была мне приятной. Тогда же тренировки проводились три раза в неделю, потому и решил бежать на следующий день. Ждал его без боязни, напротив, появился даже какой-то азарт, интерес: кто - кого.
       И назавтра я побежал. Добавив к снаряжению что-то вроде банданы – свернутым в жгут платком повязал лоб, чтоб не заливало глаза потом.
        Второй раз был ничуть не легче первого. Он был таким же страшно тяжелым. Как и каждый следующий.
         Что двигало мной? Что заставляло мучить себя? Может, в самом деле, есть во мне что-то садомазохистское? Нет, не помню  чтоб страдания  доставляли мне удовольствие. Но всякий раз после бега я садился у зеркала, смотрел на катящиеся капли пота по измученному лицу и испытывал удовлетворение от того, что «я сделал это!» Только удовлетворение. От того, что сделал. 
         Когда побежал четвертый раз – заметил, что переходить на шаг стал не раньше, чем у намеченной точки – «у той березы, не раньше». Старался отодвинуть эту точку как можно дальше. Это удавалось. Я отмечал, что в прошлый раз перешел на шаг в этом месте, а сейчас бегу, и бежал, бежал пока не чувствовал предел. С каждым разом предел отступал, но отступал медленно.
         Когда удалось пробежать маршрут в один конец всего с одним переходом на шаг – я  посчитал это великим достижением. Произошло это через два месяца. А в ноябре я бегал без перехода на шаг.

        Возможно, ты подумал, что свершилось чудо и я стал бегать легко или  может быть хоть немного полегче? Нет. Категорическое нет! Нисколько не легче. Я заставлял себя не переходить на шаг потому, что теперь я мог дышать. Дышал тяжело, но все-таки легче, чем сначала. И на шаг переходил, а это случалось неоднократно, когда сердечко начинало протестовать. Оно покалывало. Не каждый раз, но сначала довольно часто. Потом реже. А вот ныть перестало. Я даже не заметил – когда.

         Наступила зима. Я бегал. Через два – три дня, изредка через день. Когда температура опустилась ниже 13 градусов, я воспринял это с облегчением. Бегать при  минус пятнадцати и ниже считал неразумным. Типа: «какой дурак зимой бегает?» Тем не менее, как только температура поднималась я, преодолевая внутреннее сопротивление, заставлял руки снимать с веревки «амуницию», нес в комнату, включал музыкальный центр, ставил диск группы «Криденс» и под «Born On The Bayou» начинал одеваться. Позднее я говорил: «Когда я слышу «Born On The Bayou» я инстинктивно начинаю готовиться к бегу». Под эту музыку я начинал психологически настраиваться, готовился совершить подвиг. Казалось, что пульс учащался, правда, я даже не знаю, где его надо щупать.

        Потом пришла весна. Снег таял, в роще стояли лужи-озера, я не бегал, «отдыхал». Но весна тем и прекрасна, что дает начало жизни – я  с нетерпением  ожидал когда сойдет вода, когда, пусть даже по мокрой тропе, по грязи но я опять побегу.

       Появились и другие факторы.
       Во-первых, я больше полугода бегал. Пусть с недельными перерывами, причиной которых были когда погода, когда усталость, когда плохое настроение, а когда и лень. Но я бегал! Из моего окружения я был такой один. Некоторые мои товарищи кто бегал летом иногда, кто когда-то, лет 15 назад, и зимой и летом. Но это было когда-то… А я бегаю сейчас! На пятидесятом году жизни, поставив жизнь на кон! Я  бежал по краю! Возможно, край стал еще ближе, поскольку  экстремальные моменты в моей жизни стали с периодом в два – три дня регулярными.
Во-вторых, несмотря на экстрим, чувствовать себя я стал лучше. Зиму пережил без простуд. Свистеть во сне стал реже. Походка стала меняться: если раньше шаг был тяжелым, размеренным, то сейчас в нем появилась пружинистость. Правда, ступни ног хрустели, и утром первые шаги я делал с трудом, превозмогая боль. Но потом расхаживался и все проходило.
      И все же основным фактором моего желания продолжать бегать скорее всего было…
       Я до сих пор затрудняюсь ответить на этот вопрос. В разные периоды двигало мной не что-то одно,  определенное, которое можно выразить одним словом.
         Первые два месяца я «бросался грудью на амбразуру». Потом  было что-то похожее на «врешь, не возьмешь!» Потом под звуки «Born On The Bayou» я настраивался на бой, на победу: «Пор-р-рву!» Я и  в прошлые времена  не выбирал легких путей. А этот  был, пожалуй, самым тяжелым. А может быть и последним. На  все воля Господня. Но сворачивать с него у меня мыслей не было. Ни в начале, ни сейчас.

         Я пробегал без малого год, когда боль в ступнях достигла своего предела. Проснувшись утром, я не смог стоять – дикая боль не давала шагу ступить. Думал, на работу не пойду, просто не дойду. Но расходился, хромая, пришел на работу. Поделился проблемой с товарищем. Он сказал, что его мама испытывала подобные боли и лечила ноги тем, что катала деревянную палочку босыми ступнями. Стал и я лечиться таким образом. Через полтора месяца полегчало и я  начал опять бегать.

        Начался второй год. Дистанция была прежней: километр туда, километр обратно. Бегал я тяжело. Вес не сбрасывался. На работе мой начальник, хороший человек,  подходя утром поздороваться, хлопал меня по брюху ладонью и говорил: «Не видно, что ты бегаешь». Я отшучивался: «Слава Богу – не растет. Как было, так в одной поре и остается». А когда бежал, размышлял: « Когда же будет легче? Ведь уже второй год, а как было, так  и сейчас тяжко». Года три назад как-то взвесился: 84-килограмма. И это при росте 170 сантиметров. Потом я не взвешивался, это мне было не интересно, лучшего результата не ожидал. Такой вес просто носить тяжело, а бегать тем более.
        Бежал я по-прежнему тяжело, ритм дыхания был частым, выдох приходился на пятый шаг левой ноги. Шаг был тяжелым, коротким, на всю ступню.
        Привычный маршрут отвлекал мыслями о том  о сем. Думал и о том, что мой бег – это подвиг. В таком возрасте, с таким весом, с таким здоровьем я второй год регулярно совершаю подвиг, а будет ли награда? Интересно, какую награду я бы хотел? Наверное, достойную зарплату, чтоб из нищеты вырваться. Нет, здоровья всем моим близким и родным. И ума бы детям. Да и мало ли чего другого хотелось бы. Обо всем сразу и не вспомнишь, голова в такт шагу подпрыгивает, повязка на лбу мокрая, пот все-таки просачивается и щиплет глаза. Обессиленный, я преодолеваю ложбинку, потом через  дорогу – здесь ровик-ямка – перепрыгиваю и дальше, дальше – еще метров 300 и разворачиваться… «Господи, - обратился я, - ничего мне не надо. Позволь мне только бегать».
        Я верю, Он услышал меня.
        Что самое поразительное, я стал ощущать что-то похожее на внимание со стороны. Это ощущение в дальнейшем сыграло огромную роль на изменении моего внутреннего мира.
         Интервал между днями бега я старался сокращать. Если бежал через день – считал себя молодцом, но не более 2-х дней  «отдыха». Впрочем, это не было правилом, системы тоже не было. Через день побежал – отлично, через два – хорошо. А через три дня – укоряешь себя : «надо было вчера бежать – сегодня-то вон как тяжело, будто год не бегал». Два дня подряд бегал – ай да молодец, три дня пробегал – нет, тяжко, надо два дня через день бегать.
         Обратил внимание, что осенью дышать легче, в воздухе, казалось, кислорода больше чем летом. Как только морозы ударили до минус 15 – не бегал. При повышении температуры опять «выходил на тропу».
          Второй год я бегал без перехода на шаг. Когда сердечко начинало протестовать, я переходил на щадящий темп, больше похожий на бег чем на спортивную ходьбу. К концу второго года, пробегая дистанцию, стал делать ускорения, приучая сердечко таким образом к нагрузкам. Интересно мне было, как оно поведет себя. Слава Богу, оно работало. Нельзя сказать – безукоризненно, но  ожидал я худшего. Не скажу, что ускорения я делал от избытка сил. Иногда это приходилось делать вынужденно – перебежать дорогу перед приближающейся машиной, или пересечь тропинку раньше группы прогуливающихся. Они, кстати, на пересечениях дорожек крайне редко пропускают бегущего.
         Иногда, что бывало реже, я ускорялся чтоб проверить – сдохну сейчас или чуть позже? И такое было.
         После бега, заходя в квартиру, я встречал сочувствующий взгляд жены. На ее вопрос «Ну как?» отвечал: «Слава Богу, бывало хуже».
         Я включал музыкальный центр все с теми же Криденсами, ставил «Before you Accuse Me» и «отходил». Иногда снимал себя на видео и потом, просматривая пленку, удивлялся: столько пота выходит а морда по-прежнему толстая. В тот год я стал говорить своим родным: «Ползком, но побегу!».

          В начале третьего года я уверенно «делал» дистанцию. Уверенно – не значит легко. Бежать было очень тяжело. Каждый раз я заставлял себя настраиваться – сегодня я бегу. Как бы я ни устал на работе, после часа езды в автобусе, с трудом передвигая ноги по дороге домой, чуть не плача от жалости к себе я знал, что сегодня должен бежать. Должен, потому что 2 дня не бегал. Должен, и побегу. Ползком, но побегу. И  бежал.
          Начинал от подъезда трусцой. Метров сто «ловил дыхание», настраивал в ритм – выдох на пятый шаг левой ноги. Постепенно «трусца» переходила в темп «прогулочный» : шаг чуть пошире, ноги чуть повыше. Начало маршрута – это не конец, силы физические все-таки есть, пусть и небольшие- заставляю пружинить ноги, отталкиваюсь носком. Приходилось видеть как бегают, иной раз залюбуешься – до того красиво бежит! И я хотел, чтоб мой бег тоже был красивым.
         Метров 200 пружинил, а потом становилось не до красоты. Пробежать бы. Хоть ползком…
         Два года 4 месяца бега были позади. Обдумывать, анализировать этот факт мне особенно не приходилось. Эта тема возникала в мозгу в те минуты, когда я бежал. А бежал я тяжело. Дыхание было частым, тяжелым, мышцы ног держали почти предельную нагрузку, бывало и сердечко начинало протестовать и я снижал темп.
         Но я держал эту тяжесть без того – начального, предельного напряжения. Мое сознание отмечало это. Я чувствовал, что могу нагрузить себя еще, и нагружал. Стал бегать 3 дня через один день «отдыха». Смог один раз, смог и второй. Добавил еще один день – четыре дня бега через один день «отдыха». Почувствовал, что это слишком и решил, что 3 дня через 1 – оптимальный вариант.

          Но в том и состоит особенность нашей жизни, что наши увлечения, личные пристрастия не могут и не должны противоречить интересам маленькой ячейки общества – семьи. А интересы моей семьи требовали больших, чем я зарабатывал средств. И после Новогодних праздников 2005 года я стал работать еще два часа на другом предприятии.  И бегать почти перестал в рабочие дни.
        Получалось так: в 5 часов 20 минут я просыпался, в шесть выходил из дома, до 15-ти часов 40-ка минут работал, потом  50 минут  ехал на вторую работу. До 19-ти часов работал так же стоя за станком, приезжал домой в полвосьмого, ужинал и в 21 час засыпал «мертвым» сном. Прошла неделя, в выходные бегал, следующая неделя  опять занята работой и так до выходных. А через две недели решил в среду побежать. В восемь вечера в январе уже ночь, темень в роще – хоть глаз коли. Пришлось проложить новый маршрут. Проложил. Мысль о том, что надо бы отложить бег до лучших времен, что  обеспечение семьи важнее, а, приложив к 10-ти часовому рабочему дню еще и бег можно и «в ящик сыграть» - такая мысль меня даже не посещала. И я настроился на прежний ритм. Считаю, что если бы не предыдущие два года бега, я бы сдох от такой нагрузки.

          А потом опять наступила весна. В день «отдыха» я прошел по маршруту. Картина была удручающая: резкое потепление превратило снег в кашу, из-под подошвы брызгало. С шоссейки текло в рощу, там вода уходила под снег. Но график есть график. И две недели «половодья» я бегал. Думаю, сторонний наблюдатель крутил пальцем у виска и я на его месте делал бы то же самое: по огромной луже, высоко подымая ноги скачет мужик и не понять – зачем он это делает, от кого убегает?
          А внутренние ощущения – ничего особенного. Да, вода холодная, но лужа кончилась, а мокрый снег разлетается, не успевает попасть внутрь кроссовок. А там – земля, покрытая прошлогодней травой, а здесь хвоя – совсем сухо. Через 30 метров ногам опять тепло.
        И потом, дома, «отходя», удовлетворение от того, что сумел заставить себя бежать: «я сделал это»! Переломил физическую усталость после 10-ти часов работы, острое нежелание, внутренний протест, вой, стон: «не хочу, не могу…»

         Заканчивался третий год. Его я заканчивал уверенным «проходом» дистанции. Темп бега был «хорошим». Дыхание частым, с выдохом на 5-тый шаг левой ноги, но не таким тяжелым. Пробегал дистанцию с максимальным напряжением физических сил. Были мысли о том, чтоб «сделать» еще кусочек метров в сто, но сил на этот кусочек не было.
         Решил сделать  хронометраж. Взял секундомер, засек. Прибежал. Посмотрел. Ого! 27 минут! А потом всмотрелся и был неприятно поражен: всего 17 минут. Три года бегаю и всего-то дистанция – 17 минут!
         Я был разочарован. Впрочем, глядя на себя в зеркале, я не видел изменений. Такая же толстая морда, такое же брюхо… Хотя, покупая джинсы, я заметил, что прежний размер -52-й – велик, 50-й был нормальным, и я купил на полразмера меньше – все равно растянутся. Заметил, но значения не придал. И раньше бывало: написано одно, а «не налазит», или наоборот – «болтается».

         И все-таки я испытывал неудовлетворенность. Нет, я не считал, что зашел в тупик, нет! Я бегал, я дышал, я жил не прислушиваясь к сердечному нытью, его не было! И спал я без свиста бронхов.
        Но я чувствовал, что необходимо что-то делать. Все, что попадалось на глаза касательно бега, я прочитывал и по ТВ просматривал. Особенного чего не попадалось, но вычитал о периодичности физической нагрузки, речь шла о «качках» и сделал свои выводы.

         Четвертый год я начал с бега по семь дней подряд. Семь дней бегаю, один «отдыхаю». Прислушиваюсь к организму – нормально. Тянет. Через месяц – 15 дней бегаю. Нормально. В ноябре тоже один день «отдыха» через 17 дней бега.
         Морозы  установились до минус 25-ти, а у меня график – побоку мороз!  Я полотенчишко вафельное под воротник кофты приладил и ничего, что некрасиво – все равно никто не видит. В ноябре в 8 вечера при  морозе 25 на улице почти никого, один я.
          Еще с прошлого года был у меня зимний маршрут, но он мне не нравился – не люблю бегать по асфальту. Хоть он и под снегом, и освещен фонарями – а не нравится - лес далеко. Стал подыскивать другой. Не сложно это оказалось- нашел. И до сих пор не меняю.
         Я осознавал, что бег 15 дней подряд – это громадный рывок. Сделал хронометраж – 21 минута. Дистанция увеличилась на целых четыре минуты! Это почти фантастика! Я был горд собой.

         Все это время ступни ног побаливали. Когда больше, когда меньше. Первые шаги  утром давались с трудом. Часто я приходил на работу хромая. Лечился по-прежнему – катая деревянную палочку. К концу декабря боль в  левой ступне стала невыносимой,   я даже нарушил график, не смог бежать.
        Один мой товарищ говорил как-то, что его жена «мается ногами», я обратился к нему. Выяснил, что его жена лечится бальзамом Дикуля. Я сразу же купил, намазал ступню, перебинтовал и удивился тому, что боль стала              терпимой – можно было бежать. Естественно, в дальнейшем месяца два я втирал бальзам перед сном, а перед бегом потуже бинтовал ступню и бежал.
        Во второй декаде января ударили морозы ниже 30-ти и целую неделю я «отдыхал». И вдруг нечаянно увидел по ТВ репортаж о любителях бега из Якутска. Те при минус 40 бегают. Специально, что-ли показали, когда я сидел у телевизора? Короче, плюнул на минус 33 и побежал.

        Хочу выделить особо. Я не любитель бега. И никогда им не был. Я не испытываю к нему ни любви ни неприязни.
        Моя работа мне нравится. Я с  удовольствием выпью рюмку водки под хорошую закуску. Я испытываю удовольствие от прогулок по лесу.
        Когда иду куда-то, к примеру на рынок, на почту, я не испытываю никаких чувств от ходьбы. И от бега так же.
        Но я испытываю удовлетворение, иногда гордость, иногда удивление, иногда восхищение от того, что Я СДЕЛАЛ ЭТО!
        Я пересилил свое нежелание бежать.
        Я пересилил свою усталость после тяжелого, изматывающего дня.
        Я пересилил чувство моральной, душевной пустоты, обескровлености, когда не хочется жить, когда обрыдло все, я подчеркиваю – все!
        Отрешенно, инстинктивно, механически я снимаю с веревки футболку, пару шерстяных тренировочных штанов, все те же широкие бананоподобные штаны из плащевки, снимаю свитер, кофту с замком под горло и иду переодеваться.
         Включаю свою музыку, одну и ту же «Born On The Bayou» группы «Криденс» и  сажусь на стул. Футболка пахнет потом. Запах свежестираной мне нравится меньше. Снимаю плавки, натягиваю шерстяные штаны, начинаю бинтовать ступню. Надеваю носки, плащевые штаны, у которых пояс и ниже побелели от соли. Я завязываю шнурок бантиком отмечая, что когда-то с трудом завязывал узелок. За это время «Born On  The Bayou» заканчивается, но я опять ставлю сначала и продолжаю одеваться. Кроссовки. Потом через голову свитер. Он тоже пахнет моим потом. Ворот черной кофты с замком белый от соли. Я одеваю кофту, прикрываю подбородок сложенным вдвое куском вафельного полотенца и застегиваю замок. На голову натягиваю белую вязаную шапочку, на нее красную, опускаю ее края до самых глаз, с боков и сзади как можно ниже, подхожу к музыкальному центру и выключаю «Born On The Bayou» в одном и том же месте . Музыку, ее ритм я сохраняю в себе, надевая короткую синтетическую куртку на «синтепоне» , выключаю свет в прихожей и выхожу.
           Спускаюсь с четвертого этажа не спеша, на носках, работая икроножными мышцами, разминая ноги, готовя их к нагрузке. Ступенька возле подъезда низкая, с нее, начиная с правой ноги я сразу перехожу в бег. Не спеша, мелким шагом, почти трусцой начинаю бежать. Такой темп бега я называю «бег по-стариковски». Когда физическое и эмоциональное состояние оценивается со знаком «минус», я настраиваю себя на такой бег – «по-стариковски». Дыхание сначала мелкое, через нос, через 50 метров становится глубоким, частым. Метров через сто настраиваю выдох  на седьмой шаг левой ноги, темп бега сам собой становится «прогулочным» - нога чуть повыше, шаг чуть пошире. Ступня болит, но бежать не мешает. Полотенце, закрывающее рот, становится мокрым, ресницы начинают слипаться, шапка над глазами покрывается инеем. Маршрут хорошо знаком, в роще темно, но тропинка видна. Темп бега становится «хорошим прогулочным», боль в ступне как-то забылась, да и не такая уж это боль. Здесь поворот направо, хорошо «попадаю» на тропинку, через 50 метров перебегаю через шоссе. Сосняк. Темп снижается. После шоссе был подъемчик, ритм дыхания стал пятишаговым. «Прогулочным» темпом восстанавливаю дыхание, перехожу на семишаговый ритм.
          Бегу тяжело. Кроме физической усталости от работы в двух местах добавились травмы психологические, а их действие ничуть не слабее.
         Бегу «большой круг» - время прохода этой дистанции – 21 минута. Позднее я назвал ее «минимумом». Тропа широкая, по обе стороны сосняк. Справа за сосняком шоссе, освещенное фонарями. Их свет слегка осващает тропу. В трех местах мой маршрут пересекают асфальтированные дороги, ведущие к жилым домам. Они неширокие, машин на них немного, но иногда мешают.
          Бегу тяжело но уверенно. Вопрос «когда же будет легче» уже отошел с первого плана, появилась привычка нести эту тяжесть.
          Конец сосняка, здесь я разворачиваюсь. Время от времени я опускаю полотенце с губ и сплевываю, отсмаркиваюсь, вытираюсь  платком. Все это на бегу, правда, снижая темп.
        Сознание контролирует все. Отмечает, что перевязку ступни сегодня я сделал удачнее чем вчера, что мышца бедра правой ноги побаливает, а  левая нет. Отмечает, что , начав бег тяжело, сейчас я держу темп бега «хороший», отмечает непонятность этого. Этот темп участил дыхание, из семишагового оно перешло в пятишаговое, и я снижаю темп. Сосняк кончился, спуск к шоссе. Обессиленно сбегаю, краем глаза отмечаю, что машин нет, перебегаю. Здесь тоже немного вниз, ноги передвигаются автоматически, темп замедляется до «почти ползком», глаза не видят тропинки, интуитивно бегу к пересечению с главной тропой, поворачиваю налево. Ритм дыхания пятишаговый, шаг короткий, низкий, на всю ступню. Метров через 100 восстанавливаю дыхание в семишаговый ритм, но темп бега тот же – «почти ползком». За 10 метров до подъезда перехожу на спортивный шаг.
       Все! Здесь к месту многоточие…….   
       Сил нет. Внутри пустота. Непомерно тяжелая. Подымаюсь на четвертый этаж, доставая на ходу ключи от квартиры.
       Отходняк… «Криденс». Зеркало. Изможденное мокрое лицо. Впалые щеки. Двойной подбородок. Капли пота на висках, на лбу. Коротко стриженые волосы мокрые, холодная капля пота падает на ухо. Отхожу от зеркала, сажусь на стул напротив музыкального центра. 9-тая – «Before You Accuse Me» заканчивается, переключаю на 17-тую – «I Heard It Through The Grapevine». Сижу, подняв голову к потолку. Дыхание становится  глубже, ощущаю внутри  чистоту. «Слава тебе, Господи. Низкий поклон. Я пробежал».
      17-тая длится 10 минут. Выключаю, подымаюсь со стула. Обе ступни болят, хромая, иду на кухню водички попить.

       В феврале с работой на втором предприятии пришлось расстаться – изменились условия оплаты моего труда. Расстался без сожаления, даже с облегчением – стал приходить домой на 2,5 часа раньше – не нравится бегать «по-темну».

        А там и весна…
       Я пришел к выводу, что четвертый год был очень важным, переломным годом. С 20-го мая 2006-го года я стал бегать каждый день. До этого, с октября прошлого года я бегал по 15, 17 дней подряд, поэтому адаптировался хорошо. Время прохождения дистанции 21 минута. Пробегал я ее тяжело, но не настолько, чтоб не сделать маленький крюк. Снял хронометраж – 24 минуты. Когда чувствовал себя слишком уставшим – бежал «минимум» - 21 минута, когда  чуть получше – «максимальный минимум» - 24 минуты. Спустя месяц взял секундомер чтоб засечь ту дистанцию, на какую хватит сил. Добавил к крюку еще – 27 минут. Но до конца рощи было еще метров двести, а вот сил не было.

        Я продолжал жить заботами и интересами семьи. Я ставил перед собой задачи и добивался их решения. И по-прежнему ощущал внимание со стороны. Именно с этого момента, вернее с этого этапа моего бега это внимание стало ощущаться иначе чем прежде. Может быть оно стало иным, а может быть мое ощущение. Раньше я ощущал его во время бега, иногда чувствовал его  в те моменты, когда, к примеру, проходил мимо просящего подаяния.
Теперь оно стало ощущаться постоянно. Его нельзя сравнить с вниманием объектива телекамеры. Там ты можешь отвернуться или скорчить рожицу. Нельзя сравнить и со «скрытым видеонаблюдением» – все равно увидят то, что навиду.
А от того внимания начинаешь отдавать себе отчет о том, как ты думаешь, и так ли.
Я стал критичнее относиться к своим мыслям и поступкам. И даже решение мелких моих проблем я считал зависимым от благоволия Господа. Появилась «напряженка» с деньгами – я ломал голову где бы заработать – и тут подходит человек и просит сделать за «наличные» определенную работу. И подобное случалось неоднократно.
         Еще в марте поступил на курсы подготовки водителей категории «В». Перед экзаменом, преодолевая дистанцию, думал: «Если не сдам, пересдавать не буду. На все воля Господня». Экзамен я сдал.
         В июне поставил задачу: взять кредит в Сбербанке. Необходимые справки собирал спокойно, не торопясь, но быстро. Господь благоволил, все складывалось удачно. Три года назад я уже брал кредит в Сбербанке, условия предоставления кредита мне подходили. Самое главное: «В случае смерти Заемщика , Поручитель ответственности не несет». На удивление быстро был получен положительный ответ. Я был обрадован. В субботу мы с женой пошли подписывать договор. Бумаг было много, прочитывал их бегло, особенно те места, где перечислялись кары за неуплату взносов. Для меня слово «честь» не пустой звук, поэтому, не тратя  время попусту, ставил свою подпись. Цель была близка. Осталось подписаться поручителям – они придут в банк в понедельник к двенадцати часам и двести тысяч у меня в руках!
        Дома волнение поутихло. Я не мог вспомнить, было ли в документах то самое – главное условие.
        В понедельник, придя на работу, с девяти утра «сел на телефон» Через час мне ответили, что в случае смерти Заемщика платить будут Поручители. Я был взбешен, наговорил служащему банка грубостей, хотя он здесь ни при чем, да и не его я хаял а руководство Сбербанка. Тут же позвонил поручителям и остановил их, отложив подробности до вечера при личной встрече.
       Все хлопоты оказались напрасными, кредит я не взял. Почему я так поступил? Обсуждая мой поступок, один из товарищей выразил недоумение: «Что ты зациклился: не хочу подставлять друзей? Сейчас бы ездил на машине, а кредит за пять лет выплатил бы» .
        Не стал я оправдываться, объяснять. Не стал говорить, что каждый мой день может быть последним, что каждый день я бегу по краю и нет гарантии что не оступлюсь, что прибегу домой. До сих пор я не боялся, был готов. А что может быть лучше, чем отсутствие страха? К тому же я знал, я был уверен, что это Господь испытывает меня на чистоту души.
        Кредит я взял в другом банке. Меньший, под дикие проценты, зато застрахованный на случай смерти Заемщика. Шутил: теперь нужно удлинять дистанцию и хрен им всем – банкирам.
        В августе дочь родила нам внучку. Машина стала необходимостью.

        Принято считать, что лето – пора любителей бега. Уважаю чужое мнение, но имею свое – для бега нет ничего лучше осени. А лето тем хорошо, что потеешь изрядно. Через два месяца ежедневного бега – 22-го июля взвесился:80 кг 900г. Я мог бы не взвешиваться, но появился интерес : я заметил, что начал худеть… Мой начальник давненько уже не хлопал меня по брюху, а  один товарищ, мы не виделись месяца три, при встрече сказал, что я похудел. Его замечание воспринял шутливо, мол, с чего бы это? Но отметил, что я на правильном пути. Ну а зеркало… В нем по-прежнему неприятный вид: двойной подбородок и брюхо в складках жира.
        Я  бегал каждый день. Настойчиво до фанатизма. Учитывая, что к бегу у меня  по-прежнему не было  никаких чувств, это выглядело, возможно, странно. Но передо мной стояла цель – изменить себя, и я готов был идти к ней, преодолевая любые преграды.    
         Шли затяжные дожди. Я выждал момент, когда прошла  черная туча с обильным дождем и побежал. В середине дистанции  подошла еще одна туча и я оказался внутри дождя. Светло-коричневая от старой хвои мокрая тропа, по бокам сосны, создающие полумрак, над вершинами низкая серая пелена. Из нее густо падают быстрые крупные капли. Земля парит, под ногами брызгает, сквозь шум падающего дождя слышно: шлеп-шлеп, шлеп-шлеп, шлеп-шлеп. На мне куртка, в которой бегаю зимой, на голове та же шапочка.
         Дочь лежала в роддоме. После работы нужно было ехать к ней  а потом к товарищу – встреча была необходима. Приехали домой в девять. Вошел в квартиру – меня покачивало. Четыре часа за рулем – это тяжкое испытание для начинающего водителя в нашем городе. В девять пятнадцать я побежал. Легкость, с какой бежал, я не испытывал никогда. До сих пор необъяснимый факт.
         В августе как обычно на две недели отключили горячую воду. Даже в прошлом году это была уважительная причина для «отдыха», но сейчас, казалось, не существовало причины, могущей остановить меня. Набирал воду в огромную кастрюлю, включал кипятильник, и пока я бегал, вода нагревалась.
         После бега я «отходил» под «Криденс». Я испытывал кайф от того, как мое тело исходило потом. Выкручивая бандану над раковиной, ловил себя на желании измерить в миллилитрах выжатый пот. Черная шерстяная кофта с замком под горло была влажной, а футболка – будто вынутой из воды - с нее, развешенной на веревке - капало.

        Заканчивался четвертый год. К концу августа я пробегал дистанцию «минимальный максимум» - 27 минут. За лето она увеличилась не намного, но, учитывая, что бег был ежедневным, я был доволен результатами. Дистанцию пробегал тяжело,  но уверенно, отмечая, что мог бы  «сделать» еще крюк – до конца рощи. И пару раз «сделал», при этом сняв хронометраж – 36 минут. Поставил цель – делать «максимум» Но пока на него не хватало сил.

      Четвертый год я назвал переломным. Сентябрь – семь дней бега, один отдыха. Октябрь – 15 дней бега. Ноябрь –  17 дней бега подряд. В ненастье, в мороз. Декабрь. Выдерживаю испытание на силу духа – преодолевая боль в ступне – бегаю. В январе немного сплоховал, но с февраля до мая не более 2-х дней отдыха в месяц. А с 20-го мая – бег ежедневный.

       Дистанция, с какой начался пятый год – «минимальный максимум» - 27 минут. С последней пятницы сентября начал бегать «максимум» - 36 минут. Цель была достигнута.
        Вчера ненавязчиво пытался понять, что заставляло бегать товарища моего Михаила. Ему сорок, бегал лет пятнадцать назад. «Старался вести здоровый образ жизни» - его слова. Бегал года полтора, четыре дня в неделю, время прохождения дистанции – 20 минут. Учитывая возраст и его характер, длина дистанции около 4-х километров. «А когда бросил бегать, совесть не мучила?» - спрашиваю. – «Так я не резко, постепенно бросил.»
         Я сделал вывод, что его бег – блажь, какая была и у меня, когда я обливался холодной водой – закалялся. Год, полтора ежедневно, потом реже, потом иногда, а там то некогда, то неохота. И сошло на нет. Порыв души, желание, не имеющее прочной основы, не закрепленное в душе целью.
         Итак, цель была достигнута. Правда, была у меня думка бегать 40 минут, - как-то в роще молоденькая бегунья накручивала круги и я, испытывая особое чувство к бегущим, сумел выяснить, что бегает она 10 кругов по 4 минуты каждый. Тогда и зародилась мысль довести дистанцию до 40-а минут.
         30-го октября взвесился – 78.02 кг. Внешне отреагировал равнодушно, внутри – ликовал. И без взвешивания – по спадающим домашним джинсам я видел, что путь мой верный.

        Переход на зимнее время как обычно вызвал недовольство: в ноябре в шесть вечера в роще темень непроглядная, бежать по пересеченке просто невозможно. Пришлось сократить маршрут, но чтоб сохранить дистанцию, кроме большого круга стал бегать два малых. Снял хронометраж – 41 минута 35 секунд. Это было супердостижение! Дистанцию назвал  «супермаксимум».
       С 7-го ноября почти три месяца я бегал «супермаксимум». Иногда бежал хорошо, иногда, что было чаще, тяжело, а бывало и так, что вспоминался первый год бега.
     В конце ноября после рабочего дня получил к усталости физической такую моральную травму, что думал, буду бежать без остановки – пока не сдохну. Начал «по-стариковски» и весь большой круг бежал с огромным напряжением. Потом первый малый круг. Бегу, чувствую – все. Кранты. Не могу. Ноги еле отрываются от земли, дикая усталость, внутри тяжелая, давящая вниз тупость. Наружу рвется вой: «Не могу! Не хочу! Не могу!!!» И вдруг неожиданно как вспышка, взрыв ярости: «Сука! Сволочь! Мразь! Слюнтяй!»
       Я рванул. Я рванул так, как никогда в жизни! Я летел как ветер! Двести метров в бешеном темпе!
Потом постепенно снизил темп, привел дыхание в ритм с выдохом на седьмой шаг левой ноги и в «хорошем» темпе закончил дистанцию.
        Дома, отходя под «Криденс», этот момент в процессе осмысления остался необъяснимым .
        В конце декабря, пробегав полтора месяца «супермаксимум» добавил половинку малого круга. Не пошло – сердечко запротестовало. Ну и ладно,- думаю,- значит эта дистанция – самое то, оптимальная.
      22-го декабря взвесился и не поверил весам – 74.600кг. Такого не должно было быть и я попросил взвеситься товарища – он был рядом, он свой вес знал. Нет, весы не врут. Стал я опять – 74.600кг.
       Нет слов , чтоб выразить чувства. Да, вес уходил, это было видно и в зеркале. Я оттягивал складки кожи на животе и смеялся: «А говорят, что кожа эластичная. Свисает как хрен знает что». За сто дней я сбросил 2.900кг, но за 50 дней 3.400кг – это фантастика!
       Появился «увесистый» стимул, появилось желание бежать. Не всегда, конечно, но как бы ни было тяжело, я  на 1000% был уверен, что побегу.Даже интересы семьи стали учитывать необходимость моего бега: «Сначала папа  сбегает, а потом поедет за внучкой».
       А сердечко все чаще стало протестовать. Попробовал снизить темп до «малого прогулочного» - и прежде я так делал, - это помогало, - и тут помогло. Но при таком темпе ритм дыхания на седьмой шаг оказался слишком частым и я стал дышать реже – с выдохом на девятый шаг левой ноги.
        Результат перехода на девятишаговый ритм дыхания позволил сделать открытие: редкое но глубокое дыхание позволяло пробегать дистанцию с меньшими затратами физических сил. Я это понял не сразу, но понял. Этот ритм не позволял долго бежать «хорошим» темпом , поэтому основным был темп «прогулочный». Перешел на девятишаговый ритм дыхания первого января.

        Изменения, происшедшие со мной и во мне давали пищу для размышлений. Прежде всего бросалось в глаза отсутствие брюха. Смотреть в зеркало стало интересно: я видел то, что сделал сам. Без таблеток, без диет. Конечно, лишние килограммы еще были: на боках по одному и спереди два. Но я – кровь из носу – сброшу их!
        Важнее было другое. Ежедневный бег, мне кажется, создавал, аккумулировал в организме энергию. Как-то мне пришлось 12 часов отработать в напряженном ритме и после работы я был удивлен отсутствием усталости. А потом еще и побежал.
       Еще более важным было мое восприятие того внимания со стороны, о котором сказал ранее. Долгие годы я жил по принципу – не делай зла. А сейчас стал пытаться делать Добро. Естественно, маленький человек – маленькое Добро. Три года я высаживал по весне молодые березки в роще. Пожалуй, это единственное, что достойно быть занесено в «список Добрых дел», остальное – обычное житейское.
Свои поступки старался соотносить с своими понятиями о совести. Если что-либо противоречило –  я не делал. Потом, немного позднее возникала мысль: «А ведь это было испытание…» Я стал ощущать что-то похожее на интерес ко мне: выдержит или сломается? Я подчеркиваю, что это мое ощущение. Вспоминая прошедшие годы, мне было стыдно, что тогда боль в ступнях прервала мой бег на полтора месяца – я не выдержал испытания, сломался. Но это было в начале,  это было давно, а сейчас, выдерживая и физические и духовные  испытания  мне можно было надеяться на милость Господа.
        То внимание со стороны родило мысль о благоволии Господа. Иногда казалось, что Он защищает меня. Это проявлялось несколько раз на автодорогах. Но более всего я благодарен Господу за то, что дочь родила нам внучку.
Как тяжело она носила…Несколько раз лежала «на сохранении» - была угроза выкидыша. И родила. Крохотную девочку положили в отдельный бокс и только через двадцать дней их выписали из больницы. Слава тебе, Господи.

        После Рождественских каникул мы вышли на работу. Давно возникшие проблемы на предприятии усугубились с началом года, работы почти не стало. Времени для размышлений оказалось более чем достаточно и я, переполненный мыслями и чувствами, попросил у товарища пяток листов писчей бумаги и сел писать. Черновик написал быстро, потом начал «доводить до ума». Это оказалось намного труднее, но трудности меня давно уже не пугают а вдохновение, возникшее неизвестно откуда, «било фонтаном». Удивляюсь до сих пор – откуда все взялось?
        25-го января на работе случилась неприятность, чуть было морально не убившая меня. Она не должна была произойти, я не допускал мысли, что она может произойти только потому, что считал себя под защитой Господа. Это был «удар под дых», по моему чувству избранности, нет, скорее, посвященности – ведь я знал то, чего не знали окружающие меня, я ощущал то, чего лишены многие – Благоволие Господа. Опять испытание?..
Домой я приехал моральным полутрупом. Вида старался не подавать. Как всегда переоделся, и перед тем как выйти, сказал себе: «Сегодня увеличиваю дистанцию».
Бежал как обычно, только голова была занята мыслями о том, почему это произошло? «Может быть я делаю что-то не так? Может потому, что два с половиной месяца бегаю одну и ту же дистанцию? Но  мне и «супермаксимум» дается тяжело…» Я добавил еще один малый круг. Позднее снял хронометраж – 47 минут 55 секунд. Назвал «гипермаксимумом».
         А назавтра я понял, почему случилась та неприятность.
Господь дал мне понять: то, что я делаю на работе, и сама моя работа – это не главное. Это только способ заработать на кусок хлеба. Главное – моя исповедь! Я должен ее написать! Над ней надо работать!
       С 25-го января почти месяц бегал «гипермаксимум». Жена, узнав о том, что я увеличил дистанцию, спросила: « И до каких пор ты будешь ее удлинять?» Ответить я не смог. Не знал, что ответить.
       Почти 48 минут бега. Каждый день. Что интересно, каждый раз не был похож на предыдущий. В среду  бежалось тяжело – середина недели, это понятно. В четверг чуть тяжелее. А в пятницу легко! Почему? Ответа не было. А в субботу вдруг так тяжко, что только удивляешься и ищешь причину. Чем только не пытаешься объяснить – и все равно не понятно, не сходится, не стыкуется.

       14-е февраля – обычный рабочий день. Все было как всегда : пришел с работы в меру уставший, как всегда совершил обычный «ритуал» : кофе, туалет, переодевание под «Криденс»- все как обычно - побежал. Начало такое же – «малый прогулочный» темп – неширокий пружинистый шаг, ноги почти на носочках, дыхание почти сразу привел в «девятишаговый» ритм. Как всегда держу «малый прогулочный» метров двести, но на «прогулочный» переходить не спешу : легкость бега была приятна… Меня как громом поразило – я испытываю удовольствие! Это было невероятно – впервые в жизни я испытывал удовольствие  от бега!!!
       Удивление сменилось обычным анализом причин, оценкой состояния организма, и прочим, но удовольствие оставалось.
До середины большого круга – это километр с лишним – я бежал легко. Потом началась работа.
        Назавтра легкость закончилась намного раньше, метров через пятьсот от начала. А удовольствия я не испытывал…

       22-го февраля, заканчивая «гипермаксимум» , на повороте повернул не налево – к дому, а направо – сделал небольшой крюк. На следующий день опять направо и  удлинил  вчерашний крюк на 50 метров. Третий раз я «сделал» крюк «почти ползком» - силы были исчерпаны, но не пробежать сегодня то, что пробежал вчера – я уже не мог. Вся дистанция давалась тяжело – и сердечко ныло, и  ноги тащили меня только потому, что я заставлял их делать это. Речи быть не могло о «пружинистости», - сил нет, да и тропинка узкая, малохоженая, неровная, - не упасть бы. Хотелось закрыть глаза и бежать в никуда. И подумал я тогда : «Прости меня, Господи, за упрямство. Может я не то делаю, и не так, но не могу иначе. Если я сделал все что мог, забери меня, Господи. Я готов».
        С великим трудом закончил дистанцию, но на подходе к дому завершил бег как должно – нешироким пружинистым шагом.
       Упрямство? Может быть. Или настойчивость? Не знаю. Часто стал  задумываться не только о нужности или ненужности бега, но и о нужности жизни вообще. Не знаю, что тому было причиной. Может быть обычный для конца зимы «хандроз», то есть тоска, может быть совокупность физической и  психологической усталости.
       Готовился к бегу, сидел, прости, на унитазе. День был тяжелый, усталость закрывала глаза, я тупо смотрел на погашенный окурок сигареты в руке и не мог понять : почему я должен идти одеваться под ненавистный «Born On The Bayou» а потом  мучить себя почти целый час на обледенелой тропе? Кому это нужно? Кому и что я пытаюсь доказать? Зачем???
Были только вопросы и острое нежелание бежать. Я не хотел. Не – надо писать  огромными буквами, настолько огромным было это нежелание.
Почему я – предельно уставший человек, не могу жить так же как все нормальные люди? Пришел с работы – умылся, покушал, лег на диван и отдыхай. Отдыхай! Ты устал – так наслаждайся покоем, тишиной, уютом! Не хочешь телевизор – почитай, не хочешь читать – просто полежи! Разве в этом есть что-то ненормальное, постыдное, когда уставший человек отдыхает?
Размышляя таким образом, в таком духе, я долго мыл лицо прохладной водой, теряя нить размышлений, создавая в голове бессмысленность, своего рода отупелость. Механически, автоматом стал снимать с веревки беговую «амуницию» и пошел одеваться.
Надо ли описывать бег в этот день?
       25-го февраля увеличил крюк еще метров на семьдесят, чтоб разворачиваться не где попало а в определенном месте. Позднее снял хронометраж – 56 минут 40 секунд. Назвал дистанцию «гипермаксимум плюс». И хоть пробегать ее стал ежедневно, обязательным «плюс» не считал. Это потому, что внутренне не был уверен в том, что делаю правильно. Сомнения все чаще одолевали меня. Как можно разумно оправдать это увеличение дистанции? До конца рощи еще метров двести и нет уверенности в том, что я удержусь, чтоб не пробежать до конца. Ведь пробегу, гад буду – пробегу! Что это? Склонность к суициду? И сердечко все чаще напоминало о себе, будто говорило – не то ты делаешь, не то…
       Я бегал «гипермаксимум плюс» уже как «обязаловку». Но успокаивал себя тем, что в любой момент смогу позволить себе не бежать «плюс» и не буду считать это нарушением правил и тем более тяжким грехом.

       11-го марта поставил машину на эстакаду и полчаса возился с креплениями глушителя. На полусогнутых ногах. Вечером пробежал как обычно, а в понедельник уже с утра почувствовал боль в мышцах бедер. Удивился – с чего это они – ведь бегаю же! Вечером после работы побежал.
       Нет смысла пытаться описать что я чувствовал, преодолевая боль. Скажу коротко : только в среду не смог «сделать» «плюс», а в остальные дни – острая боль мешала бегу пять дней – я «делал» «гипермаксимум плюс». Опять испытание?..
       Когда боль ушла, я особенно остро ощутил счастье здорового организма.
      Но сердечко… Оно успокаивалось, когда темп бега становился «малым прогулочным». Но то, что произошло 20-го марта я должен описать подробно.
      Последний месяц большую часть дистанции удавалось пробегать упругим «прогулочным» темпом. В тот день как обычно начал бежать «малым прогулочным»,  метров через двести перешел на «прогулочный». Обычно большой круг бежится без особого напряга, но на этот раз уже с середины пришлось перейти на «малый прогулочный» - сердечко стало протестовать. Оно не успокоилось и при этом темпе, но я бежал. Завершил большой круг, повернул на первый малый. Сердечко ныло, я снизил темп до «почти ползком». Оно не утихало. Я понял, что это тупик. Что делать? Не бежать я не мог. И тут я взмолился: «Господи! Подскажи, что мне делать. Подскажи, Господи, как бежать?!»
       Как выразить словами, как это было? Мелькнувшую мысль о невозможности услышать подсказку, мысль о том, что Он не слышит меня, что я слишком маленький человечишко…
     «Почти ползком» - это короткий невысокий шаг, скорость движения не больше чем у пешехода, даже меньше.
       Я попробую описать что потом произошло. Нет, меня не понесло, меня не двигала чья-то сила и мысль Свыше я не уловил. Но я сделал то, противоречило сознанию, что не управлялось моим разумом : я побежал быстрее, намного быстрее – а это было против моего понимания, - никогда прежде не успокаивал сердечко таким образом! Темп бега стал «хорошим», но ТИП БЕГА БЫЛ НЕ МОИМ!!! Я никогда так не бегал: широкий но невысокий шаг, почти «с пятки на носок» и никакой пружинистости!!!
Дыхание стало глубоким, ровным, с выдохом на девятый шаг левой ноги.  Нагрузка была близка к максимальной, но сердечко работало нормально – я его не чувствовал!!!
 Это  был первый из трех малых кругов. В таком же темпе, временами ненадолго замедляя, пробежал остальные два круга, пробежал «плюс» и закончил дистанцию обычным «завершающим» темпом.
       Прочитал эти строки и огорчился скупости и сухости написанного – как протокол. Когда на следующий день я пытался описать случившееся вчера, меня остановили слезы. Подобное бывает крайне редко. Помню, в Покровском соборе после похорон  хорошего человека, брата моей жены, когда я стоял перед иконой, было так же: без всякого  моего желания они потекли из глаз. А после них такое облегчение…

       Не знаю почему мне так кажется, но март оказался насыщен испытаниями чрезмерно. Почти неделю боль в мышцах бедер делала бег мучительно тяжелым, а потом, дня через четыре я простыл.
Смешно спрашивать – простужался ли ты когда-нибудь? Наверное это было. И тебе знакомо это состояние: сначала насморк, чихание, потом недомогание, ломота, температура, озноб, кашель – у каждого со своими особенностями, но общее у всех одно – очень паршивое состояние.
Давно не простужался, а в марте довелось. Обычно даже намек  убивался на тропе – во время бега. И в этот раз я побежал с уверенностью, что убью ее – я сделал «гипермаксимум плюс», как и в предыдущие дни. Не хочу утомлять тебя, попробую коротко и о главном. А главное в беге – это дыхание. Слабость, температура – это чепуха по сравнению с кашлем. Он начался днем, таблетки я не взял, как-то не подумал, что понадобятся, а вечером после работы побежал
       Это была пытка : выдох – кашель, выдох – кашель, выдох – кашель. Долгий, мучительный и главное – никакой надежды что откашляешь то, что мешает дышать. С великими мучениями сделал большой круг, развернулся на малый и понял : я просто не смогу сделать «обязаловку». Только я подумал о том, что пробегу «максимум» - первый малый круг – и домой, - кашель прекратился.
 Я не просил Господа, даже мысли об этом не возникло. Но только подумал, что сделаю этот круг – и домой – кашля не стало. Почему? Я перешел на ТОТ ТИП бега!
Я сделал «обязаловку» - «гипермаксимум» ни разу не кашлянув!!!
И только дома, «отходя», поблагодарил Господа за помощь.

      Сейчас апрель. Днем температура воздуха плюс десять. В городе снега уже нет, а в роще… В роще разливаются озера…
       Оббежать огромную лужу невозможно – бегу по луже. Не ожидал, что вода такая холодная… Или в прошлом году кровь была горячее или потому, что начало маршрута – не разогрелся еще – ногам холодно метров триста, а не тридцать, как в прошлом. Везде вода, пытаться оббежать нет смысла, бегу по воде. А в сосняке получше – здесь тенисто. Однако утоптанная за зиму тропа тоже подтаяла – при каждом шаге ноги проваливаются на пару сантиметров, оттого темп бега неровный. «Малый прогулочный» сменяется «хорошим», а где вода – «очень хорошим». Водянистые участки вынуждают делать ускорение чтоб скорей их пробежать, или проскочить стороной по раскисшему снегу. «Господи, - подумал я, - какое это счастье – бежать. Да, тяжело, и спина мокрая, и с банданы капает. Но есть сила, есть внутренняя мощь – как взрыв – и рванул… Спасибо тебе, Господи, за это счастье».
        В этот день я не сделал «плюс», только «гипермаксимум». Но ни сожаления, ни укоров совести не было – их компенсировали несколько счастливых минут, пережитых мной.


        Ты заскучал наверное, читая мою исповедь? Подумал обо мне – «поведенный на беге»? Или – «метящий в святые»?
       «Я такой же как все» - думал я о себе лет 25 назад. И сейчас думаю так же. Посмотри по сторонам. Если тебя окружают обычные «простые» люди, то я среди них.
Я так же как они работаю, чтоб прокормить семью. Заботы, проблемы, нужда – все это мое. Это отражается на мне так же , как на всех «простых» людях старшего возраста.
Я так же озабочен проблемами моих детей, их поступками, их видением мира.
      Если бы ты прочитал книгу о жизни обычного «маленького» человека, загруженного проблемами, схожими с моими, то кроме скуки испытал, может быть, тоску. В крайнем случае, если бы автор был талантлив – жалость. Но это к герою той книги, имеющему сходство со мной только проблемами.
А вот как он решает свои проблемы – не знаю. Я решаю их по-своему.
Не скажу, что решение всегда удается. Бывает и непонимание и откровенное неприятие моего решения, но оно есть – пусть даже жесткое.
Характером я отнюдь не «институтка». Натурой – скорее «волчара». Было, когда вынуждали, я «показывал клыки».  Но психологический прессинг иногда бывает настолько силен, что по прошествии времени удивляешься тому, что еще жив. Порой поступки детей бьют меня как выстрел в упор.
Не помню сколько раз я выходил «на тропу» с единственной мыслью: «Господи, забери меня!» и бежал, бежал, бежал, выцеживая из себя все силы до последней капли… Но заходил в дом спокойным, без эмоций, как выжатый лимон : пустой, не кислый, но яркий.
Бег закалил меня физически – слава Богу и низкий поклон. Вероятно и психологически. Но только теперь мне стало понятно, что сила воли и сила духа – разные составляющие внутренней, духовной сущности человека. Мне постоянно приходится заставлять себя – и это можно назвать силой воли. Но психологические травмы ранят меня по-прежнему больно – а это говорит о слабости духа.
Вероятно, разобраться с этим вопросом – что есть сила духа – я попытаюсь на следующем этапе моего бега. Анализировать каждый этап я пока не буду. Думаю, тебе нужно сделать это самому.
Пожалуй, скажу главное.
В самом начале, когда я только побежал по краю, он – край -  был очень близко. Я бежал по самой кромке, состояние здоровья было тому причиной. И хоть цель была поставлена самая тривиальная – сбросить лишний вес – этот бег  не был актом отчаяния. Он был осознано решительным. На карту была поставлена жизнь. Я думаю, именно тогда Господь обратил Свое внимание на меня.


       Пятый год я бегу по краю. Иногда он рядом, иногда не виден. Но это не значит, что его нет.

       Сегодня я побегу. Если какие-то дела задержат меня до полуночи – побегу после полуночи. Если на тропе, на моем маршруте выроют траншею – побегу в обход, не с этого края – так с другого, но обязательно к роще. Почему именно к роще?
Я давно называю ее моим храмом. Люблю прогуливаться здесь, просто посидеть на пенечке – поближе к земле. Особенно весной – послушать птичек, посмотреть на свежую зелень, рвущуюся к свету. Летом не менее интересно, но главное, и это в любое время года – здесь иная атмосфера, аура, что ли. Уходят гнетущие думы, душа заполняется светом, свежий ветерок наполняет легкие. Дышишь, смотришь, видишь. Видишь пичужку и улыбаешься ей. И ощущение, что и она тебе рада… Покой, умиротворение и  светлое чувство благодарности Создателю…
        Мой бег – моя молитва. Почти каждый раз я  дохожу до такого состояния, когда бежать становится невыносимо тяжело. И в этот момент я  обращаюсь к Господу с такими словами: «Прости меня, Господи. Прости мне мои грехи, прости грехи моих родных и близких, прости нас». Я бегу, бежать мне не легче, но я бегу. Я нахожу силы ускорить темп, и ускоряю его. Я верю, что Он слышит меня. Его благоволие, Его внимание – самая великая драгоценность для меня. И для каждого, живущего на Земле.
         Кто-то добивается благоволия Господа добрыми делами, кто-то иными способами. Но снискать Его внимание своим бегом – единственно возможный способ для меня. Прости меня, Господи.
        До свидания, мой добрый друг. Не буду обещать тебе встречи через год, потому что не строю планов на послезавтра. Но если будет на то воля  Господня, мы встретимся. И я расскажу  тебе о прожитом времени. Мне почему-то кажется, что прожито оно будет (если будет) не менее интересно. До свидания.
         Спаси нас, Господи. Спаси и сохрани…
               

                Апрель, 2007