Групповуха

Ничто так не способствует приобщению к прелестям жизни, как верный друг и отлучка супруги. Просуществуй ты хоть сотню лет возле жены и её горшков, но так никогда и не узнаешь, что можно наворотить за один только вечер в условиях разнузданной свободы личности. Тем более, что за примером далеко ходить не надо, а достаточно лишь поверить мне на слово.
Как только моя Катерина отбыла на побывку к родственникам в соседнюю местность, а я в одиночку повёл хозяйство, нагрянул в гости кум Михаил.
--Ну что,--говорит,--на неделю и ты хомут скинул? Поздравляю с временной амнистией, а потому готовь угощение.
--Не до хлебосольства мне,--вразумительно отказал я и объяснил:--Сейчас на мне и очаг и уют, поэтому не до баловства и песнопений.
--Воля твоя, только я уже своей мамаше сказал, чтоб за твоим домом присмотрела,--посерьёзнел кум.—Как-никак у нас с тобой срочные хозяйственные дела—пахать едем.
--Какое земледелие в январские морозы?—изумился я искренне.
--Это я для яркости образа,--улыбчиво пояснил Мишка.—Собирайся, в центр прокатимся да и отдохнём где-нигде. Я родительнице так и заявил, мол, едем с Кузьмичём в лес на принудительные работы—лапник заготовлять для сельского скота. Поэтому мы с тобой теперь вольные птицы, как петухи на плетне и, самое малое, на неделю.
Такой оборот дела сразу менял мои насиженные планы. Можно и в центре города на пару суток затеряться, ежели тётка Дарья в Мишкины бредни поверила и за мной никто присматривать не будет. В кино, скажем,  наведаемся или в иной какой бар по интересу. Вот что значит—верный друг! Даже в морозы не забывает. А его, как оказалось, воспитанное семейство в гости пригласило, да ещё и с товарищем за-ради полноценности общества. Правда, меня в любом коллективе показать не стыдно, если сразу до краёв не наливать. Словом, полетели. Перо в зад, а шлея под хвост.
До центра добрались без приключений. Путь недалёкий, поэтому ни с какой стороны показать себя не успели. Вылезли где надо и первым делом посетили магазин. Взяли два литра и конфеты, как я догадался,  для деток. Ещё и подумал: в хорошую семью идём, значит с языком придётся быть поосторожнее. Да и кум твердит, что хоть первое время за столом мне себя в руках держать придётся, а лучше всего и вовсе молчать в тряпку
--А где это ты сам просветился?—начал обижаться я.—Неужто на чердаке собственного дома, где на прошлой неделе в угаре партизанил, хоронясь от тётки Дарьи?
--Ты в сплетнях-то меру знай,--подпрыгнул Мишка.- Я могу и назад тебе оглобли повернуть. Радуйся молча, ежели тебя в приличное общество вводят.
Так и дошли до шестнадцатиэтажки, поигрывая словами на нервах друг друга. Поднялись на лифте высоко, но уже молча, а перед дверью кум нацепил на свою личность такую сладостную улыбку, что стал рожей вдвое шире. Я тогда до конца и поверил, что не соврал Мишка насчёт общества, хотя и мог при его наглых способностях.
Встретили нас музыкой. Дверь открыла особа самого ходового возраста с каштановой гривой до плеч. Из себя хоть и пышная, но аккуратная. Сразу видно, что заботливая мать семейства, раз за собой присмотреть успевает, и, знать, потомство, которому сладости принесли, под надёжным присмотром. Пригласили раздеться. Мишку запросто по имени, а меня так и вовсе—Василий Кузьмич, как представил кум, сразу состарив лет на десять. В ответ и я потребовал у хозяйки отчества. Получилось солидно—Ольга Кирилловна.
Вошли в квартиру дальше. Оказалась однокомнатной. Для семьи, думаю, тесновато, но если в доме совет да любовь, то терпеть можно. В зале девушка на диване сидит. Смекаю, что хозяйская дочь. Стриженый такой недомерок и обличием, видать, в отца, так как материнской стати не заметно. Остальные домочадцы, догадываюсь, на кухне к празднику готовятся, чтоб до срока под ногами не путаться. А Ольга Кирилловна меж тем с дочкой познакомила. Подросток оказалась Лилией. Хорошее имя, растительное и без исторического прошлого, не в пример моей Катерине.
Хозяйка меня возле дочки посадила, а Михаила увела на кухню, то ли мужу старого знакомого показать, то ли для оказания помощи в стряпне, бутылки, скажем, открыть или снять какую пробу. Остались мы с Лилией вдвоём. Сидеть пнём было неприлично, поэтому я начал расспрашивать ребёнка про школу и педагогов. Однако, девочка сробела, глазки навыкат, а в ответ ни полуслова. Сразу видно, что строгого воспитания, вплоть до забитости. Переусердствовали родители на педагогическом поприще. Тогда я подступился к школьнице с другого конца и поведал ей о своей целеустремлённой тяге к знаниям в пору юношеского расцвета, но дошёл лишь до пятого класса, так как появилась раскрасневшаяся Ольга Кирилловна с Михаилом и стали накрывать на стол. Я было кинулся помочь, но хозяйка мягко осадила:
--Отдыхайте пока есть время, Василий Кузьмич, а если не устали, то развлеките Лилю.
Меня досада взяла. Сплясать, что ли, перед этим запуганным недоростком? Вон как губы надула и смотрит косо, вместо того, чтобы с умным дядей доверительно поговорить. Вот отец появится, тогда и узнаю, какая она отличница. А то сидит, сопля соплёй, но нога на ногу, платье в обтяжку с вырезом до пупа. Я бы ей живо устроил родительскую субботу по всем этажам. Я внутренне так закипел, что не сразу и приглашение к столу расслышал. Зато Лилька первой за тарелками угнездилась. Экая внутренняя распущенность, думаю, при внешней-то монашьей затюканности.
--А что же остальных-то не подождём, Ольга Кирилловна?—обращаюсь я воспитанно к хозяйке.—За столом никто у нас не лишний.
--Извините,--странно растерялась мать семейства,--Миша не предупредил о ваших запросах.
--А никого больше и не будет,--поспешил разъяснить кум, пресекая тем самым возможность моих дальнейших расспросов.
Ладно, думаю, не будет, так и не будет. Правда, без хозяина начинать неловко, но, может, человек во вторую смену горбатится или другую какую неурочную работу производит. При нашей суматохе жизни всё заранее не спланируешь. Жалко ещё с младшенькими Ольги Кирилловны не повидаюсь, конфет-то вдоволь накупили. Видимо, бабушку где-то радуют. А то было бы с кем нейтрально поговорить безо всякого напряжения ума.
А Мишка уже по рюмкам разлил. Закадычный друг семьи да и только. И когда  это человек успел порядочную компанию завести? Ведь вечно со всякой шелухой путается.
Выпили за приятную встречу. Хозяйская дочка тоже зарядилась, а Ольга Кирилловна и замечания не сделала. Не понравилось мне это, но я от критики воздержался. Думаю, успею ещё порассуждать и в готовом виде, не все же свои способности сразу раскрывать.
Сидим, закусываем. Михаил с хозяйкой беседуют в полголоса, выпивший подросток молчит насупившись, да и я бессловесно к обстановке привыкаю. Однако, рюмки маленькие, непривычные до того, что рука и отдыха не знает. Очень скоро притёрся и я к компании и, уже, как равноправный член, попытался одёрнуть Лильку.
--Не многовато ли будет в твоём нежном возрасте?—сурово спросил я и отставил от неё очередную рюмку.
--Я, папаша, норму не перевыполню,--дерзко ответила непочтительная школьница и закурила.
Я и с дыхания сбился. На мамашу с укоризной взглянул, а та тоже с сигаретой в зубах. Чем не крутой пример для подражания? Пришлось закурить и мне. Думаю, чёрт его знает, с какой стороны к райцентру культура подбирается. Может так и надо при нынешних темпах сближения с западными образцами нравственных ценностей. А Ольга Кирилловна, меж тем, спрашивает:
--Василий Кузьмич. А позвольте у вас поинтересоваться, трудно ли по теперешним временам управлять хозяйством?
--Не легко, Ольга Кирилловна,--начал я серьёзный разговор.—Целый год голова кругом от забот. Всё время думай: как накормить, как напоить, как украсть, чтоб не сесть?
--Как вы сказали?—вовремя перебила меня хозяйка.
--Шутка такая,--нашёлся я.—Означает, что и бизнесом надо заниматься с головой, а не как придётся.
--Так вы ещё и коммерсант?—тут и Лилька, считай, в первый раз ко мне интерес проявила.
--Не без того,--соврал я и понёс:--В условиях рыночных отношений нельзя ожидать высоких дивидендов, не приложив руки к прорехам экономики…
--Так выпьем же за капитал и его подручных!—к месту перебил друг Миша, смахнув слезу от сдерживаемого смеха.
Когда опрокинули по рюмке, я ушёл со скользкой дороге предпринимательства и битый час делился детскими воспоминаниями о деревенском поросёнке, но во множественном числе, так как незаметно для себя достиг высот директора то ли свинокомплекса, то ли птицефабрики. Но зато оградил  себя от праздных вопросов о мировой экономике.
К концу моего повествования о рентабельности животноводства, оказалось, что выпито уже всё, но расходиться рано. Мишка вызвался сбегать за добавкой, а хозяйка составила ему компанию. Пока я куму передавал в прихожей деньги, то успел поинтересоваться о наших дальнейших планах. Михаил все ночные хлопоты брал на себя, велел не волноваться, а идти и опять развлекать Лильку. Скрепя сердце, я нянькой вернулся в комнату, где на диване уже вольно ютился этот смышлёный не по годам подросток, умело, как на колготочной рекламе, выставив свои не натруженные ноги. Тихо присев в углу на стул, я постарался не привлечь внимания нетрезвой школьницы.
--Больно скромный ты, Кузьмич, не по годам,--задела меня сама эта рано созревшая ученица, перейдя тем самым всяческие границы общения со старшим поколением в виде меня.
--Тебе бы, дочка, в люлю пора,--сдерживаясь отечески ей посоветовал.
--Ещё успеем, папашка, и по полной программе,--непонятно ответил сей пробел школьного воспитания и предложила:--Может, потанцуем?
А я уже до того к квартирной музыке привык, что даже не замечал её тихого стона. Тем не менее, предложение было принято мною на штыки.
--Уж не вприсядку ли кинемся?—съязвил я в ответ.
--Как прикажешь,--вдруг завеселилась Лилька и, вскочив с дивана и сбросив туфельки, начала выделывать такие коленца, задирая ноги выше головы, что я невольно сумел разглядеть не только колер её мелких трусиков, но и цвет усищ, торчащих из-под них. И меня сразу одолел такой стыд от срама, что я с усилием оторвал свой гневный взор от такого непотребства и вперился им в пустоту дальнего угла. В ответ на такую демонстрацию, Лилька сразу успокоилась и, плюхнувшись на диван, заметила:
--Не заводной ты, Кузьмич.
--Очень кра-асиво,--брезгливо протянул я.—Вот бы мамаша увидела, что ты перед посторонним человеком вытворяешь, небось, от радости померла б.
--Ну и сапог ты папашка,--просто сказала Лилька,--занудный сельский говнодав, хоть и при бобах,--и пошла на кухню, на ходу прикуривая.
Я онемел от праведного гнева и долго сидел в горестном одиночестве, размышляя о диких нравах нынешней молодёжи. Ведь и мы допускали в неокрепшем возрасте шалости, к примеру, с огнём, но ведь по тёмным углам! Курили и то не в затяжку, а ежели которая и беременела не ранее восьмого класса, то вовсе сгорала со стыда и переходила в школу рабочей молодёжи, не дожидаясь каникул. А тут чуть ли не отцу всю свою волосатую дурь при свете показывает! Вот и пекись о подъёме производительности труда, когда налицо такая расшатанность устоев!
Так и сидел я надутым индюком, благоговейно припоминая узкоколейки залежных земель и подъездные пути прокатных станов. Не появлялась и Лилька, мучаясь то ли совестью, то ли желудком. И я решил повременить с судилищем над пьяным ребёнком до пришествия мамаши, тем более, что с появлением наших посланцев, застолье вступило в новую фазу веселья, когда и Лилька оказалась не лишней с её молодым задором.
Как только успели подзарядиться весельем, Ольга Кирилловна пожелала продолжить вечер в танцевальных ритмах и первой пригласила Мишку на круг. Тут-то я и догадался, что страсть к пляскам является наследственной чертой этого гостеприимного дома, а поэтому полностью простил акселератку и пригласил её потоптаться в рамках блюза. Но не успел я ей как следует отдавить молодые ноги, как она столь серьёзно прижалась ко мне, что я тут же перевёл эту Лилю в техникум, накинув партнёрше несколько половозрелых лет. Тем более, что девица оказалась  сбитой не по детски упруго, хотя руки я всё же придержал. Расслабился лишь оказавшись в паре с Ольгой Кирилловной, напрочь выкинув из головы мысли о её супруге и детишках. Стараясь оттеснить хозяйку к кухне, я пылко созревал для дальнейших безрассудств, переставая мучиться комплексом моральной полноценности.
В этот критический момент вездесущий Михаил объявил антракт, предложив сидя отдохнуть и перекинуться в картишки. Хозяйка, вопреки моим чаяниям, поддержала это сомнительное удовольствие, и мне ничего другого не оставалось, как сесть за низкий журнальный столик и подчиниться духовному насилию.
Играть стали в дурака и каждый сам за себя. Но только раздали карты, как Ольга Кирилловна предложила:
--Давайте играть на раздевание.
--Это как?—не понял я такого карточного новшества.
--Останешься круглым дураком, снимешь с себя всё до нитки,--разъяснила Лилька.     --А если ты?—парировал я.
--Я что, на дуру похожа?
--Местами,--уточнил я и спросил хозяйку:--А когда снять уже будет нечего?
--Проигравший выполняет разумное желание победителей,--положила конец пререканиям Ольга Кирилловна и походила под меня семёркой пик.
«Весёлая семейка,--ёжась, подумал я,--но шутки плоские, ведь не в предбаннике заседаем, чтоб от жары стыд потерять».
Увлёкшись игрой под звон бокалов, я и не заметил, как веселье для меня окончилось. К этому времени оставался я в трусах и об одном носке, хотя перед игрой даже пиджак на себя накинул. Мишка с хозяйкой были почти полностью одетыми, и только Лилька от меня не отстала, оставшись в одной сорочке, сквозь которую ясно проступала сформировавшаяся грудинка, в основном и мешавшая мне сосредоточиться на игре. Почти голый вид дочери, Ольгу Кирилловну, однако явно не смущал, что мне, как родителю, было вдвойне тягостнее. Не приучен я к такой открытой фамильярности у домашнего очага.
--Михаил, сходим в ванную, на голову польёшь,--попросил я кума,--а то с мысли сбиваюсь. Пора бы освежиться.
Друг с готовностью согласился, а когда мы с ним оказались с глазу на глаз, я ему высказал о хозяевах всё, что пришло к этому времени на ум. В ответ Мишка зашёлся непотребным гоготом, а когда успокоился, то, подивившись моей половой безграмотности, разъяснил, что Ольга Кирилловна приходится Лильке обыкновенной подругой, и эта фальшивая дочь даже старше на год выдуманной мною мамаши. Так как я в худосочных фигурах разбираюсь слабо, то сразу поверил Мишке. Далее выяснилось, что подруги—женщины со вполне свободными взглядами на жизнь во всех её проявлениях. Михаил этой свободой пользуется уже год, а теперь и меня решил приобщить к такому завлекательному делу.
Тут я смекнул, что к чему, ругательски поблагодарил кума за заботу, но сил отказаться от компании в себе не нашёл, тем более, в преддверии ночи. Поэтому я стал уточнять детали дальнейшего времяпровождения, то есть кто с кем.
--Вот с первым дураком играть в карты закончим…--Михаил с каким-то сожалением посмотрел на меня, а подытожил и вовсе неожиданно:--Игры закончим, а там и на групповуху пойдём.
Такого оборота я даже в самых смелых мечтах предположить не мог. И хоть кой-какие знания об этом свальном развлечении у меня имелись, но практический навык полностью отсутствовал. Поэтому, как ни хотелось примерить новшество к себе, я всё же засомневался.
--Мишка,--говорю,--не оплошать бы без тренировки.-- Может уйдём домой с чистой совестью?
--Не волнуйся,--успокоил кум,--девки битые, руководить процессом будут сами, а для нас главное—это стойкость.
--Тогда нечего прохлаждаться, и пора кончать с прелюдией,--непристойно воодушевился я, чувствуя прилив дурной крови к голове.
Когда мы вернулись за игорный стол, Ольга была тоже в одной лишь комбинации, как бы показывая свои личные достоинства перед дорогими гостями.
--И я продулась,--возвестила она, и я понял, что женщины хотят первыми показать свои личные достопримечательности мужской душе компании.
Через игру я уже был без носка, а поэтому решил полностью сосредоточиться на картах и не обращать внимания на Лильку, хотя она и вываливала свой товар из выреза сорочки при каждом очередном ходе. Но ничего не помогло, и я стал первым дураком всей нашей компании.
--Посмотрим, Василий Кузьмич, каким орлом ты выглядишь в натуре,--враз оживилась Ольга.
--Давай, папашка, показывай, что припас,--захихикала Лилька без тени смущения.
--Не подведи, Василий, но особо девушек не пугай,--осклабился и кум.
Я же сидел, словно заяц под прицелом. Одно дело—следовать развратному примеру, и совсем другое—его подавать. Но давши слово, по волосам не плачут. Я хлопнул рюмку и стал оголяться. От стыдливого волнения я весь обмяк, а потому ничем особым восхитить компанию не мог, тем более, что свернувшуюся кольцом мужскую честь мне удалось ногою прижать к сиденью стула. И со стороны я стал походить на ту же Лильку, чей чёрный треугольник ясно проступал сквозь ткань сорочки. Словом, показательные выступления сорвались, и девицы были явно разочарованы увиденным. Сорвались, так сказать, их плотоядные замыслы.
--Скрытный вы,--недовольно заметила Ольга.
--Расслабься, Кузьмич,--посоветовал и змей Михаил.
--Остальных подожду,--сквозь зубы выдавил я.
--В таком случае пусть выполняет желание,--влезла Лилька, поблескивая дурным глазом.
Евино отродье начало перешёптываться, выбирая мне испытание, а я стал думать о возможности побега в случае, если наши ведьмы удумают что-либо антиобщественное в извращённой форме. К телесному надругательству действием я не был готов, хотя из видеоматериалов слабо художественных фильмов знал на что идёт баба ради унижения мужика.
Но страхи оказались напрасными. Видимо по мстительной памятливости Лильки мне предложили проехаться на лифте в чём мать родила до первого этажа и вернуться с пригоршней снега для доказательства такого глупого подвига. Так как мне не только пьяному, но и слегка выпившему море по колено, если не ниже, то я легко согласился на это приключение, тем более, что время было глубоко ночное и в доме меня никто не знал. А если кому и попадусь на глаза, думалось мне, то мало ли в городе народу с ума сходит или спасается от стихийных бедствий в виде пожара?
Так бы всё спокойно и сошло по моему плану, не вызовись Михаил под пересмех дам сопровождать меня, словно телёнка на привязи. Так, паразит, и сказал. Вот и слетел я тогда с катушек, а так как с детства на ногу лёгкий, то успел рвануть за снегом в одиночку, словно загулявший со скуки гусар или верный слову, но проигравшийся джентльмен.
Спустился я со всеми удобствами. Лифт не подвёл. Зачерпнул на крыльце снега и стрелой назад, так что в квартиру звонил полным победителем. Дверь открыл невесть откуда взявшийся дедок. Удивляться на меня особо не стал, только напутствовал визгливо:
--Ступай себе с богом дальше. Ишь вырядился как на операции,--и захлопнул дверь.
Понимаю, что промазал квартирой, поэтому звоню в соседнюю. Открыла посторонняя женщина. Оценила меня сразу, но всё же прицельно плюнула прежде чем захлопнуть дверь. Зато из следующей квартиры выглянул мужик и облаял от всего сердца, хотя и не лапал.
Стало до меня доходить, что ошибся этажом. Сунулся повыше. Думаю, в крайнем случае опрошу население насчёт Ольги Кирилловны, если снова в цель не попаду. К тому же подмораживать начало, синевой местами пошёл.
Говорить, однако, со мной нигде не пожелали, а одна семья даже подняла на моё голое тело руку и пригрозила милицией. К этому времени то ли слух прошёл, что в доме насильник, то ли уж так повезло мне, что на следующем этаже побеседовали со мною двое военных. В итоге я оказался на улице по пояс в снегу и сукровицей под носом.
Летнее бы время, так я и горевать не стал. Где намётом, где иноходью, но до своего гнезда через пару ночей добрался бы. А тут мороз. Того и гляди в неприбранном виде отойдёшь. Неудобно, стыд-то ещё не весь потерян, хотя блуд свой уже руками не чувствую. Прохватило, значит, до самых корней. И так жалко себя стало, что заплакал я в голос. То ли в детство впал, то ли из памяти выпал…
Сняла меня с чердака всё та же Лилька. Я уже вовсю разговаривал сам с собой. А от неё в кучу керамзита зарывался. Как отмывали меня прелюбодеи и приводили в чувство вспоминать скучно. Только с первыми же рассветными лучами плюнул я через двое суток на их групповуху в качестве сиделок и ушёл на помороженных ниже поясницы ногах.
С месяц я лечился чем придётся от нервов, и с той поры ношу двое кальсон от Спаса яблочного до Спаса медового, а при пользовании удобствами на природе остерегаюсь ветров с фронта.
Кума уже в упор не вижу месяца два. Ведь это он для собственного престижа представил меня за глаза тем сладкоголосым фуриям в виде руководителя процветающего хозяйства, а они были рады унизить начальника и совратить по полной программе Содома и Гоморры. А главное, Мишка с ними не одну руку в карты играл. Как простить такое предательство мужского братства?
Слухи о моей отлучке до жены почему-то не дошли. Видать, ангел-хранитель поспособствовал. А то была бы мне полная групповуха свидетелей при разводе и одинокая старость с болезненными воспоминаниями. А так—всё затянулось излечимым временем.