Кто-то. Мистерия войны. Пролог, День Первый

Юрий Полехов
                АННОТАЦИЯ

            Кочевники - номады - договариваются с селянским Князем Всеславом о поступлении на службу. Но вместо теплого приема им уготована расправа. Кажется, вот-вот и их племени удастся уйти от преследования селянских дружин, но тут вмешиваются темные потусторонние силы.
Противостоять дружинам и темным силам, раскрыть причину княжьего гнева, сплотить свой народ и попытаться его спасти предстоит молодому тысячнику Атиру. Какой окажется цена этого противостояния? Что лучше: рабская жизнь в плену или гибель родных и близких в надежде на призрачную свободу? Выбирать придется Атиру.
Жестокая схватка трех народов разной веры, уклада. Кто столкнул их и зачем? Кто играет ими как марионетками? Что им надо понять и исправить, чтобы прекратилась кровавая бойня? Понять, исправить - не слишком ли поздно. Доблестные воины и ведьма-язычница, боги и демоны, человеческие грехи и пороки, загадочные явления и убийства, преданная дружба и любовь - в этой книге.

                "КТО-ТО. МИСТЕРИЯ ВОЙНЫ"

                У этих четырех псов чугунные лбы.
                Морды у них - долото. Язык у них шило.
                У них железные груди, вместо плетей мечи.
                Съедая свою тень, мчатся они, оседлав ветер.

                Сокровенное сказание монголов.         
               
               

                ПРОЛОГ
      
 Шел месяц серпень. Солнце замерло в зените и дожигало серо-желтую голую степь. Сквозь полуденный зной несла свои воды широкая река.
Седой старик в темных одеждах стоял на корме лодки. Опуская весло, он слегка подгребал, направляя суденышко в быстром потоке.
На скамье, лицом к нему, сидела девушка: русоволосая, с лентой-обручем на голове, в просторной, до пят, светлой рубахе. Медная спираль, меандр, на кожном шейнике и браслеты из резцов бобра вокруг запястий выдавали ее поклонение уходящим языческим богам. Девушка временами опускала ладонь в прохладную воду, зачерпывала ее, смачивала волосы, лоб и слушала напутствия старца.
- … не смогли дать отпор… одной только веры мало. А, может, не сильно верили? Или грешны были? Сомневаюсь я… - Сквозь плеск воды доносился тихий голос. - … Вот и ныне, приметы, явления - как тогда. - Седовласый смахнул рукавом струящийся по лицу пот. - Благодарен тебе, Анися, не отказала.
Лодка пошла влево и уткнулась носом в пустынный берег. Старик покачнулся. Положив весло на дно посудины, через борт сошел в воду.
- Здесь это, - озираясь, молвил шепотом.
- Когда?
- В прошлый раз после Громова дня началось... - Старик опустился коленями на мокрый от набежавшей волны песок и принялся возносить молитву.
Она ждала. Стояла и смотрела на столетние деревья, изгиб косы и носящихся в небе стрижей и слушала его шепот. Закончил, отряхнул одежды. «Пойдем, я покажу», - произнес тихо и двинулся в гору к едва заметному сквозь зелень строению с блестящим шпилем. Не без труда продралась она сквозь заросли крапивы к массивной темной двери.
- Вот. По-нашему на храм похоже, а как у них звалось - не знаю. Скрытными были, никого к себе не допускали. Старик утаптывал ногой последние жесткие стебли. - Помоги-ка. - Сделал шаг и уперся руками в дверь.
Подалась со скрипом. Вздох вырвался из полумрака, а за ним поток воздуха, манящий и тревожный, и сладкий запах тлена. Ступени вниз - они оказались в круглой зале с серыми каменными сводами.
- Да-а, такой храм не у каждого Владыки будет! - старик, задрав голову, прикрылся ладонью от солнечного луча. - А, может, напрасно я тревожусь? А если нет? Побыть, поглядеть надо. Занесет вдруг кого - остеречь. Я за тобой после Медового Спаса приплыву. Ну вот, о чем знал - поведал. Дальше сама: увидишь, почувствуешь... вспомнишь. А меня, прости!
- Я помню. - Она неотрывно смотрела на высеченный в каменной стене лик. - Я из их рода!

                ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

                МОСТ

                Пока мой конь вороной
                Не утомился еще от езды,
                Пока мое копье с сосновым древком
                Не притупилось еще,
                Пусти меня, я нападу...
 
                Из песни воинов-кочевников
               
               

С востока, широким шлейфом покрывая степь, к реке двигалось облако пыли.
- Хур-та! Хур-та! - Мелькали в воздухе плетки, и взмыленные лошади дробили подковами твердую, в трещинах, землю.
- Хур-та!
Атир - молодой кочевник, тысячник из племени Адай-Хана, несся во главе трех сотен воинов, всматривался в горизонт серыми глазами.
Ниточка реки ширилась, синела. На дальнем обрывистом берегу - крепость, притаилась, будто рысь караулящая добычу. Не обманули обозники: верную дорогу указали.
 
Белокаменная крепость-застава: приземистая, с дозорной башней над въездными воротами, пребывала в дреме. С десяток челнов, привязанных за сваи перекинутого здесь же деревянного моста, сонно покачивались на невысокой волне.
Двое бородатых селян-часовых на башне, сидя на прохладном каменном полу,  играли в кости:
- Двойка и пятерка, - выкинул чернявый.
- Ха! Удивил. Вот как надо! - отвечал грузный.
Костяные кубики, тихо клацая и подскакивая, покатились по неровным плитам пола и, встав на ребро, застряли в глубокой трещине.
Крепость возвели удачно - на утесе. На версты просматривался с него берег дальний. И вверх по реке, и вниз, и песчаное прибрежье с чахлыми, обожженными солнцем кустами, и степная глубь с блеклой пресной травой - все как на ладони. Казалось, даже осторожный заяц или лиса не смогли бы укрыться от взглядов часовых, не то, что вражьи отряды.
И еще: русло здесь сильно сужалось, и до Байчака, столицы княжества, было недалеко. Подумал Князь и приказал мост ставить. Сделали быстро: четыре деревянных сруба-городницы завели в реку и, наполнив камнями, затопили наполовину. А между ними соорудили три настила из длинных слег. При проходе речных судов настилы эти поднимали на цепях. На случай возможной обороны, сделали в них проруби - для стрелков. Хвала великому мастеру алану! Князь щедро его отблагодарил, а с обозников и корабельных купцов стал дань брать. Тот еще был добытчик.
- И того нету, похваляться только можешь. - Чернявый тряс кубики в горсти.
- Похваляться... продуешь, иль нет - рожу твою лисью все одно начищу. - Грузный развеселился - он любил подтрунивать над другом.
- Сам продуешь. Кидай еще!
Облако пыли добралось до реки и осело, открыв фигуры всадников на приземистых лошадях - отряд кочевников, номадов. Были они в кожаных, похожих на чешую, доспехах, железных, по форме головы, шлемах. Торчали остриями вверх притороченные к седлам пики, круглые обшитые кожей щиты прикрывали спины.
Растерянность появилась на их скуластых лицах - ближний настил моста был поднят, и переправиться с ходу они не смогли.
Селяне, увлеченные игрой, услышали близкое ржание и задвигались.
- Глянь, Иван, косолапые! А напылили-то, напылили. Я поначалу думал, обоз, какой, - чернявый привстал на колени и, как гусь, вытянул шею.
- И, вправду. И откуда взялись-то? - Иван поднялся на затекшие ноги. - Иди, буди десяцкого - я покараулю.
- Буди, «покараулю». Сам не пойде-ешь, тебе только медовуху жрать. - Неохотно ответил чернявый.

- Всем спешиться! - Атир отдал приказ и, придержав рукой длинную кривую саблю в красно-золотых ножнах, скользнул с коня.
Высокий, жилистый, он потянулся, поправил кольчугу. Открытым лбом, прямым носом и массивным подбородком он походил на грека, лишь чуть раскосые глаза выдавали присутствие степной крови.
На башню-стрельницу, тем временем, прибыло пополнение: с полдюжины селян-дружинников. Глянув на прибывших, они начали о чем-то переговариваться.
Атир не двигался - наблюдал. Спиной чувствовал, как напряглись в строю воины. Повисла тишина. Лишь лошадь, какая, фыркнет порой, да бряцнет сбруей, отгоняя кружащих вокруг оводов.
Не простой мост - думал Атир. Видел он разные, но такого… От недалекого озерка порывы ветра несли запах гнили. Голова тяжелела. Не спешат селяне пускать. Может, предупредил кто? Тогда плохо дело.
На стрельнице задвигались, несколько селян скрылось в ее глубине, и вскоре, примерно три дюжины их, высыпало на крепостные стены. Раскинувшись вправо и влево, широко, они подняли луки.
Вот так встреча! Ну да ладно. В знак о добрых намерениях, Атир снял со спины щит и отдал его Марсагету: высокому широкоплечему сотнику со скуластым лицом. Достав из седельной сумы кусок материи и размахивая им, ступил сапогом на бревна моста. Внизу журчал водный поток, над отмелью, перекликаясь, кружило несколько чаек. Временами они падали с высоты и, схватив зазевавшуюся рыбешку, довольно взмывали вверх.
От крепости пошло движение: ворота тяжело открылись, и в просвете появился латник с длинным мечом у пояса. Сзади еще с десяток: в блестящих кольчугах, со щитами и пиками. Идут! Над рекой отчетливо раздался топот ног, скрип деревянных слег.
Звуки смолкли. Упершись по ту сторону в поднятый настил, молодой розовощекий военачальник, с редкой растительностью на лице, звонко выкрикнул в бойницу:
- Кто такие?
- С племенем идем к Улук-Хану - по уговору. Границы ваши укрепить! - Атир постарался приветливо улыбнуться. - А за проход, - похлопал себя по груди, - золотом заплачу!
- Про Улук-Хана я слыхал, а вот про тебя… - розовощекий призадумался и провел ладонью по лицу, - нет! Да и пускать никого не велено. А золото это хорошо…
В голосе появились нотки сомнения.
- …но ты его и так отдашь, коль не врешь. А грамоту, грамоту от Князя все одно покаж!
- Грамоту? А грамота - вот она. Тому два дня, как получили в Байчаке. - Атир достал из-за пояса свернутый в трубку кусок пергамента.
- Так вяжи ее за стрелу и кидай сюда!
- Вяжи, а если в воду соскочит - скажешь «не было»?
Скривив лицо, розовощекий что-то приказал своим воинам. Послышался  топот, а после - отдаленный скрежет металла.
Мост разводят. Не верят! Не верят и боятся. А дальше? И, словно в ответ на эти мысли Атира, скрежет повторился, дрожью прошел от шеи до поясницы. И ближний настил, открывая фигуры селянин, пополз вниз, лег к ногам.
- Так, где грамота обещанная? - розовощекий вытянул руку, его воины сделали шаг вперед и выставили пики.
- Грамота… Сказал же - заплачу. Много заплачу! Не веришь? - продолжил уговоры Атир.
- Много, мало - я, поди, не купчонка на ярмарке, чтоб торговаться, - ратник злился. - Выкладывай грамоту иль проваливай!
«Вот уж не знал, что селянские стражи такие упрямые! Да и Хан говорил…» - подумал Атир и добавил:
- Позволь сейчас переправиться - хорошо отблагодарю. А грамота есть. Хан вручит. Вот-вот с племенем прибудет и вручит. - Просить он не умел, и на душе было мерзко.
- Будет-перебудет. Без грамоты - все одно не пущу! - селянин разозлился окончательно и рявкнул своим: - Подымай настил!
- Что ж. Сами напросились.
В гневных глазах розовощекого мелькнуло недоумение, а через миг две стрелы, лязгнув о металл доспехов, вошли в его тело. Ратник вскрикнул и обмяк. Завалившись, с грохотом ударился о бревна. Проткнутые стрелами, рухнули его воины. Железный шлем слетел с головы одного из них, с шумным плеском вошел в воду.
И сонная вековая тишина взорвалась многоголосьем.
            Засвистели протяжно табунщики и кнутами погнали лошадей с берега.
- В линии, в линии! - командовал Атир. 
Веером рассыпались воины. Вытянувшись в две линии, опустились на колено, прикрылись щитами. Ну вот и началось! Атиру было жаль, что не смогли договориться миром.
- Луки готовь! Сотники ко мне! - продолжал он командовать.
Воины второй линии достали из налучьев луки. Уперев их в землю, крепили тетиву.
От крепости глухими ударами поплыл колокольный звон. И теперь, видимо, уже вся дружина селян высыпала на стены. А по мосту, к поднятому настилу, пробежало десятка два лучников, встали у прорубей-бойниц. Чайки-охотницы белыми молниями взмыли в синеву и, недовольно прокричав, скрылись за каймой деревьев.
Разрезая плотный, как масло, воздух, засвистели селянские стрелы. Облачками пыли бороздили они прибрежный песок. Ухая, втыкались в щиты и, находя бреши в, казалось, глухой стене, пробивали кожаные доспехи. Пали первые сраженные. Юный воин, справа от Атира, пытался вытащить застрявшую в бедре стрелу, гримаса боли перекосила  худое лицо, по щекам текли слезы - первый его бой. Атир повернулся к своим сотникам:
- Сделаем так…
           Волна прошла по шеренгам - часть воинов кинулись к лошадям и стремительно ускакали в степь. Остальные подняли луки, до отказа согнули их концы. Наконечники стрел уперлись в побелевшие пальцы.   
- Хур-та!
Едино, весело, звонко пропела тетива. Протяжный свист, постепенно умолкая, ушел в сторону крепости и стих за ее стенами. А наконечники двух сотен стрел уже опять смотрели в небо.
- Хур-та! 

Далеко в степи, в окружении всадников двигался караван крытых войлоком повозок.
Первым ехал Адай-Хан - некогда отважный искусный воин, а ныне постаревший вождь племени. Вороной иноходец шел под ним ровно. Слегка покачиваясь, легко нес его тучное тело. Услышав далекий колокольный звон, Властитель понял: атака началась, сузил свои и без того узкие глаза.
- Ты слышишь? - обернулся к старшему военачальнику - тысячнику Хурхану - и продолжил: - Оставь полсотни, а сам с остальными, не медля, скачи им на помощь. Но с ходу не лезь - разведку вперед вышли. Найдешь Атира, узнаешь как чего, тогда вместе и ударите. Все понял?
- Сделаю, - нагнув бритую голову, отвечал тысячник.
- Сделаю… И запомни: не всяк за себя, а все вместе.
- Как сказал, так и будет. - Глаза-маслины блеснули из-под нахмуренных бровей, тысячник сплюнул и развернул коня.
«Опять набычился», - Властитель посмотрел вслед широкоплечему, с короткой шеей Хурхану, и в который раз призадумался. Никак он не мог понять, отчего князь Всеслав начал эту войну. Ведь договорились же: на службу шли, а он дружиной встретил. «Шакал облезлый! - пыль щекотала нос Властителю - чихнул... - Овец, баранов сколько было - все бросить пришлось. Надейся вот теперь на милость Улук-Хана, так до него еще добраться надо. Эх!» - взмахнул он плетью.
 
С крепостной башни наблюдали за битвой и отдавали приказы два селянских военачальника. Один - княжий наместник Егор Мытник: упитанный, белокурый служака, занимающийся сбором дани. Другой - Старший лучник, или просто Лук: длинный, черный и гнутый.
Мытник злился, топал ногами.
- Нечисти косолапые, заварили кашу! И откуда взялись на нашу голову. Гляди, Лук - задумали что-то.
- Знакомое дело - полезут сейчас.
- А сил-то хватит?
- Так гадость какую-нибудь придумают. Мастера!
- Гадость, гадость. Не нравится мне это. Куда ж они отряд свой услали? Не медовуху ж пить. - Наместник икнул и прокричал вниз воинам: - Эй, дружина! А ну, подымай настил! Так покойней будет.
И третий, ближний к ним пролет моста стал подниматься.
- Ты что ж творишь?! Зачем своих от крепости отрезаешь? - пробовал протестовать Лучник.
- Ты не понял. Я ж сказал: «покойней будет». А их спасе-е-м, если что.
«Вот, балда хмельная!» - Лучник внутренне негодовал, но перечить упрямцу было бесполезно.

Залп по крепости и мосту возвестил о начале штурма. Воины Атира стреляли  волнами, одну за другой вытаскивая из колчанов тяжелые стрелы. Выпущенные из осадных луков, они с трехста локтей пробивали кольчуги. Атир видел, как сгибались и исчезали фигуры за крепостными стенами. Воздух над спокойной некогда рекой до краев наполнился звоном спущенной тетивы, протяжным свистом, стонами и бранью.
- Бараны! Шакалы безродные! - неслось громогласно от крепости.
Гнев селян был понятен, Атир не испытывал к ним ненависти. Всеслав - другое дело: пес паршивый, а это ж просто воины. Жаль, что не удалось мирно с ними договориться. И вот оно безумие, почти самоубийство: тремя сотнями атаковать почти неприступную крепость. Атаковать ни во имя кровной мести, ни за щедрое вознаграждение - княжьи дружины наступали на пятки. Догонят, не пожалеют ни женщин, ни детей, ни стариков.  А за что? Не было ответа. Беги, спасайся.
Посланные им вверх по течению воины во главе с сотником Абаем, связав лошадям поводья и хвосты, сделали «тройки». Держась за ихние гривы, поплыли на середину реки, и дальше - к мосту. Забравшись верхом, встали на колени и начали посылать стрелы в тыл обороняющим настил дружинникам. Те оставили бойницы и укрылись щитами.
Пора! Атир потянулся к ножнам - клинок блеснул над головой. Вперед, братья! Вперед!  И разом сотня его бойцов устремилась в атаку.
- Ур-ма-а! 
Спиной чувствовал их уверенное движение. Щитоносцев, прикрывающих боевую колонну спереди и с боку, штурмовиков с металлическими кошками на длинных веревках и замыкающих ряды сабельщиков. Урма! А вы, лучники меткостью своей поддержите нас.
Тучи стрел резали воздух, уносясь в сторону крепости и возвращаясь обратно. Казалось все небо опутано темными, звенящими на ветру нитями. Стремительно двигаясь навстречу друг другу, они сталкивались, переплетались, прошивали острыми иглами-наконечниками, нанизывали на себя. Стоны и крики продолжали рвать воздух.
- Мать твою размять! Смерть стервам узкоглазым! - селяне кричали, подбитые валились, исчезали за крепостными стенами.
Падали и его воины - сзади, слева. Трещали старые бревна под сотней сильных ног, бряцало оружие заглушая пение стрел. Выбеленное ветрами и солнцем дерево становилось красным и скользким от крови. Урма! Он ощутил азарт охотника и встречный ветер. Куражился, как мальчишка, крутил саблей огненные восьмерки, пытаясь сбить летящую навстречу смерть. Урма! За мной!
Плывущие на лошадях воины Абая приближались к мосту и стреляли, стреляли. Сотни стрел сыпались им в ответ, глухими шлепками исчезая в неспокойной, потемневшей вдруг воде. Попадали в головы, спины лошадей, и те с предсмертным ржанием тонули, оставляя за собой воронки, уходящие вглубь и бардовые пятна крови. Попадали в воинов, сбивали в реку. О, Тенгри! На глазах таяли ряды плывущих. Держитесь! Атир повернулся к штурмовикам и скомандовал:
- Кошки, кошки давай!
И кошки полетели вперед и вверх, когтями войдя в дерево стоящего с наклоном настила. И легкие худые бойцы, вооруженные только ножами, тоже как кошки, хватаясь за веревки, стали выпрыгивать из-за стены щитов и, раскачиваясь над водной бездной, быстро-быстро карабкаться вверх.
Селяне у бойниц опомнились и подняли луки. Сраженные влет кочевники срывались с веревок, падали вниз и уносились речным потоком. Но снова и снова летели кошки, и новые бойцы шли в атаку. И удалось! Первый воин, за ним еще, еще оказались по ту сторону настила. Стрел из бойниц становилось все меньше. А взобравшихся все больше. Лязг оружия, звуки борьбы, вскрики раненых и стоны умирающих слились в непрерывный гул.
- Еще кошки!
Абай?! Сотник с голым торсом стоял на коленях на крупе лошади, и, казалось, был так близко - руку протяни, протяни и вытащишь стрелу с белым оперением и подхватишь бронзовое тело. Но не успеть! Абай согнулся и соскользнул.
Атир смотрел на расходящиеся круги. Горло разом сжало, внутри поднялась горечь. Крикнул хрипло плывущим:
- В воду. Всем в воду!
Немногим удалось добраться до моста. А здесь их ждали стрелы в упор, стремнина кидала на толстые бревна, закручивая, тянула вниз. Одни тонули…
- Кидай кошки!
… Другим удалось миновать проходы между срубами и выплыть на спокойную гладь. А кому-то - зацепиться за бревна. Зажав зубами ножи, они карабкались на сруб к селянам. Вот, дьяволы! - подумал Атир с восхищением.

Лучнику до боли, до судорог было жаль своих стрелков:
- Гляди, Егор, что творится! Косолапые всех их погубят - уже забрались на сруб. Прикажи открыть крепость, пошли подмогу. Прикажи, ведь не сдержим гадов! - настаивал он.
- Мало нас на атаку, да и поздно уж. - С горечью отвечал протрезвевший наместник. - Скажи своим: пусть по мосту стреляют. Со всей мочи. Главное - не дать настил опустить. Не дать! Пару-тройку дюжин положим, они и захлебнутся. Исполняй, че застыл.
Лук видел, как возле бойниц пал его последний воин. Держась руками за перерезанное горло, сначала опустился на колено, потом - тычок ногой кочевника - завалился на бок и затих. Номад же тот и еще один взялись за колеса лебедок.
- Ну, косолапые, держите! - Сорвался Лучник на крик и резко натянул тетиву. Приказа стрелять не требовалось - расправу видели все.

Атир поднял голову. Деревянная громада висела над головой, закрывая полнеба. Опускайте. Ну же!
Звуки боя постепенно стихли, и наступила тишина.
- Вперед, воины. Вперед! - он швырнул саблю в ножны, прыгнул на раскачивающуюся веревку и стал подниматься.
Скользя спиной по настилу, слышал свист и глухие удары входящего в дерево железа. «Пока не в меня!» Оказавшись внизу, крутанулся с боку на бок, и, подобрав с помоста два щита, опустился на колено. Свист и сразу удар. Еще. Точно стреляют, в упор. А сверху посыпались его воины.
- Щитами, закрывайтесь щитами! - Атир загородил ближнего бойца. - К лебедкам и опускать, опускать!..
Падали воины у лебедок. Падали те, кто их прикрывал. Но деревянное творило сначала медленно, а потом быстрее и быстрее стало опускаться. Стрела одна, вторая ударили в щит.
- Живей, живей!
Еще одна тяжелым наконечником скользнула по шлему Атира - пошатнулся, перед глазах круги. Следующая воткнулась в бедро. Ощупал - кость не задета. В рану, сжав челюсти, дальше, насквозь - оголился наконечник. Обломал древко, почувствовал, как течет кровь.
- Не останавливаться, опускать!
Не было ни боли, ни времени. Только скрежет шестерен и злые лица селян в прорубях-бойницах.
- Опускать!
Сзади ухнуло, немного тряхануло и стало тихо. Все, второй настил есть!
- Собрать раненых и отходить. Всем отходить на берег! - Атир выставил щит, свободной рукой подхватил стонущего у ног бойца и попятился. За ним последовали немногие, выжившие после атаки.
До полного взятия моста оставался третий - последний настил. Атир уже четко видел массивные ворота крепости.
- Мешки подрывные готовь, - приказал он подошедшему сотнику - Марсагету.
Стрельба со стороны селян прекратилась, стены крепости опустели. Отдыхают или придумали что? Лишь на башне еще оставались дружинники.
Воины Атира опустились на песок. Одни отдыхали, другие перевязывали раны. Бойцы из сотни Сармака во главе с кривоногим десятником Уртаем, собирали тела павших. Положив их на древки пик, уносили с берега. Туда же - тяжелораненых. Потянулась траурная цепочка к чахлым прибрежным кустам.
Высокий худой десятник, Эльхар, опершись на своего брата, переступал одной ногой, другая болталась - стрела с отрезным наконечником перебила ему голень. При каждом шаге Эльхар морщился. Жаль, хороший был воин, теперь калека - подумал Атир.
Громко стонал молодой боец из сотни Абая, четверо несли его на пиках. Стонал, бредил, мать звал. Древко с белым оперением глубоко застряло в животе, доставать уже без толку.
- Тише, тише несите, - командовал кривоногий Уртай.
- Помочь?
Атир обернулся. Сармак протянул ему кожаный мешочек с бараньим жиром. Лицо воина, со шрамом от виска до подбородка, как всегда было бесстрастным.   
- Что принес - давай, дальше сам управлюсь. -  Только сейчас Атир почувствовал боль в ноге. Голова слегка кружилась, из раны текла кровь, липла рука к кожаным штанам.    
Ветер куда-то спрятался, пропала рябь на воде, смолкли стоны. Атиру вдруг показалось, что все уже позади, что убитые, покрывшие собой мост, всего лишь мирно уснувшие после военных игрищ мужы. Но пятна на доспехах, торчащие из тел стрелы выдавали истину. Струйки крови, крупные капли неслышно срывались с бревен в реку, ткали на ее поверхности алое покрывало. Оно ширилось, вытягивалось течением.

Мытник с высоты башни взирал на поле боя.
- И что делать будем? - спросил с грустью.
- Обороняться, - отвечал Лук.
- Потери велики?
- Велики. - Стрелок опустил голову. - Полсотни убитых, полсотни раненых.
- Жалко. Но ведь устояли! А ведь могли гады крепость взять.
- Полезут еще.
- Как полезут, готовыми надо быть.
Тут от лестницы донесся шум и громкий говор.
- Чего там? - кликнул Мытник обернувшись.
- К тебе, наместник, люди пришли, - отвечал дозорный Иван.
- Кто такие? Пусть заходят.
- Да мы это, мы. - По лестнице поднимался бородатый мужик в кольчуге поверх балахона и с кистенем наперевес. - Это я - Староста из Коровина.
- Хо, здоров! - Завидев бородача и забыв в миг печали, обрадовался наместник. - Что, медовухи нам привез? Так старую еще не кончили.
Мытный - Мутный. Лук нахмурился и сжал кулаки.
- Да не, не медовухи, - другое. Мы как заслышали твой звон, сразу поняли - в беде вы. А сюда добрались, нам такие страсти рассказали, аж жуть берет.
- Берет, берет. Чего пришел?
- Так людей тебе привел - ополченцев. Две сотни нас будет. Наказал им: кидайте коров своих, да ульи, пойдем на подмогу, а то перебьют наших воинов - кому питье продавать будете? Подохните с голоду. Вот и пошли мы все. - Хитро заулыбался бородач. - А за подмогу, может, и отблагодаришь нас чем?
- Что ж, порадовал ты меня, Староста, порадовал. Спасибо что пришел. А отблагодарить, может, и отблагодарю, это как служить будете. - Настроение у Мытника явно улучшилось.
- Так послужим - не впервой. Мы и сами гадов этих не жалуем, а то придут, хозяйство наше разорят да жен снасилуют. Так мы с вами!
- Тогда иди строй да готовь свою дружину, может, и пригодитесь… Ну, вот и подмога, - обернувшись, продолжил Мытник. - А ты, Лук, боялся. Мы щас прикинем, еще и атакой косолапых побалуем. Ты как, согласен?
- Да не воины это - хуторяне, - кисло ответил стрелок.
- Хуторяне - да - с дубинами и вилами. Зато злые, как черти, что оторвали их от полденного сна. Поглядим.
- Ты лучше, Егор, вон куда гляди.
По мосту крались несколько номадов с луками. Добравшись до его середины, присели на колено. Подожгли стрелы и запустили их в крайние бревна оставшегося настила, туда, где крепились скобы с подъемными цепями.
- О, черт! - воскликнул Мытник.
Высушенное дерево вспыхнуло враз. Номады на берегу задвигались -  начали по-всему готовиться к атаке.
Снова с двух сторон потекли стрелы. Вновь послышались стоны раненых, проклятия. А скобы, тем временем, грозили выскочить, настил грохнуться и открыть путь к воротам крепости.
Мытник окончательно взбесился:
- Гады, какие же хитрые гады! - кричал он с башни на всю округу. - Но мы еще хитрей. Эй, Староста, твои готовы?!
- Готовы, застоялись мы тут! - раздался разноголосый хор ополченцев.
- Тогда, стройся! Сделаем  косолапым подарок. Да, и звон колокольный уберите - все, кто надо, здесь. Эх, будь все неладно!
Мытник икнул и ступил на лестницу. Внизу к нему подоспели пешие ратники.
- Так, хуторяне, кто старый, да слабый, бери, вон, ведра - огонь тушить будете, - послышался оттуда приказ. - А остальные вперед на косолапых! - Наместник вытащил меч и возглавил колонну. - Опускать настил, живее!
И творило, похожее на громадный, пылающий по краям серый язык, открывая дорогу к дальнему берегу, стало опускаться.
Лучник перевел взгляд в степь. О, Боже! Облако пыли надвигалось оттуда.
- Номады, номады! - закричал он и вытянул руку. К реке быстро, на полном скаку, приближался большой отряд всадников.
- Стой, стой! - скомандовал Мытник. - Подымай настил, подымай. Вали его!
Лук видел: скобы в обгоревших углах вышли из дерева. Вот-вот и совсем выскочат.
- В сторону, все в сторону! - захлебнулся он криком.
Скобы вылетели и вместе с цепями-змеями грохнулись оземь. Настил на мгновение завис в воздухе... Сначала медленно, а потом быстрее и быстрее громада эта стала заваливаться. И рухнула, сбивая лебедки, стопорные брусья, калеча и сжигая не успевших отскочить в сторону людей. О, Господи!
- Воды! Тушить его! - в толпе, под градом стрел метался раскрасневшийся наместник. Но поздно: настил горел, а вместе с ним вспыхнул и сам сруб.
…Погибших было много, среди них и Староста из Коровина. Настил придавил его, а огонь довершил дело. Позже, когда извлекли его изуродованное тело и положили на подводу, Егор Мытник снял с себя серебряную цепь и надел покойному на шею: «На помин. Покойся с миром», - молвил. «Царствие небесное», - Лук потупил взгляд.

Подъехал Хурхан, посмотрев на горящий сруб, хмыкнул.
- Чуть-чуть не успели.
- Не «не успели», а рано пришли. Я столько воинов положил, выходит все зря? - Атир смотрел на тысячника не мигая. Смотрел, а у самого в голове крутились обрывки воспоминаний.
Многих погибших он знал с детства. Были они почти одного возраста и всегда вместе. Бок о бок, щит к щиту. Племя - не крепость и не хутор. Кочевка. Ни крыши над головой, ни стен за которыми можно укрыться от непогоды, от многочисленных врагов. Лишь юрты, продуваемые со всех сторон холодными ветрами, да быстрые ноги коней. Вот и было решено двигаться в неосвоенные земли - искать в них мир и покой. Атир посмотрел на распластанные на мосту тела, на реку - многие свой покой уже нашли. Здесь.
Гнев разрастался:
- Еще чуть-чуть и я бы взял мост…
Хурхан, отвернувшись, призвал своего сотника, Гнора, и что-то ему нашептал. Оживление наступило в рядах прибывших. И одновременно с правого и с левого края, толчками, волнами потекла огненная река стрел. Полетели горшки с жидким огнем, еще и еще.
- Вот так-то лучше, - пробормотал Хурхан.
- Ты что ж творишь? - Атир тронул коня и схватил тысячника за руку. - Прикажи прекратить! Ведь селяне не простят нам этого. Вырежут все племя!
Но поздно - мост вспыхнул. Вспыхнули перила, настилы, срубы. Огонь, в мгновение ока охватив сухое дерево, превратил все в один пылающий костер. Пыхнуло жаром.
Хурхан высвободился:
- Все, теперь к Властителю! - и погнал коня в степь. За ним двинулись его сотни. Атир помедлил и тронулся вслед.
Им не довелось увидеть, как завалились на бок горящие срубы. Как рухнули в воду настилы, и пылающими плотами их понесло течение. Не увидели они и почерневшую от копоти крепость и суровые лица ее воинов-защитников. Огонь быстро дошел до поверхности воды, оставив под ней пятиугольники деревянных оснований с крупными внутри валунами. Поднявшийся ветер засыпал реку и берега пеплом, разнес запах гари по всей округе.
 
Как же мерзко на душе. Ехать во главе колонны уставших израненных воинов не хотелось, и Атир поотстал. Вспоминал имена и лица погибших, злился на себя и на Хурхана. Горе и гнев готовы были захватить полностью. Благо, ехать пришлось недолго - впереди показались повозки.
Он видел, как Хурхан подскочил к Властителю и стал что-то шептать тому на ухо. Адай-Хан глянул в сторону Атира и призывно махнул рукой.
- Ну что?! – начал гневно. - Почему не выполнен приказ? Почему погибло столько воинов, а мост взят не был? Хурхан говорит: из-за твоих ошибок.
Горло сдавило, но отвечать Атиру пришлось, хоть и понимал он, что оправдываться глупо и бессмысленно:
- …Властитель, мост был почти что наш. Но рано подошедшие сотни испугали селян, они отрезали путь к переправе… Не продумав все, я бы никогда не повел своих воинов на смерть…
Выпущенную стрелу не вернуть назад, время не сдвинуть - Атир говорил, а сам так думал.
- Мы разберемся, - в голосе Хана послышалась горечь. - А сейчас езжай и поблагодари от меня живых.
Кивнув в ответ, Атир развернул коня и поскакал к поредевшей колонне израненных и уставших воинов - половине от трех своих сотен, что начали штурм моста.
- Что скажешь, Хурхан, - продолжил Властитель. - Так кто ошибся и нарушил мой приказ?
- Я не хотел ничего нарушать, - отвечал тысячник. - Я просто не мог смотреть, как гибнут твои, Хан, воины, и пришел им на помощь.
- На помощь… Выждать надо было, выждать. Говорил я тебе: «Не лезь на рожон»? Говорил. Как теперь исправлять твои ошибки? Как переправляться? - Лицо Властителя багровело с каждым словом, глаза горели, тихий вначале голос перешел на крик: - Всех нас под вражьи мечи подставил! Всех! Своим махать давно уж разучился. Привык мясо жрать, да брагу пить. Селян-обозников зачем убил?!
- Затем, что Всеслав головы послов наших в мешке прислал.
- Головы… - Хан тяжело вздохнул. - Думаю, все это не просто так. А, может, твои там чего натворили? Лучше сразу говори… Молчишь. Не нравишься ты мне, Хурхан, ой, не нравишься.
- Я хотел как лучше.
- Как лучше… Скройся, видеть тебя не могу. Будешь нужен, дам знать. - Адай-Хан развернул коня и  выехал к реке.
Поползли вверх его брови. Да-а! Ни раз, ни два он переправлялся, много рек видел: и широкий Аймах, и глубокую быструю Куйру, скалистые берега Хайдоса. Опасны были на них переправы: захлебывались, гибли люди, лошади. Но эта река… здесь все сразу, а переправляться надо, просто необходимо!
 Окруженный всадниками караван повозок, табун лошадей - племя двинулось вдоль берега. Проехали верст тридцать, река такая же широкая, а берега обрывистые. Да что же это?! Хан сердился все больше.
Солнце садилось. Не разбивая лагеря, не разжигая костров, решили встать на ночлег. Воины, женщины,  перевязав раненых и наскоро перекусив, в доспехах, в одежде завалились на землю. Уснули быстро.
Уснул и Атир, но перед тем получил приказ от Хана: как рассветет, искать новое место для переправы.

Темнело. Из степи к сгоревшему мосту вылетел конный отряд. Представшая пред глазами княжьего воеводы Ивана Ратного картина, привела его в ярость: «Ну косолапые, всех порешу, спалю в огне адовом!» - подумал, но преследовать кочевников и дальше – ночью - было крайне опасно, да и как без отдыха. Посему приказал он своим сотникам выслать дозоры, накормить воинов и ложиться спать. Завтра номадов нагонят - он не сомневался.
С дальнего берега, тем временем, отчаливали лодки и челны. Неужто подкрепление? Или просто незваные гости? Иван подошел к воде и принялся ждать. Слышался скрип деревянных уключин, возбужденные басовитые голоса. Волны тихим плеском накатывали на гальку.
Первым на берег спрыгнул Егор Мытник, за ним воины, мужики. Живуч наместник, как таракан, и увертлив. Рад встрече - идет, улыбается, протянул для пожатия руки.
- Здоров, Иван. Да-а, припоздал ты немного. Вишь, что гады эти наделали? И на что надеются?
- Вижу. - Ратный пожал сухую ладонь Мытника и продолжил: - Они еще и хутор Красный разорили и сожгли: триста домов, считай. Мужиков с полсотни убили, старосту. Девок, баб насиловали, детей сиротами оставили. Князь приказал их догнать и уничтожить, а голову ханскую ему в Байчак отправить.
- Красный сожгли?  Вот, нелюди-то! - обескураженный вестью Мытник почесал подбородок. - Знал бы и разговаривать с ними не стал…Что ж, принимай тогда моих лучников, да еще ополченцы с хутора подтянулись. Все злые как черти.
- Ко мне тоже вои из Красного да с окрестных хуторов подойдут. Да вот беда: хоть и подводы у них, а, все одно, за конными никак не поспевают.
От дымящих неподалеку медных котлов исходил аромат - дружинники готовили пшенную кашу. Сразу захотелось есть. Ратный сглотнул слюну и продолжил:
- Поскольку, Егор, охранять тебе здесь более нечего, слушай приказ: берешь всех пеших под команду и мне помогаешь. Как косолапых прижму, и твои сгодятся. За лучников - спасибо. Крепость удержал - тоже хорошо, перед Всеславом слово за тебя замолвлю. Так как? Порешили?
           Порешили выступить с рассветом и, пожав друг другу руки, пошли кашу пробовать.