Рождественский вертеп. сказка

Виктория Вирджиния Лукина
рисунок автора

- Завтра Рождество, а у меня ещё столько дел! – воскликнула бабушка, отправляя в стиральную машину ворох кружевных гардин. - Нужно погладить гору белья, чтоб к празднику всем застелить душистые постели, двери все вымыть, окна протереть, ковры и дорожки снежком почистить, люстры и зеркала умыть, чтоб сияли, как новенькие. А ещё - пряники медовые, расписные спечь и на ёлку развесить!
- Бабуль, я ёлку игрушками украшу, а потом тебе помогу! – пообещал семилетний Тёма.
Он заглянул в самую гущу еловых веток и разноцветные шары лучезарно улыбнулись ему, продемонстрировав отсутствие двух передних зубов – точь-в-точь, как у Тёмы. Еловая ветка заботливо пригладила его светлые вихры на макушке, а меховой Снеговик шмыгнул носом-морковкой и сбивчиво зашептал:
- Слышь, Тёмыч, по старой дружбе - усади меня рядом со Снегурочкой!
Гирлянда замигала и её яркие звёздочки, сотрясаясь от смеха, пропищали:
- Влюбился, влюбился!
Стеклянный снегирь, с прищепкой на хвосте, невероятным образом подлетел к компьютеру и клюнул красную кнопку.
Монитор засиял и голосом доброго сказочника произнёс:
- Предлагаю посмотреть новый мультфильм!

Тёма, не раздумывая, устроился в уютном кресле. На экране закружились снежинки, запела вьюга и удивительной красоты ледяная карета, запряжённая тройкой серебряных коней, помчалась по улочкам сказочного города. Метелица, в развевающейся снежной шубе послала Тёме воздушный поцелуй, а сидевший рядом с ней белый медведь протянул мальчику мороженое на палочке. Тёма лизнул его и даже зажмурился от удовольствия. Ах, какое же оно оказалось вкусное, прохладно-ванильное, в ломкой шоколадной глазури!
 
Бабушка тронула его за плечо:
- Внучек, ты чего это уснул в такое время?
Она приложила ладонь к его лбу:
- Артемий! Да у тебя же жар! Ну-ка, показывай горло!
Она выключила компьютер, зачем-то погрозила ёлочным игрушкам и, сунув внуку подмышку градусник, строго сказала:
- Я сбегаю в аптеку, а ты держи термометр, пока господин Мозер не крякнет пять раз – это будет как раз через десять минут!
Тёма проводил её невесёлым взглядом:
- Бабушка, ну что ты за человек?! Как только что-то со мной случается, ты сразу же начинаешь называть меня Артемием, а мне это не нравится. В школе меня все зовут Артёмом, а мама и папа – Тёмой! И почему ты свои старые великанские часы называешь господином Мозером? Ты можешь мне объяснить?!

Бабушка рассмеялась. Надевая дублёнку и, наматывая вокруг шеи шаль, она сказала:
- Всё очень просто - я тебя так зову потому, что твоего пра-пра-пра-пра-прадеда звали Артемием. Отец его был знатным плотником и однажды, на Рождество они повезли в саму столицу, в белокаменную Москву царский заказ – резные, деревянные корпуса для очень дорогих швейцарских часов фирмы Генри Мозера. Ехали на подводе много дней, метель - сильная, морозы - лютые …и вот, однажды ночью стала их преследовать волчья стая. Кони испугались, шарахнулись в сторону, сани перевернулись, отец расшибся сильно, потерял сознание, а мальчик, которому было в то время столько лет, сколько тебе сейчас, не растерялся – взял отцовское ружьё и стал отстреливать волков. На рассвете помощь подоспела, заказ царю доставили вовремя, да только на корпусе самых больших напольных часов картечь выбоины оставила! Поэтому, забраковали его и вернули плотнику назад, а в знак благодарности за отличную работу, царь-батюшка подарил ему умный часовой механизм, с четвертным боем, бронзовым маятником и золочёными стрелками. С тех пор эти «великанские», как ты их называешь, часы передаются в нашем роду из поколения в поколение – и ведь до сих пор время точное показывают… и имя собственное, всеми уважаемое имеют – господин Мозер!

Бабушка улыбнулась:
- Я мигом вернусь! Обидно болеть на Рождество, нужно выздоравливать! Не забудь вынуть градусник вовремя!
 Хлопнула дверь. Тёма выглянул из глубины кресла. Из бабушкиной комнаты доносилось сердцебиение старинных часов:  тик-так, тик-так…
Мальчик обул пушистые тапочки с мордочками медвежат и неслышно подошёл к ним. Часы напоминали узкий деревянный терем с треугольной крышей. Они были намного выше Тёмы и, казалось, смотрели на него свысока, поблёскивая многогранными стёклышками и, словно ухмыляясь в стрелки-усы. Наверху, в окошке светился циферблат, а за прозрачной высокой дверцей, украшенной по бокам узорными колоннами – раскачивался на толстой цепи маятник. Часы тяжело дышали, слышно было, как где-то в глубине их поскрипывают и похрипывают невидимые механизмы, как вздыхают они, вспоминая былые годы. На боковой стенке, вдоль резных листьев, дугой пролегли следы ружейной дроби, расстрелявшей и распугавшей волков много-много лет назад.

Тёма прикоснулся к ним, и вдруг …внутри часов что-то щёлкнуло, зазвенела невидимая пружина, раздалось протяжное «О-оох!» и древний господин Мозер, как охрипший селезень прокрякал пять раз:
- Кххря…кххря… кххря…кххря… кххря.
Тёма положил градусник на стол, а Часы, отдышавшись от боя, проскрипели:
- Ну, что ж, пора, малыш! Ничего не бойся, в канун Рождества любые приключения ни капельки не опасны! Поверь мне, старику! Подойди и прокрути ключик завода один раз!

Всё произошло в одно мгновение – ключик легко повернулся, всё вокруг завертелось- закружилось, стрелки помчались, как угорелые – тик-тик-тик, так-так-так, а Тёма, как тот стеклянный снегирь с прищепкой на хвосте - вдруг уменьшился, лихо влетел внутрь старинных часов и… моментально исчез.
Ёлка от всего увиденного ахнула, покачнулась и, собралась было упасть в обморок, но железная крестовина удержала её. Гирлянда погасла, разноцветные шары потускнели, а Снеговик шмыгнул носом-морковкой: « Ну и дела!»

                * * *
Тёма дрожал от холода. Совершенно непонятным образом он перенёсся из своей тёплой московской квартиры в незнакомый тёмный сарай. Рядом стояли деревянные вёдра с подмёрзшей водой, и лежало изогнутое коромысло. В углу кто-то фыркал и дышал клубами пара. Дверь скрипнула, вошёл мальчик в тулупчике и высокой меховой шапке со свечой в руке:
- Каурка, Каурка…сейчас я тебя накормлю!
Кудрявый рыжий жеребец выглянул из темноты и заржал так громко, что Тёма ойкнул.
Мальчик оглянулся. Удивлённо глянул на Тёмины джинсы, все в металлических заклёпках и с множеством карманов, пощупал толстовку с капюшоном, посмеялся над меховыми тапочками-медвежатами и, заметив, что странный гость от холода стучит зубами, снял свой тулуп и набросил Тёме на плечи.
- Ты кто такой? Чей будешь?
- Я - Тёма, у бабушки на каникулах живу, мне семь лет.
- И мне семь лет, меня Артемием кличут, а здесь ты как очутился? Морозы крепкие стоят, а ты одет чуднО…ненашенский ты…из каких-то других краёв.
- Я заблудился, - сообразил Тёма.
- Ну, тогда будешь моим гостем, скажем, что ты с соседнего хутора, только вот одёжу твою поменять придётся, а то – расспросами замучают, особенно сестрёнки младшие.
Артемий положил перед Кауркой охапку сена и, взяв гостя за руку, повёл за собой.
 
В маленькой горнице Тёма переоделся в холщёвую рубаху до колен и портки, а на ноги обул плетёные лапти. Артемий подвязал ему под левую руку пояс:
- Тебе-то и одного хватит, а я ещё и нательный ношу, он, как оберег - беды отводит.
- А где их покупают?
- Их не покупают, а прядут. Моя сестра Настёна весной замуж выходит, к свадьбе она должна выткать сто поясов – чтоб всем гостям раздать. Если хочешь – могу для тебя ещё парочку взять!
 
Они вошли в просторную избу. У входа - пышет жаром изразцовая русская печь, а вдоль стен - широкие лавки. Весь пол яркими половичками застелен. В углу, над столом, висят иконы, и горит лампадка. Народу полным-полно: у печи стряпают хозяйка и две милые старушки, все - в нарядных сарафанах, волосы подвязаны узорными платками. Девушки лепят за столом пироги, а отец со старшими сыновьями фигурки какие-то мастерят из деревянных чурочек и подкрашивают их разноцветными красками. Младшие дети обули валенки, надели шубейки и побежали на улицу – на салазках кататься и встречать первую звезду.
- Сейчас Паука достанем, - сказал Артемий, - не бойся, он не настоящий!
 
Он принёс из чулана длинный, до потолка шест, наверху которого было прикреплено подобие меховой шапки и, стал водить им по потолку и углам, собирая пыль и паутину.
- И я хочу, - воскликнул Тёма, - у моей бабушки обыкновенный пылесос, а такого Паука нет.
Он обошёл весь дом, собрал паучков и пылинки и в избе, и в сенях, и в горнице, а когда Паук из чёрного превратился в пыльно-серого, выскочил на морозное крылечко и вычистил его в снегу. Потом они с Артемием стали чистить песком все дверные ручки до блеска, а чтобы до вечера руками их не захватали, обмотали каждую светлой тряпицей.
 
Застелила матушка стол праздничной скатертью – с бахромой и кружевными прошвами, выставила нарядную посуду, в центр – румяный каравай, резную деревянную солонку и свечу. Старушки сотейники с аппетитными блюдами носят: блины с солёной икрой, севрюгу заливную, поросёнка жареного, гуся с мочёными яблоками и открытую кулебяку с грибами, квашеной капустой и клюквой.
За окошком стало темнеть, тонкий бледный месяц нарисовался, а под ним – махонькая, не набравшая ещё яркости первая звёздочка.
- Звезда зажглась! - закричали малыши с улицы, - пора начинать Святую Вечерю!!!

                * * *
Поздним вечером, сытые румяные детишки расселись на полу, а за цветастой занавеской установили небольшой столик. Дюжина свечей тихо мерцала в нарядной комнате, окна затянули морозные узоры, а трёхцветная кошка, улыбаясь, мурлыкала на лавке.
Артемий шепнул Тёме на ухо:
- Сейчас увидишь настоящий кукольный театр – «Рождественский вертеп», называется!
- Вертеп? - удивился Тёма, - я такого слова никогда не слышал.
- Чудной ты всё-таки, не с Луны ли ты свалился? – засмеялся Артемий, - вертеп – значит «пещера», это всем известно! Раньше к нам на святки приезжали школяры с представлениями, а в этом году мы с тятей сами сделали и короб сосновый, похожий на колокольню, и куколок – размером с указательный палец…смотри, уже начинается!
Занавеска, как театральный занавес, разъехалась в стороны и белокурая девочка с иконой в руке запела тоненьким голоском:
 
«Я умом ходила в город Вифлеем,
И была в вертепе, и видала в нём,
Что Христос-Спаситель, наш Творец и Бог,
Родился от Девы и лежит убог…»
 
Все зааплодировали, а на столике возник деревянный домик в два этажа. Верхний ярус его, оклеенный синей бумагой, и был пещерой Рождества. В нем размещались маленькие ясли, в которых лежал спеленатый Младенец Христос, фигурки Иосифа и Девы Марии, склоненные над ним, вол и ослик, согревающие Иисуса своим дыханием. На крыше была вырезана Вифлеемская Звезда, возвестившая всему миру о чудесном рождении Сына Божия. Освещённая свечой, она действительно сияла мерцающим светом.
В нижнем ярусе, по едва заметным прорезям, на фоне золотого дворца двигались силуэты царя Ирода и его воинов с мечами в руках. Старшие братья Артемия, присевшие за домиком, водили фигурки и озвучивали рождественскую историю:
 
«Отправилась Дева Мария вместе с мужем Иосифом в Вифлеем потому, что римский император Август приказал провести перепись населения. Дорога была долгой и трудной, они шли пешком по гористой местности, а когда достигли Вифлеема и стали искать место для ночлега, оказалось, что все постоялые дворы заполнены.
Тогда они вышли за пределы города и там наткнулись на пещеру, в которой обычно пастухи прятались от непогоды. Именно там родила Мария своего сына, спеленала и уложила в ясли. И в тот же миг загорелась на небе Вифлеемская звезда, возвещая всему миру радостную весть! Она привела к пещере и пастухов, стороживших свои стада и волхвов – странствующих мудрецов, которые принесли в дар драгоценные дары.
 
Но царь Ирод, которому предсказали рождение Иисуса Христа, приказал убить всех младенцев мужского пола, рожденных в эту ночь. И было убито его воинами 14 тысяч детей в возрасте до двух лет. Спасая своего сына, Мария и Иосиф уехали в Египет, а после смерти царя Ирода вернулись в Назарет»
 
В этот момент в нижнем ярусе появился деревянный Чёртик. Он схватил Ирода и его воинов и утащил в темноту, так, чтобы стало ясно – маленькому Иисусу теперь не грозит никакая опасность.
Свечку задули, дверцы закрылись и занавес задёрнулся.
Все дружно захлопали в ладоши – представление было замечательным! Дети, укладываясь спать на тёплой печи, ещё долго обсуждали историю рождения Христа, шептались и шушукались, пока не уснули.
 
Тёма и Артемий легли на полу, укрылись овчиной.
- Утром мы с отцом в Москву поедем. Повезём царский заказ - корпуса резные из кедра и дуба для швейцарских часов Генри Мозера. Лучших коней запряжём и Каурку тоже – он выносливый, крепкий…пять дней и ночей нам ехать до столицы…дохи меховые поверх тулупов оденем – это такие меховые шубы с широченными рукавами и без застёжек, запахнулся – и тепло! Медвежью шкуру – в ноги, а на руки – варежки из заячьих шкурок…иначе в пути замёрзнуть можно!
Тёма обнял своего нового друга и взволнованно зашептал:
- Обязательно возьмите с собой ружьё, а волков не бойся – ты сильнее их!!!
- Волки? – Артемий нахмурился, - я однажды встретился в лесу с волчицей, с ней были два волчонка и она меня не тронула. Спать пора, Тёма, смотри – звёздочка прямо в окошко светит!
 
                * * *
Бабушка растормошила спящего Тёму:
- Давай-ка, внучек, пшикнем тебе в горлышко лекарство и таблетку от температуры принять нужно!
- Бабушка, я завтра утром буду уже здоров и обязательно начищу все дверные ручки и паутинки во всех углах Пауком соберу, а ещё давай устроим Рождественский вертеп! Папа с мамой завтра приедут – и мы им покажем кукольное представление! Вот только не знаю, из чего нам фигурки сделать, их же много – красивая Дева Мария, старый Иосиф, маленький Иисус, а ещё пастухи и мудрецы, и злой Ирод!

- Откуда ты всё это знаешь, - удивилась бабушка, - по телевизору видел? А я придумала – мы с тобой слепим фигурки из солёного теста. Рецепт очень простой: два стакана муки, стакан мелкой соли и пол стаканы воды, можно ещё ложку крема для рук добавить! Ты сам замесить сможешь, а потом мы раскрасим куколок акриловыми красками и лаком покроем. Будет очень красиво, не хуже, чем в настоящем кукольном театре! Ты только выздоравливай, Тёмочка!
- Называй меня Артемием, бабушка, мне так уже больше нравится!
Бабушка укрыла его пуховым одеялом, включила ночничок и присела на краешек кровати. Вместо сказки на ночь, она нараспев прочитала ему строки из старенького, растрёпанного томика стихов Бориса Пастернака:
 
«…Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,
Как месяца луч в углубленье дупла.
Ему заменяли овчинную шубу
Ослиные губы и ноздри вола.
 
Стояли в тени, словно в сумраке хлева,
Шептались, едва подбирая слова.
Вдруг кто-то в потёмках, немного налево,
От яслей рукой отодвинул волхва,
И тот оглянулся: с порога на Деву,
Как гостья, смотрела звезда Рождества…»

                * * *