23.
Любой ценой.
Добрался я-таки до «Костыля». Шнапс немецкий. Из братской ГДР. Водка, как водка. Странно: как Белоусу её сохранить удалось. Подозрительно. Но воля у Мишани железобетонная. Я б и пустую стекляшку сберечь не удосужился.
Всем досталось по чуть-чуть. Гарбузёнок нахваливал:
- Ничего не скажешь. Научились. У нас. Рецепт вывезли.
Мишутка подхватил:
- Ага. Вместе с янтарной комнатой.
Лещ не стал дегустировать:
- Я уже. Не стоит мешать.
Гринька заволновался:
- Это, когда же это? Много было «костылей» что ли, старички? А я где был?
- Да, нет, - лениво пояснил Лещ. – В том смысле, что я «уже». С Колей-комбатом. Затащил меня в каптёрку. Для компании. Стакан у него подозрительно воняет «Тройным».
Стали обсуждать: действительно Коля реквизует у солдатиков одеколон с личными помыслами. Вызревать идея напрашивалась. Насыпать пургена в фонфурик. И заслать Коле. Обратились за советом к ПНШ:
- Слышь, маршал Шапошников, ты у нас геолог-минеролог. Химию глубже всех познавал. Будет в «Тройном» пурген растворяться, аль нет? – особенно заинтересовался проблемой Лещ. Он из стакана зачуханного хлебнул, видать теперь «откат» сказывался одеколонный.
Мишутка с апломбом, как у алхимика, завуалировал:
- А как же! Всенепременно. Только засыпать надо много. Толочь и засыпать. И болтать. Как засыпать же – не ведаю. Горлышко в пизурке-то крохотное.
- А растворится? – засомневался Лещ.
- Там уж видно будет. Главное засыпать.
- Чему вас только учили? – забурчал Гринька. – У нас на «шахте» поступали короче. Из фунфырика выливали в кружку. А туда уж сыпь чего хошь.
- И чего же это вы туда сыпали-то, виноделы? – с присущей только ему одному задушевностью, поинтересовался Белый Ус.
- Много чего можно. Для коктель-ейльности. Например, чеснока, - ухмыльнулся плодо-выгодно Гарбузёнок.
- Е…твою…, - охнул непритворно Лещ. – И с такой кружкой подойти к Коле? Испей, мол, отец-комбат родной.
- Ещё есть путь, - уводил тему в никуда ПНШ. – Давайте в пустую склянку от «Костыля» набухаем «Тройничков». Сколько влезет. И всего напихаем. Горло позволяет. И получится сувенир. Из братской группы войск. Отказаться будет трудно.
- Очень плодотворная идея, - поддержал я. – Жаль посудину испохабим. Навечно. А так в ней можно наш разводить. Отечественный. И потреблять, как шнапс.
Мишаня цыкнул зубом и закосил на меня слегка глазищем. Я может задел, что-то уже состоявшееся?
Решил сменить тему:
- Боб на боевом дежурстве. Оставил мне, кстати, половинку. Употребить велел при случае. Он, полагаю, настал.
Приняли единогласно.
- Белый Ус! Просвети, если смогёшь. Как перевестись к нам удалось? С самого юго-западного рубежа на такой же самый, но северо-западный.
Это я дал возможность для слова Михе. Для пространного. Поведал он нам:
«Весенних дембелей вывозили. Сводный эшелон. Увлекательное занятие, может кому доводилось. Или слыхали? Врагу не пожелаю. Старший – из нашей части. Батальонный помполит. Ама-ан-нденно растущий! Понимаете о чём я? Ещё один взводный. И меня воткнули. Везли из Дрездена до Бреста. Объяснять ничего не буду. Палитрой такой не располагаю. Это нужно только лично. Вынести. Уцелеть и переварить. Забыть и растереть. А мы ещё и в Бресте застряли. Плохо помню почему. Вроде бы отправляли партиями. Старший рехнулся совершенно. Выводил, особо приглянувшихся, на плац. К пожарному щиту. На расстрел. Патронов у него были полны карманы. Лупил из личного ПМ-а в пожарные вёдра. «Кто надо» сообщили «куда надо». Затребовали нас в Москву. Его и меня. В главное политуправление. Его – на повышение. В Таманскую, видимо. Меня – в отпуск. И к вам».
- Моё занял место, знать, - успокоился я окончательно в невозможности продолжения карьерного роста.
- Эх. Не знал, я не ведал, старичок. Что ты в ГЛАВПУР-е будешь. Замолвил бы за меня. Не прислали может Полового. Не обошли бы Гришку, - посетовал Гарбузёнок.
- Фу-ты, ну-ты, дембеля гнуты, - развеселился тёзка Белоуса. – Это ж надо так? И сам не просился? В город-герой Брест?
- Наш с тобой тёзка Михаил отказался от престола. Самолично. Я вас очень конечно всех люблю. Но, право слово, не до такой же степени. Чтоб умолять, отправьте меня в Брест, там в ведро постреляет блатной придурок, а уж далее я к вам. Давайте ещё шлёпнем.
Наказ Поповича был выполнен. Грамотно.
Опять «свойский» майор прокурорский на рандеву призвал.
- Как съездил? Нормально сдал подчинённого? – задавал вопросы.
Усмехался. Ничего не записывал.
Нетипично было это для «щитов и мечей». Такой почерк для «особых» характерен. За эти времена настрополились уж различать. А, кстати! Если «те кому надо» любые общевойсковые петлицы себе вешали, то почему бы не пришпилить «щит с ятаганом»? Кто помешает?
Тогда становилось ясно.
- В порядке всё сполнил Как учили, - смиренно докладаю.
- Ничего Искам не рассказывал по дороге? Свет проливающего.
- О пистолях наших, что ли? Нет, ни слова. Да и не при чём он. Очень хороший солдат. Вот увидите. Досрочно вернётся, - ни чем я тут не кривил.
- Не имею ничего против. В дороге нигде не задержался? – гнул своё «свойский».
- Одну ночь у меня дома провели. На обратной дороге. Только родителей не беспокойте. Оба сердечники. Мать внутри блокаду пережила. Отец – снаружи.
Бойцов своих я предупредил. И был в них уверен.
- Не боись. Не маленький. Ежели, что? Сам ответишь. А что у Давидовича синяк под глазом? – уставился на меня в упор.
Ох, и осто…ло мне это!
- Вы ж его спрашивали. Сами всё знаете. Чемодан бабке помогал закидывать. Ручка оторвалась. Ещё удачно обошлось.
Ухмыльнулся «свойский».
- Ладно. Всё нормально. Иди. Конспиратор.
До сих пор не ведаю. Чего он знал, чего нет. Наверное – всё! Но назад-то я вернулся? С оружием и патронами.
Вышел. Закурил. Подошёл Мишаня. Поделился я с ним. И тут мне, эта черепаха, Тортилла-белоусая, выдал:
- Окстись, Вадя. Это ж ты проверочку ихнюю проходил. На вшивость. Думаю, «пасли» тебя всю дорогу. И цирк весь этот придумали. С дисбатом.
«Да, неужто? – ужаснулся я. – Это какой же ценой?»
А тем временем сбылась мечта соколиная. Деньги он собрал, очередь его подошла, «игрушка» пришла в военторг. И купил майор мотоцикл. «Урал» с коляской. Светло-салатного цвета. Заглядение! Стоял пока у штаба.
- Заскакивай вечерком. К мотоциклистам нашим, - пригласил меня Сокол. Это значит к Файзуле с Размазовым.
Зайти стоило. Не ради «отметить». Где-то там, в глубине, дремало у меня тоже безответное чувство к мотоциклам. А тут уже трое. Клуб. И я – сочувствующий. Заглянул. Хозяева, виновник, Дудник, Каминский. Слава Богу, без Разбойника. Этот после рюмки начинал орать, махать руками, свистеть с любого количества пальцев. Дмитриев говорил даже про пальцы ног. Я в этом не сомневался, но видеть желанием не горел. Новенький, молоденький начарт Смирный тоже был очарован Соловьём. Разбойник же был хитёр. Как его сказочный прототип. Обхаживал Смирного со всех сторон. Без мыла залезал. Значит вместе будут складом, пустыми гильзами, гранатами манипулировать.
Но в клуб мотоциклистов Разбойника не пригласили.
Когда я подключился, выпивали уже за коляску. Начпрод с зампотехом в споре горячо рожали истину: купить им тоже люльку или закрепить седло.
Файзула, брызгая слюной, кричал:
- Ай, ни нада люлька. С люлька ганял дома. Ни магу с люлька. На права плоха паварачиват. Быстра едиш, права плаха рулит. Люлька сильна мешаит.
Размазов, головёнкой мотая, казацкой растрёпанной, талдычил своё:
- Ну, ты хан, меня задолбал окончательно. Седло можешь не привинчивать. Мне им прищемлять нечего. А коляску хочу. И жениться хочу. Я женщин из Печенги возить хочу. В коляске. На проверку.
Неисчерпаемый Дудник вставлял своё остроколющее слово:
- Вам, архаровцы, нужен компромиссик. В виде люльки. Но без дна. И седлу вашему херовому будет не обидно. И баб в такой люльке проверять сподручней. Какая добежит из клуба сюда – та и твоя. А, к слову, на счёт прищемлять. Тут ты, зампотех, кокетничаешь. В бане видали. В корень пошёл, казачок ты наш.
- За что ещё выпьем, Сокол, - решил вставить что-нибудь косноязычный Каминский.
- Лодку, лодку надо купить. Резиновую, надувную, - закричал Размазов, уводя разговор от «своей» темы. – на рыбалку ездить будем.
- Выпьем. Но не за лодку, - как всегда сдержанно, пыхая мундштуком с сигареткой, произнёс Сокол.
- Правильно. Лодка ему не нужна. Тем более резиновая. Это зампотеху такое большое резиновое изделие нужно. Нам оно ни к чему, - Дудника трудно было выбить из седла. Если он в него уселся.
- Ну, а за что же тогда следующий стакан? – поинтересовался я. Сокол хотя и сдержан, но сказать тоже мог не впустую. Так и оказалось.
- За магнитофон, - выдал майор.
- Ма-а-гнитаф-о-он? Зачем, а? – прибалдел первым Файзула.
- Очень нужен. Чего не понятно-то? Дудника запишем. Всего. А то дети и знать не будут.
Все поддержали. С удовольствием. Текло нехитрое застолье. И разговоры.
Дверь хлопнула. Оп-па!
Ввалился «свойский». Прокурорский. Да ещё с доктором нашим. Эскулапом.
- Присоединяйтесь, - широким жестом махнул развесёлый Дудник. – Про дока не спрашиваю. А тебе позволяет? Этот, как его, не Устав, а во! Кодекс! Уголовный, что ли?
Это он естественно «свойскому».
- Щас увидишь, - ухмыльнулся тот и маханул полный стаканище.
Застолье журчало далее.
Служба наша проистекла в следующее русло. В нём с нами стали «квасить» и слуги закона. Для лучшего, знать, внедрения. Любой ценой.