СОДОМ И ГОМОРИНА. КОНЕЦ
Артем постучал в дверь спальни, попросился впустить.
- А гость твой ушел? – спросила из-за двери Инесса.
В ответ глухо донеслось.
- Пусти, я тебе все объясню.
Она поколебалась, впустила, упираясь ногой в низ двери и выглядывая распяленными глазами. Артем протиснулся, его била крупная дрожь. Прислонился спиной к двери, ноги подгибались, опустился на корточки. Инесса стала перед ним на колени. Потрогали друг друга, обнялись, первые мгновения шока общались мучительно, касаниями и мыками, как глухонемые в подземном переходе.
- Ты весь дрожишь, Тема.
- Это я замерз. Согреюсь сейчас. - вздохнул с горечью. - Неужели это правда,
Инессочка?
- Что, родной, что именно?
- Что тебя подослали?
- Нет, это неправда. Неправда, поверь мне. Что этому человеку здесь надо?
- Надо? – с кривой улыбкой переспросил Артем. – Всего ничего…чтоб я…хы…
убил тебя. Всего лишь.
Инесса вперилась в него, обомлев. Глаза невозможно расширились, застыла в
ступоре. Наконец выдохнула, обдав ночным дыханием, еще с нечищенными зубами.
- Я тебе говорила, что он маньяк! - простонала. - Почему мы не пошли в
милицию, господи! Почему я тебя послушала, взрослая дура, послушала мальчишку! – Стянула на груди халатик, облизала пересохшие губы, спросила с вызовом. - И что ты теперь намерен делать, а? Зачем пришел с этим выродком? Ну, убивай, раз пришел!
- Ты ведь никакая не журналистка.
- Какая теперь разница, о чем ты, опомнись! Я люблю тебя, дурачок! Я для тебя
это сделала! Я же тебя предупреждала не ходить в эти дни на тренировки, я тебя хотела избавить от этих недоносков! Но как они узнали?
- На секцию было нападение. Илья с пацанами всех повязали.
- Вот оно что! Господи ты боже мой! Ну почему, почему все так получается!
Я же думала, их просто разгонят по домам, друзей твоих придурошных! А оно вон как вышло. Как он про тебя-то узнал? Что? Они и Женьку захватили? Неужели он поперся туда самолично? Вот дурак, господи, вот же дурак! Не может быть! Неужели Женька им все рассказал? Господи, какой слабак! Хорохорится, а на расправу жидок, тьфу! Ведь я же ему запретила лезть в вашу секту! Вечно он вляпается в говно. Артем, ты сможешь с ним справиться?
- С кем?
- С этим ур-родом,- злобный кивок в сторону прихожей.
Артем подумал, покачал головой.
- Наверно, нет.
- Так! – Инесса пришла в себя, выпрямилась, мысли заметались в судорожных
поисках выхода из чудовищной ситуации. – Так. Ты его привел, ты его и уведешь, понял! Как ты мог вообще это допустить! Я же открыла на твой голос! Почему не предупредил? Все вы, все мужики - слабаки! Слюни в штанах. Ну, что ты сидишь? Так и будешь идти, как баран на убой? Нет уж, соберись, защити меня! Иначе зачем ты тренировался столько лет? На фига твое карате тогда? Нет уж, будь так добр, пожалуйста, собери всю волю в кулак, и защити женщину! Или ты боишься, трусишь? Ты трусишка, Тема, а?
- Я никого не боюсь! – вскинулся Артем. – Отбоялся! – подумал. - Кроме тебя.
Ты действительно выходишь замуж за итальянца?
- Какой итальянец! – шепотом завопила Инесса. – Откуда? Что за бред сивой
кобылы?!
- Муженек твой показал на допросе.
- Ну Репецкий! – протянул Инесса, злобно сжимая губы. – Ну, Репецкий! Да это
он ревнует, Тема. Наплел с три короба! Вот гад!
Артем с усталой подозрительностью посмотрел на нее.
- Наверное, врешь. Эх, ладно, все равно уже.
В дверь стукнул кулак сенсэя, донесся голос – Эй, там, на барже! Время вышло!
Инесса вздрогнула, Артем вскочил, схватил ее в объятие, передавая, как ток, свой
нервный озноб, зашептал на ухо, царапая сухими губами .
- Я сейчас выйду и задержу его. Как крикну «беги», выбегай в подъезд и кричи
«пожар», тогда все двери откроют. Тащи всех сюда, поняла? И пусть кто-нибудь в милицию позвонит. Да, вот еще! Мужа твоего и еще пацанов несколько, тех, что нападали, держат в подвале. Дом 32 по улице Труда. Это очень срочно, им там приговор вынесли! Поняла?
Инесса кивнула с трудным непролазным глотком.
Как он посмотрел на меня, я и сейчас не могу забыть его взгляд и эту последнюю фразу его:
- Помни обо мне.
(Господи, я и сейчас реву... не могу... все, не могу больше ...)
Артем вышел к тренеру в прихожую, быстро схватил его, словно обнял, сжал, сцепив за тренерской спиной пальцы в замок, отчаянно закричал «Беги!». Инесса выскочила из комнаты, бросилась к двери, трясущимися руками повернула пимпочку английского замка, слыша за спиной страшную возню и рычание, распахнула дверь, выскочила в подъезд, повизгивая от ужаса и теряя шлепки, побежала вниз по лестнице, забыв кричать «пожар», забыв обо всем, лишь бы спастись, убежать, убраться подальше от страшного человека.
После первого рывка и борения, Илья вдруг замер. Так постояли, обнявшись в схватке, тяжело дыша.
- Ну, долго еще будешь меня тискать, как парень девку? – сказал наконец сенсэй.
Артем медленно разжал захват, прижался к входной двери спиной, развел руки в
стороны.
- Только через мой труп! – сказал, всхлипывая, борясь с подступающим
рыданием.
- О! О! О! – Илья с ухмылкой оглядел его с ног до головы. Бессонная ночь
воспалила лицо сенсэя. Пошел на кухню, загремел чем-то в ящике стола, крикнул. – Пока вы там ворковали, я нашел кое-что интересное. – Вышел в прихожую с длинным ножом для резки хлеба. Старый, со сточенным узким острым лезвием. Увидев тренера с ножом, Артем побледнел, дрожь содрогнула все тело.
- Чш-ш, - Илья приложил палец к губам, крутнул в руке и протянул нож Артему
рукояткой вперед. - На, Тема, это тебе. – Артем не шевелился. Тренер взял его за руку, вложил в ладонь нож, сжал трясущиеся пальцы вокруг рукояти, шепнул «Держи крепко!», повернул лезвие к себе, нацелил в солнечное сплетение.
- Бей. – сказал беззвучно. – Не бойся. Все нормально. Это нормально, Тема.
Ученики всегда убивают своих учителей. И предают. Нормально. Так доведи же дело до конца. Быстрее! Бей! Вот сюда! В живот! У тебя пять секунд! Потому что потом я выйду отсюда, догоню эту гнойную стерву и сверну ей башку! Ну! – Завопил как боевой крик «кья»! – Бе-ей!!!
Артем со всхлипом, закричав не наружу, а вовнутрь организма, ударил ножом
тренеру в живот. Илья крутнулся боком и движением руки заблокировал удар, отбив нож в сторону.
- Черт! Черт! Опять! – заругался сокрушенно. - Прости! Блок поставил. Ей-богу,
нечаянно. Во техника! Вошла в кровь и пот. Бей еще. Я это… сейчас… руки за спину уберу, вот так сцеплю, чтоб не блокировать, а ты … лучше… бей в горло…точно, в горло! – тренер говорил судорожно, захлебываясь. Артему стало совсем жутко. – Не бойся, Тема, я сам так хочу. Я и на войну за этим езжу, а не убивают, на пули, бывало, лезу, а они – мимо! Самоубийство грех, это точно, потом засунут в какую-нибудь свинью и будешь срок мотать, а вот если кто другой тебя – это можно… Как я придумал, а, класс? Я его обману! Ха-ха! Бей же! Не бойся! Мадаму свою спасешь, женишься на ней, детей нарожаете. Бей, дурак! Пока я не пере… пере… д-думал! Ну же, скорее, я долго так не продер-ржусь!
Артем, отбросил нож, сгребая со стены эстампы и хрустя колокольчиками,
протерся вдоль стены, огибая шепчущего, закрывшего глаза тренера, попятился на кухню.
- Куда! – Илья открыл глаза, прянул за ним. Артем в ужасе вскочил на стул, с
него на стол, скрежеща тарелками, со стола перепрыгнул на подоконник, рванул фрамугу на себя, впуская шум машин, шум ранней человеческой улицы и холод поздней крымской осени. Илья приближался, протягивая руки.
- Не подходите ко мне! – отчаянно закричал мальчик, боком втискиваясь в
открытый проем окна. Илья замер, погрозил пальцем. – Ладно, стой тут! – крутнулся, бросился в прихожую
- Стойте! – закричал вслед Артем срывающимся писклявым голосом. – Если вы
за ней… побежите… я прыгну! Прыгну!
- Я тебе прыгну! – прорычал тренер, оборачиваясь и опять бросаясь к нему.
…После девятого класса сенсэй организовал на два месяца военно-спортивный лагерь. Ребята жили в палатках возле воинской части на горе Опук, бегали кроссы, тренировались, сами готовили себе еду на костре, купались в море, снова тренировались, а после обеда учились укладывать парашюты. Честно говоря, романтика прошла уже на третий день, когда очумелый от недосыпа и перегрузок Артем вскакивал по побудке и мчался по лесополосе.
Но прыжок с парашютом остался в памяти яркой вспышкой! Когда они вошли в темное чрево самолета, от страха он действовал уже механически. Боялся одного - опозориться. Потому и покорно выпрыгнул по команде, вслед за другими. Но в миг, когда вспыхнул парашют и из ужаса стремительного проваливания и падения его вдруг выдернуло, как рыбешку из реки, крутануло и поставило гудящим от восходящих потоков лицом к гигантской, расчерченной шахматными квадратиками полей Земле, Артема охватила едкая радость, эйфория, он орал, матерился в бога, душу и мать, со слезами, хохотом, восторгом после преодоленной опасности (парашют все-таки открылся!). Страх, угнетенность, беспомощное, судорожное верчение в бешеных струях и вдруг - покой, восторг, ясность. Надо только решиться на прыжок, отрешиться от себя, отречься на миг от Темы Легостаева, рвануться, прыгнуть и - покой, смех, восторг, вознесение, когда можно с головокружительной высоты ликующе проорать в слезах и хохоте «прощай» мизерным страхам, страстям, соперникам, врагам, друзьям, любви. Нет! Опомнись! Здесь - долг, здесь - любовь, ты обязан спастись... Но здесь страшно, больно, я докажу, все узнают, все заплачут, кого потеряли!
… Пролетая, он зацепился за бельевые веревки, натянутые на балконе второго этажа, они спружинили и развернули его. Он еще полминуты стонал после удара о Землю.
ДМИТРИЙ БУДНИЦКИЙ ПО КЛИЧКЕ БУДЯ
«ТО-СЕ, ПЯТОЕ-ДЕСЯТОЕ, ТЫК-МЫК, ТЫРЫ-ПЫРЫ-РАСТОПЫРЫ, ТУДА-СЮДА, Ё-МОЕ, ЧИХИ-ПИХИ, ФИГЛИ-МИГЛИ, ЕЛЫ-ПАЛЫ, ЕЛКИ-МОТАЛКИ, ШАЛТАЙ-БОЛТАЙ, ЁПСЕЛЬ-МОПСЕЛЬ, ЭНИКИ-БЕНИКИ, ХАЛЯМ-БАЛЯМ, КУЛЬТУР-МУЛЬТУР, ***РЫ-ПОМИДОРЫ»
Раз-два-три... Проверка записи. Раз... раз... раз... Проверка, проверка... Так.
Послушаем... Запись идет хорошо. Ну, так вот. Короче... (идиотский смех - прим. машинистки)... Репей мне вот предложил поучаствовать в этой теме...(кашляет - прим. маш.) Написать про этого пацана. Ну шо из окна выкинулся в октябре. Стой, когда это было? В сентябре? Все попуталось в черепушке. Еще бы! Такое стряслось! Город на ушах стоял, да... Ну вот Женька, ну то есть Репей, и вбил себе в мозги, шо должен это дело во всех деталях описать. Чтоб вину исчерпать. И Инессу Евгеньевну он прокоцал. Она-то втирала, шо пацана выкинул из окна его сенсэй. Ну, шо нас держал в зиндане. Типа из-за ихних религиозных там предрассудков. А Репей вычислил так, шо это она пацана подбила сигануть с верхотуры, потому что стерва. Ну, он лучше ее знает, жена ведь, хоть и бывшая... Стой, о чем это я бакланю?
Во, блин! Попробуй, расскажи по-нормальному всю эту запутку - заморишься! Не, Репей меня на гиблое дело подбил. Опиши, говорит, всю историю, как ты ее, Димок, видел. С твоей кочки зрения, ха-ха... А как я ее видел?
Не, стой. Начну сначала. Я с Репьем знаком по общаге. Выручил он меня однажды крепко. Мы, короче, одного барыгу отметелили. Он башлять не хотел, то-сё. Я тогда только вступил в пехоту, был салагой. Ну, и старался больше всех. Так этот барыга с разрывом селезенки меня одного и запомнил. Короче, объявили меня в розыск. Я каждый день комнату менял, ну – ночевал по знакомым в общаге. Мне Зюзя лёжку дал в одной хавире на Руданского. Упади, говорит, и не высовывайся. Но мусорня, я думаю, знает обо всех этих конспиративных явках. Сижу там и ну... бздошно мне. Так и кажется, шо щас придут и повяжут. Спать не могу, прокидываюсь каждые полчаса. А Репья я знал. Приезжали пару раз в «Гольф» по вызову, на разборки с хулиганами. Пошел к нему в общагу. У них, короче, корпус блатной, там живут мусора иногородние, короче, коммерческий это корпус, комнаты приватизированы и, я так думал, что там облаву устраивать не будут. Так, мол, и так, говорю, ты же видишь, я пацан правильный, пусти переночевать. Типа «не дадите ли закурить, а то так жрать хочется, что ночевать негде». Другой бы зассал, а он пустил! И так я у него ночевал, пока в ментовке наши не отмазали. Трепались о том о сем, покорешковали. Я Репью и сказал тогда: «Все, я твой должник». А если я кому слово дал, это закон. Пацан без слова это как договор без печати. Мы с ним бухали вместе часто, то-сё, на концерты он меня приглашал, в охрану. И вот он приходит ко мне, рассказывает про налет на его бар. Влетели какие-то уроды в масках, ни слова не говоря, и давай ****ить прутами... Не по понятиям. Сначала сделай предъяву, а потом мочи. А они наоборот - сначала замочили, а потом письмо оставили. Непонятное. Ни бабок не требует, ни доли. В общем, наезд какой-то непонятный (долгая пауза, что-то звякает). Там, правда, какая-то цидулька нашлась, что типа налет был против радикальных студентов, которые там тусуются, в баре у Репья. Выходит, это и наше дело, потому что мы, талибы, у радикальных студентов вроде боевой гвардии. Обеспечиваем тыловую поддержку типа когда кого надо отметелить. Ну, это дела Лезова.
И вот Репей говорит: «Нашел я бойцов, шо на меня наехали. Я с Витей Шрамом контачил, а его взорвали. Может, лично ты поможешь с ними разобраться?» И рассказывает про подпольным мстителей, тренируются подпольно, салаги совсем, а бригадиром у них какой-то взрослый мужик... (слышен звонок телефона, магнитофон откл. - прим. маш.)
Значит, так. Репей мне говорит: «Давай, Димок, опиши от своего лица, а потом книжку издадим про эту историю». Будем как Ильф и Петров. Хы, Ильф и Петров! Это с Валькой мы были Ильф и Петров. Короче! Мне, значит, требовалось все описать. Ну, я и просидел, как дурак, три часа. Лев Толстой, бля! Приношу. Он прочитал и так тяжело вздохнул. «Дима, говорит, у тебя такая живая, разнокалиберная речь, а ты пишешь, как протокол в ментовке. «Мы пошли, увидели, никого не били, словесно не оскорбляли» Да ты что?! У нас не протокол, а художественная литература! Надо писать свободным, разговорным языком, предельно откровенно. Напиши про все свои ощущения, про самое-самое стыдное, что ты никому бы не рассказал, тогда читателю, бля, это будет интересно. И никто не будет знать, что это ты. Мы тебя под псевдонимбом напечатаем.
Напиши! У меня на пальце вон мозоль вскочила. Я, может, в жизни столько не писал, как за эти три часа. Короче, решил я надиктовать все нормальным человеческим языком на маг. Пусть даст какой-нибудь секретутке, та отпечатает, и путем. Но только чтоб под псевдонимбом. Полная конспирация и тайна вкладов, ха-ха.
Ну, значит, короче... Как он там втирал? Рассказать самое стыдное.… Ну, вот, например, мне было за падло, когда Зюзя поручил мне с бабками работать. В смысле, не с бабками, а… черт! Ну, в смысле не с лавэ, не с башлями, а с бабками, натуральными! Ну, со старухами! Со старыми, болтливыми, злющими швабрами. Комиссаром назначил. Я должен был их воспитывать и вести в бой. Я сначала не въехал в тему, посчитал понижением! Я же “держал” барсеточников на ж/д вокзале. Ломщиков. Хлебное место. Они лохов кидали на обмене валюты. Ну, прикидывай, летом в сезон поезд приходит, клиентам срочно нужны местные бабки, они только сходят на перрон, тык-мык, а тут уже обменник с низким курсом. А ломщики тут как тут, предлагают обменять по более высшему курсу. Лох соглашается, ему тут же меняют на глазах его бабки, это чаще всего российские рубли, и просят пересчитать. Он пересчитывает, а там на десятку меньше. Ломщик искренне удивляется, берет у него бабки, сам пересчитывает – во, блин, говорит, ошибся, извините, ради Бога, долаживает нехватающую десятку и дает взад всю пачку. Лох канает дальше с чемоданами, туда-сюда, ищет такси или там троллебус на ЮБК, то-сё, достает бабки, а там вместо сотенных купюр – единички. Барсеточник ему, когда пересчитывал, пачку подменил. Лошара кидается обратно, ищет гада, а того и след простыл. Он уже уехал в аэропорт, других лохов кидать. Ну, а если терпила все же случайно там находит ломщика, тут подхожу я, туда-сюда, мол тихо, брат, не подымай ненужный кипиш. А если тот продолжает орать, тогда вступает в действие прием “ногой в желудок”. И с ментами у нас там все вась-вась, отстегиваем им понемножку, вот они и свистят на десятом перроне.
Ну, Зюзя меня вызывает и говорит, что раз я значусь в Универе, то значит должен интеллигентной работой заниматься, идти в политику и все такое прочее. Я, как пионер, завсегда готов. И попробуй Зюзе возразить. Благодарю, говорю, за доверие. А он посылает меня работать… со старухами! Ну, за падло же! Пацаны смеялись – старушачий командир. Но, скажу я вам, потом я въехал в тему и понял, что бабки эти – крутизна немеряная! Рядом с ними любой киллер выходной. Выхожу я, к примеру, на связь с их атаманшей, Вера Алексевна зовут. Звоню – Верлексевна, стрелка в девять тридцать на стройплощадке. Есть, отвечает. Обзванивает старух, обегает вскачь весь город, и в девять тридцать тридцать бабок и пяток старичков, как штык, собираются на стрелке. Я приезжаю, конкретно ставлю задачу. Так, говорю, сегодня, тыры-пыры, пикет Верховного Совета, вот вам плакаты, транспаранты, мегафон, знамена. Сегодня мочим вице-спикера Алексеева. Он, падла, артачится и чем-то там не угодил папику. Папик, значит, дает указивку Чугунку, тот – Зюзе, Зюзя – мне. Я собираю старух и веду, как свору, к Верховному Совету. Ну и башляю, конечно. Бабки работают только за бабки, ха-ха… Приходим, значит, к Верховному Совету и начинается. Старухи орут лозунги против этого вице-спикера, кричалки почище футбольных фанов. А уж если где завидят самого злодея, такой визг начинается, такие проклятия, они его натурально проклинают, плюются, кидают в него всякую дрянь. А телевизионщики, заметь, это все снимают на пленку. И вечером показывают всему Крыму. Вот, смотрите, как народ любит вице-спикера Алексеева. И главное, менты ничего старухам сделать не могут – ну, не бить же их дубинками по седым головам, верно? И все, спекся вице-спикер, пошел на попятную. А я бабушкам после дела еще бабок отстегиваю, отстояли они пять часов, подвожу термосы с горячим чаем, бутылочку выкачу, согрею мамаш, и снова кидаю в бой! Они, умора, друг друга девочками называют, а из самих песок уже сыпется, их в гололед выпускать надо на трассу, чтоб машины не буксовали. Но злобы в них, чуваки, это что-то! Один раз депутата одного чуть не разорвали в клочья. Его, бедолагу, менты еле отбили, у Верлексевны между пальцами клочья его волос так и остались. Она мне показывала, в натуре. Ну, я ей за скальп отслюнявил премию. Когда Чугунка арестовали, ночью на Пушкаре оцепили его киоски и посносили все на хер. Так эти бабушки и дедушки стояли весь день, аплодировали строителям, а Верлексевна со слезами орала: «Я во время войны жмых жевала, после войны на хлебе и воде сидела, я и сейчас готова голодать, только чтоб богатых не видеть!» Во такая старуха железная!
Ну, одного раза сидели мы с Зюзей в “Лотосе”, я возьми и расскажи про этот скальп и какие геройские у меня бабули, а кент там один и говорит – какие это бабули, это не бабули, это бультерьеры. Бультерьеры-бабультерьеры. Ну, есть бультерьеры, собаки-убийцы, а это - бабуль-терьеры. Вот почему киллеры рядом с ними – выходные. А так про самое стыдное даже не знаю…(долгая пауза) Не, так не пойдет. Надо ширнуться. Так я забуксую... (звук выключения магнитофона).
Во, теперь полегче. Сейчас вставит и... Эта дурь классная... Пацаны ее «бархатной волокушей» кличут. В натуре, ощущение такое, шо тебя тащит... улет...
(долгая пауза, что-то звякает)... Ну, так слушайте, дамы, господа и кореша! (Громкая отрыжка, идиотский смех - прим. маш.) Самое стыдное у меня это... Не, бля, расскажешь, братва скажет, шо это... белочку поймал... Короче, есть у меня жена. Скажете, что ничего в этом такого нет. А она у меня не простая, а телевизионная! Дикторша одна. Имени называть не буду... хотя... откровенно так до конца!.. ладно, зовут ее... потом. Это потом. С чего все началось-то? А! Во! С рекламы этих, женских прокладок. Помню первый раз увидел, так, слышь, обалдел: там такие Наташи Ростовы нежнейшие выходят и рассказывают, чем они это... письку затыкают! Это как типа она со Штирлицем танцует на первом своем балу, тормозит у камеры и заявляет, шо у нее сегодня критические дни, но ее спасает этот… как его?… «Олвейз плюс с крылышками». Меня аж в жар бросило, в натуре! Девчонки такие поэтические, как из гимназии, никогда бы не подумал, шо у них вообще влагалище есть. Ну, в смысле, с волосами и месячными. Вся эта гадость. А они выходят и так радостно сообщают, шо у них там сухо. Я с этого тащусь почище, чем с порнухи. До закипания! Зачем порнуха? Вот где смак! Слышал примочку? «Что может быть вкуснее сочного тампакса?», ха-ха! (идиотский смех - прим. маш.) Это наши рассказывали, что бомжи тампаксы собирают по мусорникам и поджаривают на закусь, как колбаски, умора, ё-моё! Колбаски охотничьи, ха-ха, не могу-у! (реготание – прим. машинистки). Вставило меня уже, говорю же, дурь классная. Пробило на хи-хи. Я когда на колесах сидел, ходил. Вот ходил, в натуре, ночами, километров по двадцать отмахивал. Очнусь, а я уже от города черт-те где! Гек тогда мне дал вмазаться героином, это улет. И ходить я перестал. Зачем ходить, если ты и так уже тащишься, ха-ха, тащишься, как кот по стекловате, яй-ца-ми-и-и-и…(долгий хохот – прим. машинистки). О чем я? Вот ****ь, не помню… Чё-то я хотел рассказать такое козырное, а эта дуристика меня вынесла на хер куда-то.… А! Про тампаксы! Как про них по телеку рассказывают. Да. И говорят про это такие невинные чистые девчонки, я балдею. Не то, что наши биксы, прошмандовки, *****, мерзкие. Я с детства мечтал о таких, чтоб была неприступная. Чтоб строгая была! Красивая обалденно, высокая, но ниже меня на пять сантиметров, блондинка, но строгая. Чтоб никого к себе не подпускала. Кроме меня. Ну, короче, вступил я с ними в это... (идиотский смех - прим. маш.) извращенные половые отношения. С этими, из рекламы. Потом из метеосводок есть одна, фигура как из «Плейбоя», улыбается так, мол, пошли... А Шарапову с ОРТ я вообще ненавидел. А как трахнул разок, так и успокоился. Сидит она такая вся из себя, презирает меня всем своим видом наворочанным. Фа-фа ля-ля! Она, сука, там в высших кругах вращается, богиня, бля! А я на нее дрочу и на экран спускаю, понял! Она читает текст - строго так! - про кризис политический, а по морде вафля течет, ха-ха! (идиотский смех - прим. маш.) У меня «Сони блэк тринитрон», 72 сантиметра по диагонали, а кончаю я, чуваки, по полстакана зараз. Телки захлебываются, в натуре! И я по диагонали - пью! 72 сантиметра (идиотский смех - прим. маш.). Мне телек меньше держать нельзя, ха-ха (идиотский смех - прим. маш.)
Ну, вроде бы все стыдное рассказал. А больше стыдного ничё нету.
Теперь начнем излагать по теме.
Этот кальмар молодой, шо чмякнулся с девятого этажа, или там с восьмого, его Инесса Евгеньевна трахала. Она любит молоденьких, старая швабра. И на меня зырилась пару раз. Так Репей из ревности к тому пацану решил его подставить. Стрелки перебил на этого хлопца и выставил дело так, шо это пацан этот организовал наезд на его «Гольф». Или там участвовал. И заложил его Вите Шраму. Ты, Жека, не обижайся, сам же просил все по правде рассказывать. Я и рассказываю, как понял. А если что не так, ты потом вычеркни на хер и все дела. А Витю вскорости взорвали сапоговские. И вот он ко мне приходит, Жека, а не Витя. Витя уже ходить не мог. Как без жопы ходить, ха-ха? Шраму полжопы оторвало, в натуре, земля ему пухом. Жека и приходит. За мной же должок. Говорит, там пацаны пятнадцать-шестнадцать лет, ну и тренер их. Я сразу насторожился. Опиши, какой он.
- Невысокий, коренастый, черный короткий ежик.
- Еще! Как одет?
- Черная куртка кожаная...
- Скулами любит играть?
- Чего?
- Желваки на роже работают?
- Я не видел. Из машины же.
- Кепочки на голове не было, черной, кожаной?
- Нет, жарко же... Похож он на одного мента, но я не уверен…
- Какого мента?
- Ну, когда на бар напали, он вроде в расследовании участвовал, но я не уверен,
издалека видел.
- Ладно. Давай так. Я подгоню паренька, он на него посмотрит. Когда?
- У них завтра в семь тренировка.
- Лады. Без четверти жди на площади Радина. Там бар есть «Айн момент»,
знаешь?
- Знаю.
- Вот и лады.
Дело в том, что у Зюзи свой интерес был. Я в бригаде у Зюзи, поэтому в курске. Его братана двоюродного, Солому, какой-то крутой избил. Зверь, руку во так разорвал, у пацана теперь пальцы всю жизнь будут веером. И Зюзя искал того зверюгу днем и ночью. Кровную месть объявил. Зюзя сказал, что чечены такие крутые, потому что у них кровная месть. И у нас будет. А тут приходит Репей и говорит, мол, есть такой кадр – подпольно тренирует малолетних убийц. И вроде смахивает он на того кадра, шо братана зюзиного порвал на куски. Мы тык-мык, поехали с Соломой, попасли ихнего тренера. Похож. Мы к Зюзе. Тот обрадовался, аж трясется. Поехали, говорит. А с ним Муса только был. Я говорю, ты хоть волыну взял? Нас всего трое, Солома не в счет, у него руки еще забинтованы. А тех полный спортзал. Он ржет. И Муса ржет. Вроде я трухаю, а они супермены. Они вообще отмороженные на всю голову. Зюзя целые банды с цепями и монтировками разгонял в одиночку. Одной бритвочкой. Той, что бреются станком. Все знали, что у него бритва, ну и шугались. Он же бешеный, писанет по горлу...
Короче, я взял еще пацанов из общаги – Серого и Снежка. Зря я его взял. Но и оставить не мог. У него уже черепица с черепа конкретно сыпалась. Он и вешался уже, как его оставить одного? Пришлось взять. Вот и он попал под раздачу. Казалось, что дело-то несерьезное, не стрелка какая-нибудь с волынами и стрельбой. Простое махалово. А попали в такое дерьмо, что Валька после всего уехал к себе в Керчь, да и застрелился из отцовского ружья. Еще и на видик снимал. Совсем шиза скосила. А все из-за раскладушки этой ****ской, из-за Василиски. И опять я получаюсь виноватым, ведь это я ее ему подогнал. А она, *****, кинула его, с Лезовым связалась. Надо бы ей рожу набить, не забыть бы, суке! Ладно, это я отвлекся.
Ну, набились в джип, едем, то-сё, Зюзя анекдот про Василия Ивановича рассказывает. Василий Иванович в Японию приехал, пошел в спортзал, где каратисты. Вопли, крики. Василий Иванович выходит, вытирает саблю о бурку и говорит: «Странный народ, эти японы, с босыми ногами на боевое оружие!» Зюзя с маслом в голове. Каратисты-то в спортзале босые. И Муса по дороге полный рюкзак бутылок купил. Зюзя хотел детишек просто попугать. Они по осколкам пырхаться не будут. А если кто пырхнется, он еще бутылку бензина взял. А тренера их мы решили выдернуть, ну и допросить с пристрастием. Зюзя до этого в сауне такую же изжогу организовал одному барыге. Так его охрана на цыпочках стояла. Босые же.
А я потом другой анекдот вспоминал. Когда очнулся. Брежнев тачку катит в концлагере, встречает Никсона, а тот тоже с тачкой, стали они перекурить. Брежнев вздыхает и говорит: (имитирует речь Брежнева - прим. маш.) «Да, Рычард, недооценили мы... мля-мля... Мао Цзе-дуна!» Тренер их в спецназе был! Им по осколкам походить, как нам по пляжу! И в Чечне воевал! Недооценили мы его. Значит так. Зюзя Мусу послал посмотреть. Тот возвращается, говорит:
- Тренируются. Сопляки. Посты не выставлены. Дверь не заперта. Там человек
двадцать.
Зюзя:
- Бригадир на месте?
- Карлсон. - Муса поморщился. Презрительно так. Маленький, значит.
- Пошли. - Зюзя выпрыгнул из джипа, ух, классная у него тачка, «Лендровер»
наворочанный, с фарами на крыше, как даст ночью - видно, как днем, захрустел пальцами для разминки. У него все хрустит - пальцы, шея, суставы на локтях, челюсть щелкает, даже переносицу выбитую вправляет, она - тресь! Смотрю, у него в руках на кожаном поводке металлический собачий ошейник. Строгий ошейник с огромными шипами. Кайф в том, если остановят менты, у него просто ошейник. А если разборка, то это покруче нунчаки. Волыны возить стрёмно стало, менты озверели, всех вяжут за мелочевку. Чугунка вон взяли за три патрона. Да они ему их сами и подкинули. Он, как изжога началась, ходил чисто без оружия. А Зюзя повесил ошейник на плечо - спереди короткий поводок болтается, а сзади типа булавы с шипами на цепи. Смотрю, у него глаза стекленеют. Он перед делом в транс впадает. Валька говорил, что были такие в древности воины, типа бисерки. Они голыми руками всех мочили. В одиночку. Их вставляло и они крушили направо и налево. А я заметил, еще как приехал, что Зюзя уже обсаженный. Шипит: «Я его, урода, на цепь посажу! Буду водить, как пса бешеного!» Муса рюкзаком с бутылками гремит. Заходим в школу. Расклад такой: из вестибюля вниз в спортзал идет лестница, оттуда слышен топот, стуки, крики - тренируются. И никто этих молодогвардейцев не охраняет. Спустились, туда-сюда, слышу, а там кто-то считает «ити, ни, сан, си, го...», и вдруг все как рявкнут - кья!!! (громко орет - прим. маш.) Ха-ха! Как я выступил?
Вот, значит. Подходим, Зюзя толкает двери и мы входим в зал. Муса без всяких предъяв начинает разбрасывать бутылки. Прямо среди этих малолетних преступников. Там и пиво было. Они стоят такие, лужи пены, осколки во такие торчат. Ребятишки просто охуели. Еще помню духан там такой стоял, не продохнуть, потом воняло и вдруг пивком потянуло. А Муса, слышь, банку с томатным соком прямо в ихнего тренера швырнул. Та как рванет, как бомба, его всего изрешетило. Стоит в своем кимоно, весь как в кровищи.
Зюзя вдруг как заорет. Как резаный. Даже мне страшно стало.
- Всем стоять! Тренер ко мне!
Все замерли так. Кто-то замяукал, верно порезался.
Зюзя:
- Я сказал, тренер ко мне! Ты шо, ссышь, бригадир? Я сказал - по осколкам ко
мне, баклан ты ****ый!
Те опять не шевелятся. Тогда Зюзя командует:
- Муса!
Тот вынимает бутылку с бензином и в стенку - бах! Там тут же кто-то заорал:
- Бензин, атас!
Шарахнулись они, кто-то порезался, мат, ор. И вдруг тренер их:
- Матэ!
Шеренги замерли. А он командует: «Куртки снять, кидать на стекла!»
Зал как вскипел. Мы не успели еще сообразить, а они уже накидали к нам дорожку. И тут Муса поджигает бензин. Полыхнуло. Я еще подумал, хер мы сами-то отсюдова выберемся, если разгорится как следовает. И вдруг тренер их с диким воплем - прыг на эту дорожку. Я за Зюзей стоял. И Зюзя меня всей спиной как саданет, и так вдвоем мы с ним вышибли двери и грохнулись навзничь. Я башкой с размаху о ступеньку, на мгновение даже сознание потерял, да и Зюзя худой-худой, а тяжеленный, вышиб из меня дух напрочь! А как очнулся, там уже такое махалово стояло, я вскакиваю, начинаю их метелить, Муса рядом, цепью отмахивается, по мне попал, вон щека до сих пор вспорота, ну… Серый дерется, вопли стоят – охуеть! Нас всех положили, налетели, нависли со всех сторон и повырубали. Очнулся в подвале. Я еще легко отделался. Мусу по стеклам протащили, у него вся спина была пописана. Стонал, а те даже не перевязали. Серый бился до последнего, так ему руку сломали и голову пробили. А Зюзи с нами в подвале не было. Меня потом пацаны допытывались, где Зюзя, где Зюзя. Либо его отдельно держали. Либо... Короче, пропал Зюзя. С концами.
На допрос водили, тренер их. Но я не раскололся. Приехал, мол, на разборняк и все! Про Репья ничё такого не сказал. Но вскорости они и его привезли. И Лезова тоже. А Репей, наскока я понял, стрелки перебил на пацана. Тот, который в окошко выскочил потом. Мол, тот заложил этого тренера и всю их подпольную секту карате. А тренер нас стал раскручивать уже по полной программе. Я так понял, у него в мусарне много дружков. Они вроде филиала мусорского. Комсомол ментовский. Правда, спрашивает, что вы кидали бутылки в бойцов ОМОНа при демонстрации студентов? Шо там дальше было - не скажу, меня тока раза два допросили и все. Просидел в зиндане сколько-то суток, потом приехали мусора, отвезли на Кирова, допросили, ставки какие-то делали, показывали меня всяким свидетелям, а потом отпустили. Тогда многих повязали, все крытки были забиты, как сельди в бочке. Много пацанов ушло по этапу. Пол Крыма, считай.
А у Репья с бывшей женой крутые разборки начались. И он попросил меня помочь. Описать все как есть.
Он кстати не спорит, шо это... шо пацана этого, шо Инесса Евгеньевна трахала, это он заложил. Приревновал и сдал. Сам он, правда, втирает, шо не из ревности, а, сука, потому... тут у меня чё-то крыша едет... чтоб они, значит, между собой перегрызлись. Тренер и его выродки малолетние. Тогда, мол, был шанс сбежать. А оно вон как получилось. Пацан облажался и кровью смыл. Никто его типа не выкидывал. Если б я, к примеру, заложил дружбанов, я сам бы прыгнул откуда хочешь... Да! У нас газета есть «Обозреватель», там целая статья была по этой теме. И статья уверяет, шо это Инесса Евгеньевна пацана довела до самоубийства. А она втирает, шо парня сенсэй выкинул из окна. За предательство. Привел к бабе его и в наказание на глазах у той - выкинул. Не поймешь, кому верить. А газета пишет, шо, мол, виновата сама тёлка. Да и Репей ее предупреждал не вязаться с парнем всерьез. Он ее да, послал на стрелку, чтоб выведать, шо за тремпели там наехали. А она запала на парня и втащила в постель... Тебе сказано - делай то и то. А если перестараешься - отвечать будешь. Значит, она и виновата. Она должна была только разведать. Так нет же - трахать его стала. Зачем? Не еби, где живешь, не живи где ебешь. Так она еще втирает, шо паренек собой пожертвовал. За все типа человечество. Но это у нее уже крыша поехала, точно! Он только нас и спас, из подвала вытащил, это да! Мы с Репьем макнули крепко, и он мне открыл: тренер не мог выкинуть пацана того, потому что он его типа любил. Как гомик. Или может я чего не понял. В общем, у них сам черт ногу сломит!
О, жена приехала! Закругляюсь. Я же вам ее так и не представил - Анастасия Мельникова, Тася, теледикторша из Москвы, из «Новостей». Звыняйте, у нас свиданка короткая, времени мало, закругляюсь. Ваще, как в тюряге, жена приезжает на какие-то пятнадцать минут! А по видику не то, мне надо, чтоб в живом эфире.
Жека! Если слишком много жаргона, ты почисти, я старался разговорным блатным языком излагать, как ты просил. Привет. И это, если я чего не так понял, ты исправь, напиши, как тебе надо, это же не протокол, ха-ха!
Вячеслав Лащенков
СЛОВО ДЛЯ ЗАЩИТЫ
«Глупцы глумятся надо мной, когда я нисхожу
в образе человека. Они не знают моей
трансцендентальной природы Всевышнего, Господа, управляющего всем, что существует».
Это не я, это Бхагаватгита.
Кабинет в издательстве. Узкий, как пенал. Пыльные полки, заваленные папками. На столе громоздятся так называемые «горячие» рукописи. Народ-графоман при советской власти заваливал редакции опусами от безделия, при рынке - в жажде заработать. Все кинулись писать детективы и фантастику, все мнят себя Незнанскими, Тополями и Мариниными. Сижу, листаю очередную нетленку. «Недоноски». Название какое-то авантюрно-детективное. Кто же он, наш новоявленный «Корецкий»? Читаю на фронтисписе. Ба, у него даже фамилия несколько похожа на автора «Пешки в большой игре».
Сюрприз! - как кричат в американских боевиках, внося на блюде голову врага. Это - небезызвестный в околомузыкальной тусовке бард Евгений Репецкий, больше известный под погонялом Репей. Мы познакомились в годы перестройки. В то время Репей писал неплохие стихотворные тексты и с пылом исполнял их под гитару. Он уже и тогда писал ядовитые эпиграммы, и человеконенавистничество сочилось из всех его пор. Он и про меня накропал вот такой ядовитый стишок:
Он жизнь свою считает черновиком,
Раз не родился он ни Достоевским, ни Микеладжело,
А, в общем, он хотел бы стать червяком
В огромном и сочном абрикосе оранжевом.
Нет, он не чревоугодник, скорее наоборот,
Он просто мечтает увидеть рожу товарища,
Когда тот, предвкушая, разломит светящийся плод
И увидит тварь извивающуюся.
То была эпоха перестройки, романтика ломки всего и вся, разрушения всех запретов и табу, и наш герой активно поучаствовал в этом процессе, а результаты мы с вами расхлебываем по сей день. Тогда - чего греха таить - наш герой увлекался и фашистскими идеями, и идеями сатанизма, теориями всеобщего раскрепощения, призывал разрушить крепостное право в душах людей и на ниве разрушительства и приобрел свою скандальную популярность. Каюсь, в те годы и я был увлечен им, Женькой, Репьем, нашим крымским Бутусовым. Он увлекал и потрясал. Песни его были хитами тех, доперестроечных лет. Долгими ночами за рюмкой чая читали мы друг другу стихи, обсуждали эсхатологические и богоборческие теории, ребром ставили «вечные вопросы». Именно он, Женька Репецкий, открыл мне грандиозный миф о Люцифере, объяснил, что нельзя путать Денницу, Перворожденного сына Господа, архангела, несущего Свет, с вульгарным Дьяволом или Сатаной. О, как поразило тогда меня это откровение! Вот кто наш истинный Отец Небесный, оболганный официальными церквями, в кровавой маске Сатаны и богоборца, тащит Он на себе миры материального плана, бесконечно спасая своих погрязших в грехах детей. Да, именно Репецкий открыл мне, что есть возможность подключиться к энергетическому полю этого исполинского космического существа и самому стать властелином своей судьбы, возвыситься над толпою. И это возвышение он сам, Репей, демонстрировал с блеском. Да и сам он на концертах «Мертвой воды» был похож на Люцифера, в сполохах стробоскопа взмывшего над беснующейеся чернью, когда в лучах прожекторов над черной сценой повелевал стихиями музыки и поэзии, вел за собой впавшее в транс беснующееся стадо фанатов. Я благодарен ему за откровение. Я понял одно: если смог он, то почему не могу и я?
И вот прошло роковое десятилетие. Развалился Союз, распалась «Мертвая вода», Женя Репецкий – ау, где ты? Да вот же! Ба, а где жар-перья инфернального люциферита, где ореол рокового рок-идола? Облысела птица, потускнело оперенье. Теперь Репей не вития, теперь он «серьезный» писатель. Что ж, понять можно, года к суровой прозе клонят. А проза - это совсем другой жанр, тут надо не просто рифму в нужное место встромить, но и осмыслить действительность в живых образах. Правда, в своих «Недоносках» автору ничего особенно и не требовалось придумывать. Он описывает реально произошедшую в нашем городе историю. Я сам написал об этом большую статью в «Крымском обозревателе» (см. «Мата Хари нашего городка», «Крымский обозреватель» от 23 октября 1998 г.).
Итак, «Недоноски». Название, повторяю, детективное. Типа «Шпана» или «Братва». Но это обманка. На самом деле автор под видом детектива подсовывает нам очень сомнительное чтиво, в котором «недоносками» выступает... вообще все человечество! Таково авторское кредо! Единственным «доношенным» автор считает себя, любимого. Да еще свою жену (хоть и бывшую) Инессу Гоморину (откроем секрет - именно она является главной героиней той самой статьи «Мата Хари нашего городка»!). Все остальные действующие лица, в том числе и ваш непокорный слуга, - «не-до-нос-ки»! Что ж, не будем спорить, не будем оправдываться, тем более что презумпция невиновности еще не отменена. Рассмотрим лучше, что же представляют собой эти записки из-под полья нашего начинающего прозаика?
Итак, действие происходит в некоем городе Захолуйске, в котором легко узнаваем наш с вами город, читатель. То есть автор считает наш далеко не совершенный, но все же любимый город холуйским захолустьем, так, видимо, следует расшифровывать вышеприведенное название. Уже в одном этом слышится жуткое презрение к нам, жителям этого города. Ах, да! Я же забыл - мы же «недоноски»! Но давайте проверим, так ли это на самом деле, уважаемый читатель! Давайте сковырнем с наших пыжащихся героев их богемную спесь и выставим на всеобщее обозрение такими, какими они при всем их шляхетском гоноре на самом деле и являются - голенькими, трусливыми, жалкими задаваками, способными (как покажет само повествование) на любую подлость, если жизнь всерьез прижмет.
Но, увиденные глазами автора, Инесса и Репей предстают большими, красивыми, талантливыми людьми. Он - рок-звезда, она - писаная красавица, топ-модель с пылу с жару, только что с подиума. (Правда, вскоре выясняется, что сам Репей давно подрастерял свою популярность, ничего уже не пишет и вульгарно пьянствует в грязном общежитии после развода, а «писаная красавица» Инесса никакая не топ-модель, а просто увядающая гетера, ловящая свой последний шанс в браке с иностранцем).
А вот ваш непокорный слуга, Вячеслав Лащенков, предстает в первых же главах «Недоносков» циничным мерзавцем, беспринципным журналюгой, наживающемся на сплетнях, скандалах, клевете и информационном рэкете! Цель такового жизнеописания более чем очевидна: читатель в дальнейшем должен верить «хорошему», доношенному Репецкому, а не мне, «недоноску и негодяю»!
Измазав грязью и нечистотами мою репутацию, Репецкий рассчитывает, что читатель с распростертыми объятиями наивно примет версию трагедической гибели Артема Легостаева в трактовке самого Репья, поддержанной «достовернейшими» свидетельствами главной участницы - Инессы Гомориной. И все это делается с целью обеления главной виновницы трагедии, соблазнительницы и провокаторши. Конечно, вам судить, читатель! Но позвольте тогда уж и мне взять слово для защиты.
Начнем по порядку.
Итак, Репецкий описывает мой внешний облик: плюгавый мэн в дорогом костюме с сотовым телефоном и пошлой золотой печаткой на безымянном пальце. И вашему взору, не дорогой и мало уважаемый читатель, предстает этакое гороховое чучело. Но Репецкому не дано видеть глубже, и это я сейчас вам продемонстрирую. Ведь вызывающе безвкусная печатка на моем пальце - не что иное, как приманка для псевдоинтеллигенции, для таких, как Репей и Инесса. Они, эти «продвинутые» провинциалы, так и кидаются на подобные побрякушки или словесные крючочки типа «крепкое кофе». Сразу - презрение, взгляд сверху вниз как на недоразвитого питекантропа. Что происходит на психологическом уровне? Сознание резко расслабляется, ибо перед ним – дебил, которого не стоит принимать всерьез. Но этот дебил вдруг начинает излагать «в снятом виде» такие заумные штуки насчет той же печатки на пальце, что расслабившееся сознание становится в тупик и впадает в ступор. Психический механизм довольно прост. Приведу цитату: «Больше всего наше сознание привязано к речевым шаблонам. Нарушение речевых шаблонов - самый легкий и доступный способ сбить с толку сознание собеседника. Сознание отвлекается на поиски смысла нестандартных фраз и попадает в ловушку, открывая непосредственный доступ в подсознание. Часто гипнотизеры заранее подготавливают и заучивают подобные высказывания». С.Кардаш «Измененные состояния сознания». Кроме того, на обычную информацию сознание реагирует за 300 милисекунд, а на парадоксальную – за 400! То есть задержка составляет 100 милисекунд!
Итак, в момент, когда сознание отвлечено на осмысление «заморочек», доступ к подсознанию открыт. И в этот момент гипнотизер дает установку, то есть зомбирует собеседника, после чего последний, совершенно не осознавая этого, послушно выполняет его волю.
Элементарно, Ватсон.
Репецкий даже не отразил в своей писанине моих последующих фраз, запомнил только, что надо зайти в редакцию и попробовать «классное кофе». Я дал ему такой приказ, и он послушно приплелся в мой офис. (См. главу «Астральный каратек Слава Лащенков»). А я ведь чувствовал, что ему ой как не хочется идти ко мне в офис. Он парень ершистый, задиристый и обидчивый. Он до сих пор имеет на меня зуб за ту заметку, что легендарный Репей уже, мол, не тот. Но заметка была написана специально, чтобы задеть его за живое и заставить вернуться в мир активной музыки и политики. Я, по сути, его благодетель и ангел-хранитель, хотя мои действия субъективно могут показаться неприятными и даже подлыми. Но в «снятом виде» они идут только на благо моему подопечному. Ведь и Сатана действует в мире только до тех пор, пока он нужен Богу, он тоже послушно выполняет Божью волю, творит зло, ведущее к добру.
И вот я, «убогий хлюпик», некрасивый Сальери, отдаю его подсознанию приказ, и постаревший подержаный Моцарт послушно плетется ко мне в редакцию. А пока он прохлаждался по зданию УВД, я вызвонил Лезова и устроил им встречу в своем кабинете. Они из-за чего-то там поссорились, после чего Репецкий Лезова к себе близко не подпускал. Но «Радикальные студенты» и предвыборный блок «Будущее Крыма» нуждались в харизматической личности. Поэтому я заманил монстра крымского рока в редакцию «Обозревателя» и устроил ему встречу с Лезовым. В моем кабинете они не только мирно перетолковали, но даже договорились о том, что Репецкий формально возглавит новое политдвижение. Все сбылось по щучьему велению, по моему хотению. Так что безвкусная печатка на моем пальце - не простое кольцо, а волшебное, оно вызывает джина, повелевающего подсознаниями собеседников.
Или вот Репей отмечает, что я не пожимаю руку при рукопожатии, и считает это проявлением барственного пренебрежения к партнеру. Это отнюдь не так! Это один из способов выйти напрямую к подсознанию собеседника и отдать ему приказ. Дело в том, что многие привычные действия осуществляются бессознательно, по инерции - ну, например, обычная встреча с приятелем, привет-привет, пожимаются руки, все идет автоматом, сознание затормаживается, ему ни к чему обдумывать эти миллионы раз повторяющиеся действия, и в этот момент попробуйте резко дернуть собеседника за руку. Он обалдеет, шаблонная ситуация рассыплется и опытный гипнотизер в этот момент замешательства легко может ввести человека в транс и повелевать им. Но согласитесь, дергать за руку легко на сцене, когда к вам ползут уже предрасположенные к внушению гипнотики, а в обычной жизни вас просто сочтут за ненормального. Поэтому я прибегаю к более мягкой форме разрушения шаблона рукопожатия, я просто не жму руку в ответ. Собеседник на мгновение зацикливается на этом, и его подсознание в моей власти. Маленькое, но уже существенное преимущество. Я тут же внушаю «Обещайте не удивляться!» (см. главу «Поламишев и Лащенков), он обещает и уже с легкостью глотает любые наживки и принимает самые невероятные предложения.
Или вот - я назвал вас «не дорогой и мало уважаемый читатель». Это раздражило? Конечно! Выбило из привычной колеи? Еще как! Вы ведь несколько раз вернулись и перечитали эту фразу, правда? Далее текст начинает восприниматься с гораздо большим интересом и из принципа неприятия и отталкивания проникает в подсознание гораздо глубже, становится вашим собственным убеждением. На сознательном уровне вы отвергаете мои мысли и построения, но подсознание тут же ассимилировало их и сделало своими. Тем более, что они истинны!
Ну, как? Убедил я вас? Вам интересно? Вы не можете оторваться? Ах, можете? Ну, что ж, попробуйте! Отбросьте книжку, не читайте дальше! То-то, оторваться невозможно, в вас уже сидит мой крючок, а мне остается только потихоньку наматывать спиннинг, вываживать вас, как рыбу, а потом - раз! - и без подсака на берег! Не зря ведь я самый удачливый издатель и деятель теле- и радиожурналистики Крыма. Моя газета идет нарасхват, мое радио и телевещание первые по рейтингу, и не потому, что я потакаю низкопробным вкусам толпы, а потому, что в каждом моем коммуникативном посыле спрятано несколько острых крючков, с которых сорваться невозможно.
Короче говоря, способов манипулировать куклами, возомнившими себя главными действующими лицами, существует великое множество. Например, «динамитная шашка». Это прием оглушения, когда рыба всплывает кверху брюхом. Помните, как я оглушил его в общежитии, когда сказал, что его девочка обслуживает нас в сауне. Шашку кинул, - бабах! - и пока он плавал кверху брюхом, напихал ему полное подсознание установок.
Так кто плюгавый бесталанный недоносок? Я или он?
Бог с ним, пусть Репей вкупе со своей женой-разведенкой думает обо мне как о бездарном ничтожестве, которое можно вышвырнуть из своей жизни, как докуренную до фильтра сигарету. Пусть! Начнем с того, что в земной детерминированной жизни нет ни одной случайной встречи. И моя встреча с ними была не случайна. Мы должны закончить именно в этой жизни все наши стародавние кармические разборки, решить раз и навсегда, кто из нас выше. Для того мне и дано в этом воплощении такое утлое тело, чтобы я мог явить величие и силу духа! Легко быть идолом и «властелином пластилиновых сердец» в эффектной телесной оболочке. Девочки вешаются гроздьями, окружающие симпатизируют. А ты попробуй подняться, родившись карликом, уродцем, физическим недоноском! И тогда-то и становится ясным, что по силе духа именно они - пигмеи, копошащиеся у моих ступней. И мне забавно наблюдать их пренебрежение ко мне, их - свысока! - снисхождение к убогому пасквилянту. Я кайф от этого получаю! Мною, человеком, брезгуют гиббоны! Вот в чем скрытый от их глаз кайф! Куклы презирают кукловода, ха-ха! Ты мне по щиколотку, слышишь ты, Репей!
О, нет, я не стану мелко мстить, гадить, хотя давно мог бы стереть в порошок эту «нечистую пару» - Инессу с Репецким. Зачем? Они сами себя сожрут в бесконечной кармической грызне, сами доведут себя до гибели, если не физической, то духовной! Я, бывший изгой, отвергнутый влюбленный (было, каюсь) я сумел-таки вместить в себя частицу люциферовой энергии, досягнуть исполинского духовного роста, что выразилось на физическом плане в создании мощнейшей медиа-империи, способной перевернуть вверх дном целый Полуостров (см. статью «Грааль? Врааль!»), наконец я купил все права на песни Репецкого, я купил даже их бар, хотя он мне совершенно не нужен, но я купил-таки все, о чем когда-то мечтал! Да, да, я завидовал и песням, и классному барду, и этому бару, который казался мне роскошным эдемским уголком, в котором они были молоды, счастливы, а я сидел, одинокий, в углу, тянул пиво и завидовал (каюсь!) до сосания в поджелудочной железе! Каюсь, повторяю! Я перерос это, очистился. И этой главой, статьей, письмом – назовите как хотите – я пытаюсь объяснить им причины их страданий! А причина проста – они любят друг друга и должны быть вместе!
Слышите вы, Женя и Инесса?! Инесса, ты лучшее, что у меня было в жизни! Я
проклинал тебя все эти годы, я любил и боялся тебя, мучился нестерпимо, но сейчас, после просветления, я понимаю, что самое значительное и драгоценное событие в моей жизни – это была встреча с тобой, любовь к тебе. Я стал кем-то только из желания доказать тебе, что я – велик! И Женьке я все эти годы хотел что-то доказать! Простите меня оба. Слышите вы меня?! Если хотите, возвращайтесь в ваш бар, управляйте им, как хотите, я ничего не хочу, не буду никак вмешиваться, просто буду приходить, сидеть, смотреть на вас, вспоминать нашу молодость. А вы будете относится ко мне просто как к другу, сделавшему для вас добро...
Эх, ладно, знаю, вы гордые, вы не примите моего великодушного предложения,
ведь вы презираете меня, а за что? Чем вы лучше? Вам послал Господь вестника, чистого юношу, но вместо того, что покаяться и изменить свою жизнь после его чудовищной гибели, чем вы в самоупоенной гордыни занимаетесь? В лучших традициях провинциальной псевдоинтеллигенции сотворяете из Артема новый миф, нового святого, новую икону. Затянули окно черной материей в звездочках из фольги, налепили фотографию мальчика, молитесь на него, цветами подоконник убрали, устроили там псевдоалтарь. Наделали ладанок в виде окна со звездным ночным небом, продаете их доверчивым впечатлительным подросткам. Окно в мир иной! В царство Божие! Репецкий – нос по ветру! – вмиг песню в тему написал про мальчика-самоубийцу, с характерным припевом: «И молнии его крестили крестом оконных переплетов». Хитрая поэтическая подстава – окно оказывается еще и крест! И на этом кресте распят новый мессия – Артем Легостаев! Россия, как свято верил Достоевский, явит миру истинного Христа. И что – таким вот образом – явила? Постыдились бы! Эксплуатируете обычную подростковую экзальтированность! Как будто мало травмирующих походов на кладбище, устроили еще и паломничество к «Алтарю»! Приходят, в основном, девочки, умоляют впустить хоть на минутку, приносят цветы, стоят, плачут у «заветного» окна. Сам я не был, не сподобился, да меня бы и не допустили, но те, кто был, рассказывают, что все устроено по высшему разряду театральности: в комнате царит полумрак, горят свечи перед большой фотографией красивого печального юноши-самоубийцы на черном фоне окна, запускают группу зареванных старшеклассниц и впечатлительных старшеклассников из так называемых «умников», в абсолютной тишине гуськом проходят, возлагают цветы и среди всхлипов и шепота прощания вдруг ревмя взревает репецкий хит «Переплет»:
Когда раскинешь руки в жесте,
приемлющем земную боль,
то знай, что ты на перекрестьи,
и в это время Бог - с тобой!
Мятежный парус ищет бури,
а мачта гнется и скрипит,
душа моя, на арматуре
перекрестившихся обид
рвись на мечте, как парус, в клочья!
Нам не понять порой, когда
мы крест влачим, когда волочит
нас – переплет окна-креста!
Приступами падучей прямо в глаза сумасшедше пульсирует слепящий стробоскоп,
и, действительно, создается такой эффект, что портрет Артема наплывает на потрясенных слушателей из черного креста оконного переплета, как бы являя миру нового распятого спасителя. Кощунство, скажете вы? И будете, к глубочайшему сожалению, правы.
(Кстати, вопрос к налоговым органам: берут ли деньги за сакрально-рок-н-рольное
представление наши «новые» апостолы?)
Тренер Артема, Илья Александрович Ступаков, учредил турнир имени Артема
Легостаева. Вот так надо хранить память о погибшем мальчике, а не устраивать хлыстовские радения на концертах, вовлекая в массовую истерию экзальтированных подростков. Задумывались ли о последствиях своих кликушестующих песнопений новоявленные витии? А факты говорят об эпидемии самоубийств среди подростков нашего города (подобной той, что случилась после гибели И. Сорина из «Иванушек интернэшнл)», которые выбрасывались именно через окна! Тебе, Господи, сочетаюсь, так что ли? Я и пишу это послесловие, чтобы остановить детей: глупенькие, опомнитесь! Этот культ нужен таким, как Репецкий и Гоморина. Они делают из него источник наживы, снимают шумовкой кровавую пену с заваренной ими же похлебки! А весь миф об Артеме из пальца высосан. Ну, какой он архангел? Наивный, глупый мальчик, попал в лапы к дельцам, ничего не сделал, погиб, они вышли чистыми из воды, и еще хотят на нем заработать. Объявляют себя его апостолами, толкователями его мифа, мифа нового спасителя.
Да, Славочка, конечно, конечно, Тёмка не Сталлоне и не Шварценнегер, те просто размазывали своих противников по полу и по стенам в кровавый фарш. А я, Инесса Гоморина, которую ты обвиняешь во всех смертных грехах, я прощаю тебя за все твои подлые и беспочвенные обвинения (Господи, еще деньги приплел, которые мы якобы берем за вход!) и хочу спросить тебя и вместе с тобой миллиарды христиан, - а что, собственно, сделал Христос? Он что, огонь с неба свел, чтобы врагов своих покарать? Убил кого-нибудь? Поднял восстание? Основал империю? Нет, просто молча терпел предательство, избиения, издевательства, допросы, покорно пошел на крест, спас своих апостолов, предателей и трусов, все взял на себя. Я сейчас как заново читаю Евангелие и плачу, просто рыдаю, когда ОН в Гефсиманском саду попросил их «Бодрствуйте со мной!» Просто «бодрствуйте!» Что они сделали? Они ЗАСНУЛИ! ВСЕ! Оставили его один на один со страшной душевной мукой, с этой чудовищной чашей мировой скорби, один на один с солдатами, с Иудой, с крестом. Да, это распятие, эта жертва разверзла апостолам духовные очи, многие из них тоже пошли на крест вслед за учителем, но потом, потом! То есть своим подвигом, своей жертвой он и их спас, ибо души укрепил до крепости кремния! А Тёмка…
P.S. А глава «Репецкий подслушивает Лезова и Лащенкова в палатке Гектозавра» вообще все вранье. Не стоит даже и опровергать очевидный бред!
Р.S.S. Статья «Мата Хари нашего городка» написана в «снятом виде», просто ход в великой космической игре, не стоит принимать это так уж близко к сердцу.
ПИСЬМО ИНЕССЫ АРТЕМУ
(6 января 1998 г.) Темка, сейчас третий час ночи, почти два часа разговаривала с твоей мамой по телефону, успокаивала, мы так часто теперь разговариваем, да разве мать кто-нибудь, кроме сына родного, может успокоить! Сейчас освободилась и села тебе писать, так много должна тебе сказать, так много накипело в сердце и душе. Главное: я дико по тебе скучаю, по губам твоим, рукам, глазам, по твоим ласкам, ночами вся изнываю, снишься ты мне живой и в таких сценах откровенных, что я даже тебе говорю, Темка, ты где этому научился, нахаленыш любимый… А потом проснусь, а вокруг ужас. Ужас, он теперь я знаю какой. Это темень, где тебя нет. Я сейчас много читаю Далиса (помнишь, мы вместе ходили на его выступление) и самое страшное, что меня пугает, так это то, что при следующем рождении (Далис пишет) мы друг друга можем не узнать, точнее – сто процентов не узнаем, потому что нам будут даны другие личности, другие тела, я, может быть, буду уже мужчиной, а ты наоборот - женщиной, хотя это невероятно трудно представить, ну то, что ты, воин, можешь вновь воплотиться женщиной. Я даже думаю, что ты больше на Земле воплощаться не будешь, зачем тебе, ты уже прошел этот колобродный этап, а вот мне, чую, еще долго предстоит здесь карячиться, пока смогу хоть чуть-чуть ноздри над тиной приподнять, чистого воздуха втянуть. И если когда-нибудь смогу это сделать, то только благодаря тебе, нет не так: только благодаря Тебе. Я ведь до Тебя жила, в сущности, как животное, устремлялась за всякой чепухой, считала чепуху эту (деньги, машины, дома, тусовки, славу) чем-то очень значимым, ценным, ради этого предавала самых дорогих людей, себя предавала, в первую очередь, шла в постель с мужиками, которых не любила, но которые могли пригодиться, в общем торговала собой потихоньку, хоть и не путанила откровенно, но суть все равно та же, Тебе я врать не смогу больше уже никогда. Я теперь часто буду Тебе письма писать, Ты уж прости меня, глупую и слабую, что буду тревожить Тебя на Твоем звездном Пути, но ты простишь, я знаю. Мне сейчас открываются такие истины, простые и понятные, как вода и хлеб, что я просто не понимаю, как я их раньше не осознавала. И понадобился такой страшный урок, как Твоя ужасная смерть, чтобы мозги мои одним ударом прояснели, словно это я ударилась головой об асфальт… Темка, прервалась минут на двадцать, чтобы прореветься. Упала на Беге и всего его насквозь проревела, он теперь сохнет сидит, смотрит на меня умными глазами и передает Тебе привет. А я сижу на кухне за столом с лампой розовой, помнишь ее? сижу с красными глазами, опухшая, страшная, некрасивая, курю, как паровоз, не дай бог Ты бы меня такой увидел, Темка, Темка, Темочка мой, убиваюсь день и ночь, каждую минуту. Тогда, дура конченная, я страшно испугалась, когда вы вломились с твоим выродком-тренером, просто безумно, я не могла себя контролировать, меня всю охватил панический ужас, я вся была охвачена одним страстным, всепоглощающим желанием спастись, любой ценой – спастись! Я дико, безумно испугалась! А когда спаслась, сбежала вниз по ступенькам, Ты уже ждал меня, мой спаситель родненький, изломанный мальчик мой, кровь из ушей, изо рта, из носа. Не надо мне такого спасения! Я же не думала, что спасусь – так! Такой страшной ценой. Ах, если бы я знала, что случится после моего бегства, я бы не убегала! Нет, честное слово, нет! Вот не вру, стала бы насмерть рядом с Тобой, Темка! Мы бы отбились, нет, надо было выбежать вдвоем, орать, чтоб все соседи повыбегали, нельзя было оставлять Тебя один на один с этим чудовищем! Кляну себя, проклинаю! А потом думаю, ну что бы я смогла там сделать, между вами, когда сталкиваются две скалы? Меня бы попросту расплющило. На очной ставке ублюдок этот, тренер Твой позорный, уверял, что не был в моей квартире, алиби себе какое-то сварганил ментовское, а адвокат его склизкий, как слизняк, спрашивает так ехидно: «Поставим вопрос иначе: гражданка Гоморина, вы видели, что именно тренер Артема, Илья Александрович Ступаков выбросил его из окна вашей квартиры?» Нет, говорю, не видела, но я оставила их в такой момент… Все, говорит адвокатишко, вопросов больше не имею. Вот и гавкнуло мое обвинение. И все поверили омерзительной статейке этого подонка Лащенкова, что якобы я понуждала Тебя к самоубийству. Господи, маму твою встретила, она ждала меня возле подъезда, черная вся, в черном платке, глаза безумные, не в себе, таких проклятий я в жизни не слышала, еле вырвалась, мне душу словно бультерьер порвал в клочья, с меня словно скальп содрали, сижу с голым окровавленным черепом, кровь капает, свертывается, засыхает и сковывает мозжечок в такой страшный, сжимающийся шлем, голова лопается, мозги выдавливает через глаза и ноздри, через уши, подыхаю, вою, к окну ползу, а оно черной материей затянуто, не пускает прыгнуть, да куда мне до Твоего подвига! Я ноги Тебе недостойна обмыть я сама не знаю зачем теперь живу все равно не оправдаться все равно виновата все равно пойду в самую геену ада и даже рада рада пусть меня там истерзают-исполосуют… да нет никто меня и пальцем не тронет Тема и на том свете меня защитит он меня в обиду никому не даст он меня и там спасет он многих там спасет многих…
…Опять поплакала, успокоилась немного и продолжаю. Мне еще многое надо тебе сказать. И главное, главное: знай – ты не просто меня физически спас, нет! Ты душу мою спас! Я жизнь свою решила полностью переменить, переродиться. И первым делом сделала самое-самое для меня страшное, самое трудное сделала – с мамой твоей встретилась. Она правильно меня возненавидела, правильно, особенно после той статейки, я ей в ноги упала, каталась-умоляла. Это я-то, гордая красавица и умница, королева подиума и чемпионка Ви****она по большому пенису! Это же Репецкий правильно обо мне говорил, именно этим я и занималась – устанавливала ****ские рекорды и выигрывала денежные турниры продажности.
И мама твоя меня - простила! Для меня это было очень важно. Это все равно как ты сам меня простил. Я ей все-все рассказала, и про то, как ты хотел спасти друзей своих из секции, и про то, что я с тобой была из любви, а не ради прихоти или предательства. Я же не знала, что все так обернется, просто хотела помочь тебе разогнать секту твою дурацкую из звероподростков с тренером-маньяком, а оно вон как обернулось. Мама твоя – не зря твоя мать! Она хоть и простая женщина, но мудрая. Она все поняла. И держится стойко. Я бы на ее месте с ума бы сошла, руки на себя наложила, а она – держится. Я с ней хожу теперь на собрания Церкви Божественного Света-Огня, и там одна женщина сказала слова, что меня поразили до глубины души. Мама твоя не выдержала, заплакала, а та ей и говорит: «Не убивайся так, сын твой великий воитель. Честь тебе огромная – в твоей утробе созрело зерно, в твоем доме взросло. Мы у ступней его, малые, копошимся. Он сейчас многих спасает, очи духовные им открывает. Теперь главное правду о нем донести до людей. Кто про него правду услышит, спасется. Вышел на бой с таким чудовищем страшным, с самим Драконом, и победил! Не верь, что смерть – всегда поражение. Нет, не всякая смерть поражение, бывает какая – и победа великая! Ох, дали бы ему взрасти, он бы стал… и подумать страшно, кем бы он вырос, каким духом великим. Но, видно, час его служения раньше настал. Не убивайся, поплачь и хватит. Сама знаешь – смерти нет. После смерти присоединишься к нему, девочка моя. Много радости тебя ждет там, ох, много. Но ее здесь надо выносить-взрастить, здесь, на земле. Здесь зерна набухают, а росточки там дают, в Царстве Божьем, в мире вечном. Чем здесь тяжелее, тем там радостей. Плачь, плачь, да помни, не умер сыночек твой, нет, не умер».
Темка, у меня словно глаза открылись! Словно во тьме прожектор включили и я все-все увидела. И то, какой ты на самом деле! И какая я была дура! Дура! Дура! Дура!!!!!!!
Темочка мой, где ты? Мне чудовищно плохо без тебя если бы вернуть все назад я бы тебе сыночка и дочечку родила дура не хотела за тебя замуж считала мальчишкой безродным рвалась в европы а ты вон какой упустила шанс выйти замуж за архангела величиной с галактику прости прости прости я постараюсь я буду тебя достойна я приду к тебе уже другой клянусь тебе я постараюсь хоть чуть-чуть до тебя дотянуться я сама буду спасать вот теперь Женьку спасаю он трус предатель слизняк так что теперь растоптать его окончательно нет чтоб тебя быть достойным я должна Женьку спасти вытащить он ведь талантливый он тебе песню посвятил он еще может встать с колен он еще тоже многих если и не спасет то наставит на путь истинный словами своими музыкой а Ты меня жди жди там я скоро приду целую твои окровавленные глазочки прощай
* * *
Проститутка придорожная голосует на обводной…