Начальник и Мир

Вера Подколзина
Не все мы умрем,
но все изменимся.
(апостол Павел)


Памяти моего отца —   
железнодорожного начальника,
умершего от инсульта.
Думаю, ему бы понравилось.
Чисто как идея.



Алексей Алексеевич хворал и руководил. Руководил, орал и хворал. У некогда стройного парня с годами вырос огромный живот, давление не падало ниже 230,  весь он напоминал огромный кровяной шарик, грозящий лопнуть.
Вчера он лег спать поздно. И вот — вчерашний корпоратив напомнил о себе головной болью и жаждой.  Алексей Алексеевич потянутся к прикроватному столику, взял тонкий прозрачный стакан, наполненный ледяной  минеральной водой, жадно выпил, перевернулся на другой бок, сипло захрапел.
Проснулся. Интуиция, не покидавшая  даже в тяжелом похмельном сне сквозь головную боль, обостренная интуиция, позволившая из двоечника деревни Караси сделать столичного руководителя, кольнула иголкой.
ВОТ ТАКИХ стаканов в его доме нет.
Уснул он вчера дома.
Дома  - таких стаканов нет.  Столика у его кровати -  тоже нет.

Не понял...

Алексей Алексеевич рывком сел на кровати (голова...ой, голова же....), огляделся. Рядом с кроватью  - распахнутое окно в тюле, увидел море. Бескрайние море и небо. Ветер и шум прибоя. Зашумел невидимый, но такой узнаваемый сосновый бор - запах хвои и сосновых шишек. Запах моря. Ветер. Соленый резкий  ветер ворвался в окно, раскидал тюль. Рассвет. Даже птицы еще не поют — совсем ранний рассвет. И запах соснового бора.
Потряс головой.
Попробовал проснуться.
Ущипнул себя. Потрогал окно. Тюль на окне.

Ну в натуре окно! И море! НО-я-вчера (вчера?)-заснул-в-Москве....Зимой...

Раздался тихий, осторожный стук в дверь.
-Войдите, - просипел Алексей Алексеевич.
Вошел мужчина в белом халате, средних лет, стройный, приятной наружности — не запоминающейся, но-сейчас-приятной.
-Здравствуйте.
-Здравствуйте.
-Вы-доктор? Что со мной?
Мужчина в белом халате помялся.
-Видите ли, Алексей Алексеевич...Скажу  сразу — вы здоровы. То есть вы в том состоянии, которое привыкли называть здоровьем. Мы можем вас вернуть в Москву, в вашу постель, в ваше обычное утро, на вашу работу. Но через две недели вы умрете. На работе от инсульта. Вы сейчас в предынсультном состоянии. Умрете во время совещания.

Алексей Алексеевич проснулся окончательно. Еще бы!
А типа-доктор продолжал разглагольствовать:
- Ну подумайте - умрете вы неделей раньше или позже — значения уже не имеет. Представьте себе, что вы уже умерли.  Вас фактически уже нет, двухнедельная погрешность совершенно незначительна.
А поезда продолжат ходить и без вас. Железная дорога будет функционировать не хуже и не лучше, чем при вас.
Поэтому, так как вы все равно умерли, поживите пока у нас. Искупайтесь в море. Половите рыбку. Погуляйте в  нашем парке — он из лучших субтропических парков в мире. Вы находитесь около Пицунды, в бывшей резиденции Хрущева, и затем  - Брежнева.

-Я ни хрена не понял, верните меня назад в Москву. Мне на работу надо.

-Вы вполне осознали, что ровно через две недели вы умрете?  Непосредственно на работе. Вы умрете в разгар проводимого вами совещания. Вас не успеют довезти до больницы. Через три дня вас похоронят. Половина ваших друзей не придет на похороны ввиду более важных дел.  Через три недели у ваших подчиненных будет новый начальник.  Через полгода ваша вдова заведет любовника. Через год на вашей могиле поставят памятник. И — все.
-Идите в жопу. Пригласите ваше руководство. Я жаловаться буду.
-Вам некому жаловаться. Вы находитесь здесь, потому что ваша дочь пишет этот рассказ, и это ее воля была вас сюда заслать. Поэтому не сопротивляйтесь и отдыхайте.

Алексей Алексеевич не без опаски выпил любезно предложенную Приятным-в-белом-халате таблетку. Голова прошла. Потом подали вкуснейший завтрак из яичницы, бекона, свежевыжатого сока и булочки. Завтрак выглядел вкусно, вкусно пах, предательства не подразумевал, поэтому завтрак Алексей Алексеевич съел.
Но — в текущей ситуации Алексей Алексеевич не ориентировался, что было ему несвойственно,  потому пошел по больнице, чтобы
-найти главного
-нажаловаться
-найти телефон
-позвонить на работу
-позвонить жене
-позвонить дочери, выяснить обстановку  и закатить скандал
-немедленно уехать.

Поразительно, но больницы как таковой  Алексей Алексеевич, спустившись вниз,  не обнаружил. Оказывается, он спал в двухэтажном коттедже. Коттедж располагался на зеленой лужайке в окружении явно породистых субтропических деревьев. Ухоженные дорожки в цветниках разбегались в разные стороны. Скамейки на дорожках. Тишина. Пение проснувшихся птиц. Солнце сквозь листья. Солнце на дорожках. Солнце в глаза. Шум моря. Запах соснового бора. Никого.
-А хорошо здесь все-таки, - невольно подумал Алексей Алексеевич, - узнаю, где я нахожусь, уеду — и приеду в отпуск.

Стыдно сказать — он не смог дойти. Не смог дойти до главврача этой странной больницы. Не смог дойти до телефона. Потому что отвык ходить. Потому что живот. Потому что не знал, куда идти. И дорожек много.
Он реально отвык ходить своими ногами  на дальние расстояния, он отвык жить без машины. Отвык жить без руководства. Без мобильного телефона.
Он устал, морально измучился и сел на скамейку. Увидел приближающегося мужчину в легком свитере и голубых джинсах  и бросился к нему.
-Товарищ, товарищ! Где тут телефон? Мне срочно надо позвонить!
-Здравствуйте, Алексей Алексеевич!  - и он понял, что кошмар продолжается. - Вам трудно будет пока понять  мои функции. Поэтому зовите меня Собеседник.
-Какой еще, нафиг, собеседник?
-А вы это поймете. Когда вам тут понадобится Собеседник.
-Мне в Москву нужно!
-Зачем?
Тут Алексей Алексеевич схватил Этого-В-Джинсах и прижал к скамейке.
-Слушай меня сюда, придурок, - захрипел он, - я не знаю, что за хрень здесь творится, но, если ты меня сейчас не проведешь к телефону, я.... - и тут мир выключился, и с ним выключился Алексей Алексеевич. И параллельно — слышал- как-

-Надо же... он умер сегодня...а говорили — две недели...
-Ну а что вы хотите... Стресс, физические усилия...в его-то состоянии...

И одновременно слышал вот это:

- Врубай дефибриллятор! Давай, давай....Разряд!
- Есть разряд!
- Сердца нет....Еще раз! Разряд!
- Есть! Сердцебиение есть! Есть!

Два месяца спустя.
-Итак, вам нужен Собеседник? - Собеседник подошел к краю песчаного обрыва, расстелил ветровку,  присел.   
-Садись. Все равно не клюет. В раю-то...должно бы клевать, а?
-Да какой рай, Алексей Алексеевич, что вы... Просто санаторий у моря, что вы придумали...
-Позвонить-то дай, а?
-Кому звонить?  Ведь вы умерли два месяца назад. У вас случился инсульт. Вас нет.
-Я есть.
-Вы есть. Странно, правда? Нет работы, нет откатов, нет денег, нет семьи, нет дома, нет любовницы, в Москве идет суд о признании вас безвестно отсутствующим, в вашем кресле сидит новый начальник...но вы есть...
-Я рыбку ловлю...под вашим патронажем, - горько усмехнулся Алексей Алексеевич.
-Да. И ощущаете этот санаторий как тюрьму. Поэтому вы скоро станете старым дедом, перестанете бриться, будете лазить вокруг ограды, искать выход наружу и клянчить у вахтера самогон.
-Да тебе-то что? Что ты мне в душу лезешь? Собеседник, блин... Где люди? Почему здесь нет людей?
-А кого бы вы хотели видеть?
-Жену бы я, блин, для начала хотел видеть!
-Да на здоровье...
-А что-можно????
-Конечно.
-Как — можно? Просто вот так вот — можно?
-Конечно. Я же вам говорю — это санаторий.  Просто санаторий. Но, может быть, вы и сами не захотите уходить....
И Люба приехала. Она влетела в коттедж ранним утром, грузная, с кучей сумок, занялась готовкой, просмотром сериалов, выяснением диагнозов, долгими громкими разговорами, которые все сводились к тому, что она предупреждала, что не бережешь ты себя, что быстрее поправляйся — и на работу, и она хочет на Новый Год во Францию с детьми,  и она купила ...и  еще хочет купить..хочет....хочет... дальше все уходило в  звуковой шум.
Алексей брал удочку и шел на рыбалку. Ждал Собеседника. Но Собеседник не приходил.
Алексей рыбачил, он научился ловить серебряную ставридку на бисерную приманку на несколько крючков сразу одной удочкой — как ловили местные мальчишки. Это было занятно — опускать в море удочку без наживки, и через секунду вытаскивать двух-трех сверкающих рыбешек одновременно. Глупая ставридка плавает стайкой, а на бисер смотрит как на маленькую рыбку.
Было тихо. Море было разным — штормовым, когда чернело небо, а волна бросала на берег клубки терпко пахнущих водорослей. Было ласковым, как котенок, когда солнечные блики плескались и прыгали на воде. Кричали чайки, шумел сосновый бор, шумело море — но было тихо. Потому что не было голосов. Не было истерики:
-Алексей Алексеевич, товарняк пришел на седьмой путь...Два часа опоздания, пришел товарняк...
-На Войтовича гоните порожняк, на Войтовича...
-Освободите путь Сапсану, Сапсану, мать вашу, заверните маневровый....
-Селекторное совещание объявляю сегодня в десять....
Алексей не сразу понял, что эти голоса звучат у него в голове. И он сердился, кого-то распекал, заворачивал маневровый, кричал на селекторном, и лично разгружал запоздавший товарняк...
Потом приходил в себя.
Время здесь, на песчаном берегу, было медленным, как в детстве. Медленного тягучего времени никогда не бывало в Москве, где день пролетал молниеносно, и напряжение суетного дня снималось или антидепрессантами, или водкой — но лучше водкой.

Голоса стирались из памяти. Голоса становились неактуальны.
-А я же умер, - лениво думал Алексей, лежа на песке и следя за чертящими небо чайками, - я умер и никому ничего не должен. Как хорошо!
Еще можно  - песок перебирать пальцами. Еще  - искать в нем ракушки.
Голоса ушли бы совсем, если бы не Люба. Она-то как раз была вполне живой, была здесь, в провинции — но  вся в Москве, рвалась с Москву — и потом в Париж за шмотками, чтоб Танька и Светка  посинели от зависти, и опять в Москву — а для этого муж должен быть живой, и муж должен работать.
-Как бы ее отсюда отправить...
-А вы хотите? - Собеседник отряхивал вылинявшие джинсы от сосновых игл.
-Очень, - признался Алексей.

-Я должен вам исповедаться?
-С чего вы взяли?
-Видите ли, во всех рассказах, какие я когда-то читал, в нашей ситуации герой, отдохнув и спровадив жену,  обязан начать исповедываться. А вы должны начинать лечить мою душу. Это закон жанра.
-Я вообще-то пришел предложить вам пожарить на берегу шашлык под коньячок...
-И я должен начать исповедь под коньячок?
-Лучше нанизывай давай шашлык на шампур, а я налью по первой. И не забудь лук тоже нанизать.
-Учи меня шашлык-то готовить...
В тот вечер штормило, но Леха проплыл до буйков и обратно. Потом по радио передавали,  что в ту ночь был страшный шторм, и на косе рядом смыло рыбака с палаткой. Леха по пьяни страшного шторма не заметил. А еще они с Собеседником пьяные вдрызг  ближе к утру  ходили воровать арбузы. Их засек старый абхаз, стороживший бахчу, и выпалил по ним из древней берданки.
-А исповедь? - спросил Леха.
-А на хрена?  - спросил Собеседник. - Оставь прошлое прошлому. Чего его мусолить?

Леха вернулся в Москву в синих вылинявших джинсах Собеседника, потому что его собственные штаны стали ему колоссально велики, а в разоренной войной Пицунде купить новые штаны было не так-то просто.
Люба собрала стол, вечером приехали товарищи по работе. И по бизнесу вообще.
Леха смотрел, слушал, держал на коленях упитанного щенка немецкой овчарки, чесал щенячье шелковистое ухо, думал о своем недавно купленном  в Пицунде доме. И о море. И о собаке, которой он покажет море. И о том, как везти щенка в поезде, чтобы щенок не заболел.
И что-то в нем никак не могло согласиться с этой тетей в бриллиантах как со своей женой и с этими животастыми дядями как со своими бывшими и потенциальными подельниками.
-А пошли вы все на хрен! - сказал Леха.