Я люблю толпу. Я отдыхаю в ней. Мы взаимно вежливы - я и толпа. Ей плевать на меня, мне - на неё. А когда она надоедает, я сажусь в пригородную электричку и уезжаю, куда глаза глядят или в противоположном направлении.
Вот и теперь я приехал на Киевский вокзал и купил билет. Постаревшие Анки катили максимки. Ветхие груди стягивали пулемётные ленты. Сумчатые исчезли, перрон заполонили рюкзачные - огромное стадо одногорбых. Шныряли юркие мороженщицы и книгоноши. Отъезжающие штурмом брали вагоны.
Я разместился у окна. Рядом со мной приютилась смазливая девица, достала мобильник и всю дорогу жала на клавиши - играла. Ей бы что-нибудь мягкое в руки, дабы оно обрело твёрдость, а так она была скучна, как СМС-сообщения Эллочки-людоедки. С краю приютилась женщина с кошёлкой, из которой торчал труп закопчённой рыбы. Хоть бы глаза закрыли покойнице, как Ленину в мавзолее - изуверы! Напротив меня осторожно, словно на сковородку, опустилась лёгкая старушка - пёрышко туда, пёрышко сюда. Рядом десантировалась пышная дама в голубом берете.
Вошли два приятеля и сели у противоположного окна. Один - интеллигент, другой - не очень и, судя по всему, оголтелый. От интеллигента пахло одеколоном, и я возликовал: без сомнения "Шипр" - сводный брат "Красной Москвы"!
Приятели нещадно спорили.
- История России написана кровью!
- Не кровью, а симпатическими чернилами.
Я хотел переместиться в эпицентр исторической мысли, но не успел. Рядом с интеллигентом плюхнулась женщина невнятной национальности. Напротив вытянулся прыщавый тинэйджер. Женщина достала беруши, прыщавый субъект - наушники. Беруши и наушники, в сущности, удовлетворяют одну и ту же потребность: желание отгородиться от внешнего мира. На коленях женщины лежал пакет с мандаринами, которые она поглощала в неимоверном количестве, бросая цедру и семечки в тот же пакет. Каждая девушка с персиками со временем обращается в женщину с мандаринами, и холестерин здесь не причём, во всём виноваты мужчины.
Динамик ожил. Вкрадчивый женский голос с любовным придыханием сообщил: "Поезд до станции Апрелевка проследует со всеми остановками, кроме Апрелевки".
- Это как? - спросила старушка.
Мы дружно пожали плечами. Какие у нас, однако, подвижные плечи. Как у пташки крылья. И у любви, разумеется.
Женщины, сидевшие напротив, тревожно оглядывали вновь прибывающих - кого Бог пошлёт?
- Третьего ищете? - спросил мужичок с ноготок в кепи цвета солодкового корня. Найти третьего - это не только поймать кураж в складчину и погрузиться в либерализм, где всё по фигу – и государство, и право. Это ещё и сесть на одну скамью в электричке. Тройка! Как много значит это слово в нашей жизни - вспомним хотя бы знаменитую русскую птицу или ревтрибунал - тот, что требовал чистосердечного признания в отсутствие всякого суда.
В руке мужичок держал штопанную-перештопанную авоську с двумя разноцветными банками. Он выудил одну из них, вторую вместе с авоськой сунул в карман пиджака. Сказал, ни к кому не обращаясь: "Адская смесь - коктейль Молотова в современном исполнении" и втиснулся в узкую щель между старушкой и десантницей.
Дюжину укомплектовали импозантный мужчина и высоковольтная женщина. Они только что познакомились и, встревоженные нахлынувшим чувством, сели визави.
- Для своих лет вы выглядите великолепно, - сказал импозантный мужчина.
- Это комплимент или поношение? - спросила женщина при своих.
- Мнение специалиста. Видите ли, я гинеколог со стажем.
Шумной толпой прошли бессарабские цыганки - такой же непременный атрибут свободной России как молдавское вино и не менее молдавские гастролёры. Интересно, сколько л.с. в одной зарубежной рабсиле?
"Осторожно, двери закрываются" - произнёс чарующий голос, и они действительно закрылись с лёгким стуком, от которого содрогнулся состав.
С криком "Жизнь за 9 рублей!" по вагону пронёсся плешивый продавец газет.
- Фу ты, лысый чёрт! Напугал-то как! - сказала рыбная женщина.
Над головами пассажиров ползло густое облако разговоров. Сквозь марево прорывались отдельные громкие реплики.
- Санкт-Петербург основал сифилитик и педераст! - громко сказал интеллигент. - А город - оп...деть!
- Вот именно - сифилитик и педераст, - ответствовал оголтелый.
И тут подал голос осоловевший мужичок. Разговаривал он сам с собой, но слушал его весь вагон.
- Чому я не сокил, чому не летаю? Метил бы и метил помётом свой героический перелёт. Какого хера я еду в этом смрадном, прокуренном вагоне? О, как теснит меня эта толстая бэ в синем берете!
- Позвольте, - обиделась дамочка, - чем вам не нравится моя беретка?
Мужик проигнорировал вмешательство в суверенную речь - ему не нужны были оппоненты и в этом он принципиально отличался от Владимира Вольфовича.
Импозантный мужчина рассказывал что-то интересное. Спутница внимала ему с обожанием - гинеколог в жизни женщины значит больше, чем Александр Сергеевич Пушкин. Прискорбно, но факт.
- Тело женщины иногда говорит больше, чем её признание, но как же они противоречивы!
- Моя дочь воспитана в интернациональном духе, - сказала женщина невнятной национальности и вынула беруши из ушей. - Вероисповедание, гражданство и происхождение жениха не имеют значения - был бы богатым.
- Комплекс Бальзаминова, - откликнулся интеллигент.
- Какой-какой комплекс?
- Бальзаминова. У него, видите ли, все богатые на одну рожу. Как китайцы.
В вагон вошла резвая старушка - лицо как печёное яблоко - и юным голосом пропела песенку о Сан-Франциско, девушке Маргарите и красавце-капитане. Подавали охотно.
- А не ты ли и есть эта самая Маргарита? - спросил мужичок, сунув старушке монету.
- Я, милок.
- А хули ты здесь побираешься? Вот и шла бы в эту самую Сан-Франциску.
- Там русского языка не понимают, - сказало печёное яблочко.
- Эх ты! - сокрушённо вздохнул мужичок с ноготок. - У каждой монеты есть достоинство, даже у копеечной. А у человека - увы! - не всегда.
Потом появилась румяная торговка фломастерами, и десантница долго крутила в руках текстовыделитель, недоумённо спрашивая, куда сыплют муку.
- Причём здесь мука? - удивилась фломастерша.
- Как - без муки? - ахнула десантница. - И без яиц?
- Ой, я не могу! - закричала торговка. - Люди добрые, да объясните вы ей, для чего нужен текстовыделитель!
- А ты не суетись, не суетись, - сказал мужичок. - Взялась продавать, так объясни, откуда из этой херовины выползает готовое тесто. Я тоже не понимаю, а уж, кажется, поумнее, чем эта толстая бэ.
- Нет, вы посмотрите на него! - возмутилась десантница. - Он умнее меня! Да кто тебя так наколол, соколик?
Гинеколог со стажем упоённо рассказывал:
- Каждый раз, начиная осмотр, я напеваю - про себя, разумеется, одну и ту же песенку: "Как прекрасен этот мир – посмотри".
- Шутите?! - взвизгнула высоковольтная дамочка.
- Ну что вы - я люблю свою работу. Она того стоит.
- Это какая станция? Внуково? - засуетился мужичок с ноготок. Вскочил, глянул в окно. - Скажите, это Внуково? - Внуково, Внуково, - ответили ему.
Тогда он успокоился, достал из кармана авоську, выпутал из неё вторую банку, торжественно вскрыл и, обращаясь к присутствующим, сказал: - У нас, господа, всё по расписанию - до Внуково джин, после Внуково - водка. - Сделал глоток и только потом сел. - Внуково.
- Да, Екатерина шлюха! - взвизгнул пахучий интеллигент. - Но сколько на свете шлюх так и не ставших императрицей!
- Вот именно - шлюха! – радостно откликнулся собеседник.
На пороге возник пожилой детина, одетый в камуфляжную пару и зычным голосом обратил на себя внимание.
- Граждане-пассажиры и прочие гражданки! - сказал он. - Поимейте гражданское мужество, как поимел его я, сражаясь на фронтах Великой Отечественной, в Манчжурии, Корее и Вьетнаме, Венгрии и Чехословакии, в составе ограниченных и неограниченных воинских контингентов. Я подрывал Тигры и Пантеры, на бреющем полёте сбивал Фоккеры и Хенкели, Фантомы и Мессершмиты...
- Сейчас он до летающих тарелочек доберётся, - сообщил мужичок с ноготок.
- Не мешайте слушать! - одёрнула его женщина при своих.
- ...самолёты-невидимки и другие неопознанные объекты. И что теперь? Теперь я никому не нужен - ни своим, ни чужим. Влачу жалкое существование, можно сказать, побираюсь. Соотечественники! Братья и сёстры! К вам обращаюсь я за помощью: не оставьте без пропитания. Кто сколько может... сколько не жалко...
И пошёл по проходу коньковым ходом: благодарю... благодарю... и звякали монеты в эмалированной кружке с именной надписью "Вася".
- Это какой же такой Вася? – строго спросил мужичок с ноготок.
- Сын Сталина, - ответил защитник отечества во всех его видах. - Незабвенный Василий Осипович! Его подарок.
- За сбитую тарелочку?
- За блюдечко с голубой каёмочкой.
Он демонстративно повернулся к нему спиной и уставился на соотечественницу с мумией рыбы - современницы фараона. Женщина порылась в кошёлке и достала сущую ерунду. Ветеран посмотрел на неё с презрением.
- Мало? - удивилась женщина и опять погрузилась в кошёлку, вынула сотенную и робко спросила: - Сдача будет?
- Мелочью, - честно признался кунак Василия Сталина.
- Может кто-нибудь разменять? - громко поинтересовалась женщина и призывно помахала ассигнацией. Желающих не нашлось. Тогда инвалид лениво, но очень ловко выхватил у неё сторублёвку и высыпал в ладонь горсть монет.
- Девяносто три рубля семьдесят копеек, - сказал он. - Можете не считать - точность, как в пробирной палате.
- Не нужна мне ваша мелочь! - со слезами в голосе сказала женщина. - Что я с нею буду делать?
- Милостыню подавать, - ответил ветеран всех битв и сражений минувшего столетия и гордо заскользил к выходу.
- Не расстраивайся, - успокоила пострадавшую старушка - пёрышко туда, пёрышко сюда. - Верь мне, тебе воздастся - Господь всё видит. Он зоркий.
- Ага, - сказал мужичок, по которому народ явно соскучился. - Сидит за гастрономической трубой и наблюдает - а что это происходит в нашем вагоне.
- Наблюдает, - сказала старушка, - представь себе, наблюдает! А с тебя, Ирод, глаз не спускает!
И в этот момент по проходу двинулся нескончаемый поток пассажиров - молодых и старых, женщин и мужчин, девочек и мальчиков. Шли они резво, шаг в шаг, как солдаты в столовку. Все они были безбилетными. Ничто так не объединяет моих соотечественников, как безбилетие. Наша национальная идея – халява. Я выпадаю из этого ряда, ибо считаю: за место под солнцем надо платить, даже если оно в пригородной электричке. Женщина с мандаринами и прыщавый тинэйджер легко встроились в энергично шагающую колонну и на некоторое время исчезли из поля зрения.
А потом в вагон вбежали шустрые бабы в синих мундирах. Они перекрыли двери и с двух сторон начали шерстить граждан. Я люблю контролёров - они насыщают воздух озоном. Дошла очередь и до весёлого мужичка.
- А у вас билетик есть? - спросила контролёрша
- И не только. - Он смотрел на неё невинным взором, в котором смешались водка и тоник. - Что тебя ещё интересует?
- Билетик, - заведомо скучным голосом повторила алчная женщина.
- Глотнуть не желаешь? - спросил мужичок.
- Мужчина, вы со своей соседкой заигрывайте - может, что и получите. А со мной не советую - я при исполнении.
- Я - тоже, - сказал мужичок и достал удостоверение ФСБ.
Контролёрша сверила подлинник с изображением - и не поверила:
- Это - ваше?
- А чьё же ещё? Тебя смущает, что я не в смокинге? Извини - иные времена, иные нравы.
- Вроде настоящее, - сказала контролёрша и крикнула напарнице: - Клав, а Клав, поди, глянь - настоящее али нет.
- Подлинное, - подтвердила Клава.
- Ещё бы не подлинное - мне его сам Андропов подписывал. Так что иди с миром, красавица. - И он шлёпнул её по выпуклому заду. - И запомни: ФСБ не спит, ФСБ бодрствует. У него такие поднадзорные трубы, что не приведи, Господи!
Поезд остановился. По платформе промчалась толпа безбилетников. Бежали они в сторону Москвы – лёгкий променад длиной в один-два вагона. Женщина невнятной национальности и прыщавый тинэйджер вернулись в вагон и уселись на прежние места. Он достал наушники, она - беруши и прежде, чем отгородиться от внешнего мира, заметила:
- Первые четыре президента Израиля были выходцами из России.
- Когда-нибудь их назовут варягами, - сказал интеллигент и вместе с приятелем двинулся в тамбур. Я последовал за ними. Они курили и молчали, и я тоже курил и молчал. И, вдруг, интеллигент сказал:
- Россия слишком большая, чтобы не быть великой, и слишком маленькая, чтобы заглушить иное мнение.
- Вот именно! - вскричал оголтелый - и почему-то заплакал. Тряс приятеля за грудки и плакал. - Вот именно...
Я вышел на платформе «Победа». Поезд ушёл в сторону Апрелевки. Стало тихо. Плыла по небу мыльная пена, и летел самолёт, разворачивая рулон туалетной бумаги. Соловей пробовал голос. Кукушка по-бухгалтерски строго подбивала баланс. Пахло ландышем. И я подумал: жизнь - несправедлива, порой жестока, суетна - и прекрасна. Как любимая женщина, которая непременно обманет, ни на йоту не утеряв своего очарования.
2006 год