БОРЕЦ СУМО В СОБАЧЬЕМ ОБЛИКЕ
На бой собак вывезли в Собачью балку. Мощный, накачанный Шрам легко удерживал на толстом коротком поводке из плетеной кожи тигрового пит-бультерьера, а вот легковесу Мишину, бывшему боксеру в весе мухи, приходилось несладко - огромный “азиат” Батый весом в восемьдесят восемь килограмм, шатал его как шторм.
- Ну шо, мужики, по штуке баксов? - спросил Шрам, энергично массируя
натянувшемуся при виде противника Киллеру холку и спину. Шрам, как и при игре в “трыню”, брал на понт.
- Можно,- безразлично кивнул Мишин, уже привязавший Батыя к дереву. Шрам
перешел к массажу мускулистых ляжек своего бойца, поднял голову, предложил.
- Слышь, кореш, а может бой до смерти устроим, не зассышь? – Шрам пытался
психологически сломить противника, зная, что струхнувший хозяин не сможет полноценно поддерживать собаку в бою, а это уже полпобеды.
На разбитом лице Мишина с расплюснутым носом и узкими щелками глаз не отразилось ничего. Он побродил мутным взглядом по осенним выжженым холмам, посмотрел назад на рвущегося с поводка и утробно лающего Батыя.
- Можно,- сказал он и сплюнул. Бой имел принципиальное значение –
выставлялись собаки двух конкурирующих бригад - чугунковских и «сапогов». Облажавшийся опозорил бы всю бригаду.
Бои пит-бультерьеров с крупными собаками обычно заканчивались тем, что “азиаты” и “кавказцы” максимум через полчаса боя уставали и “делали ноги” от низкорослых и легких, но выносливых и злых, как фурии, питов. К тому же крупные собаки медленно «заводились», часто их надо было просто заталкивать в драку. Вот и сейчас, как только черно-белого азиата подвели к центру поляны и сняли ошейник, он отвернул в сторону, вздыбил холку, кося кроваво-красным глазом, а Киллер метров с двадцати разогнался, прыгнул, вцепился в «подвес» и тут же принялся яростно трепать. Батый не любил драться и дрался только потому, что другого выхода не было. Другие кобели рвались в остервенении в бой, а он до последнего терпел, подставлял холку, отворачивался, надеялся, что противник опомнится и передумает, но если его раздраконивали - взрывался, рвал врага со всей своей свирепой гиревой мощью.
Вот и сейчас, разозленный настырным клыкастым напором, он рванулся, подмял Киллера под себя и лохматой ревущей громадой яростно - клыки в клыки - попытался прорваться к глотке. Киллер снизу вцепился в густую шерсть под обрезанным ухом “азиата”, сковал его движения, со страшным усилием вывернулся и встал.
- Ч-ч-чуж-ж-жой! Ч-чужжжой! - безостановочно орал Шрам, - Киля, а где
чужой?! А где ч-чужжой?
- Оторви, Батый, оторви! - вторил ему Мишин. Куда делась его обычная
невозмутимость. Глаза пылали, на губах выступила пена, он всем телом повторял движения своей собаки, и со стороны казалось, что он танцует безумный судорожный рэп. - Ломай его, Батый! Ломай! Ломай! Выгрызай! Глаза ему выгрызай! - он кричал заведомую “дезу”, собаки при всем желании не могли выгрызть друг другу глаза, это было рассчитано на Шрама, в попытке сбить того с толку, чтоб он дрогнул, что тут же передалось бы собаке. Но Шрам ничего не видел и не слышал вокруг.
- А где чуж-жой?! Чужой! - как заведенный повторял он. - Чуж-ж-жой, Киля!
Батый всем телом висел на низкорослом пите, в излюбленной тактике “азиатов” весом утомляя противника, и, кося красным глазом, тянул голову в сторону, пытаясь вырваться из хватки. Так они несколько минут ходили по кругу - маленький пит, задрав морду, нес на себе пушистую громаду обхватившего его передними лапами волкодава.
Хозяева собак уже выорались, охрипли. Бой как бы завис. Шрам сел на корточки перед Киллером и бубнил: “Ай, хорошо, ай, молодец, Киля, мальчик, надо терпеть, а где чужой?..”, вспотевший Мишин бегал перед кружащимися собаками, чтобы Батый всегда мог видеть хозяина и орал:
- Переверни, переверни его, Батый! Где лапка, лапу, возьми лапу!
Услышав наставления, Батый неожиданно резко и мощно мотнул шеей, оторвал Киллера от земли, описал висящей на нем собакой дугу, встал в свечку и со всего маха обрушился на соперника. От удара челюсти питбуля разжались, Батый подмял его под себя и под рев зрителей из сапоговской команды вцепился ему в лапу.
- Трепать!! - дико возопил Мишин и сумасшедше замотал из стороны в сторону
головой, чтобы Батый его лучше понял. Болельщики, стоящие возбужденным кругом, засмеялись. Батый уперся четырьмя лапами в землю и, передохнув несколько секунд, замотал огромной головой из стороны в сторону. Киллер беспомощно болтался под ним, пытаясь выдернуть из чудовищных челюстей тонкую лапку. «Сапоги» победно орали.
- Ай, Киля, ай, молодец, - похваливал меж тем Шрам,- терпи, надо терпеть!
Шрам сотни раз видел, как огромные звери терзают питбулей первые десять-пятнадцать минут, а потом позорно убегают, поджав хвосты. Надо было выждать первый напор.
Теперь Киллер грыз морду вцепившегося в лапу Батыя. Волкодав не выдержал и отпустил хватку. Киллер вскочил и снова вцепился в густую шерсть под глоткой противника. Киллер не запыхался, не испытывал боли в прокушенной лапе, им владело одно-единственное чувство - дикая ярость и жажда боя. Челюсти его сомкнулись мертвой хваткой, он висел и выписывал “восьмерки” на мечущемся “азиате”, как тысячи раз делал это на тренировочном канате. Если надо, он мог провисеть так сутки.
Батый меж тем стал уставать. Он тяжело носил боками, пасть его была в густой желтой пене, окрашенной кровью врага, а повисший на нем Киллер и не думал разжимать челюсти.
- Не даром говорят - прищепки! - прокомментировал кто-то сзади.
- Щас устанет и - лыжи! - услышал Мишин сбоку и страшно разозлился.
- Батый, сынок, я здесь! - властно закричал он,- ищи глотку! Где горло! Давай,
Батый!
- Где чуж-жой, где чуж-жой,- хрипел рядом Шрам. Внезапно Киллер заметил
рядом огромную мохнатую лапу врага, отпустил его шею и впился в лапу.
- Ну, все, лапу взял! - похоронно сказал кто-то сзади. Толпа, в общем-то
понимала, что шансов у “азиата” мало, через десять минут он выдохнется совсем, а раз бой шел насмерть, то питбуль спокойно додушит огромного красавца-волкодава. Это мнение не разделял один Мишин. Он тоже много раз видел, как питы висят на Батые, а тот меж тем отдыхает, а потом с новой силой бросается в бой. А вот дать лапу - это беда! Однажды Батыйке вскрыли вену и пришлось возить его к доктору зашивать.
- Лапу,- заорал Мишин,- зачем дал лапу! Оторви!
Батый свое дело знал туго. Терпеливо снося боль в попавшей в зубатые тиски лапе, он в свою очередь стал выгрызать храп Киллера, потихоньку вытаскивая из его пасти лапу. И когда клык его вошел в сопящий нос противника, тот не выдержал и отпустил, отскочил с окровавленной мордой. Кровь струей текла на белый клин подгрудья, Киллер фыркал, яростно лизал морду языком, пытаясь остановить кровь, и в этот момент ошеломления Батый ударил его всем корпусом, перевернул и плотной хваткой взял горло. Судорожно суча лапами, Киллер пытался вывернуться, подняться, но челюсти все плотнее сжимались у него на горле, воздух перестал поступать, он начал задыхаться, яростно забарахтался, постепенно слабея, пока совсем не замер, слабо шевеля лапами. Глаза его умоляюще искали хозяина, он даже голос не мог подать из страшного захвата. Впервые в жизни покрытый рубцами десятков боев Киллер испугался. За глотку его брали не раз, но сейчас он впервые в жизни не мог втянуть воздух даже носом - туда затекла кровь, свернулась и заклеила обе ноздри. Он икал, в судорожных попытках глотнуть воздуха, глаза закатывались, подергивались перламутровой предсмертной пленкой.
- Да разнимите их! Хватит! - орали из толпы. – Мужики, ****ь, вы чё!
- Ты согласен, что твоя собака проиграла? - задыхаясь, спросил Мишин у
Шрама. Тот, оцепенело глядя на расплатанного любимца, отрицательно повел головой. Он не мог поверить, что Киллер проиграет, такого еще не было ни разу в жизни!
Глаза Кили закатились. Мохнатая туша Батыя навалилась на все тело, додушивая.
- Довольно! Харе! Мать вашу, убьет же!
- Да бой-то насмерть!
- Не *** шутковать, мужики!
- Ты согласен, что твоя собака проиграла? - снова спросил сорванным голосом
Мишин.
- Нет, ****ь! - завопил Шрам,- нет! Киля, вставай! Киля, чуж-жой!
Но Киля не шевелился, по телу его прошла судорога. Толпа завопила. Шрам весь опал. Широченные плечи поникли.
- Ладно, разнимай,- понуро махнул он рукой.
Но Мишин не бросился к собакам.
- Хули разнимать, Витя,- сказал он, взял у кореша сигарету, затянулся и
выпустил струю дыма,- бой-то до конца. Сам выебнулся...
Шрам страшно посмотрел на него. Его унижали при всех, опускали, как последнего пидора.
- Забирай свою псину! - заорал он, поднимая на уровень китайского лица
Мишина сведенные в ястребинные когти пальцы. Подскочил к Батыю, несколько раз ударил ногой в черный бок и от страшного толчка в спину перелетел через собак, растянулся во весь свой огромный рост. Мишин прыгнул через собак вслед за Шрамом, вкогтился сверху в поверженного противника, несколько раз ударил кулаком в лицо, к ним бросились, растащили. Кто-то тянул Батыя за задние лапы, кто-то вставлял ему палку в пасть, гвалт и мат покрыли все. Наконец Батыя оторвали и страшный, измочаленный, весь в крови врага, он вызверился на людей, ища хозяина. Толпа шарахнулась. Мишина подтолкнули к нему - забирай своего зверя!
Дрожащими руками он застегнул ошейник на хрипящем горле любимца, пристегнул поводок, повел его в сторону.
- Штуку пришлешь завтра Марату! - крикнул он Шраму. Киллер лежал на боку и
не шевелился. Толпа расходилась.
Мишина нашли на следующий день метрах в двадцати от гаража. От ворот до трупа вела бурая тропа впитавшейся крови. Бывший боксер лежал на спине, зажимая обеими руками горло. Когда судмедэксперт сумел отжать его окоченевшие ладони, покрытые толстой муфтой свернувшейся крови, глазами предстала непонятная картина: на горле слева зияла глубокая дыра и от нее через кадык тянулся рваный шрам до правого уха. Сонная артерия была пробита, что и вызвало обильную кровопотерю. Но вид оружия определить было невозможно, словно горло вскрывали консервным ножом. Грудь, живот, спортивые штаны - все было в коросте запекшейся крови.
Труп Батыя лежал возле гаража. Видимых повреждений на теле собаки обнаружено не было. Вскрытие показало, что пес погиб от остановки сердца в результате чудовищно сильного удара в левую сторону грудины. Кувалдой его били, что ли, сказал удивленный патологоанатом, разглядывая запекшуюся гематому...
Следователь Карков потряс приблатненых “шестерок”, “синяков” и шавок и быстро выяснил, что Мишин намедни поимел изжогу с бригадиром чугунковских Витей Шрамом, разошлись, мол, краями, но кто их знает, крутых-то.
Вызванный на допрос Виктор Шрам от всего открещивался и клялся, что из-за такой мелочевки сейчас уже людей не мочат. Однако ни следователь, ни дружки Мишина Шраму не поверили. Спустя три дня, когда “Ауди” Шрама выруливала по узкой улочке из его дома на Низине, из каменной кладки забора громыхнул направленный взрыв. Если бы могучий Витя сидел за рулем, его изрешетило бы гвоздями и рубленой проволокой, которыми было обильно начинено самодельное взрывное устройство, заложенное в пустую артиллерийскую гильзу. Но Витя в ту ночь перебрал, с утра от него разило, как из коньячной бочки, и он посадил за руль личного телохранителя Кокса, который и повис кровавым пугалом на руле, приняв на себя всю страшную убойную силу заряда. Посеченного осколками «бригадира» увезли в реанимацию шестой городской больницы. Но и там его в покое не оставили. Не прошло и суток, как сапоговские самоделкины принесли в больничку гостинец для «друга Вити», каковой и попросили передать медсестру Оксану Яремчук. Если бы Оксана проследовала в палату прямиком и незамедлительно, взрыв бы прогремел точно по расписанию в прикроватной тумбочке Виктора Шорникова, известного в криминальных кругах под погонялой Шрам, но медсестра задержалась поболтать с товарками и взорвалась прямо в дверях палаты.
Оксана умерла не сразу. Помощь ей оказали немедленно, и искалеченная, лишившаяся обеих кистей и нижней челюсти женщина даже пришла на несколько минут в себя. Дежурный врач Саша Макаенок подошел на слабый стон, жалко улыбнулся, заглянув в черные бездонные глаза белой мумии в бурых пятнах, которая еще несколько часов назад была красавицей Оксаной.
- Взрыв был, Оксана, - пытаясь удержать слезы, сказал Саша. - Досталось тебе.
Но ничего. Видишь, в себя пришла. Ты еще отлично поправишься.
Оксана, засасываемая в трясину обезболивающих лекарств, успела подумать, что надо попрощаться с жизнью. Ей захотелось вспомнить самое хорошее, самое дорогое, что было у нее на земле. Мелькнули родители, муж, сынок, каленным стыдом пронзило воспоминание о поездке в Турцию и о добровольно-принудительной оргии в ковровой лавке. Как умирать-то после этого?
После случившегося она гнала от себя это стыдное воспоминание, а сейчас отогнать не могла, вместо дорогого и хорошего все вспоминались и вспоминались развратные, отвратительные, похотливо упоительные сцены, накатывающие один за другим оргазмы, и они были полными – вот в чем было их отличие от секса с мужем. Нет, с Володькой тоже все было хорошо, но обычно, если оргазм бывал влагалищным, то пустовал анус, а если муж кончал в рот, сиротливо, по-голодному посасывало в ****е. В лавке же черного, потного, пахучего Юсупа все было до предела наполненным: зад ее расперт до упора толстым, яростно рвущимся вовнутрь членом, влагалище заполнено другим снующим, живым, раздувающимся все сильнее поршнем, рот распят до ломоты в челюстях еще одним колбасно-объемным членом, соски ее сосут чужие рты, причем оба соска одновременно, обе руки ее держат по увесистому члену и даже в уши и глаза тычутся сопливые упругие головки. Густой до вони аромат чужих гениталий, яростно втягиваемый через задыхающиеся ноздри, чавкающий, насосный ритм фрикций, стоны, охи, рыки и – оргазмы, накатывающие один за другим, божественные, полноценные, тяжеловесные оргазмы. Вот она, полнота бытия!
Оксана последними крохами угасающего сознания поняла, что судьба сделала ей
царский подарок, отправив в Турцию и устроив изнурительную групповуху с восточными мужчинами! И не ковер был ей нужен, нет, не ковер. Теперь, перед лицом смерти, Оксана прекрасно понимала, зачем шла тогда узкими улицами Стамбула в лавку похотливого, с лоснящимся лицом Юсупа.
И в связи с тем, что последним мыслеобразом умирающей Оксаны Яремчук была
гейзерная групповуха в темной затхлой лавке, душа ее попала в эротический мир астрала и понеслась в клубках соитий с суккубами и инкубами, до следующего воплощения на земле – роскошной, раскованной одалиской в гареме Бахчелиеврера.
* * *
КВН. Сельскохозяйственая Академия играет со сборной Университета.
- Здравствуйте, студент. Берите билет. Какая тема? Яйценоскость? Отвечайте.
- Яйценоскость. Яйценоскость - это основное качество.
- Так.
- Основной показатель.
- Правильно. Только давайте ближе к теме. Как называется птица, которая носит яйца?
- (неувереннно) Петух…(Смех в зале)
- Несушка!
- Вот и я говорю, профессор, несушка! И чем яйца крепче, тем, значит, их несушка круче.
Профессор делает озадаченное лицо.
- Ну, так в кино говорят. Вот у американцев яйца вообще стальные. Они так и говорят, я чувак со стальными яйцами, я тебя вообще на…этом самом вертел!
- Американцы так говорят? Ну, я думаю, что это идиоматическое выражение.
- Совершенно верно – идиотическое какое-то выражение, ( смех в зале). Совершенно с вами согласен.
- Стальные - это, конечно, в переносном смысле, студент.
- Конечно, в переносном. Они же несушки.
- ?
- В смысле – переносят.
- Куда?
- С места на место. (смех в зале)
- А потом?
- Потом (пауза, мучительное раздумье) потом начинают откладывать!
- В целом верно. Куда они их откладывают? (двумя ладонями изображает, что несет яйца)
- Что куда, профессор?
- Куда они их откладывают?
- Кого?
- Не кого, а что? Куда они откладывают яйца?
- Ну, кто на стулья, а начальники - в кресла. (смех в зале, свист)
- Вы о ком говорите?
- Про тех, кто с яйцами. Стальными.
- О чем мы с вами говорим? Какая у вас тема? Яйценоскость! Вот и отвечайте по существу или я поставлю вам неуд. Считаю да трех. Раз…
- А можно до пяти?
- Хорошо, до пяти. Раз, два, три…
- А можно до десяти, профессор, пока я соберусь с мыслями.
- Хорошо, до десяти, но это последняя уступка. Раз, два, три, четыре...
- Профессор, а можно в обратном порядке? (смех в зале)
- Можно. Десять, девять, семь, восемь, девять, стоп, что вы меня тут дурите! Идите, неуд!
- Профессор, умоляю, поставьте хоть троечку, а то я без стипендии останусь.
- Хорошо, задам последний вопрос. На сообразительность. Ответите – будет вам стипендия. Если у коровы один сосок, то это?.. Это?…
- Чернобыльская, что ли?
- Это - бык! Идите, а еще в КВН играете! (хохот в зале, аплодисменты)
ЮБИЛЕЙ АРИСТОВА (продолжение)
Морок был разрушен громом фонограммы, ярким светом прожекторов и мельканием стробоскопов. Иринка выскочила на просцениум в расшитой блестками черной муаровой накидке и коротких обтягивающие бриджах, серебристо обрисовывавших самую выгодную часть ее туловища, сразу же принялась «устанавливать контакт» с залом, вытащила за галстук мужика в мундире пожарной охраны.
- Як вин схожий на Карло Альберто! – теребя жертву за лацканы и брылья щек, прокричала зирка в фонящий микрофон. - Назавжды залышуся в Захолуйски! - вставила микрофон в двояковыпуклое декольте и затанцевала с несчастным под фонограмму своего последнего хита «Так у свити повелося – я люблю йийи волосся». Выскочивший из подсобки ресторана ритм-балет только подчеркивал коровью пластику «зирки». Пожарник после неуклюжих па наконец вырвался из цепких иринкиных рук и, отдуваясь, отправился на свое место в торце стола. Собутыльники встречали его смехом и похлопыванием по плечам.
По окончании песни фанатки из местных выбежали с букетами. Иринка целовалась с ними щеками, далеко отворачивая густо накрашенный рот. На вопрос одной из них в заранее подставленный микрофон «Откуда вы придумываете ваши песни?» певица закатила глаза, сделала книксен и показала пальцем почему-то на правую грудь, спутав местонахождение сердца. Последовавший за тем «хит» «Поцелуй мэнэ в пампушэк» аудиторию так же не расшевелил, хотя фанатки продолжали выбегать и выносить букеты. Букеты складировались у края подиума и напоминали скошенный силос. Закрадывалось подозрение, что столько фанаток охрана никогда бы не пропустила и что фанатки, как и цветы, тоже купленные. Иринка фальшиво бодрилась, натужно заводила зал и тянула всех танцевать. Вскоре возле подиума гоцали пять или шесть «золотушных» ребят – цепи на их бычьих шеях тяжело подпрыгивали. Милицейская часть приглашенных помаленьку прощалась и дезертировала к выходу, тяжело ворочая набрякшими шеями в крахмальных ошейниках. После их ухода веселье вспыхнуло с новой силой. Когда танцевальный порыв несколько схлынул и распаренные гости, обмахиваясь салфетками и веерами, вновь расселись за столами, на подиум поднялся изящный длинноволосый молодой человек в смокинге. Он улыбался и держал в руке деревянный молоток. Официанты поднесли к нему трибуну, на которую молодой человек водрузил конический предмет грубой фактуры.
- Господа, господа, попрошу внимания! – заговорил он, осваивая рулады микрофонной акустики. – Позвольте представиться, Лащенков Вячеслав Ионович. Сегодня я буду выполнять роль лицитатора. Аукцион, господа, аукцион! Благотворительный аукцион! Все сборы пойдут в предвыборный фонд Партии прогресса и процветания Крыма, бессменным и непререкаемым лидером которой и является наш дорогой юбиляр. Еще раз пользуюсь случаем, чтобы принести ему искренние поздравления и пожелания успехов и процветания! Итак! Скажу сразу – подобного аукциона никогда и нигде в мире не проводилось! Все эти Кристис и Сотбис просто деревенские ярмарки по сравнению с нашим, экстраординарным, супер-мега-гала-аукционом. И это не пустая похвальба, в чем вы сможете вскоре убедиться. А для начала позвольте напомнить правила аукциона. Возле каждого из вас лежит карточка с фамилией и инициалами. Поднятие вашей карточки означает на языке лициататоров «шаг», то есть прибавку к стартовой цене в десять процентов. На нашем аукционе выставлен всего один лот. Всего один, господа. Но какой! Поистине бесценный, не имеющий аналогов в мировой практике проведения аукционов. Лот этот был обнаружен в недавно вскрытом склепе знаменитого винодела князя Голицына. Вот он. Амфора с вином, господа. Посмотрите на нее внимательно! Она вся поросла ракушками и моллюсками, ибо пролежала на дне морском, сколько бы выдумали? Почти две тысячи лет! Как она попала в коллекцию князя, никто, конечно, нам не расскажет, но анализ показал, что амфора много веков провела на дне моря и скорее всего была доставлена к берегам Крыма на древнеримской галере. Судя по мемуарам князя, некоторые амфоры из его коллекции были подняты со дна морского у мыса Харакс. Там, как вам известно, стоял десятый римский легион. Стартовая цена 10 тысяч долларов. Ну же, господа, активнее, активнее. Думаю стоит пояснить, что выдержка вина исключительна и не имеет аналогов в мире. Так, одиннадцать тысяч в первом ряду справа, двенадцать тысяч слева, тринадцать с половиной тысяч снова на правом фланге. Кто больше? Может быть, стоит добавить, что вину исполнилось ровно одна тысяча девятьсот шестьдесят три года, господа! 1963 ГОДА! Ого, лес рук. Пятнадцать тысяч, восьмнадцать, двадцать! Двадцать тысяч представительный мужчина в торце правого стола – раз! Двадцать тысяч – два! Двадцать две тысячи долларов – очаровательная дама в дальнем левом ряду – раз! Двадцать две тысячи – два!.. Может быть, в зале найдется, кто вспомнит, какое именно вино было произведено, нет, сотворено ровно одну тысячу девятьсот шестьдесят три года назад? Как, никто не вспоминает? А ведь все мы читали и нескончаемое количество раз слышали об этом феноменальном событии, не имеющем аналогов в истории человечества. Итак, я жду. Никто не догадывается? Как же так?! Сотворение вина. Намекну – первое чудо Иисуса Христа. Что? Чудо в Кане Галилейской? Вы совершенно правы! Я в восторге! Цветы за правый стол, даме в жемчужном платье. Мадам, примите мои комплименты, вы превосходно образованы, аплодисменты! Да, именно там и тогда Иисус Христос сотворил свое первое чудо. Он обратил простую воду в вино! Теперь вы понимаете, о каком именно вине идет речь. Итак, двадцать две тысячи - раз! Двадцать пять тысяч в центре – раз. Тридцать слева. Похвально! Учтите, следующий шаг составит уже три тысячи долларов, но ведь это вино, сотворенное самим богочеловеком! У меня в руках сертификат соответствия, подтверждающий происхождение вина. Он выдан Госстандартом Крыма, имеет все необходимые печати, господа! В вашей коллекции может оказаться… тридцать три тысячи в конце стола – раз! Тридцать шесть тысяч – раз! Тридцать шесть – два! Господа, я жду предложений. Я жду. Один мой знакомый из «новых крымчан» приходит недавно и говорит: Класный шампусик пил, Дерзу Узала называется. Я спрашиваю, может – Абрау Дюрсо? Во-во, кричит, откуда знаешь? (смех в зале). Но это шутка. Хотя в каждой шутке есть доля шутки. Ибо перед вами отнюдь не Дерсу Узала, господа. За смешные деньги вы можете приобрести легендарное вино, чудом дошедшее до наших дней. За этим вином охотились императоры и цари, одна капля этого вина врачует раны и неизлечимые болезни! Сорок тысяч слева – раз! Похвально, господин в смокинге, Уверяю вас, вы не прогадаете, глоток бесценного напитка воскрешает мертвых, бокал вина дарует вечную молодость, а вся амфора, выпитая целиком, дарует невероятное, поистине космическое блаженство – божественное просветление и (шепотом) бес-смер-тие! Бессмертие, господа! Всего за…пятьдесят тысяч долларов - раз! Пятьдесят тысяч долларов два. Пятьдесят…тысяч… долларов… три!!! Продано!
Под гром аплодисментов победитель аукциона проследовал к трибуне, получил из рук лицитатора приз.
После аукциона возбужденно жужжащий бомонд распался на группки и компании. В баре женщины баловались сигарами, мода на них недавно докатилась из Америки. Молодежь танцевала под модную рок-группу «Мертвая вода». Солист группы, Евгений Репецкий, в миру Репей, мокрый, со вздыбленными патлами, с голым напряженным торсом, орет, натягивая на горле жилы:
Руки – грабли, морда дулей,
Ноги тощи, как ходули,
Макияж наляпала,
Дылда косолапая!
Вот такая похабель,
А туда же – топ-модель!
Топ-
топ-
топ-моде-е-е-ель,
топ-
топ-
топ-моде-е-е-ель!
Вышка, рельса, каланча,
И худая, как моща!
Вышла в свет через постель,
А туда же – топ-модель!
Топ-
топ-
топ-моде-е-е-ель,
топ-
топ-
топ-моде-е-е-ель!
Как у Йовович у Милы
Шнобель вымахал нехилый,
Очи, как у филина,
Ну, ты и крокодилина!
Вот такая похабель,
А туда же – топ-модель!
Топ-
топ-
топ-моде-е-е-ель,
топ-
топ-
топ-моде-е-е-ель!
А у Наоми Кэмбелл
Руки свисли до колен,
Только с пальмы слезла,
Макака ты облезлая!
Вот такая похабель,
А туда же – топ-модель!
Топ-топ-топ-моде-ель!
- Девушки, пойте с нами! – Репей тычет микрофон на штативе в толпу.
- Топ-топ-топ-модель… - нестройно со смехом отзывается зал. Несколько женских
полупьяных голосов визгом перекрывают общий хор. Хохот. Машут друг на друга руками, тычут пальцами, из бара Зюзя и Лезов тащут шампанское, разливают пену в бокалы, на пол, пьют прямо перед вопящими музыкантами.
А у Клавдии у Шиффер
С крыши облетает шифер,
Верит немка сивая,
Что она красивая!
Глазки – семечки, а скулы,
Как у молота-акулы,
Севшей дуриком на мель,
А туда же – топ-модель!
Топ-топ-топ-моде-ель!
- Теперь ребята! – кричит солист.
- …топ-топ-топ-модель! – в тишине, без музыки, вразнобой завопили парни.
- И - все вместе! – кричит Репецкий.
- Топ-топ-топ –моде-ель, - нестройно заголосил зал.
- А что так слабо? А ну все вместе!
- Топ-топ-топ-модель! – заорал танц-зал. Вот стихли последние крики. Зависла
долгая пауза.
Нет, у русского народа
Идеал другого рода,
Тащим тощих в топ-модели,
Ну, а любим, чтоб в постели
Нас встречала страстная
Женушка сисястая!
Сладкая, как карамель.
Вот такая топ-модель!
И вновь грянул одуряющий ритм, поддержанный гулким биением большого барабана.
Топ-
топ-
топ-моде-е-ель!
Топ-
топ-
топ-моде-е-ель!
Больше всего кричат и хлопают выкипающие из платьев матерые матроны. Они в восторге! Лезут целоваться, тащат шампанское, дарят дорогие иностранные бутылки, одна, золотозубая, с огромным рыжим шиньоном, отстегивает сверкающую брошку, выменивает ее на долгий поцелуй с солистом. Им хлопают, все в экстазе, чокаются, смеются, обмахиваются носовыми платками.
Темно-синий свет залил подиум. Репей поднял руку с зажигалкой, и тотчас по темному зеву зала вспыхнули десятки огоньков. Закачались, как водоросли, вслед за солистом из стороны в сторону. И вот уже не темный зал лежит у ног певца, а огромный черный космос с мигающими звездами. Рок-группа «Мертвая вода» перешла к медленной композиции «Медуза». Аристов танцевал с женой, Екатериной Давыдовной. После танца поцеловал жене руку, извинился – в игровом зале его уже ждали для обсуждения важного вопроса.
В большом кабинете, обшитом дубовыми панелями, гости уселись неподалеку от камина за ломберный стол, ярко освещенный низким зеленым плафоном. Официанты подкатили раздаточный столик с минибаром, разлилили в пузатые бокалы коньяк «Реми-мартэн» 50-летней выдержки, выдвинули сигарный ящик, снабженный регуляторами температуры и влажности. Игроки причмокнули коньяк, шумно внюхались в толстые голландские сигары, защелкали гильотинками для обрезания сигарных кончиков, прикурили от гулливеровых спичек, поданных из внешней тьмы официантами, запыхтели первыми раскуривающими затяжками. Ароматный дым сизыми слоями поплыл из полутьмы в яркий подплафонный конус света.
Сначала играли по маленькой. Поламишев и Охрименко играли против Чугунка и Лащенкова. Аристов не играл, оставаясь в тени и наблюдая из облака дыма за перипетиями борьбы. Вместо карт использовались визитки. Каждый игрок поставил перед собой по дорогой кожаной визитнице. Лащенков выдернул не глядя, пошел с единичек – подослал репортеров. Поламишев их побил двойками. Чугунок вбросил две шестерки – визитки налоговых инспектров, те устроили шмон на супермаркете «Триумф» и накопали кучу нарушений. Поламишев побил шестерок козырем – визиткой начальника отдела налоговой милиции Свиридова. Тот отозвал инспекторов, а документы проверки похерил. Первый круг прошел легко, в джентльменской борьбе, без видимых потерь для сторон. Охрименко, начиная второй круг, через своих людей в Комитете по защите прав потребителей наслал на супермаркет «Виват» даму бубен – Марью Игнатьевну Доброверх. Чугунок легко побил ее козырным валетом - Зюзей. Лащенков подкинул валета пик – его ударный репортер Глеб Сидоренко развернул против поламишевского супермаркета «Триумф» черную пиаровскую кампанию. Поламишев попытался побить пикового наглеца отписками, жалобами и обращениями в суд, но безрезультатно: валет вновь и вновь появлялся из рукава оппонента. Наконец разозленный Поламишев не выдержал, швырнул карты в лицо Лащенкову и обвинил последнего в шулерстве. Лащенков побледнел и подтянул к себе барсетку. Поламишев в свою очередь пододвинул свою дорогую кофейного цвета барсетку к себе. Все замерли и потихоньку отодвинулись на безопасное расстояние. Вот противники медленно поднимаются, сверля друг друга глазами, ногти их царапают коричневые кобуры. Напряжение достигает предела. Щелкают замки барсеток, скрюченные ладони дуэлянтов нависают над ними. Еще мгновение невыносимого напряжения, еще! Хоп! Руки противников ныряют в барсетки, хоп – на свет появляются два револьвера, хоп-хоп-хоп – выстрелы гремят одновременно.
… Игра возобновляется лишь после того, как помещение проветрили от слезоточивых газов, а оба дуэлянта промыли глаза и ноздри от удушающей вони. Багроволицые, со слезящимися глазами, они сидели друг против друга и сердито смотрели в стороны. Меж тем пошла серьезная карта. Чугунок пошел с козырных карт – веером бросил на зеленое сукно визитки коммунальников во главе с председателем Фонда коммунального имущества Кокоревым. Коммунальники пересчитали налог на землю, стоимость спецпатента и арендной платы. Поламишев слезящимися глазами изучил расклад и ему стало плохо. Попытка побить визитку Кокорева иском в Арбитражный суд не удалась – Чугунок с тихим торжеством положил сверху визитку Анциферова, председателя Арбитражного суда Крыма, и по-простецки оглядел присутствующих. Анциферов был его ставленником, Поламишев знал это, поэтому решился на отчаянный ход и прикупил сразу четыре карты. На руках оказался червовый флэш во главе с советником Президента Украины. Флэш сразу вознес его в кресло заместителя Председателя Правительства Крыма и легко позволял отбиваться от любых наездов. Этот его ход был воспринят с нескрываемым озлоблением. Чугунок в ярости сбросил ненужные уже визитки судей и коммунальников, прикупил двух трефовых валетов, которые и подожгли дверь квартиры Поламишева. Тот предъявил стрит-флэш в виде милицейской бригады. Стрит-флэш был бит ройял-флэшем Чугунка – «Тойоту Камри» Поламишева взорвали вместе с хозяином. Над взрывом долго реяли запасные карты из колоды Поламишева, но легли на место происшествия очень странной комбинацией: визитка начальника уголовного розыска Крыма полковника Кулакова подкреплялась киевскими пиковыми валетами и капитанами из отдела по борьбе с организованной преступностью МВД Украины, образуя практически непробиваемое карэ. Чугунок безуспешно пытался побить карэ визитками политиков разных мастей, но карты странным образом при любом броске ложились рубашкой ввех. На рубашке была изображена вежливая фигура умолчания. Чугунок судорожно перебирал колоду в поисках козырного туза – визитки премьер-министра Украины, но ее нигде не было. Потеря этой визитки стала страшным ударом – рухнула главная «крыша», и над ОПГ Чугунка нависла опасность разгрома.
По случаю выдающегося события - съезда одержателей Крыма - его участники надели выходные костюмы: Кырка Волква надела тело Александры Дзюбы, Щщарржггруул явился в любимом наряде - теле Аристова, Дздч - принарядился, нацепил оболочку Чугунка. Кырщ, Здынь, Бырх щеголяли в телах чугунковских бригадиров - Зюзи, Шрама и Скорняка. Пока длились торжественные речи и ритуальные приветствия, действо сохраняло видимость приличия. Но как только почетные гости удалились, одержатели отвязались! Оголодавшие за время торжественной части, они торопливо принялись потреблять через физических проводников водку, мясную еду и табак.
Кырщ никак не мог накачать богатырский организм Скорняка водкой и отключить волевой канал его высшего «Я». Здынь и Дздч всячески помогали, подливая через манипуляторы Зюзи и Шрама водку и пиво в бокал Скорняка. Наконец сознание Скорняка отключилось и торжествующий Кырщ вдел тело в рукава, размял пальцы, потопал ногами, вправляя ступни, и повлек тело смертельно пьяного человека на улицу. У входа заметил, как за углом, в подвал ресторана спустился молодой человек, и последовал за ним.
Теплотехник Леня Сливенко работал в подвале над устранением аварийной течи, когда сзади послышалось хлюпание шагов и матерное бурчание. Оглянувшись, Леня приподнял над головой фонарик, и был оглушен ударом кулака в лицо. Нокаутировав молодого мужчину мосластым кулаком Скорняка, Кырщ стащил с жертвы синий комбинезон, рывком содрал семейные трусы, втащил безвольное тело на козлы и начал насиловать в зад. Чувствуя приближение эякуляции, отпилил несчастному голову ножовкой, найденной в его рабочем ящике, и получил чудовищный оргазм, ощущая пульсирующим членом Скорняка предсмертные анальные спазмы брызжущего струями крови тела.
Когда Кинг-Конг и Зюзя нашли под утро Скорняка, спящего в луже запекшейся крови и блевотины рядом с голым, обезглавленным трупом, сам Скорняк никак не мог толком ответить, зачем он это сделал, ничего не помнил, водил обезумевшими глазами по освещенному слабой лампочкой подвалу и мычал. Скорняка поволокли прочь матерящиеся на чем свет стоит сотоварищи, а Кырщ выпростался из его тела, сыто потянулся, отрыгиваясь от переполнившего все тело кровавого гавваха, впитанного от жертвы, и, благостный и успокоенный, выплыл на улицу, погреться на солнышке.
В животе завывали волки, жрать хотелось невыносимо. После исполнения очередной кадрили отловил промуотера Эдю, взял за шкирку.
- Слушай, друг ситцевый, королю рокапопса пожрать дадут на этом празднике жизни?
- Айн момент, сейчас сообразим. - Эдик улетучился, долговязо ввинтившись в толпу потных тел, через несколько минут вывинтился обратно и поманил меня пальцем. Пройдя сквозь галдящую в ожидании танца толпу мы прошли в конец зала и за портьерой попали в уютную кабинку с уже сервированным столиком.
- Ща подойдет официянтка, проси шо хошь! – заплетающимся языком сказал
Эдик и урыл. Я откинулся на спинку, прикрыв глаза от усталости. Тело и голосовые связки гудели как под напряжением.
Легкое покашливание очнуло. Открыл глаза и остолбенел – возле столика стояла
пожилая оплывшая женщина с расплющенным боксерским носом, в кокетливой наколке на рыжем шиньоне и… с обнаженным бюстом! Обвисшие груди печально глядели базедовыми глазами Надежды Константиновны Крупской .
- Слушаю вас, - хрипло сказала «Надежда Константиновна» и наставила
блокнотик с ручкой.
- Сок, минералки, побольше!
- Соков уже нет, минералка кончилась.
- А что есть?
- Водка, виски, джин, текила…
- Нет, попить?
«Крупская» позволила себе тень улыбки.
- А водку что, едят?
Ты ба, явился Майк Тайсон в женском обличьи, да еще и шуткует!
- Мне пить хочется,понимаете? Элементарная жажда замучала!
- Могу предложить пива.
- Хорошо, тащите пива, какой-нибудь салатик и отбивную. Самую банальную отбивную, только побыстрее.
- Сделаем, - сказала соратница Ильича, разочарованно опуская блоктнотик. – Это все?
- Не совсем, - я немного помялся. – У меня к вам просьба. Не могли бы вы надеть какую-нибудь э-э… блузочку, а? Пуловер? Топ?Пончо?
- У нас топлесс-бар, вы шо, - обиделась боксерша-натуристка и по-цыгански катнула
увядшие груди по туловищу из стороны в сторону. – Всем нравится, не знаю… - Поколебалась, предложила. – Надеть можно. Только это будет стоить.
- И сколько?
- Пятьдесят.
- Сколько?! – недослышал я.
- Пятьдесят, - повторила официантка.
- Чего?
- Долларов, конечно!
- Да за что?! – возопил я, окончательно теряя аппетит.
- Это спецобслуживание, чего вы хотите?
- Ладно, - махнул я рукой, - ходите так.
Ну и подборчик кадров! Еще из дома престарелых набрали бы бабок-доходяг! Боксерша принесла-таки бокал пива, и я выдул его залпом. Вкус показался странным, словно туда добавили желчи. Тут же зашумело в голове, руки заспотыкались о столовые приборы. Еды все не было. А пиво уже давануло на нижний люк. Пришлось пойти отлить.
В полутемном фойе сортира был восторженно отловлен полупьяным лицитатором.
- Дружище, почему трезв и понур? – налетел он сзади, несильно заколотил по спине кулачками, хихикал, затыкал в ребра. – Ты сегодня супер! Просто пупер! Порвал зал! Как Тузик грелку! В клочья! Что у тебя такой оголодавший вид?Ба, да ты ничего еще не жрал! Вот так всегда – рыдают над поэзией Мастера, сами давятся сытой отрыжкой, а Мастер рядом подыхает от голода! А! Это же всемирная история! Банк Империал! Пойдем, пойдем я тебя накормлю
- Да я уже заказал.
- Пустое! Тут спрятан шведский стол для избранных. Мы тут закусочек тебе
подберем, аперитивчик! Идем! Первым делом - аперитив. Вот, выпей – сухой румынский вермут, смотри как называется – «Граф Дракула», ха-ха! Не бойся, это не кровь, это настоящий классный вермут, он возбуждает аппетит и бодрит. Он аппетит опередит, потому и зовется –«опередив», то бишь аперитив. Яблочко будешь? Тебе какое – глазное или адамово?И обязательно, дружище, попробуй аристовской картошечки фри. Это что-то! Ее готовят во фритюре на специальном жире, не дающем при жарке канцерогенов! Вкусно? То-то! Хочешь, открою секрет? Только не падай в обморок, договорились? Обещай, что не будешь ничему удивляться! Эту картошечку жарят на…самом настоящем человеческом жире! Как, поразил? Чего перестал жевать, а, ха-ха? Нет, совершенно серьезно, это специальный древний магический рецепт! По сравнению с этой картошечкой все виагры и супер-йохимбе – тьфу, тертый мел! От этой картошечки ты будешь летать не на метле, а на собственном хере! Ну. В самом деле, дожуй же! Нет, ты решительно меня убиваешь! Что за брезгливость? Или страдает твоя мораль? Так вот, учти, этот жир не вытапливается из тел невинных младенцев, прошли те времена, нет – этот жирок поставляется в рестораны и кафе Станислава Валентиновича из нашей городской косметологической клиники «Бэль эпок», что на ул. Пушкина, 17-а. Это же жир от липоксации! А, ха-ха, каково! Напугал я тебя? Удивил? Поразил? Евгений, дружище, ну вот, плюешься. Совершенно напрасно! Ведь именно ты провозгласил себя на заре перестройки дегустатором содроганий и коллекционером мурашек на коже! Это ты, это твои люциферические теории. А как дошло до реальных содроганий, так ты и - нырк в кусты! Стыдно, брат! Давай содрогаться вместе, давай смаковать мороз на коже головы под вставшими дыбом волосами, давай упиваться ужасом, почему нет? Ведь я только иду твоими стопами, ведь это ты уверял меня и всех собравшихся… стой, открою тебе секрет: ты, именно ты сподвигнул меня на многие свершения и устремления! Женька, боже мой, я бродил вокруг тебя и дрожал от возбуждения, как гончая возле куропатки. Я все искал разгадку – ну, почему, почему ты вздымал стадионы, почему тебе поклонялись толпы, почему на тебе гроздьями висли девушки, а на мне висели только папиломы подмышками? Я нашел ответ, мне дал его Далис: все очень просто – ты был подключен к эгрегору рок-музыки, это эгрегор через тебя вздымал толпы и высасывал огромные сгустки энергии. Ты был трубочкой в дьявольском коктейле! Я взмолился – господи, дай же и мне сподобиться! И ты знаешь, я-таки подключился. Видишь, я разгадал твой секрет! Но я пошел гораздо дальше. Ты остановился, а я пошел дальше. Я не боюсь есть эту картошку. Я готов попробовать все на земле – в том числе и человечинку… Почему ты ничего не кушаешь? Съешь хоть что-нибудь! Да шучу я, шучу, никакой картошки на человеческом жире нет. Это жир пальмовый! Он действительно не дает кацерогенов в отличие от других масел и жиров. О, как мы легковерны, Женюша! Здорово я тебя разыграл, а? Ну, признай! Признай, право! – Лащенков упивался своим розыгрышем, исходил от радости на говно.
- Да ты просто Паганини – онемелыми губами с трудом выговорил я.
- Не надо оваций!
- В смысле - поганец-виртуоз.
- Вот так всегда! - огорчился Лащенков. – Хочешь нажить врага – сделай человеку
добро. Я же тебя питаю, вскармливаю, и ты же на меня обижаешься! Ну, угостись хоть чем-нибудь, докажи, что не повелся окончательно на шутку, ну! Что ты, розыгрышей не понимаешь?!
- Разве что чаю, - тупо согласился я, покачиваясь за столом. Глаза слипались.
- Отлично! – восхитился Славик. Заорал, щелкая пальцами над головой. – Чай королю
рокапопса!
Опять причапала перворазрядница по женскому боксу, возмущенно закудахтала –
«а вам там накрыто, что я буду на каждом углу накрывать для некоторых!», Славик вскочил, увел ее под локоть, уговаривая, и вскоре «соратница Ильича» приволокла парящую чашку с одноразовым пакетиком, брякнула на стол. Я всыпал ложку сахара, размешал, сделал глоток. Вкус показался странным. Заглянул в чашку и вздрогнул – в кипятке вокруг пакетика медленно растворялось алое облачко. Потянул за нитку и вынул из чашки… разбухший, кровавый, бэушный тампакс! Вскочил, опрокинув на стол менстуральный чай, исплевался, истер язык крахмальной салфеткой.
- Что? Что такое? – переполошился и Лащенков, в притворном испуге вскакивая
рядом.
- Это – что?! – заорал я, тыча в тампакс перстом, как солдат на плакате «А ты
записался добровольцем?». Голова кружилась, ноги подламывались. Догадкой вспыхнуло в мзозгу – да это же Лащенков подослал ко мне мымру без лифчика, а та притащила горькое до рвоты пиво. Подмешали! Какой-то галлюциноген. Грибочков едреных…
- Ах, это… это… А что это? – бормотал Слава,с наигранным удивлением разглядывая таинственный чай. – Ах, это! – личико его из улыбчивой ликующей мордочки превратилось в окостеневшую харю злобы. – А это тебе, друг Женя, за течную суку дога и за коитирущую на коленный сустав дворнягу! Наш ответ Керзону, ха-ха! – смех его громоподобно подхватили незаметно подкравшиеся к нашему столику бон-виваны и бон-диты: Чугунок, Зюзя, Кинг-Кинг, Лезов, Александра Викторовна Дзюба, мой промуотер Эдик, девочки из подтанцовки. Ржущим блеющим хородоводом завращались вокруг меня мерзкие хари. Лащенков визжал сквозь гогот, крутя над головой тампакс на ниточке.
- Это тоже шутка, чего ты! Это просто английский чай! Он красный! На, подлей
сливок и все будет тип-топ!
Но я уже не слушале го. Прочь, прочь из адского бедлама. Брел, уворачиваясь от
извивающихся в танце тел, меня зажали, окружили, затормошили. Я огляделся и в ужасе замер. Зал преобразился. Ужасные текучие чудовища пили, горланили, жадно жрали, танцевали и совокуплялись за столами. Лица их переливались алыми и багровыми, идущими изнутри огнями.
Аристов, сидевший во главе стола, обратился в чудовищное, клубящееся существо с потрясающей черной харей, тускло освещенной идущим изнутри багровым светом. Невероятно расширившиеся глаза плавали, как огромные медузы-корнероты, под низко нависшим, черным с изумрудным отливом капюшоном, увенчанным рогатой, усыпанной драгоценными камнями короной. Ресницы глаз его обратились в слизистые бахромчатые щупальца, пошевеливались, сокращались и свисали, западая в жабью пасть с частоколом запекшихся в крови клыков. Щщаржггруул выплевывал попадающие в рот ресницы и с невероятным высокомерием озирал подданных.
Одессную сидел Чугунок – нет, сам Бздч возвышался справа от Хозяина – черно-фиолетовый исполин в лиловой мантии и двурогом турьем венце, под которым сиренево светилось одутловатое, в фосфорных пятнах кошачье лицо с двумя вращающимися самумами ноздрей – все всасывающих, вынюхивающих, закручивающих в вихре торсионных полей.
Ошую сидела королева бала Александра Дзюба – нет, сама Кырка Волква, голая, в одном пятнистом, чудовищно взбугренном лифе и набедренной повязке восседала слева от Хозяина. На ней корона в виде перевернутого черепа, вкруг шеи монисто из маленьких черепов. Перед ней на коленях стоит пожилая толстая женщина, сморкается и плачет. Все сморкается и сморкается, не отрывая от лица белое вафельное полотенце. Наступает всеобщая тишина.
- Чего тебе? – величественно гремит голос царицы бала.
- Королева, попросите о милости, - глухим, гундосым голосом умоляет женщина через
полотенце и валится к подножию трона. - Пусть мне не ложут каждое утро полотенце это на тумбочку.
- Как зовут тебя, несчастная?
- Марья Игнатьевна я.
- Хорошо, Марья Игнатьевна, - благоволит Кырка, отрывая руку в браслетах и кольцах
от благодарно исцеловывающих губ, - я попрошу. А ты чего хочешь?
Вопрос обращен к подолзшему на коленях бочкообразному мужчине в форме
гаишника с бугристым, загорелым, как картошка, лицом.
- Королэва, мэни кожного дня дають нюхаты палыцю оту смугастую.
- Какую-какую палицу? Говори по-русски!
- Та палыцю оту… як воно? о! палку! полосату! так, полосату. Я йии так цинував,
королэво, вона для мэнэ була над усэ, а зараз не можу. Нэ трэба бильш… Господом богом молю – кажить, нехай мэни йии пид носа бильш нэ сунуть.
- А тебя как зовут?
- Пилипко. Старший сержант.
- Будет по-твоему!
- Ни, стий, королэво! Хай мэни пид носа, кажу, не сунуть, а в руки шоб далы. Мэни
працюваты трэба.
Звериное сообщество клекочет в восторге.
- От хохлы! – регочет Чугунок-Бздч. – Ему все одно – что в жопе палкой ковыряться,
что на дорогах ею махать – лишь бы бабки капали!
- Занюхивать он ею магарыч будет! – поддакивает Слава Лащенков – нет, не Слава –
Ууп, мохнатое существо с длиннющим козлиным языком, сильным, как накачанный мускул. Языком этим он достает с другого конца стола закуски, обвивает бутылки и разливает соседям, щиплет за щечки и бедра кокетливых соседок.
- Третье, третье желание! Третья мольба! Выбери меня, меня, меня, королева! –
отовсюду тянутся умоляющие руки, брызжут слезы, тычутся культи.
Кырка Волква обводит пресмыкающийся люд надменным взглядом. Нет, нет
достойных! Медленно заводит она руку за спину и под восторженный стон всего зала расстегивает леопардовый лифчик. Прорвало! Две исполинские грудищи изливающимися удавами поползли по столу, опрокидывая графины с водкой и стаканы, охватили столпотворение с двух сторон, на концах обоих, стоящих буквой «П» столов, подняли головы с чудовищными плотоядно-морщинистыми глазами сосков, побродили по залу бессмысленным взглядом и вдруг - как реагирующие на тепло змеиные сенсоры - засекли соперницу, молодую красавицу-секретаршу Аристова, заскользили, извиваясь через шеренги стульев, под вопли ужаса присутствующих броском обвились вокруг шеи визжащей Аэлиты Литвиновой и, резкой спазмой сократив кольца, мгновенно прекратили истеричный визг. В наступившей тишине слышалось только хрипение запрокинуто-изломанной, удушаемой, вознесенной над застывшей от ужаса толпой, женщины.
* * *
- Слышь, а Дзюбилла-то хороша вчера была, ну и нажралась
- стриптиз на столе устроила!
- Да, утекли у тетки сиськи из лифчика.
- Это ж надо иметь такие дойки – залепила сиськой Аэлитку по
лицу. Почти не наклоняясь!
- Ага, апперкотом, ха-ха!
КАК ВАЛЬКА УЧАСТВОВАЛ В ДЕМОНСТРАЦИИ
В конце сентября неожиданно для всех Генеральной прокуратурой Украины был
арестован по обвинению в коррупции мэр Захолуйска Лев Ободов. Багровый, как буряк, он попросился в туалет, ощупью дошел до кабинки, расстегнул ширинку дорогих итальянских брюк и принялся мочиться, невидяще выпучив глаза перед собой. Он не видел, что пластмассовая крышка унитаза закрыта, струя дробится и брызжет в стороны - на белый кафель стен, на дорогую с отливом ткань реквизированных в итальянском супермаркете «Триумф» брюк, на светло-коричневые из мягчайшей оленьей кожи туфли фирмы «Бумеранг».
Исполнять его полномочия был назначен из Киева некий номенклатурный Микола Черноконь. Это был первый шаг центральной власти, направленный на усмирение мафиозного полуострова. Заметитель мэра, а по-украински говоря – вице-голова Захолуйска Егор Папыкин забаррикадировался в кабинете мэра вместе с депутатами Чугунковым, Лащенковым и Белоножко и объявил на весь город по радио «Обозреватель-плюс», что по закону именно он, первый заместитель, и должен выполнять обязанности мэра, а посему любые назначения из Киева незаконны.
В ответ Киев ввел в столицу Крыма части Бахчисарайского батальона внутренних войск МВД Украины. Исполком оцепили. Лащенков непрерывно вел репортаж из осажденного исполкома, комментируя передвижения вражеских сил, его слушали все крымчане.
Микола Черноконь в кабинет мэра прорваться не сумел и основал свою штаб-
квартиру в Верховной Раде Крыма, предательски открытой ночью коллаборационистами из «Антикриминальной коалиции». К утру в столице сложилось двоевластие.
Ранним утром следующего дня к памятнику-танку в сквере Победы перед
Верховной Радой Крыма подъехал грузовик-будка с косой надписью «Аварийная» на мятом металлическом борту. Из машины вышли рабочие в комбинезонах и девушки с ведрами и щетками. Долговязый парень в бейсболке, из-под которой на плечи сочились жидкие изжелта-серые волосы, поволок на башню инструменты и бухту черного кабеля.
Вскоре от Верховной Рады неспешной походкой приблизился сержант службы
охраны Виталий Дурнобрагов, обошел памятник, изучающе разглядывая работающих, спросил здоровенного бугая в бейсболке, сидящего на гусенице.
- Что происходит?
- А? – парень склонился с брони, приставил в уху ладонь: яростно верещала
сыплющая искрами «болгарка» – что-то резали в месте сочленения орудийного ствола с башней.
- Что делаете, говорю! – прокричал сквозь визг сержант.
- А! Это. На Украине, слышь, это самый боеспособный танк. Приказали
покрасить, подмантулить, туда-сюда, и снова в строй!
- Ага, - поддержал парня молоденький помощник с пушистой щетинкой на юном
лице, с красным прыщом на скуле. – По всей Украине танки собирают, такие, памятники. Дивизию новую формируют. Мемориальную.
- А если без шуток? – посуровел сержант.
- Ну, реставрируем, че ты! В порядок приводим. Подкрасим, ржавчину срежем,
помоем, будет как новенький.
- А, - сказал сержант, смягчаясь. – Ну-ну.
К десяти утра в сквере вокруг танка начали собираться студенты. Там и сям
виднелись транспаранты - «Свободу нашему мэру!» «Нет темной лошадке!» (Очевидно, намек на вновь назначенного Черноконя). «Руки прочь от Крыма!», «Киев, где молодежная политика?!», «Обуза не ВУЗы, несчастье – во власти». «Хотим учиться! Дайте науке денег». Смех, крики, оглушительный хохот, атмосфера первомайской демонстрации. Из споров зародился самодеятельный митинг.
- Враги – буржуи! Новые буржуи! – кричит, надрываясь, с гусениц танка Максим
Смирнов. - Это бандиты. Даже если он не ходит с пистолетом и не рэкетирствует, он все равно бандит. Потому что в наше время при нынешних законах невозможно зарабатывать по-честному большие деньги. Значит, это деньги ворованные у народа!
Саня Забродин вскарабкивается рядом.
- Это государство обворовало наших стариков, ограбило народ, и сейчас, как
упырь, сосет нашу кровь! Мы не признаем такого государства! Мы объявляем ему войну!
- Правильно-а-а! – вторит ему толпа.
- Нужна новая революция! – надсаживает горло Миша-худой с ограды
палисадника. - Революция – это всегда оргазм нации! Нация, не способная к оргазму, фригидна. Значит, у нее не хватает гормонов. Студенчество – гормоны нации. Да здравствует оргазменная революция! Да здравствует гормональное студенчество! – «Ура!» хохочет студенческое братство, глядя на набрякшего оратора: воспаленные сальные поры на лице, сосульки долгополой прически, девственная борода, растущая из кадыка. Конечно, ему нечего терять.
- Студиозусы, племя младое! – кричит рядом Гена Кулапчин, собирая вокруг
толпу «кавеэнщиков». - Кого вы слушаете? Баламутов и двоечников! Вы посмотрите на них! Это бандитам и пролетариям нечего терять, кроме своих цепей, а нам есть, что терять. Я призываю вас успокоиться и разойтись по домам. Вас используют!
- Мы не презервативы, Кулапчин, чтоб нас использовали! – кричит ему Забродин,
исподтишка науськивая Гектозавра и Будю на оппонента. – Трусишь, так иди домой и спрячься маме под юбку!
Будя и Гек стаскивают Гену с постамента, пытаются накостылять по шее, за него
заступаются «кэвээнщики», начинается толкотня, ругань. Многие рассудком понимают, что их целенаправленно ведут, как отару овец, но расходиться не хочется, скучно расходиться, хочется побузить и поприкалываться, тем более что там и сям наливают водку в одноразовые стаканчики, звучат фанатские кричалки – «Параша! Параша! Победа будет наша!», «КэГэУ! КэГэУ!».
Толстый Глеб Гуськов с Вадиком Туровым ходит среди возбужденной толпы, берет
интервью.
- Не нужны эти дурацкие митинги, - плюется в камеру патлатый Гектозавр. –
Надо менять. Радикально менять. Думают, что типа что изменится от того, что здесь
покричат. Ничего не изменится. Надо менять реально!
- А вы знаете как? – к его рту приближается микрофон Гуськова.
Видно, что Гек хочет сказать что-то из ряда вон выходящее, раздувает ноздри,
выдавливает сквозь сжатые зубы:
- Знаю! – и столько злобы в сведенных судорогой губах.
Гуськов обращается к группе хорошо одетых молодых людей интеллигентного вида.
- Вы тоже представляете какое-то движение?
- Да, - оборачивается юноша в дорогой курточке с американским орлом во всю
спину. Тонко улыбается. – Мы представляем движение алко-голлизма. Мы сторонники установления авторитарной, но просвещенной диктатуры по типу генерала де Голля. Ну, и конечно, за свободную торговлю алкогольными напитками. – Смех. Гуськов переходит к соседней группе спортивного вида парней в «косухах» с металлическими заклепками, на головах у них одинаковые черные банданы с тремя большими белыми буквами «РРК».
- А вы откуда, ребята?
- А ты кто? Какое телевидение?
- Наша молодежка, крымская.
- Ты, случаем, не хохол?
- Не, русский я. А вы кто?
- Мы – РРК. Русская Рать Крыма. Мы все здесь соратники. От славянского слова
«рать»! Соратник является полномочным представителем русской нации. Везде! И обязан защищать права русского народа рукой и оружием, не обращаясь за разрешением в правоохранительные органы. Выход из организации только один – вперед ногами. Вот так!
- Не хвались идучи на рать, - комментирует Гуськов, переходя к другой
компании ребят и девушек, - хвались идучи срати. Это для страдающих запорами. Вы, ребята, откуда?
- Мединститут! Бригада скорой помощи.
- Имени доктора Менгеле! – Дурашливо кричит кто-то сбоку. Смех.
- Вы?
- Сельхозакадемия.
- А вы, граждане, тоже на демонстрацию?
- А как же! – с готовностью отвечает благообразная старушка, окруженная
ровесниками Октября и ровесницами битвы на Калке. – Мы еще ой-ой-ой! Сгодимся! Верно, девочки? – Пожмаканные «девочки» дружно кивают, задорно вскидывают высохшие, морщинистые головки в платках и шляпках. - Мы здесь, чтобы показать кое-кому - коммунистическое подполье действует! Предупреждаем через ваше телевидение власти, чтобы выплатили всем старикам пенсию, и чтобы медсестрам зарплату, и учителям! А кто не выполнит это предупреждение, того пусть покарает безжалостная рука трудового народа! Не надо думать, что СССР погиб, не-ет! А кто так думает, тем хуже будет. Смерть и проклятие предателям Социалистической Родины! – звонко выкривает атаманша, а старички и старушки согласно кивают вокруг.
Появился ненавистно-красивый, знающий, что делать, Сергей Лезов, вокруг него забурлила толпа, начала кристаллизоваться. Послышались хриплые направляющие голоса мегафонов. Подъехало два джипа, из них вышли несколько важных степенных мужчин и шествие двинулось к зданию ВР Крыма. По периметру колонны шли активисты «Радикальных студентов» - Будницкий, Боб, Гек, Серый, Валька, оба Миши - Пеликан и худой, Смирнов, Забродин и другие с красными повязками дружинников на рукавах, образовывали оцепление колонны, следили за порядком.
С самого начала митинга Валька с ужасом ждал появления Василисы, молился, чтобы она не пришла, мечтал, как было бы хорошо, если бы она умерла. Тогда открывались перспективы вольготной счастливой жизни, а с нею все так бы и продолжалось: рабство в ярме мучений. Ее и не было сначала, и Валька совсем уж было успокоился, но в самый разгар шествия она вдруг мелькнула сбоку ослепительной кометой, вначале не заметила его, потом со скрежетом, как клинки, скрестились их взгляды, Василиса споткнулась, застыла, махнула радостно рукой, улыбка вспыхнула и погасла. Проталкиваясь сквозь толпу, подошла.
- Здравствуй, - сказала.
- Привет, - независимо прохрипел Валька пересохшим горлом. Губы вмиг
обметало, язык зашуршал по ним, не увлажняя. Василиса стояла рядом, потрескивала электрической короной, испускала парализующие разряды. Она и не догадывалась о силе своего воздействия на мальчика. Думала просто поговорить, узнать, как и что.
- Ты где пропадал? Тебя же все ищут! Исчез! А?
- Где надо, там и пропадал! – грубо отрезал Валька, сотрясаемый ее
присутствием.
- Валя, послушай, мы с тобой поговорили тогда неудачно, Ты наверно все
не так понял. Я должна тебе многое сказать…
- Нам не о чем говорить! – сказал он обходя ее, как статую.
- Подожди, зая…
Толпа двинулась, увлекая их к зданию Верховной Рады Крыма.
У обреза ступенек колонну встретила шеренга омоновцев в камуфляжной форме с большими металлическими щитами. Лезов принялся вещать через мегафон, требуя свободу Ободову, Крыму и всему студенческому человечеству. К противостоянию подошел командир Омона - коренастый, кривоногий, вальяжный майор Петр Стеценко и потребовал прекратить несанкционированный митинг. Толпа недовольно загудела и надвинулась на шеренгу оцепления. Сквозь толпу пробрались депутаты ВР Крыма во главе с Аристовым, на высоких тонах потребовали допустить их в здание Верховной Рады на законные рабочие места. Стеценко объяснил, что никто депутатам не собирается препятствовать, но поступила информация, что здание заминировано, и в целях безопасности самих депутатов допуск в него запрещен всем, кроме специалистов-взрывников, каковые сейчас в нем и работают. Депутаты не поверили, повысили тон, началось хватание за рукава и постепенно закипающее переругивание. Из вестибюля вышел первый зампред Кабинета министров Крыма дородный Всеволод Поламишев, подтвердил информацию о бомбе, попросил разойтись до окончательной зачистки здания. Ему тоже не поверили, тон перепалки делался все агрессивнее, Аристов лично схватил Поламишева за лацканы дорогого серого костюма и прилюдно оскорбил. На потасовку надвинулись милиционеры, стали разнимать. Вот-вот могло случиться непоправимое и…
Вдруг Валька увидел на суровых лицах омоновцев ухмылки. Оглянулся. Девчонки с юрфака развернули плакаты «Омон, покажи палку!» и «Ищу мужа!». Затем в раздвинувшейся толпе десять девчонок повернулись задом к шеренге оцепления, наклонились, задрав юбки, и с визгом показали десять молоденьких разномастных попок. С разноцветно врезанными по центру лоскутами. Депутаты заулыбались, общее напряжение стало спадать, улыбнулся даже угрюмый майор Стеценко и, казалось, дело завершится переругиванием и мирным самороспуском демонстрации. Внезапно прямо перед Валькой, стоявшим на правом фланге митинга, молоденький омоновец содрогнулся и резко качнулся назад. Его подхватили под руки товарищи, по лицу омоновца текла кровь, осколки предательски брошенной бутылки сыпались на землю.
- Ах вы, гады! – заорали милиционеры. В этот миг переполоха давление сзади
резко переросло в сильный толчок, и все студенты, стоящие впереди, практически рухнули на шеренгу милиционеров. Приняв это за нападение, разъяренные ранением товарища, омоновцы ринулись на студентов. Невольное барахтание мальчишек и девчонок было принято за сопротивление и по их головам загуляли тяжелые резиновые палки. С козырька ресторана «Астория» побоище снимала телегруппа Александры Дзюбы.
Валька, как и было приказано, вырвался из толпы и отступил к танку. Там уже сгруппировались «талибы». Гектозавр вскарабкался на танк, рядом с ним появился Сашка Забродин.
- По штабу антинародной власти, - прокричал Забродин в мегафон, - от имени
павших отцов и дедов, за ограбленных наших стариков…
- За обездоленных сирот!- прохрипел Смирнов в мегафон снизу.
- За шахтеров, за врачей и учителей, за нищих студентов! – поддержал
срывающимся, еле слышным фальцетом Пеликан.
- За ограбленный, растерзанный народ по штабу преступной власти – огонь!
Гектозавр поджег зажигалкой фитиль, огонек побежал по башне танка к свежему распилу в том месте, где танковое орудие соединялось в башней.
- Ноги! – скомандовал Будя, волоча Вальку за руку в сторону. «Талибы»
бросились рассыпную. Отбежав к подворотне, Валька и Будя остановились, тяжело дыша, оглянулись. Толпа бежала от фаланги наступающих милиционеров мимо танка и казалось, что боевая машина времен Второй мировой по головам людей медленно, над бурлящим людским варевом, движется к зданию Верховной Рады.
Валька наблюдал себя со стороны и нравился сам себе. Он думал, что Василиса одобрила бы его удаль и восхитилась бы им. Жаль не видит! И вообще, вообще, категорически, как и положено в юношестве, решил Валька, жить надо так, будто на тебя постоянно смотрит любимая. Тогда стыдно будет струсить или сподличать.
Несколько долгих секунд ничего не происходило. Слышались только крики и гудки автомобилей. И вдруг из старого, более пятидесяти лет не стрелявшего дула вырвался сноп пламени, раскатисто грянул выстрел, повалил дым. Дикая какофония огласила пространство – заулюлюкали и заголосили на разные мотивы десятки автосигнализаций. Казалось, по всему городу объявили воздушную тревогу. Омон застыл на месте, а потом как по команде сгруппировался, прикрылся щитами и стал отступать.
- Ура! Получите, ****и! – восторженно заорал Будницкий, кидаясь в свалку
драки. «Пар-раша! Пар-раша! – рычал он с выпученными от ненависти глазами. – Победа будет наша!» Валька побежал за ним.
Толпа била милиционеров подручными средствами. На левом от танка фланге, яростно разметав седые космы, поднялись в атаку бабультерьеры во главе с Верой Алексеевной Агапоновой, членом КПСС с 1956 года. Старики и старухи в остервенении сражения напоминали искаженными лицами и скрюченными пальцами фурий мщения. «За СССР! Ах-ах, за СССР! Ах-ах, за СССР!» – визгливо приговаривала с каждым ударом штакетины по милицейским щитам Вера Алексеевна. Она хотела бы нанести по отдельности и удар за нищенские пенсии, и за украденные вклады в Сбербанк, и за дороговизну и нехватку горячей воды, и за множество других несчастий, но в пылу сражения ее заклинило, и она, брызжа слюной, твердила только одно – «за СССР!»
На правом фланге в драку ввязались «талибы», «русские ратники» и дюжие парни биндитского вида в широких спортивных штанах и кожаных куртках. Под прикрытием «Т-34» народ пошел в атаку. Замелькали арматурины, зонты, в щиты ментовского каре полетел велосипед, вследствие чего Буде и Гектозавру удалось оторвать одного ментазаврика и повалить на землю. «Пар-раша! Пар-раша! Победа будет наша!» - яростно рычали они и торопливо били милиционера ногами, норовя попасть между прикрывающих рук в голову и лицо.
Внезапно случилось страшное. На большой правительственной автостоянке справа от циклопической каменной юлы Верховной Рады оглушительно громыхнул уже не самодельно-бутафорский, а самый настоящий взрыв. Гул удара молотом ударил по каменным стенам домов, по тысячам барабанных перепонок. На воздух в черно-багровом облаке взлетела заминированная «Тойота Камри», в которую только что уселся зампред Крымского правительства Всеволод Поламишев. Взрыв был такой силы, что рухнул фасад двух первых этажей соседнего дома.
Вальку швырнуло на землю ударной волной. Через пять минут, а может через час, он сумел встать на четвереньки. Сплюнул землю изо рта. Протер глаза, забитые пылью. Со второго этажа разрушенного портала беззвучно хлестала сильная струя воды и гигантской лейкой поливала дымящиеся груды битого кирпича. Показалось, что это приехали пожарники и уже тушат пожар, но никаких пожарников нигде не было, вода хлестала из порванной магистрали.
Из дымящейся пещеры обвалившегося подъезда, шатаясь, вышел негр. Вглядевшись засоренными глазами, Валька понял, что это не негр, что человек черен от запекшейся крови. Мимо в прострации пробрел старик – кровь текла у него по лбу, скапливалась черной сосулькой под носом и часто капала на землю. Там и сям лежали люди. Двое мужчин безмолвно пронесли девушку – она была абсолютно вся, с ног до головы, в густой белой пыли и походила на статую. Другая девушка попалась навстречу, это же Ирка Волкова!
- Ира! – прокаркал Валька и не услышал себя. Откашлялся, догнал. – Ир, ты
Василису не видела? Ирка открыла рот, что-то беззвучно ответила, махнула рукой и побрела в сторону, согнувшись и делая такие движения, словно хотела вырвать. Валька, тряся головой и говоря для проверки слуха «а!», «а!», побрел в пылевую туманность взрыва искать Василису.
ОПЕРАЦИЯ «ПУТИНА» НАЧИНАЕТСЯ
Накануне операции «Путина» министр внутренних дел Украины прибыл спецрейсом в столицу Полуострова. Встречал его начальник ГУ МВД Украины в Крыму Сергей Степанович Охрименко, его замы и начальники управлений.
Министр прибыл в сопровождении группы головорезов из спецподразделения «Тяжелые пояса». Свое название бойцы получили от специального снаряжения, отдаленно напоминающего монтажный пояс. На самом деле это была цельная система экипировки и бронезащиты, позволяющая одеть ее в мгновение ока, стремительно подниматься на многоэтажные здания, создавать защитные экраны вокруг охраняемого лица, извлекать скорострельные пистолеты-автоматы «скорпион», ножи, сюрикены и метательные стрелки, пользоваться встроенной системой радиосвязи и даже приборами ночного видения. При производстве «тяжелого пояса» применялись космические сверхлегкие и сверхпрочные материалы. Пульт управления снаряжением укреплялся на предплечье и напоминал фантастическую экипировку из фильма «Хищник».
«Тяжелые пояса» высыпали из самолета, заняли оборонительные позиции, мгновенно просканировали пространство на предмет наличия взрывчатки в радиусе шестидесяти метров. Специалист-компьютерщик, запустил программу «Встреча» на сверхмощном «ровербуке», программа мгновенно прокачала отчеты всех датчиков, укрепленных на поясах остальных бойцов, выдала «окей», после чего компьютерщик показал скрученные колечком большой и указательный палец старшему группы двухметровому майору Поламарчуку. Тот кивнул и в два скачка поднялся по трапу в самолет.
Министр появился немного погодя, заспанный. Спустился, пожал руку Охрименко, пригласил его в свой бронированный «мерседес», остальным вяло махнул рукой.
Встреча по высшей категории опасности ничего хорошего не предвещала. Значит, министр не доверяет местным органам и допускает, что против него могут быть осуществлены террористические акты. С тяжелым сердцем полковник Охрименко сел в машину. Министр покрутил колесики шифра-замка на чемоданчике, достал папку, из нее листок бумаги, протянул полковнику.
- Твоя речь, Сергей Степанович. Завтра выступишь по телевизору. Выступление
имеет особое значение. Министр посмотрел на полковника повнимательнее. Поджал губы. - Ты вот что... Я тебе перед выступлением визажиста пришлю.
- Это… какой специалист? - осторожно спросил полковник. Министр потянул в
улыбке худую небритую щеку.
- Художник по лицу. Припудрит, подмажет. А то ты, Сергей Степаныч, вроде как
с похмелья...
- Давление, Зиновий Григорьевич. Не пью уже шут знает сколько...
- Знаю. Значит, придет мой визажист и сделает из тебя красавца. Выступление
очень важное, ты уж не сопротивляйся.
- Есть не сопротивляться, - чуть не кинул руку к виску полковник, опомнился,
сделал вид, что чешет затылок. Министр, всю прошлую ночь проведший в Позырянской особой тюрьме, где группа рецидивистов захватила заложников, устало прикрыл глаза и откинул голову на мягкий валик подголовника. Тяжелый лимузин шел стремительно, почти не покачиваясь на ямах и ухабах разбитых дорог.
Выступления на публике начальника Захолуйской милиции отличались заковыристой топорностью, как в силу врожденного косноязычия оратора, так и вследствие его убежденности, что большим людям не пристало выражаться в простоте душевной, а следовало говорить как-то необычно и художественно. Оперативный состав чутко внимал полковничьим афоризмам и неологизмам, но вот журналисты - те чего-то лыбились, а иногда и откровенно смеялись. Охрименко общаться с ними не любил, но приходилось - начальство поощряло гласность, контакты со средствами массовой информации. Министр на совещании лично поставил задачу создания положительного имиджа украинской милиции в Крыму. Поэтому Охрименко с журналистами регулярно встречался и даже пытался шутить. Но журналюги почему-то смеялись совсем не в тех местах, где рассчитывал полковник. После одной такой пресс-конференции он вызвал к себе капитана Пояркова, отвечающего за связи со средствами массовой информации.
- Ты вот что. Заседание ты вел хорошо. Парень ты, я вижу, образованный,
грамотный. А мы тут с бандитами да ворьем общаемся, поневоле наберешься от них словечек. Вот чего они смеялись, Поярков?
- Кто, товарищ полковник?
- Журналисты. Эта... Дзюба. И Лащенок!
- Вы оговорились, товарищ полковник.
- Ну, и что я не так сказал?
- Да ерунда... - капитан замялся, - мелкие оговорки, товарищ полковник. Я же не
записывал.
- А ты записывай! - велел Охрименко. - Будем потом вместе исправлять. Задачу
уяснил?
- Так точно!
Отныне на оперативных совещания и встречах с прессой капитан Поярков сидел рядом с начальником милиции и старательно заносил в блокнот нелегитимные выражения начальства. Затем в кабинете следовал орфографический разбор полетов.
- Вот вы сказали: “В нас числятся в списках как имеет отношение к
криминальной преступности...”
- С этим ясно. Оговорился. Что еще?
- “Преодолевая массу усилий, оперативный состав МВД ведет кропотливую
работу по предупреждению негативных проявлений...”
- Ну? - Вопросительно задрал бровь полковник.
Поярков сам запутался, перечитал фразу несколько раз, наконец хлопнул себя по
лбу.
- “Прилагая массу усилий” надо, товарищ полковник. Точнее – максимум
усилий. Сам уже задурился. Извините. Еще вот вы сказали: “Проходя такой спартаковский отбор, сотрудники внутренних дел...» ну и так далее... Надо - “спартанский отбор”.
- Да? - удивился полковник. - А я думал, это как в высшую лигу, в “Спартак”,
отбирают лучших из лучших... Значит, спартанский? Так.
- Еще вы сказали, “Мы здесь не для того, чтобы обвинять друг друга. Давайте
говорить без взаимных обиняков”.
- Так. А что плохого?
- Обиняки - это не обвинения. Говорить без обиняков - значит говорить прямо,
откровенно.
- А я что сказал? - Недоумевал полковник. - Я и говорил: давайте, мол,
откровенно, напрямую. Так. Что еще?
- Вот вы назвали журналистов, ругательно, «мокрощелки». «Некоторые газетные
мокрощелки позволяют себе в непозволительном тоне…», ну и так далее. А надо «щелкоперы», товарищ полковник. Еще вы сказали “фешенебельный”, а надо “фешемебельный”, товарищ полковник, от слова “мебель”.
- Так, учту. Что еще?
- Вы сказали вот – «Въехать в рай на чужом гробу», а надо – на чужом горбу.
- В нашей работе чаще на чужом гробу и въезжают, учти. Что еще накопал?
- Ну, вот… у меня тут записано, где я… а! вот… «Украина воспрянет, как
Феликс из пепла…» Не Феликс, а феникс.
- Какой еще феникс? Феликс! Ты думай, что говоришь! Дзержинского Феликсом
звали.
- Птица такая была, товарищ полковник, волшебная, воспревала из пепла.
Фениксом звали.
- Да? Ну хер с ней, не велика птица! Все?
- Нет еще. Вот у меня записано. “Рубикон обороны”.
- Ну.
- Так не говорят. “Рубикон перейден” - это Цезарь сказал. То есть, назад пути
нет.
- А я, ****ь, что говорю? - Медленно багровел полковник. - Рубикон обороны –
он и значит, что назад пути нет!
- Рубеж обороны, товарищ полковник. А Рубикон обороны - так не говорят.
- Говорят - не говорят! Главное смысл-то я донес? Донес! И даже в новой форме.
Что мне теперь, зипун на язык надеть? Ты чего ржешь?
Поярков, склонившись к столу, мелко трясся в конвульсиях еле сдерживаемого смеха.
- Поярков, ****ь! - гаркнул полковник.
Страшным усилием воли капитан поднял на начальника налившееся краснотой, истовое лицо, закрепленное с боков окаменелыми желваками.
- Типун, товарищ полковник, - еле выговорил он.
- Что типун?
- Говорят - “типун тебе на язык”. В смысле - заглохни! А зипун – это полушубок.
Зимний.
Полковник долго и выразительно смотрел рачьими глазами в лицо своего пресс-атташе, пока тот не проглотил остатки смеха и не вытянулся на стуле в струнку. Медленно наставил указательный палец на дверь, рыкнул сквозь зубы:
- Ступай, грамотей.
Смотрел в спину четко повернувшегося молоденького капитана и думал: “Небось,
подшучивает за спиной, если даже в лицо не стесняется ржать. Распустились!”
И чем больше “грамотей” записывал за ним, тем сильнее полковник заикался и заговаривался. Только увидит, что Поярков берется за перо, тут же сбивается, впадает в ступор, извилины переклинивает на короткое замыкание - в голове один чад горелый. Стал все больше говорить по бумажке, но это сковывало - “бубнишь, понимаешь, как попка-дурак, связи с оперативным составом не чувствуешь!” Пришлось Пояркова от греха подальше перевести в сельский район поднимать там грамотность. И сразу полегчало на душе. И с тех пор полковник Охрименко сделался ярым противником цензуры. Так и говорил везде: “Цензура - это такое зло, я вам скажу! Панацея всех бед”.
Но сегодня, в передаче «Горько» Сергей Степанович выступал исключительно по бумажке ввиду особой важности заявления. Да и телеведущая ощущала значимость события. Александра Викторовна, пламенная публицистка, на себя была не похожа, выглядела напряженной, казенно, без вихляний и пространных вступлений объявила о выступлении с обращением к гражданам Полуострова начальника Главного управления МВД Украины в Крыму полковника милиции Охрименко Сергея Степановича и - самоустранилась.
Камера отползла, и за низким столиком в маленькой студии зрители увидели туго затянутого в мундир неестественно прямого полковника с застывшим выпученным взглядом. Плешь на надлобье была аккуратно прикрыта зачесанными сбоку волосами, глаза и брови подведены, лицо после грима имело нормальный румяный цвет и только выпученные неподвижные глаза и гуляющие желваки на набрякших щеках выдавали напряжение оратора.
- «Уважаемые сограждане. - Охрименко вытащил из нагрудного кармана узенькие очёчки, взгромоздил их на кончик кортофелеобразного носа и принялся монотонно бубнить по бумажке. – Министерство внутренних дел Украины, лично министр МВД, весь состав Крымской милиции серьезно обеспокоены состоянием криминогенной обстановки. Ни для кого не секрет, что на Полуострове сконсо… спонсо… скон-со-лидировались целые банды формирований, пытающиеся поставить под свой контроль экономику Крыма. Преступные элементы наглеют. Они саботируют работу органов власти, обложили непосильной данью предпринимателей, рвутся в органы власти и уже перешли к открытому террору против государства. Убийство Председателя Госкомимущества Крыма Головизина, серия нападений и избиений государственных служащих, покушение на заместителя Председателя Совета Министров Крыма Поламишева, все это довело ситуацию до крайней точки кипения. Полуостров просто стонет под гнетом организованных криминальных структур. А где же милиция? - вправе спросить сограждане. Милиция работает, могу вас уверить. Проведенными оперативными мероприятиями было вскрыто... проверены практически все места обетования преступников… задержано... изъято... возбуждено уголовных дел...
Чугунок смотрел выступление главного мента в своем офисе на Кирова. Он как раз осваивал чудо-кресло из Голландии. Пульт управления позволял придать креслу любую форму, трансформировать его даже в некое подобие древнеримского ложа, а также подогреть до нужной температуры любую его часть, обтянутую нежной желтой кожей.
- Гля! - заорал Чугунок сидящегому за столом Лащенкову, тыча пальцем в экран.
- Ты Вия видел? Вот он! Интересно, их в одном инкубаторе выводят, что ли? Рожи - во, загривки - во, очи - во! И говорят на одном тарабарском наречии. Ты его только послушай! Я его на комиссии спрашиваю: «У вас есть соображения по поводу резонансного убийства в баре «Чуча»? А он - «согласно нашей гипотенузе, убийство имело заказной характер, но мы преодолеваем массу усилий в целях борьбы с криминогенной преступностью...» Гипотенуза, бля...
Но сейчас Охрименко говорил строго по бумажке и ляпов не допускал:
«МВД и Прокуратура не раз обращались в Верховный Совет Крыма с просьбой о лишении депутатской неприкосновенности определенных депутатов, которых мы имеем все основания подозревать в связях с организованной преступностью. Но мы всегда получали отказ. Сегодня я публично обращаюсь с официальным запросом в Верховный Совет Крыма о лишении депутатской неприкосновенности таких депутатов, как Чугунков, Бубнов, Гончар и другие, список длинный и я подавал его уже спикеру Верховного Совета Аристову. Если и на этот раз наша просьба не будет удовлетворена, Верховный Совет и лично его спикер распишутся в содействии преступным элементам, проникшим в высшие органы власти. МВД Украины и лично министр Григорий Зиновьевич Мневец объявляет непримиримую войну организованной преступности в Крыму. С властью мафии будет покончено. Уже сейчас проводятся многочисленные аресты и задержания. Могу сообщить вам, что спецподразделением ДАИ МВД Украины «Кобра» на дорогах Крыма задержано и отправлено на штрафплощадку более сто машин, значихся в угоне. Все эти наступательные действия МВД, направленные на очищение Крыма от преступного элемента, вызвали бешенную реакцию криминала и связанных с ним политиков. Развязана беспрецендентная травля в средствах массовой информации работников милиции, организуются демонстрации среди молодежи. Вы все знаете, чем закончилось недавнее выступление студенчества - массовыми беспорядками и кровопролитием. Под прикрытием студенческой демонстрации совершенно злодейское покушение на первого заместителя Правительства Крыма Поламишева. Его машина взорвана, сам он в тяжелейшем состоянии находится в реанимациии. Погибли и ранены еще несколько человек. Чаша терпения переполнилась!
Принятыми мерами оперативно задержаны подозреваемые в этом злодеянии и сейчас они дают признательные показания. Есть все основания подозревать этих лиц также и в убийстве Председателя Госкомимущества Крыма Головизина, в ряде других нападений и взрывов. Все нити ведут к главе одного из самых мощных преступных кланов Крыма, который прикрывается депутатской неприкосновенностью. Заверяю, что никакая неприкосновенность никого не спасет. Предлагаю явиться с повинной всем лицам, причастным деятельности криминальных группировок, таких, как «Сапоги» и «Чугунка». Объявляю также о задержании мэра столицы Крыма за многочисленные злоупотребления. Так депутаты не придумали ничего лучшего, чем закрыться в здании горисполкома и забаррикадироваться. Сегодня днем они выдворены из здания, а само здание полностью эвакуировано, так как в нем была заложена бомба. Все эти действия направлены на дестабилизацию ситуации на полуострове. Такие, с позволения сказать, политики ставят под прямую угрозу дискомфорт своих народов. Призываю все политические и общественные силы сохранять спокойствие, дать возможность правоохранительным органам провести очистку окружающей среды. Особое слово обращаю молодежи, в частном порядке – студенчества. Не повторяйте ошибки прошлого. Кто-то вас подталкивает на бездумные выступления, разжигает страсти, а сам остается за вашими спинами. Еще раз призываю не поддаваться на провокации и сохранять спокойствие. Уверяю вас, дорогие сограждане, что органы правопорядка с честью выполнят возложенные на них задачи. Спасибо за внимание».
Полковник замолчал, посидел неподвижно, затем туго повернул бычью голову к замершей телеведущей. Та встрепенулась, пожевала морщинистыми губами, отчего ярко-красная помада растрескалась по многочисленными микропорам и сухо сообщила в телекамеру:
- Перед вами выступал начальник Главного управления МВД Украины в Крыму
полковник Охрименко Сергей Иванович. Спасибо за внимание.
Чугунок лежал, откинувшись в кресле с искаженным от злобы лицом. Кресло медленно распрямлялось, придавая ему горизонтальное положение.
…Грозный анфас танка, жерло дула, вздымающиеся в замедленной съемке дубинки Омона над головами обезумевших от страха юношей и девушек, снова гневный абрис танка, воздетые руки, разъяренный оскал милиционеров в касках, снова стремительный профиль нацеленного на Верховную Раду танка, побоище, бегущая толпа, грохот взрыва, пляшущая запрокинутая камера, чьи-то ноги, ползущий человек в крови, клубы дыма, бредущие в шоке раненые, дуло танка, наплывающее на зрителя огромное черное жерло…
«Айзеншпиц, блин! Или Эйзенштейн? Короче, «Броненосец Потемкин» отдыхает!»
На телеэкранах Крыма - студия передачи «Горько!». Негодующе-ошеломленное лицо ведущей, Александры Викторовны Дзюбы.
- Уважаемые крымчане, - хрипло, потрясенно говорит она, - вы смотрели
репортаж о зверском разгоне мирной студенческой демонстрации силами Омона и милиции, во время которого произошел взрыв автомобиля первого заместителя Председателя Правительства Крыма Всеволода Поламишева. Пострадали люди. Есть раненые и убитые. Сегодня с нами в студии спикер Верховной Рады Крыма Станислав Валентинович Аристов, председатель комисии по законности ВР Крыма Чугунков Дмитрий Иванович, депутат городского Совета Белоножко Геннадий Борисович, редактор газеты «Крымский обозреватель» Лащенков Вячеслав Ионович.
Камера отползает, мы видим сидящих полукругом вышеперечисленных товарищей.
- У меня к вам один вопрос, - обращается к ним ведущая. - Что происходит в
Крыму?
Аристов подается вперед, выпрямляется в кресле.
- В Крыму происходит прямой захват власти. Крымчане! Уважаемые
сограждане! Крым в опасности! Крым хотят оккупировать. Киев и возглавляемые его ставленниками силовики совершают конституционный переворот. Арестован мэр столицы, Киев в нарушение закона назначил своего ставленника. Захвачено здание городского Совета. Захвачено здание ВР Крыма. Фактически парализовано фунционирование высшего конституционного органа автономии. Зверски разогнана мирная демонстрация наших детей. Здоровые, профессионально тренированные детины из Омона резиновыми палками и коваными сапогами избивали в кровь наших с вами детей. Более того! Совершена невиданная провокация! Во время мирного шествия студентов и депутатов прямо рядом с нами, буквально в двадцати метрах был взорван автомобиль одного из чиновников Правительства. На мне видны следы ранений. Прошу прощения за исцарапанный вид. Чудом остался жив. Рядом погибли три человека. – Аристов запинается, склоняет голову в тягостных воспоминаниях. После паузы вскидывается, голос его крепнет, достигает к концу речи колокольного звона. – Какая цель всего этого безобразия? Цель очевидна! Обвинить во всем протестующих, несогласных! Теперь у милиции будут развязаны руки. К этому и сводилось вчерашнее выступление начальника милиции Охрименко. Он требовал дать ему карт-бланш на арест всех несогласных, честных, свободолюбивых защитников интересов Крыма и крымчан! Не получится! Как Председатель Верховной рады Крыма я завляю, что Верховная Рада не давала и никогда не даст согласия на арест наших депутатов! Пусть крымчане знают, что любые возможные задержания депутатов будут незаконными! Я предупреждаю - черной волной на солнечный полуостров накатывается диктатутра! Диктатура милицейского произвола, разгула спецслужб. Свободной прессе заткнут рот, законную власть свергнут, Крым подвергнут потоку и разграблению. Какая цель подобной остервенелой атаки на наш с вами свободолюбивый русскоязычный Полуостров со стороны Украины? Цель ясна: разграбить и растащить санатории, гостиницы и замки Южнобережья, приватизировать лучшие предприятия, распаевать и перекупить по дешевки плодородные, уникальные земли. Мне известно о планах президента Украины, направленных на приватизацию знаменитых винных подвалов Массандры, на захват всех, я подчеркиваю – всех! – заповедников Крыма, передачу в управление Администрацией Президента известных во всем мире Воронцовского и Ливадийского дворцов. Мы, законно избранные депутаты Верховной Рады Крыма, заявляем решительное «нет» планам Киева! Верховная Рада Крыма в изгнании продолжает работу. Мы уже составили и разослали обращения к Думе России, ОБСЕ, ООН, Всемирной Лиги защиты журналистов, Хельсинской группе правозащитников и других международных организаций с призывом встать на защиту Крыма, крымской законно избранной власти. Но никто нас не защитит, если мы сами не поднимемся на свою защиту. Сограждане! Крымчане! Мы призываем вас выступить плечо к плечу с избранными вами депутатами на защиту нашего Крыма! Мы просим вас поддержать нас. Завтра момент истины. Мирной демонстрацией протеста противопоставим себя захватчикам. Сбор на митинг на стадионе «Локомотив» в 17-00. За русский язык! За права трудящихся! За защиту нашей конституции! За Крым!
Александра Викторовна кивает, большими глазами смотрит в объектив – призывы Аристова производит и на нее неизгладимое впечатление. Однако же надо вести передачу дальше. Она переводит расширенный взор на других гостей студии.
- Дмитрий Иванович, - говорит она Чугункову, - я обращаюсь к вам с
конкретным вопросом как к председателю Комитета Верховной Рады Крыма по охране законности и правопорядка! Последние события, вчерашнее телеобращение начальника милиции Крыма взволновали всех. Практически органы внутренних дел объявили войну целым политическим силам. И это в период предвыборной кампании! Среди прочих имен в нелицеприятном списке было упомянуто и ваше имя. Как вы можете прокомментировать выступление такого крупного милицейского начальника?
- Что крупный, то верно, - хмыкает Чугунок. Он восседает в новом красном
мундирчике от Юдашкина с золотыми пуговицами, в «ролексе» за пятнадцать тысяч долларов и бриллиантовом перстне в три с половиной карата. - А что касается выступления... Ну, что тут комментировать? - Чугунок пожимает плечами. - Милиция расписывается в собственной некомпетентности. Вместо того, чтобы работать и ловить настоящих преступников, из-за которых мирные граждане не могут спокойно выйти на улицу с наступлением темноты, уважаемый милицейский чин принялся искать виноватых козлов отпущения. И кто же эти козлы? Да депутаты же, которых избрал народ! Странная логика! Между прочим, нынешний «наезд» на Крым готовился уже давно: последние месяцы полуостров захлестнули бесконечные проверки налоговых инспекций из Киева, всяких комиссий-перекомиссий, высшая исполнительная власть государства, разорившая страну, доведшая до нищеты широкие массы трудящихся, пытается свалить вину на депутатский корпус, переложить свои проблемы на плечи тех, кто хоть как-то борется за интересы народа, который нас избрал. На вооружение берутся наглые, чудовищные провокации! Резонансные взрывы! Кого обвинят? Опять выдуманную мафию? Хочу указать пальцем: все это делается специально в период избирательной компании, чтобы выбить из органов власти представителей прогрессивных крымских партий. Нас внаглую шельмуют, арестовывают. Потом, уже после выборов, отпустят и извинятся. Но кому тогда нужны будут их извинения? Милиция развязала террор против собственного народа! Зверски разогнана мирная демонстрация наших студентов. Наши дети изувечены, избиты. На этом фоне как-то уж очень кстати совершается покушение на крупного правительственного чиновника. Его машину взрывают, чтобы обвинить нас, крымских политиков, в нагнетании террора на Полуострове. Вот что называется валить с больной головы на здоровую! Взрыв машины зампреда Правительства напоминает убийство Кирова, после которого Сталин развязал красный террор! Рупором обнаглевших распоясавшихся милицейских сил служит наш с вами начальник милиции Охрименко. Я обращаюсь к вам, Сергей Степанович! - Чугунок всем лицом влез в камеру, заполонил экран зияющими, злобно раздутыми ноздрями.- Вас используют, как «барана»! Я имею в виду древнее стенобитное орудие. Опомнитесь! Не ломитесь лбом в скалу! Вам же на пенсию пора! Вам, Сергей Степанович, надо бы заботиться не о борьбе с депутатами, а о своей семье и маленькой внучке. Это вам еще по силам.
Полуостров ахнул. Открытая угроза по телевидению самому начальнику УВД! Да-а, видать, Чугунок такую власть набрал, что не боится никого!
- Ай, Моська! - злобно процедил побелевший Охрименко. Он сидел в своем
кабинете, но не во главе стола, там сидел сам министр, а справа от него. Министр усмехнулся и взглянул на часы.
- Ну, что ж, наживку они заглотнули. Завтра начинаем по плану.
- Давно готов, - сквозь зубы выдавил полковник.
Министр звонком вызвал майора «тяжелых поясов», приказал обеспечить эвакуацию семьи начальника ГУВД. Когда Охрименко трепыхнулся возразить, министр мягко его осадил:
- Твоим никому доверять нельзя, Сергей Степанович. Да, вот еще. Ознакомься. –
И пустил по столу лист гербовой бумаги с крупной символикой МВД в заголовке. Это был приказ об увольнении всех заместителей начальника ГУВД Крыма.