РАЗГОВОР ИЛЬИ С АРТЕМОМ
Долгий звонок в дверь разбудил его. Артему показалось, что это могла быть Инесса, он вскочил, бросился открывать. В дверях стоял Илья.
- Дома один?
- Да.
Илья вошел, прихрамывая, коротко приказал: “Cобирайся”.
- Куда? – удивился Артем. – Мне в школу скоро.
- Это недолго. Давай в темпе.
Артем оделся, покидал в портфель учебники и тетради, вышел вслед за тренером во двор. В машине Илья снял кожаную кепку и Артем разглядел идущий через лоб по глазнице багровый лопнувший рубец. И рубец этот открывался и закрывался по мере движения желваков. Когда тренер так жевал, значит, был сильно не в духе. Артему стало по себе.
- Случилось что, Илья Александрович?
- Угу.
В глубине раны поблескивала свежая сукровица.
Пересекли весь город, проехали автовокзал, гостиницу «Москва», Университет, минули школу Артема, доехали до Низа, возле конечной остановки городских троллейбусов свернули в предместье - заковыляли по разбитым дорогам в рытвиных и ямах, полных воды и прелых осенних листьев, проехали через огромную лужу, в конце улицы Труда свернули направо, подъехали к зеленым металлическим воротам, Илья посигналил, со второго недостроенного этажа выглянул Жила, поднял руку с биноклем в знак приветствия, из дома тут же выскочил Кент, открыл воротам, Илья въехал, заглушил мотор.
- Приехали, Тема.
Артем вышел. Слева весь двор занимал огромный недостроенный дом, справа стояла покосившаяся, вросшая в землю времянка, между нею и домом узкий проход вел в огород. Старый белый «Москвич» в пятнах ржавчины без колес стоял на кирпичных кладках у соседского забора. Из времянки вышли Попов, Жданов и Кент, за ними – диковато лыбящийся Лишай с рукой на перевязи. У Ждана голова забинтована, как в белой тюбетейке. Все странно смотрели на Артема.
- Вот он, наш герой. - Илья подтолкнул Артема к времянке. Огляделся. – Так,
опять куйрам-байрам! Где охранение?
- Жила наверху. Смотрит, - доложил Кент.
- Так, не светитесь во дворе. Сидеть в доме. Смотреть и слушать в оба! Мы
пока потолкуем наедине, - жесткой рукой провел Артема во времянку, втолкнул, закрыл за собой дверь. В захламленном коридорчике громко урчал пузатый холодильник - весь в переводных картинках и наклейках, на засаленной плитке кипел закопченый чайник. Илья выключил плиту, прошел в комнатку, ругнулся. Заорал.
- Кент, Попов, Жданов! - и вбежавшим ребятам. – Вы, Навуходоносоры, хоть бы
убрали за собой срач!
- Это не мы, так было, - попытался оправдаться Попов.
- Чтоб был мне порядок! Выгребайте тут все!
Пацаны засуетились, ссыпали на газету мусор со стола, подмели разбитый вдрызг дощатый пол, вытерли грязной жирной тряпкой стол, сгрузили немытую посуду в ржавую раковину. Из крана сочилась шипящяя штопорообразная струйка. Илья попытался кран завернуть, но ничего не вышло.
- Мы пробовали, - пояснил Попов, искоса поглядывая на Артема, - сломаный.
- Тут телек работает, включить? - подсуетился Кент.
- Брысь, - скомандовал Илья. Все вышли. Тренер указал Артему пальцем на
табуретку у стола, зашагал по комнатке взад-вперед.
- Ты почему пропустил вчерашнюю тренировку?
- А? Что?
- Что слышал!
- А-а… это... Я... я был занят, Илья Александрович. Учебы много.
- Значит, учебы. Так. А ты слышал, что произошло в секции?
- Нет. А что случилось?
- Я думал, это ты мне объяснишь, что случилось.
- Я? - изумился Артем.
- Ты.
- Ничего не понимаю.
- Подумай.
- Илья Александрович,- взмолился Артем, внезапно покрываясь испариной, - да
что случилось, в самом деле?
Илья испытующе посмотрел ему в самые зрачки. Потрогал вспухшую кровяную
трещину на лбу.
- Если играешь, то убедительно.
- Да ничего я не играю. Я правда не понимаю... просто пропустил тренировку, ну
- виноват, наверстаю.
- Да дело не в тренировке. Ты мне лучше скажи, где ты был во время тренировки.
- В Интернет-центре был семинар, я ...
- Так, врешь.
Артем запнулся, побагровел.
- Был ты ни в каком не центре, а у некой дорогой путаны, - Илья достал из
бокового кармана кожаной куртки пачку листов, пролистнул. - Инесса Гоморина. Тебе это имя знакомо?
- Какая путана?- изумился Артем. Оскорбление любимого существа его страшно
возмутило, он весь воспрял. - Она журналистка! И при чем тут мои тренировки и мои знакомые? Я что, обязан докладывать о всех своих знакомствах? У нас, может быть, тоталитарная секта?
- А ты на меня фальцет-то не повышай, - вкрадчиво прошептал Илья. Глаза его
расширились, желваки на висках и скулах вздулись, как у варана. - Секта? Ты называешь сектой - меня? Я из тебя человека сделал! Ты был дерьмо уличное, а я в тебя душу вложил, сделал бойцом, нянчил, а ты мне... Журналистка! Тебе ее подослали, дураку! Ты зачем на телевидение звонил? Не ври, я все знаю!
Артем быстро моргал, натужно пытался сглотнуть, но слюна пересохла и горло никак не сокращалось.
- Да, - наконец прохрипел он,- я… звонил на телевидение. Не вижу в этом
никакого греха. Я хотел там работать, журналистом… Я на работу хотел устроиться, Илья Александрович, факультативно...
- Устроился?
- Не совсем.
- Все врешь, - процедил сквозь зубы тренер. - Шкура продажная! Врешь!
Вывернуться пытаешься? Только врать не умеешь! Не понимаю. Ты пошел против меня! Ты! Как ты мог? Я для чего тебя воспитывал, пестовал? Ты вспомни, кем ты был - жалкий хлюпик, шпана тупорылая! Я из тебя сделал личность, КМСа! Я, я тебя сделал! Я твой создатель! И ты - меня - в спину - ножом! Есть выше предательство? Низость! Самое страшное… грех... подлость... самый страшный грех, говорю, - предать учителя! Но ты не только меня предал! Ты всех подставил под пули, под ножи - всех ребят! Нас хотели сжечь живьем. Бандиты! У Кеся нога распахана до лодыжки, еле кровь остановил, все порезаны. Мы все могли погибнуть, вчера, по твоей милости, это ты понимаешь?! Ты хуже, чем Иуда, гнида, дрянь! - Илья рычал с пеной у рта, со страшным скрежетанием зубов плотную - лицо в лицо - нависая над съежившимся учеником.
- Я не хотел никого подставлять, - тонким голосом закричал Артем. - Я...
- М!-М!-Молчи! - промычал Илья, сотрясаясь всем побагровевшим лицом,
поднимая над головой дико сжатые кулаки. - Молчи, я сказал! Я не знаю, что я с тобой сделаю! Предать - меня! Я это заслужил? Отвечай! Я - это - заслужил?! Ты меня отблагодарил за дело, а?
- Простите меня, Илья Александрович, я не хотел, чтоб так получилось... - жалко,
заплетающимся языком закричал-забормотал Артем. Рыданул раз, другой, заплакал, швыркая ноздрями.
- Он не хотел! - оторвался от него Илья, крутнулся вокруг себя, изо всей силы
ударил кулаком в ладонь, - А чего ж ты поперся на телевидение, а? Славы захотелось? Ты с них денег хотел слупить за информацию? Чего ж ты сразу к бандитам не пошел?
- Нет, - сквозь сотрясающие всхлипы простонал Артем, - нет, Илья
Александрович, нет!
- Так чего ж ты... - Илья сжал зубы, сжал губы, потряс головой, пытаясь
успокоиться. Длинно, тяжело через ноздри выдохнул. Прошелся взад-вперед. – Кто с тобой заодно был?
- Никто.
- Не ври!
- Правда!
- Что, и дружку своему, Попову ничего не говорил?
- Нет, честное слово!
- Вот как тебе верить! А вдруг еще кто-то предатель? И сейчас стучит на нас
бандитам! Я точно должен знать!
- Никого со мной не было. Я сам.
- Что про нас рассказывал?
- Кому?
- Не придуривайся!
- Почти ничего…- сквозь всхлипы ответил Артем.
- Что значит «почти»? Отвечай конкретно!
- Сказал, что боремся с гадами всякими. И все.
- Зачем сказал?
- Похвастал…
- Плачешь. Осознал? Поздно слезы лить. Слушай сюда! Слушай, я сказал! И
слушай очень, очень внимательно! Ситуация херовейшая. Нападавшие у нас, мы их скрутили. О том, что они поехали к нам... - подскочил к шипящему крану, стал бешено закручивать ручку, но вода продолжала и продолжала течь брызжущей струйкой. - У, ****ь! - бросил кран, снова близко подвинулся к ученику. - О том, что они поехали нас брать, знали только три человека, - раздвинул перед скомканным лицом Артема три пальца - большой, указательный и средний. - Репецкий (взял ладонью большой палец), его бывшая жена - твоя якобы журналистка (взял указательный палец), и некто Лезов (постучал по среднему пальцу), главарь «Радикальных студентов». Репей у нас. Лезова берем сегодня. Бандиты будут Зюзю искать и неизбежно выйдут на эту твою мадаму. А дальше нас вычислить - как два пальца обоссать. И тогда уже приедут с автоматами. Тогда уже все погибнут, все пацаны. Поэтому - следишь за мыслью? - мы сейчас с тобой едем к твоей мадаме и ты - именно ты - ее ней-тра-ли-зуешь! Хачапури?
- Как?
- Ты. Ее. Лик-ви-ди-руешь. - Одними губами, без голоса, проартикулировал
Илья Александрович, вцепившись зрачками, как репьями, в мечущиеся зрачки Артема. Артем побагровел, громко икнул-сглотнул, отрицательно попытался повести головой.
- А как ты думал?! - заорал Илья, хватая жесткими пальцами его подбородок,
вздергивая лицо навстречу своему склонившемуся лицу. - Как ты думал? Ты насрал, а кто-то за тобой будет выносить, так?! Сам подчистишь! Сам!
- Я не могу, - выдирая подбородок из жесткой щепоти, отползал спиной назад
Артем. Уперся в стенку, вдавился затылком. - Нет. Нет, что вы!! Отпустите, Илья Алекс-с-с... Да вы что?!!
- Что значит не можешь?! – яростно тряс его за горло стальными пальцами
тренер. - Да она обыкновенная ****ь подосланная! Шпионка. А шпионов во все времена приговаривали к высшей мере! Времени в обрез, Тема-атаман! Если не успеем, она нас всех выдаст. И на этот раз окончательно!- отшвырнул Артема в противоположный угол, так что тот перелетел через табуретку, загремел, ударился головой об угол печки. – Вставай! Хватит нюниться! Едем!
Ошеломленный Артем не мог промолвить ни слова. Сильное потрясение вроде душевного отрицательного оргазма сотрясло его естество. Горячо сыпануло мурашками по коже, все тело обдала испарина, закружилась голова. «Инесса – подосланная бандитская путана! Она – просто проститутка, боже!» Широко раскрытыми глазами он следил за мечущимся по кухне тренером и знакомое чувство дикого страха перед ним полностью обессилило его тело.
- Да вставай же ты, что развалился! – заорал тренер.
Артем судорожно привстал, схватился рукой за ушибленный висок.
- Нет… Илья Александрович, нет… - шептал он трясущимися губами.
- Что нет? – заорал тренер.
- Я… не поеду… ее убивать.
- Что-о?!
- Илья Алекса, Илья Алекса, все не так, - заторопился-зачастил Артем в
отчаянной попытке переубедить, хватая и пытаясь удержать руки тренера. - Все не так, Илья Александрыч...
- Что не так? - переспросил Илья с презрительным удивлением разглядывая
размазанного по стене Артема. Ученик трясся крупной дрожью, руки ходили ходуном, зубы натурально стучали друг о друга, подбородок прыгал.
- Возьми себя в руки! - Резко осадил его Илья. - В руки, говорю, возьми,
успокойся! Что трясешься, как курдюк! Что не так?
- Все. Все не так. Она не могла меня... нас выдать. Она ничего не знала. Во
первых, я... я ничего ей не говорил, во-вторых... во-вторых... это... она не такая, как вы думаете. Она не подосланная... Поверьте мне!
- Да вот, вот протокол допроса ее бывшего мужа, полюбуйся! – Илья схватил с
книжной покосившейся полки желтую новенькую папку, вытряхнул на стол перед Артем, переворошил листы, исписанные от руки шариковой ручкой. - Вот же, вот! «Я попросил свою бывшую жену сходить на встречу с позвонившим нам абонентом, чтобы разузнать больше о нападавших...»
- Дайте, я сам... - Артем взял листы, они ужасно дрожали.
- Положи на стол, так читай, - приказал Илья. Артем водил глазами по строчкам,
но слова расплывались, прыгали, он ничего не мог разобрать. Отодвинул бумаги, потряс головой.
- Что-то тут не так, я не верю. Она совсем не такая! Зачем он про нее врет? Надо
сначала разобраться.
- Времени нет разбираться тут с тобой! - заорал Илья. - Джип бандитский уже
найден, бандиты ищут своих дружков. И выйдут на твою мамзель. И тогда уже приедут сюда с автоматами! Вот такое у нас нагасаки с пахлавой!
- Они на нее не выйдут, - вдруг обрадованно сказал Артем.
- Это почему?
- Она уехала. Честное слово!
- Куда?
- На этот... как его?.. на Кипр.
- Куда? Зачем?
- На деловые переговоры.
- Это она тебе сказала?
- Да.
- Ушла, сука! Решила, ****ь, перед отъездом нагадить!
- Она вернется… должна… завтра…
- Никуда она не вернется! Она замуж поехала выходить!
- Как замуж? За кого?
- За Челентано!
- Какого Челентано? – еле пролепетал оглушенный Артем.
- Ты протокол-то допроса Репецкого почитай, почитай, сгодится! Твоя мадама
имеет любовника - богатого папу Карлу из Италии. К нему и поехала. Ну, сука, если там останется, как мы ее достанем, а? И с тобой она схлестнулась только, чтобы на нас выйти! Документы они готовили для брака, а чтоб пиписка не простаивала, она тобой пользовалась! Понял наконец?
- Нет.. нет, не может быть... - Артем согнулся, как от страшного удара в
солнечное сплетение. В голову вступило, как, бывает, бьет в нос и мозги крепчайший хрен, пропекло все извилины до мозжечка
- Да что ты все «не может быть!», «не может быть!». Может!
- Да откуда это вы все узнали?
- Я тебе говорю – почитай протоколы допросов Репецкого!
- Да он все врет!
- Кто?
- Репецкий этот! Из ревности!
- Про что врет-то? Да ты... Постой! А чего это ты ее все защищаешь с пеной у
рта?.. Ну, трахнул, так что? Да ты никак в нее втюрился? - изумленно выдохнул Илья Александрович. Ахнул. - Тема, еханный бабай, а я-то думаю, что за киндзмараули тут! - Скривился, как от лимона. - Втюрился в эту тварюгу? Елки-палки! Во, молодой дурень! – схватил себя за промежность, задергал яростно, заорал, совершая коитальные движения. – Подставила передок, а ты и рад! Трахал ее? Вот так, да? И так? А она оказывается – ****ь подосланная, ха-ха! Во, влип! Теперь ты понял, как тебя кинули? А ты и нюни распустил, Ромео! – Илья перевел дух, сказал уже спокойнее. - Ну, все, бери себя в руки, успокаивайся, трезвей! Ничего, все будет хачапури, старик, нагасаки. Скажи спасибо, что я тебе глаза открыл. Так говоришь, обещала вернуться? Ну, да, вещи собрать, то, сё… Когда, говоришь, обещала вернуться?
- Не знаю точно. Завтра может.
Илья поразмыслил.
- Окей. Значит, у нас в запасе сутки. План такой. Этих, что у нас, судим,
выносим приговор, приводим в исполнение. Берем Лезова, судим вместе с его подельщиком по партии Репецким. Затем. Когда возвращается твоя провокаторша, едем к ней, и ты исполняешь приговор. Ты, кстати, тоже обвиняемый! Готовься!
- Я?
- А ты как думал? Подставил всех под сенокосилку и взятки гладки? Твои же
товарищи и будут тебя судить. Вот там и будешь оправдываться, а передо мной нечего! Да-да, Тема, не делай больших глаз! И тебе, именно тебе, придется убирать с лица земли эту гадину. Вползла, как змея, вот же сука!
- Она ничего не знала. Это какая-то ошибка, послушайте меня... – попытался
было объясниться Артем, но Илья нетерпеливо перебил его.
- Времени нет с тобой рассусоливать. Мне ехать надо. А ты все отнекиваешься!
Ну, хочешь, сделаю тебе очную ставку с Репецким? Хочешь? Хорошо! Кент, Кент! Иди сюда! Отведи его в камеру к Репью, пусть пере****ят. Наручники ему надень, а то огреет уракеном по шее и пикнуть не успеешь… чемпион наш. Да не сзади, а спереди! Ты что ли, ему пиписку будешь держать, когда ссать захочет?
* * *
Симпатичный, интеллигентный, обаятельный, нежный, чувственный, темпераментный Козерог, 28 лет, осуществит ваши эротические фантазии и сны. Материальная поддержка обязательна. Симферополь, почтамт, а/я 1330.
Миниатюрная, хрупкая, незабываемая блондинка (43/152/52) для серьезных отношений надеется на встречу с добрым, умным, сильным мужчиной без в/п и материальных проблем. Из мест лишения свободы просьба не беспокоить. Симферополь, почтамт, а/я 1207.
Питомник «Крым-Орлан» предлагает супер-щенков собаки с золотым характером – золотистого ретривера. От чемпионов Украины. А также щенков немецкой овчарки от титулованных родителей. Тел.0652-24-99-91.
С благодарностью приму в подарок пушистого котенка (мальчика) Ему будет хорошо у меня. Тел. 0652-27-58-93.
“Можно я утону в твоих глазах?” Тел. 0652-26-16-14.
“Ты – упитанный, властный, богатый, с мохнатой грудью. Я – ужасно ревнивая, капризная, обожаю роскошь и оральный секс, обладаю двумя увесистыми “дыньками” четвертого размера. Хочешь совладать с такой кошечкой?” Симферополь, почтамт, а/я 707.»
аГолАвАКАКВуАЛЬКАСОШЕЛСУМА
Валька не нашел Ваислису на разгромленной площади перед Верховной Радой Крыма и поспешил в общагу. Метрах в двухстах от места событий текла обычная размеренная жизнь, люди куда-то спокойно шли, скапливались на красный перед светофорами, переходили на зеленый, словно и не было неподалеку побоища, взрывов и трупов.
Валька влез в «двойку», доехал до автовокзала. Там пересел на шестерку и доехал до Студгородка. В городке тоже царило видимое спокойствие. Он поднялся на второй этаж своего корпуса, постучал в комнату 226. Номер заставил его задуматься. Почему две двойки подряд, а потом сразу шестерка? В этом было что-то загадочное. Открыла Лариска. В руках у нее были ножницы и бинт.
- А, - сказала она, - явился не запылился. - Что ж ты девушку бросаешь, кавалер,
защитник родины? Пойди полюбуйся.
Валька вошел в комнату. Васька сидела на стуле посреди комнаты с простыней на плечах, как в парикмахерской. Ее и взаправду стригли. Лариска, пощелкивая ножницами, приблизилась к подруге и, помарщиваясь, принялась обстригать запекшуюся рану прямо в центре каштанового темени. У ног бледной Василисы стоял тазик с плавающей розовой ватой.
- Что случилось? – Валька подошел, как лунатик.
- Что случилось, он спрашивает? – возмутилась Лариска, колыша толстые груди
за розовым коротким халатиком. - На фига девчонок потянули на ваш бал-маскарад, баламуты? Хотите подраться, так сами деритесь, а девочек не втягивайте!
Щелк-щелк ножницы. Выстриженный в волосах вспухший кровоточащий
рубец на Василисиной голове был удивительно похож на влагалище. До Вальки впервые дошел смысл выражения «****ь в голову». «Дельфины дышат через спины»! Да! Они так маскируются! И это искусственное фальш-влагалище маскирует настоящее, то, что между ног! Это же отвлекающий маневр! Она его до такой степени не хочет!
Рана исчезла под вскипевшей пенкой перекиси, и Валька немного
успокоился.
- Сильно тебя, Вась? Как ты? – спросил он. Василиса слабо улыбнулась.
- Голова у нее кружится, сотрясение может быть! – сказала Лариса.
- Ее в больницу надо, - всполошился Валька.
- Спокойно, Штирлиц! – осадила Лариска, - Я три года медсестрой в травмпункте
проработала, таких ран навидалась, что тебе, Снегов, и не снилось! Ща и тебя обработаю.
Валька потрогал пальцами лицо, подошел к настенному зеркалу. В зеркале
отразилось малознакомое, со свежими ссадинами и порезами лицо странного субъекта с сальными длинными волосами, чертополохом щетины на закопченных щеках, с багровым рубцом от прыща на скуле. То-то на него так странно люди оборачивались в троллйбусе! Сел на кровать, скрипя пружинами, подождал, пока Лариска кончит обрабатывать и бинтовать рану. Василиса повернулась к нему и театрально развела руками – оп-ля, полюбуйтесь, люди добрые!
- Ну, и на что я похожа? – Вася встала и шаркая побрела к зеркалу.
- На снегурочку. – Валька трудно улыбнулся.
- На дурочку-хуюрочку! – в сердцах сказала Лариска. – И не шляйся по комнате,
тебе прописан постельный режим! Без мужиков! – и погрозила коротким пальцем Вальке. – Ну ты, в жопу раненный матрос, садись в кресло. - Взяла вату, перекись, протерла и Вальке лицо, прижгла ссадины и порезы.
Валька посмотрел на руки, всполошился – надо же срочно помыть! Сходил в туалет в конце коридора, раз пять намылил и смыл, намылил и смыл, эх, еще бы отбеливатель найти, разве мылом отмоешь как следует! Вон сколько грязи! Когда вернулся в комнату Василисы, там уже сидел… Будницкий.
- Так и знал, что здесь тебя застукаю! – закричал молочный брат, вскакивая
навстречу. Вся правая скула у него синюшно вспухла и обратила правый глаз в фиолетово-кровяную щелочку. – Искал тебя, искал по этой долбанной площади, вижу дома нэт никто! Целый? Молоток! У нас почти все целые, если не считать пары проломанных бошек и отсушенных оглобель! Ну мы им седня дали! Ох и дали оторваться ментазаврикам поганым – от всей души, елы-палы, от всей нашей широкой рассейской души! И ты молоток, кидался на супостата, как котенок на сольтисон, ха-ха!
- Что это было, Димка? – спросил Валя. – Неужели это мы так рванули?
- Мы, конечно, кто ж еще! Как дали из танка!
- Прицелиться, что ли не могли! – закричал Валька. – Ты ж говорил, что
Гектозавр танкистом был! Рвануло прямо возле нас! Все ж погибнуть могли.
- ***ня! – отмахнулся Будя, задаваясь перед девчонками. – Погибнуть в бою
классно! Боб говорит, что это… пацаны, что в бою погибают, прямиком попадают в… это… Валгаллище!
- Куда? – не расслышал Валька.
- В рай! С бухлом и телками! А чего ты, испугался? Ты ж только позавчера в
петлю лез, ничё, не боялся! – Будя повернулся к Василисе, радостно сообщил. - Я ведь этого перца из петли достал! Из-за тебя, между прочим, вешался.
С лица Васьки мгновенно стекла улыбка. Расширила на Вальку глаза. Валька опешил, как оглушенный. Димка! Димка! Кинулся на Будницкого, вцепился в отвороты джинсовой куртки, затряс.
- Ты че, братан? Че ты! – Димка обнял, спеленал. – Да не бушуй, ну пошутил я,
пошутил!
Валька вытащил его в коридор, зашипел, как паровозная струя.
- Ты! Ты! Я тебе самое сокровенное! Открылся, а ты!
- Все, брэк, брэк, братан! Ляпнул сглупа! Все! Фильтрую базар!
- Ты еще про Свету ей расскажи! – успокаиваясь и переводя дух, посоветовал
Валька.
- Ну ты меня совсем за дебила, что ли, держишь! – обиделся Будя. Осторожно
потрогал вспухший глаз, искрометно сверкнул сквозь исковерканный прищур. – Короче! Времени нет с тобой тут еще разбираться! Я чего? Я ж у тебя кое-какие вещи оставил, у тебя в хавире, поехали, срочно нужно.
- Подожди! – попросил Валька. – Мне надо с Василисий договорить.
- Только по-быстрому, лады? Я тут долго не могу ошиваться, менты очнутся и
сюда точняк прикатят. Наши уже ушли в подполье, сука бля на ***! Жду тебя на скамейке перед общагой. Не тяни там, бжик, и по коням! - Будя показал обеими руками, как надо бжикнуть Василису, и кубарем ссыпался вниз по лестнице, гулко перепрыгивая через пролеты. Валька вернулся в комнату, сел на кровать рядом с забинтованной девушкой. Лариса вышла из комнаты, давая им поговорить.
- Так что он там насчет петли говорил? – с видом строгой учителтьницы
спросила Василиса.
- Ерунду болтает, а ты веришь.
- Нет, не ерунду! А ну рассказывай! Что делал всю эту неделю? Изменял, небось?
Василиса пошутила, а Валька залился краской, аж в голове запульсировало.
- Как ты? – попытался перевести разговор, но Василиса вцепилась в него
взглядом, подозрительно всмотрела. Села на кровати.
- Я тебя вижу, мальчик мой, насквозь. Ох! – взялась за голову с тихим стоном. –
Рассказывай, как изменял, ну!
- Не изменял я… - Валька хотел было поупираться, но вдруг вспомнил, как
Василдиса сама резала ему правду-матку и весь воспрянул. – А если даже изменял, так что? Ты мне, я тебе! Мы квиты.
- Да, - сказала Василиса с побледневшим лицом. Легла, отвернулась к стене.
Валька тронул ее за плечо. Девушка плечом гневно дернула. Вот они умеют обернуть все против нас! Как сама изменядла, так бс полным правом, без всяких там угырзений совести, а как мы мужики только намеком – так мы уже виноваты по всем статьям углового кодеска!
- Тебе значит можно, а мне значит нелзя! – закричал Валька, вставая. В голове
сильно шумело, как перед бурей. Понесло опавшую листву, завивая в самумы.
- Не кирчи, подалуйста, - тихо попросила девушка, - у меня голова болит. Лит
лит.
- А чего ты отвернулась? Не хочешь со мной разговаливать?
- Ты сам сказал, что нам неочемразговаривать. Или забыл? – Василиса
повернулась, вопросительно вдербзнула бровь. Валька опешил – опять она обернула его же оружие против него. Лоуко! Она хитриая! Зачем она такая хитрая? Какоя в этом смыыл? Теперь хоть на колени становись и прощения проси! Она же меня первая кинула, схлестнулась с Лезовым, а теперь ставит в позу виноватого! И сказать нечего! Валька открывал и закрывал рот, как рыба. Слова спотыкались в горле, как солдаты, атакующие дзот, падали и скатывались назад – в пищевод.
- Что молчишь? – спросила Василиса. – Проштрафился? Можешь не отвечать.
Врать ты не умеешь. Я же вижу, у тебя на лице все написано. Надеюсь, хоть заразы никакой не подцепил. Сделай чаю, а?
- Что? – Валька неподнял быстрого перехода.
- Чаю сделай бедной девшуе.
Валька подошел к шкафчику, порылся, гремя посдой.
- Зварки нет, - сказал. Перед глазами плавали блестящие точки, много. И листва в
голове, все сильнее взметалась, пуржила, обращалась в ураган.
- Пойди к Ирке Волковой, она сейчас у своего этого, Малика. Триста шестая. Она
даст.
Валька вздрогнул. Колючая волна усажа облепилавсетелосовсехсторон, мурашками осыпало горячими, мурашки побежали, как живые как вошки, Валька стал их зхлопать по телу, но замер, ЧТОБЫ НЕ СБИТЬСЯ С ГЛАВНОЙ МЫСЛИв животе засосало-запекло, словно перед рвотой. ДА! Василиса сказала – пойди Кырке! Кырка вздымала перепончатые крылья-зонтики, клекотала, СКРЕЖЕТАЛИ КЛЫКАМИ и щелкалИа когтями.
- Волкова собирается замуж за своего ЭТОГО эфиопа… - говорила меж тем
Василиса, не замечая, что с Валькой происходил что-то странное.
Волква!!! Вот оно – полное имя богини смерти. КЫРКА ВОЛКВА. Открылась! Лвоки – это же твари что душу высасывают! Это онаВот кто онавела его сегодня наужасдемонстрации, под дубинки, под взрыв. Он чудом выжил. А Василиса опять посылает его К ЭТОЙ СТРАШНОЙ. Почему?! Зачем ей моя смерть? Она ее слуга! Вот оно! Это она, Василиса, его в петлю совала, все сделалачтобонвпетлювлез! Вот оно! Ая-то слепойдурак! А как не получилось – иди к Кырке Волкве. Нашли дурачка! Аха-ха-ха! А-ха-ха! Не проведешь, аха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-хххххх…
- Чего смешного? Зая, чего ты смеешься? Ва-ля, эй! Валя, что с тобой?
Валька хозхотал не всилахостановится жаром с свпью иголок обдалоСтрашное ощущение потери сознания: видимый ощущаемый мир темной тяжелой волной схлынул вниз – из центра лба – вниз – смывая зрение – вниз – свинцовыми ручьями рук – вниз - в лужу подогнувшихся тающих ног дельфины дышат через спины
а видя вставшую из мертвых василису с белой каской на голове рванул дверь и бросил я с бежатььь
Выскочив на улицу увидел поднявшегошего навстречу Ябудницкого. Он понимал одно- нельяз никому покхзаывать что но прозрел
Ъэто надо было скрывать от всех инапче его раскусят раскусают ра-орвут надо молчать кивать делать вид что наромлаьный ну как вес.
Сели в машину, машину, машину… Фу, нормально – машину. Ма-ши-га. Нет, - ма! Ши! На! Хорошо. Ма-ши-на. Есть! Оу, йес! Машина. Машина. Все четко произношу, сопокно, стоп, спо-кой-но. Соп.. спок-кой-ка! Ситоп – спо-кой-на! На!
- Чего на? – с перелд него сиденья грубобас
Валька захкрятел мотнул головой мл ниче. Надо было освоить мир, или ему чего полдмешали или пьяный? ? ? А? А? Кто? Это? Где-он? Гдеон? Тихо! Валя, Тихо! Кырка далеко, она там, с Василиском. О! – валька застонал от ужаса – как он сразу этого не понял – это же Василиск! Тихл, тикл. Тихо!
- Мы и так тихо! Че ты там бормочешь? – опять спросил спереди кто-то
страшный. Кто это? Надо затаится, кто этот большой, страшный? Надло не выдать себяч. Кто это куда менч везуь? Арестовали? Ужас! Валька заплакал.
- Братан, ты че? Опять че ли Василиса тебя отшила? Брось, не бери в голову. А
бери в рот, ха-ха!
Куда-то приехали. Остановиилсь. Валька покорно вышел пошел вставил ключ вошел люди ковырялись под столом ходили вокруг он заталился ждал все ведь п нормально нор-маль-но… два\ да! Да, уже лучше. Фу, черт, прошло, как схлынуло. Как прозрезвел! Да это же Будя! А с ним Гек. Какая у него лкичка смешная Гектозавр. Не, тоже -страшная. Ушел. Валя остался и Будя. Будя с Валей. Зачем он остался? Надобы тиъхонько распросить.Но сначала руки м\помыть. Руки! Руки!
Валька побюежэал в туалу… туалет. Долго скреб царапая ногтями далони. Ладони. Вернулся в комнату. Будя сказал удивленно.
- Где эт тебя так?
- А? – Валька посмотрел на руки. Мокрые, они были красно-розовых разводах.
Кровь капала на пол.
- Это ты в драке разбил, - понял Будя. - Йод у тебя есть?
- Йод? Нет.
- Будем искать. – Будя сходил к Вере Алексеевне, но та еще не вернулась с
побоища. Постучал к соседям, позычил йоду. Те молча дали. Будя помочил йодом разодранные костяшки Валькиных рук. Тот попросил протереть посильнее, все ладони, чтоб были одинакового цвета. Будя хмыкнул, три сам. Валька сидел и черной ваткой тер и тер пальцы, ладони, запястья, пока руки не стали черными как у негра.
- Че ты ***ней занимаешься! – возмутился наконец Будницкий, отбирая у Вальки
йод. Посмотрел на свет пузырек. – Ты ж все вылил, ты, засранец. Я ж вернуть обещал. Ты на руки свои посмотри, печь же будет, е-мое!
Валька тупо смотрел на свои желто-черные руки. Жевал потрескавшимися, в ссохшихся бляшкам губами.
- Так вы ко мне? – спросил внезапно, исподлобья глядя на незнакомца.
- Чиво-о? – запел Будя. – К вам, к вам! Шутник!
Реакция Вальки его поразила. Тот весь сжался, как ударенный по голове, внезапно прянул и лицом к нему, боком, вдоль стенки выскочил в коридор.
- Тебя менты шо, по голове ударили?! – вдогонку спросил Будя. Сел за стол,
порыскал среди тарелок в объедках, нашел попку черствого батона и с удовольствием сжевал, легко кроша крепкими белыми челюстями. На глаза попался веер листов, некоторые были исписаны, на многих - нарисованы круглые циферблаты со стрелками в разных позициях. Почитал тексты. Сверху до низу шла одна и та же надпись –«не сдаваться!» Все листы были либо исписаны этой надписью, либо изрисованы циферблатами.
Прошло минут десять. Вальки все не было. Будя встревожился. Взял со стола черствую булочку, вышел с ней в прихожую, подергал дверь туалета, постучал булкой.
- Ты там, братан?
Молчание.
- Пусти поссать на брудершафт! Снежок, блин, открывай!
- А ты кто?
- Дед Пихто! Чего ты дурака-то валяешь? Открывай! Отвори немножко, дам тебе
горошка. Запор у тебя, что ли? Хочешь, ебтить, булочку? Булочку-ебулочку? С повидлом? А? Открывай, ****ь и резать! Ща дверь выбью! Ты там что, вены режешь или опять, ****ь, вешаешься? Я ж тебя по-хорошему…
- Ладно… открываю, – глухо донесло из-за двери, - ты только это… отойди,
ладно? - щелкнула задвижка, дверь приоткрылась, в щели показалось бледное Валькино лицо. Он подозрительно оглядывал фигуру Будницкого с ног до головы. Так и водил глазами вниз-вверх.
- Э, да ты, брат, на радостях набрался уже! – Внезапно понял тот. – Ты шо тут,
бухаешь в сортире втихушечку? Тихушник, блин! Куда пузырь девал? У нас был один на первом курсе. Удрис по фамилии. Ему посылка придет, он под одеяло залезет и ночью в темноте все сам и сожрет. Мы туда-сюда, дай типа пожрать, надо мол делиться, а он под одеялом хрум-хрум, сука, так мы ему темную однажды и устроили, раскулачили подчистую! Дай же поссать, чудотворец!
Будя втиснулся в туалет, опростался и пустил журчащую струю. Валька в комнату не пошел, ждал Будю у туалета, спросил, когда струя стихла.
- А там никто… ну вот… не пришел?
- Не ссы, менты не знают про эту явку! Будут по общагам искать. А мы будем
канать за неуловимых. Я буду цыганом, а ты Валеркой-интеллигентом, - говорил Будя стряхивая с конца последние капли в унитаз. - Он так очки между глаз прижмет указательным пальцем и ну палить по белым! Я в детстве обожал «Неуловимых»! Хотел быть, как цыган, ножи кидал в парке часами. Я и щас могу воткнуть с десяти метров, хочешь покажу? Блин, вырос уже, а все в неуловимых играю.
Это же Димка! – внезапно осенило Вальку. – Молочный брат!
- Слушай, - прошептал он. – А нас не могут тут убить и закопать, а?
- Кто? Да ты нажрался! Пошли в комнату, что мы тут, как дураки, в сортире
разговариваем!
Но Валька не шел.
- Че ты? – спросил Будя.
- Посмотри в комнату, никого?
Будя заглянул в комнату.
- Да нет никого! У тебя что, крыша поехала? Пошли уже!
- Иду, уже иду. – Валька потряс головой, еще раз, еще, долго тряс. Будя взял его
под локоть, обнял, повел в комнату, похлопывая по плечу. Усадил на кровать, закрыл дверь.
- Ты, брат, не заболел часом? – осторожно спросил, усаживаясь напротив,
заглядывая в глаза. Валька соболезнующе, как бы сожалея о недомыслии друга, оглядел его, сокрушенно покачал головой, замахал руками, смеясь все сильнее, прямо заливаясь.
- Это вы! – проговорил, захлебываясь. - Вы, а не я! Вот то-то! То-то! То-то!
Тотототото! Вы все больные, а не я. Все больные. Думают, нормальные. Ха-ха! Все нормально. Все путем! Часы просто идут. Машины просто ездют. А у них номера ты видел? Если после единицы идет семерка, это как? Это нормально? Если шесть идет после трех, а семь после двух – это нормально? Семь должна идти после восьми! Нет, стой, сбил меня! Восемь после семи! Только! А у нас какие номера ездют? Это же ужас! Я смотрю и мне страшно. За недоумков. Как можно ездить на машине, если номер идет черт знает как… лихо! – Валька захохотал. - Пять, а потом девять! Ну! Они-то не понимают, а я знаю! У них вся жизнь пойдет через жопу! Че-рез жо-пу! Пять после девяти не может! Или там три после пяти. Номера должны идти по ранжиру. Лучший номер, например, такой – двенадцать-тридцать четыре! КРБ! Понимаешь? Один, два, три, четыре! Все ровно, подряд, а иначе порядка не будет, а если нет порядка, то и семьи разваливаются, и войны, и Василиска потому от меня ушла. Я понял, понял! Номер комнаты у нее какой? 226! Подряд не может две двойки стоять! А потом сразу шестерка! Это какой скачок! Это же пропасть! Мы туда все и свалились! После двух должна идти сначала троечка, потом четверочка, потом пятерочка, а потом уж – шесть! Вот потому все так и получилось! Надо у всех проверить паспорта, номера машин, квартир, чтоб все шло подряд, подряд, ровно, последовательно. И все равно не будет счастья! Знаешь, почему? Знаешь? Хочешь, скажу?
- Ну, скажи, - проговорил ничего не понимающий Будницкий, со все большим
ошеломлением оглядывающий своего приятеля.
- Потому что даты рождения разные! Никто не рождается первого февраля
тысяча двести… как там… тридцать четвертого года! У всех все перепутано. Я вот родился… когда я родился? Странно! Не помню… ну то есть все равно главное что цифры идут через пень-колоду, так какой может быть порядок? А я дурак надеялся, что будет порядок, что Васька будет со мной, у нас будут дети, а на каком основании?! Смешно! Если я родился с перепутанным кодом! Меня ж компьютер не допустит! С таким кодом. Вся жизнь так пойдет. Надо пойти в загс и переделать документ, тогда и выйти можно наружу. А так надо внутри сидеть. Внутри. И вымывать все. Иначе ничего нормально не будет. Все показывает обо всем. Иначе…
Замолчал, глубоко о чем-то задумавшись. Съеживался все больше и больше, словно засыпающая нахохлившаяся птица, откинулся на стенку, веки опустились, он словно задремал.
Так-то оно лучше, подумал Будя, отправляясь в прихожую позвонить пацанам. Валька ему решительно не нравился. И когда успел нажраться!
Когда вернулся, Валька уже спал. Будя лег рядом на перину, закинул руки за голову, тоже попробовал отдохнуть. Разбудил его Валькин голос.
- Ты кто?
Будницкий недовольно зарычал. Опять двадцать пять! Открыл глаза. В комнате
были сумерки.
- Я думал, ты протрезвеешь, как выспишься!
- А, это ты, Димка, - нормальным голосом сказал Валька. - Откуда я знаю, кто
рядом лежит. Темно же. - Помолчал, тихо сказал. - Пора сдаваться, Димк.
- Ты че? – вскочил на локте Будя. – Нас никто тут! Никто не найдет! На ***
сдаваться?
- Тебе не надо. Мне надо.
- Шо, так прямо пойдешь в ментовку?
- При чем… В психушку пойду. В дурку. – Валька помолчал, вдумываясь.
Воскликнул. – А ведь не зря так называют. Слышишь? Дур-ка. Слышишь?
- Слышу. И что?
- Какая там дурка! Это же Дурга! Богиня смерти и страданий! Дурка, Кали и
Кырка! Они повсюду! У меня яснослышание открылось. Поверишь, Дим, иногда слышу обычные слова, а за ними – совсем другие смыслы…лысым… смывы… СМИ… Стоп. Не хочу в дурку. Боюсь туда идти. Это ее царство. Слышишь же по названию! Дурга!
- Валь, давай успокоимся, я ща сгоняю в аптеку, выпьешь чего, валидолу там. Че-
то ты мне совсем не нравишься.
- Обещай не сдавать меня в психушку, Димка, - жалобно попросил Валька.
Будницкий так и замер, натягивая куртку.
- Ты че, никуда я тебя не сдам! Шо за гнилые базары! Я что, продажная шкура?!
Ну ты меня обидел! Молочный брат называется. Лежи тут тихонько и ничего не делай, я быстро.
- Подожди. Послушай. У тебя нет знакомого психиатра? Меня что-то клинит.
Иногда проясняется, а чаще несу какую-то ахинею. Соседи подозревают. Бабка та не зря тебя вызвала. Я по двери колотил, очнулся – руки разбиты… я стараюсь, ну, нормально с ними. Еле сдерживаюсь, чтоб не раскрыться. У них там цветы растут, в горшках. Они думают, это цветы! Ха-ха! Цветы! Слепцы! Какие там цветы! Нет, это далеко не цветы!
- А что?
- Это датчики такие. И микрофоны с миниатюрными камерами. А один цветок –
так вообще… Не дай бог он расцветет! Тогда – все, конец всему! Руки вот мою, как дурак. Все время мою. И вытирать боюсь, все полотенца же грязные… Уже вон в кровь содрал. Тру этим… как его… пемзой… и мою еще этим… едким который…
- Отбеливателем, что ли?
- Во-во, он сильный, вмиг убивает любую заразу! Рот спалил…
Будя посмотрел на густо-синее окно.
- Ого, уже стемнело. Ну-ка, сколько времени?- включил свет, сощурился, взял со
стола будильник, спрятанный в целофанновый пакет, хотел вытащить, но Валька ахнул, вскочил, схватил будильник, сильно сжал обеими руками.
- Стой-стой-стой, - запричитал испуганно, - чш-ш-чш-чш… - Будницкий замер.
Так постояли, держа будильник вместе.
- Ты вот что, - сказал Валька, осторожно, как бомбу, отпуская будильник. – Ты
сам время посмотри, ладно?
- Он у тебя что, заминирован? – Будя осторожно поставил будильник на стол.
- Хуже! Не бойся, тебе ничего не будет. Посмотри, только ко мне не
поворачивай, мне не показывай. Скрытно, ладно? Скрытно. Вроде так, от нечего делать, просто посмотрел, только мне не показывай зырить!
Будя покорно посмотрел на циферблат.
- Сколько? – осторожно, шепотом спросил Валька и весь сжался, будто ответ мог
ударить.
- Без четверти восемь.
- Постой… постой… - Валька бросился к столу, нашел на листке чистый кусок,
нарисовал круг, в нем стрелки «без четверти восемь», шумно, с облегчением перевел дух.
- Ты чего? – удивился Будя.
- А ты будто не знаешь! – воскликнул Валька. Будя смотрел на него во все глаза.
Как все нормальные люди, он не мог представить, как это – сходить с ума. Ему казалось, что Валька придуривается, издевается над ним. Еще вчера нормальный хлопец, а сейчас несет такую околесицу, что уши вянут. И что с ним теперь делать, с перцем этим фаршированным? Надо бы дурку точно вызвать, но пообещал же… А может Валька его проверяет? Если вызову «скорую», развыступается - купился, Будницкий, купился!
- Ты мне можешь принести часы такие…Электронные, чтоб без стрелок ровно
как… чтоб одна суть была…
- Да могу, хули! А почему со стрелками тебе не подходят?
- А ты будто не знаешь! – Хитро заулыбался Валька. – Все знают, притворяются,
Выдумывают… либо…
- Я например не знаю, объясни!
- Ну, представь себе, только мне не показывай, представь – ровно шесть!
- Шесть чего?
- Часов! Ча-сов!
Будя поднял глаза на потолок.
- Представил – и что? – спросил он.
- Стрелки что, тоже представил?
- Ну, представил, представил.
- Молодец. И что видишь?
- Ровно шесть!
- Вот! Ничего больше не видишь?
- А что я должен увидеть-то? – начал терять терпение Будницкий.
- Это же копье! Дротик! Если стрелки ровно стоят, все! Все! Нельзя смотреть!
- Это у тебя примета такая? – после молчания и обдумывания спросил Будя.
- Примета! – повторил Валька вдумываясь. Воспрянул. – О! Мета-прим. Все
приметы – мета-знаки! А как же! В мире Бога нет ничего случайного, так? Так говорит Учитель? Так! Значит, мы – в компьютере! Так? Так. Значит, все четко, чисто математически. Сбоев быть не должно, иначе – конец света. Представляешь, мир зависнет, как компьютер? Во будет! Вообще! О чем я говорил? А, вот, приметы – мета-знаки. Это знаки другой, высшей реальности! Только никто не умеет их читать, а я научился! Спрашивай, я тебе что хочешь отвечу! И психиатра мне больше никакого не надо! Они ж тоже ничего не понимают! Мир очень зыбкий, текучий, это мозг его цепенит, как вроде гипса – сначала жидкий, а потом застывает, как костяной. А на самом деле он текучий. Вот как сон. Сны нам истинную картину мира показывают, а мы не верим.
На улице забибикала машина. Будницкий выглянул.
- Пацаны приехали. Дело срочное. Но я тебя тут одного не оставлю. Нельзя тебя
одного оставлять. Собирайся, давай-давай, быстренько! Поедешь с нами! Посидишь лучше в лайбе, развеешься, протрясешься, свежим воздухом подышишь. Поехали!
SHIT И МЕЧ
«Вы допускаете возможность вооруженных конфликтов в таких ситуациях?
- Ближе всего к подобного рода проявлениям мы подходили в Крыму… Считаю, что если бы тогда не были привлечены для поддержания порядка воинские части, могло бы произойти кровопролитие».
В. Горбулин,
Секретарь Совета национальной безопасности Украины.
«Комсомольская правда» от 12 июня 1998 г.
Лёзов вышел на сцену, когда стадион уже ревел от нетерпения. «Мертвая вода» заставляла себя ждать. Какие-то молодые люди с большими спортивными сумками пускали по рядам бутылки с водкой и упаковки пластиковых одноразовых стаканчиков. Подогретая толпа молодежи орала, свистела, недовольно гудела, танцевала, кое-где завязывались потасовки, но милиция стояла в оцеплении на гаревой дорожке и в драки не вмешивалась.
- Хай, пипл! - закричал Лёзов в микрофон. – Мы не опаздываем. Нет! Вы,
наверно, спрашиваете, а где Репей? Так вот – его не будет!
Стадион сначала замолк, потом зарокотал под звездным небом со все нарастающей
мощью.
- И знаете почему нашего Репья нет с нами? А почему с нами нет нашего мэра?
Почему с нами нет многих классных пацанов, которых мы выдвигали в депутаты? Потому что они все арестованы. Ментами! Менты расчищают дорогу в наш парламент для своих ставленников, для киевских чинуш! Которые будут продолжать пить кровь из многострадального тела Крыма! Вот так! Женька Репецкий, наш Репей, лидер рок-группы «Мертвая вода» и лидер нашего с вами, парни, молодежного предвыборного блока «Будущее Крыма»... - Лезов сделал паузу, вслушиваясь в затихающее рокотание стадиона, - похищен милицейским эскадроном смерти! Его похищение организовали так называемые правоохранительные органы! Они боятся победы Женьки и нашего с вами блока на выборах! Они идут на все, чтобы сорвать выборы, чтобы к выборам пришли только их кандидаты. Мы их знаем - это бывшие коммуняки, чинуши, которые обворовывают врачей, педагогов и пенсионеров, которые душат нас налогами! Они готовы на каждый хер поставить кассовый аппарат! (восторженно-угрожающий рев толпы).
Подбежал, как было уговорено, Гектозавр, выхватил микрофон, заорал.
- Народ! Моей бабке 74 года. Пенсию не платят! А вчера ОМОНовцы всех старух
у овощного рынка разогнали - пнями, сапогами! Подыхайте, старухи! Мою бабку так толканули, что ее парализовало! За семечки, сволочи! - Гек вдруг самым натуральным образом всхлипнул. Увеличенный громкоговорителями всхлип получился гигантский, как у Полифема, потерявшего глаз. Но на стадион это подействовало самым жутким образом - резануло по нервам, сотни горл сжались, головы и без того затуманенные водкой, пухли от злобы, кулаки сжимались. Хотелось бить, крушить, ломать, рвать, рушить всю эту нищую, давящую, убогую жизнь. Лезов вынул микрофон из рук Гека, бабка которого на самом деле жила в селе под Феодосией, никогда не торговала семечками и в жизни не видела ОМОНа, и прокричал:
- Вы видите, как они борются со своим собственным народом! Если они матерей
и бабушек наших не щадят, то что говорить о нас с вами?! Кандидат в депутаты Верховной Рады Украины, наш с вами кандидат Саша Кравченко арестован! Под надуманным предлогом! После выборов его отпустят и извинятся, но поезд уже ушел! Это беззаконие! Это полицейское государство! Это нарушения депутатского иммунитета! Но наша милиция плевать хотела на законы! Менты в наглую захватывают власть под флагом борьбы с организованной преступностью! Да они сами - самая кровавая «крыша»! Арестован избранный нами мэр города! Какой бы он ни был, он наш, он должен ответить перед нами за свои действия! Но наймиты Киева сметают всех наших и ставят своих людей, хохляцких парубков, чтобы продолжать безнаказанно попирать Крым! Шоб бы розмовлялы на их похабной украинской мови! Нас топчут, травят, считают за быдло! Нам не дают даже послушать нашу музыку! У нас уже диктатура! Концерта не будет! Репей сидит в тюрьме! Безо всяким обвинений! Только за то, что выступил за права угнетенной, нищей, растоптанной, раздавленной, оплеванной молодежи, за нас с вами! Сколько мы будем это терпеть?! Хватит! Наши матери и отцы не получают пенсий и зарплат месяцами, а правители наши жируют, разожрались, их хари уже не помещаются в телевизоры! 98% населения живет в ужасающей нищете, а 2% распухли от нашей крови, сидят на нашей шее, хохочут нам в лицо! Что будем делать? Разойдемся по домам, утремся от смачного плевка в лицо? Или восстанем наконец и сметет их к чертовой матери?!
Дикий рев толпы был ответом. Стадион вздыбился, молодняк орал, свистел, визжал, вопил, махал кулаками, цепями, прутьями. В воздух полетела метель бумажек, стаканчиков, бутылок.
- Лыж-ню! Лыж-ню! - принялся скандировать Лёзов, вонзая в дымный воздух
под ярко освещенной раковиной сцены сжатый кулак. Группа скандирования, рассаженная по всем секторам и трибунам подхватила припев знаменитого гимна крымских рокеров 80-х годов!
- Лыж-ню! Лыж-ню! - в такт Лезову хором орали талибы - Гектозавр, Пеликан,
Сава, Петуня Белый, Коля Юзвяк, Рикардо и Клок на восточной трибуне.
- Лыжню! Лыжню! - горланила на западной трибуне группа скандирования
«Чучхе» во главе с Дыней.
- Лыжню! Лыжню! - вопила на центральной трибуне группа Боба и Самурая.
Мало помалу весь стадион присоединился к «радикалам». Громоподобное скандирование «Лыжню!» ритмично заколыхало гигантскую чашу, до краев наполненную разъяренными, пьяными, обкуренными, впавшими в транс от совместного ора молодых людей.
- Люди! Пипл! - заорал Лёзов, почувствовав, что скандирование потихоньку
выдыхается и толпа готова к зомбированию. - Сейчас все вместе, дружно движемся к центру города, к «Пентагону», на митинг. Нас никто не остановит, сметем все заслоны! К центру! Лыжню! Свободу Кравченко! Свободу нашему мэру! Свободу Репью!
Группы скандирования устремились к проходам, увлекая за собой стоящих рядом. Вскоре ручейки бегущих по проходам превратились в потоки.
Весь стадион ринулся к выходу. Милиция, не получив никакой команды на блокирование молодежного шествия, пропускала бурлящий, орущий, свистящий, матерящийся, исступленный поток через все выходы и центральный портал стадиона. Началась давка. Люди теряли человеческий облик, из последних сил выбираясь из потного месива локтей, коленей, торсов, металлических оград и калиток, милицейских щитов и касок. Истеричные женские визги, стоны, мат исхлестали воздух. В состоянии крайнего пароксизма озверения толпа выплеснулась на широченную аллею Независимости, ведущую от стадиона «Локомотив» к проспекту Ленина, и ревущей рекой потекла к центру города. По дороге разбили несколько коммерческих ларьков, расхватали спиртное.
Рота ОМОНа, охранявшая Дом Правительства, попыталась остановить шествие, перегородив жидкой цепочкой проспект Ленина у поворота на бульвар Шевченко, от которого рукой было подать до сквера Тренева перед зданием Верховного Совета Крыма. Рота задержала шествие на несколько минут. Сзади напирали и напирали, и камуфляжную цепочку разомкнули легко - одной разницей в весовых категориях, толпа прорвалась к «Пентагону».
Огромное темное здание, похожее на приземлившуюся летающую тарелку из фильма «День независимости», молчало. Охрана Верховного Совета забаррикадировалась внутри и тщетно вызывало подкрепление. Все милицейские силы, блокировавшие стадион, были не в силах пробиться к центру города сквозь плотную гущу молодежи и праздношатающихся, вышедших в центр города полюбоваться шествием карнавала и обещанным салютом.
К «Пентагону» все прибывали и прибывали толпы беснующихся подростков. В сквере запылали факелы, вот подожгли скаты у одной, у второй машины, припаркованных к зданию Верховного Совета. Сцена ночного погрома озарилась чадящими, малиновыми языками пламени. В огромные стекла Верховного Совета полетели кирпичи, арматурины. Вдруг изнутри раздались выстрели и толпа шарахнулась назад. Дикие вопли рассекли воздух. «Убили! Сволочи! Стреляли!» Подоспевшая вторая волна демонстрантов подхватила первопроходцев и ими, как тараном, выбила двери и ворвалась в здание. Внутри штурм развалился на десятки мелких стычек по коридорам, вестибюлям и комнатам. Милиционеров сбивали с ног, валили стаями, топтали, выбрасывали через выбитые окна под ноги все новых и новых набегающих демонстрантов.
Начальник охраны ВР Крыма майор Смирнов забаррикадировался на верхнем этаже и по рации вызывал подмогу.
Помощь уже спешила. Прибывший бегом от стадиона батальон внутренних войск, ощетинившись пластиковыми щитами, плотной сомкнутой фалангой попытался оттеснить погромщиков от входа в здание Пентагона. Завязалась вязкая ночная драка, походившая сверху на колыхание штормящей бухты у волнореза. Прибывающие оравы молодежи разбивали закрытые на ночь коммерческие киоски и магазины, грабили спиртное, пустыми и полными бутылками забрасывали милицейские кордоны.
- Вместе, держимся вместе! - орал Гектозавр, собирая вокруг себя свою команду.
Мокрый, всклокоченный, он страшными матами отгонял от «крокодила» пьяных поджигателей, которым было все равно, что палить.
- Отъехать надо, Гек! - прокричал сквозь гвалт Забродин. - Разобьют или сожгут.
- Куда ехать?! Толпа повсюду. Доставай шашки!
Забродин нырнул в багажник «крокодила», вытащил пластиковый пакет, боевики тут же расхватали самодельные взрывпакеты.
- Ну, ребята, - сказал Гектозавр, радостно и страшно скалялсь, - пора
поквитаться!
- Оу, йес! - шатаясь, рявкнул изрядно поддатый Боб.
- Ты! - крикнул ему Гек, оценив состояние приятеля. - Стой здесь, охраняй
машину! Машину, ****ь, охраняй, понял? Тут весь боезапас! Если подожгут, рванет так что мало не покажется!
- Собираемся здесь сразу после метания, - напомнил Смирнов, ввинчиваясь в
толпу. «Радикалы» врассыпную метнулись к месту побоища. Через минуту в рядах ОМОНа глухо захлопали взрывы. Гек не предупредил никого, что в безобидные шумовые хлопушки он и Клок всыпали по жмене мелких гвоздей. Сейчас гвозди вколачивались в живые человеческие тела. Из побоища никто уже не мог вырваться, оно представляло собой сконцентрированное выражение земной жизни: люди пытались убежать, но только топтали и давили друг друга.
К машине подбегали за боезапасом. Гек выдавал бутылки с бензином.
- Где Лёзов? Кто видел Серегу? - вопрошал возбужденный Смирнов. Гек
промолчал, он уже давно понял, что Лезов, сука поганая, втравил всех в бойню и слинял. Через минуту запылал угол ресторана «Астория», полыхнули автомобили, припаркованные перед салоном красоты «Лаокоон», занялось дерево в центре сквера. Шарахнулся центр роты ОМОНа, где, прочертив в воздухе светящуюся полосу запала, взорвалась бутылка и побежали под ногами яркие злобные змейки пылающего бензина. Стиснутые люди, визжа и воя, горели заживо, не в силах вырваться из толпы и сбить пламя. Побоище превращалось в битву всех против всех. Свистки, хрипы мегафонов, рев толпы и огня сливались в чудовищную какофонию. Внезапно над всем действом в ночном небе выплеснули огни салюта, расцвели огромным букетом и, померцав, погасли. Салют полагался по программе в конце гала-концерта, и главный фейерверкер, не будучи в курсе творящегося в городе побоища, приказал начать стрельбу. Сверкающие кусты, россыпи и гирлянды неслышно и прекрасно стали возникать в огромном ночном небе над зверским людским побоищем.
А пока длилась сеча у здания Верховной Рады, Сергей Лёзов стремительно удалялся в старом потрепанном «Жигуле» цвета коррида от центра города. Нет, он не бежал. Зря Гектозавр думал, что Сергей струсил. Он удалялся от главного действа, к которому готовился несколько последних месяцев, против своей воли. Сергей лежал, связанный по рукам и ногам, на полу машины и в его ребра тяжело и больно вдавливались каблуки бутсов Жилы и Фасона. За рулем «Жигуля» сидел Илья Ступаков, рядом - Кент.
Погром расплеснулся по городу. На выезде из Захолуйска перед съездом на Южнобережное шоссе дорога оказалась запруженной машинами. Илья приткнулся к обочине, вышел. Кент выпрыгнул за тренером, по кошачьи пригнувшись и сжимая в радостном предвкушении драки кулаки.
Пробравшись сквозь толпу соглядатаев, они увидели, что это не авария, а что-то другое: в скрещенном свете многочисленных автомобилей прямо на дороге стоял на четвереньках толстый гаишник с большим бородавчатым лицом. Форменные брюки его были спущены до колен, овальный зад ярко белел в свете фар. Из зада торчал наполовину загнанный внутрь полосатый жезл. Гаишник сдавленно мычал, выкатив обезумевшие глаза.
- Что, сука, не нравится? - орал, бегая вокруг него и заглядывая в выпученные в
смертном ужасе глаза, невысокий щуплый мужичонка, одетый почему-то в домашний халат, из-под которого выглядывали голые кривые ноги в растоптанных шлепанцах. - А сколько раз ты нас раком ставил и жарил, как хотел, а?! - и задергал задом в коитальных конвульсиях, символически насилуя извечного, заклятого врага автолюбителей.
Сцена выглядела фантастически: фигуры мужиков были ярко выбелены до пояса ближним светом фар, а торсы и головы скрывались в ночной темени, вылепляясь из сумрака бликами скул, глазниц, ощеренных ртов.
- Мужики, давай второго! Мы когда рыбалили, одного поймали, с кукана рыбу
****ил. Мы ему ерша в жопу засунули - во такого!
- Жезлов у них больше нету!
- В гузно, в гузно, в гузно ему! – С истерическим хохотом вопил кто-то.
- Найди любую палку! С занозами!... - фальцетом прокричал щуплый в халате и с
дикой злобой заколотил пяткой в шлепанце по пальцам стоящего на карачках гаишника. Тот зывал в голос.
Карпалы волокли из стеклянного «скворечника» ГАИ еще одну жертву. Прапорщик с плоским калмыцким лицом и каплеуловителем гитлеровских усиков под носом втягивал голову в плечи, пытаясь укрыться от сыплющихся затрещин, но тщетно. То один, то другой водитель подскакивал к нему и бил в дергающееся, окровавленное лицо. Действовали и били в основном три-четыре человека, остальные стояли, смотрели и морально поддерживали зачинщиков. Вековечная вражда бесконечно насилуемых на дорогах шоферов наконец-то прорвалась наружу.
- Боря, вынь пальчик из попы и дай дяде «здрасьте»! - орал пьяным басом
высокий мосластый мужик с щеткой усов стоящему на четвереньках «бородавочнику».
- Что, гаишная морда, - вторил ему лысый пузатый толстяк в кожаной куртке и
кожаной кепке, - проверил укомплектованность транспортного средства, сука? Может, тебе и огнетушитель запихать для комплекта? - и со всей дури саданул ногой по жезлу, вызвав истошный вопль бедолаги. От удара жезл неожиданно засветился, озарил мертвенным светом исполинские прыщавые холмы гаишной задницы. Все разом радостно крикнули «га-а!» Гаишник тянул на одной тоскливой ноте, перебивая вой кряхтением.
- Чего скулишь, падла?! - орал мужичок в халате. - Когда нас нагибал, да харил,
небось, приятно было. Вот и попробуй на себе! Нравится, гондон ты штопанный?! Порвали тебе фуфло на фашистский знак!
- Посвети мне на права, гнида! - тоненьким фальцетом кричал щуплый паренек в
кожанке и совал к освещенному заду гаишника какие-то бумаги.
- Мужики, - советовал кто-то сквозь хриплый гогот, - поставьте его на «ручник»,
а то под уклон укатится, ха-ха! - новый удар по жезлу, новый стон страдальца.
- Он, падла, меня оштрафовал за брызговики, слышь...
- Ссыте на него, он бешеный...
- Ну, маши своей палкой, жопа! Всем бы вам жезлы в задницу забить, чтоб
передохли вы, кровопийцы!
Подъехала клаксоня еще одна машина, все обернулись. Подбежал молодой парень, прокричал:
- Налоговую подожгли! И «Пентагон» горит! Там такая заруба!
Все возбужденно загомонили. Почему-то стало казаться, что прежняя власть уже свергнута и можно творить что душе угодно.
- Это идея!
- Слей-ка бензинчику...
Толстяк с канистрой поковылял к гаишной каптерке. Минута и «скворечник» поста ГАИ занялся поначалу робким, а потом все крепчающим пламенем. Стало светлее. Небо над центром города вдруг озарилось салютом. Все дружно заорали «О, ура, в нашу честь салют!»
- Айда Обода искать! Он, сука, на рынке кассовые аппараты ввел.
- Арестован Обод.
- Вот пусть торгаши его и топчут! А мы поехали посты ГАИ проверять!
- Айда!
- А этого?
- У этого очко уже порвано, - щуплый мужичонка, видимо, «топтал зону» и свое
дело знал туго. Пнув напоследок «бородавочника» в зал, пригрозил. - Помни, пидор проткнутый, еще раз палкой своей говенной махнешь, мы тебе туда лом вгоним - по самые помидоры!
- Поехали на обводную - с капитаном их хотца побалакать!
- С Макаром-то? Да, желательно!
Толпа быстро разбежалась по машинам, взревели моторы и караван старых потрепанных иномарок тронулся к обводной дороге громить следующий пост ГАИ.
Илья с Кентом подошли к стонущему, лежащему на боку сержанту. Рядом сидел избитый напарник с калмыцким окровавленным лицом и тряс головой.
- Живой? - спросил Илья.
- У ликарню мэнэ трэба... - простонал гаишник.
- Не проедем, центр блокирован. Ладно, поехали, Кент. Вы, гаишники, народ
здоровый, очко у вас луженное, выдюжишь. Да и запоры пройдут.
Кент хохотнул, поощренный шуточкой, глянул вслед уходящему тренеру и с размаху ударил бутсой по жезлу, норовя сломать его пополам. Хриплый вопль заставил Илью обернуться.
- Ну! - гаркнул он.
- Иду!
Они побежали к своей машине. Усаживаясь рядом с водителем, Кент поднял голову и оглянулся на город. В темном космосе, в бледных отблесках городских пожаров ему почудилась заполонившая все небо угольно-черная фигура с рогами, в алом плаще зарева. Она, медленно шествуя над Захолуйском, затмила луну и лунный фосфорический блеск облил острый угол исполинского крыла.