Люся все просит написать что-то светлое. А то все-то у меня черно. Я ей возражаю, мол де жизнь черна, а она говорит, что я просто ослеп. Я говорю, что не бывает драматургии без конфликта, а она… Это ведь скучно, когда все весело. Красота восторга, она на разнице. Чем глубже подвал, тем ярче свет… Но хороших окончаний бывают лишь в Голливуде. По вельду человеческому так не принято, ну, не бывает. Господь не позволяет. Ему, создателю нашему, скучновато, если вдруг кто не помрет, или не прибьет кого. Если не изменит жена, не оскоромится муж, если ребенок не удушит папу за наследство в три копейки… В общем, драматургия. Как говорил черт Станиславский: если пьеса не получается - добавьте насилия, вновь не получается – добавьте еще насилия. Вот и вся вам тут драматургия. Альфа и омега жизни или театра, что одно и то же. Аминь.
Оксана была, что называют, голубых кровей. Я уж и не знаю, откуда пошло это понятие, «голубая кровь», но голубых. Более странно предположить, что вряд ли за хохлушкой могло бы стоять дворянство. Я не против украинцев. Просто… Просто они не дворяне. Нация, которая, на государственном уровне, переписывает Тараса Бульбу, меняя в авторском тексте «русская душа» на «украинская душа», не может относиться к дворянству, даже боком прислониться не может. В общем, Оксана была дворянкой из-под Полтавы. Было ей уже двадцать шесть. Спорный возраст для девушки. То есть… Вполне еще…, но уже и… Глаза ее напоминали мокрые от росы спелые вишни. Кожа ее была похожа на совсем зрелую айву… Вся она была… сама нежность. А что не очень из России… Да кому это теперь нужно?.. Во всяком случае, моему Иван Антонычу это вовсе не претило.
Иван Антоныч был человеком правил жестких, но и конформных тоже. То есть, он не очень любил хохлов, но и вены резать бы не стал, случись ему на пути украинец. А уж такая красавица! В общем, он влюбился сходу, как последний пацан. Она лишь просто примеряла шарф, а он…, он искал какую-то детальку для раковины в кухне. Прокладку, чи шо? Все эти дела были в цоколе супермаркета, но он остановился. Когда он ее увидел, он к чертям позабыл про свою прокладку.
- Это нужно вам взять, - осмелился Иван Антоныч.
- Вы находите? – улыбнулась кокетливо Оксана.
Это мило, когда женщина примеряет вещи. Она тогда не врет. Она есть то, что есть. Именно это и подкупило моего героя.
- Он очень вам к лицу, - смутился Иван Антоныч.
- К лицу? – зацепилась за ситуацию Оксана. – Вишни ее подернулись поволокою. Уже через три дня заканчивалась ее регистрация и она была в полном отчаянии. М-да. Отчаяние. Этого достаточно, чтобы нас зацепить. Обаяние беспомощности.
- Что ж… Придется взять, - картинно вздохнула Оксана.
- Не придется, - совсем осмелел Иван Антоныч. – Позвольте сделать мне вам подарок? Это такая мелочь, а вы так прекрасны… К тому же… Вы, явно, гостья здесь. А я коренной Москвич…
Коренной Москвич. Такой аргумент убьет, пожалуй, и королеву Великобритании. Виду Оксана не подала, но одному богу известно, что случилось с ее сердцем. Разве что не выпрыгнуло.
- Этот, или, может, вот такой? – приложила она к шее другой шарфик.
- А берите оба, - совсем уж разбуянился Иван Антоныч.
- Так я и сделаю. Меня звать Оксаной – протянула она тонкую свою руку.
Вы знаете, что такое прикосновение руки, если ты влюбился? Это волшебство и вы это знаете. Нет ничего волшебнее этого прикосновения. Никак не прогнать комок от горла. Он торчит там, как кусок гранита. А дрожь… Ты вроде смелый мужик… Так откуда эта дрожь… Нет! Женщина просто уничтожает нас…
- Ваня…, - уткнулась носом в плечо Оксана. Ты самое лучшее, что случилось со мной на земле…
- Это ты самое лучшее, что было со мной, - отозвался Иван Антоныч.
- Но…, вдруг загрустила Оксана.
- Что за «но», милая?
- Он, ну…, в смысле…, бывший мой… В общем… Он совсем как бы и не бывший. Ну… Он там. Внизу подъезда. Ему тоже ночевать негде.
Иван Антоныч несколько опешил. После такого восторга… А восторг действительно был велик… Более… Иван Антоныч даже всерьез начал строить планы на совместную жизнь… Но вот это… М-да.
- Я дико извиняюсь, - прошел в кухню некий Захар. – Но не будет ли у вас выпить? Очень замерз там на улице.
- Да конечно, об чем речь? – засуетился Иван Антоныч.
- Вы только не поймите что… Мы потомственные украинские интеллигенты. Просто судьба нас выбросила, понимаете, на помойку.
Гость махнул целый стакан и явно оттаял. Оксана стояла в дверях кухни и улыбалась.
- Я ведь вот к чему, - раскраснелся рожей Захар. – Вы ведь любите мою жену?
Вопрос показался Иван Антонычу как нелепым, так и опасным. Он понял, что попал в какую-то переделку. Захар вел себя так, будто жил здесь всю жизнь. Мало того… Оксана вовсе не казалась на стороне Иван Антоныча.
- Я думаю, что полюбил ее…, - потупился Иван Антоныч. – Думал…
- Думаю, или думал? Момент важный. Я о спряжении по временам. – Захар явно издевался.
- Я ничего не понимаю, - действительно был обескуражен Иван Антоныч.
- Ты вот что, мил друг. Ты слушай сюда, - махнул еще стакан Захар. – Ты, как я понимаю, трахнул мою благоверную. Это неправильно. Сейчас она пойдет на освидетельствование и зафиксирует изнасилование. Ты сядешь или не сядешь на семь лет. Или пятнадцать. Забыл уж кодекс.
- Семь, милый, - улыбнулась Оксана. – Сейчас добрые законы.
- Ну вот и мы добрые. Ты квартирку-то отпишешь. Ну, скажем, потому, что добрый. Добром за добро, знаешь ли.
- А я? – совсем был ошарашен Иван Антоныч.
А ты, дружок…, - пьяно усмехнулся Захар, - в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов.
Образованные люди. Гляди ты, Грибоедова читали. Иван Антоныч помрачнел но и обозлился. Ну не может же такое быть на земле! Влюбиться – оно не ново, но вот так! Нет! «Пусть хоть сяду, но не получат они ничего!» Беда. Беда для жуликов, когда непокладистый лох.
- Ты…В общем-то… Пшел к черту, мудило, - Иван Антоныч не был ни груб, ни смел. Просто его так это все завело…
-Что-о-о-о, - грозно протянул Захар.
- Что слышал, придурок, мать твою.
- Да ты знаешь, что я с тобой сейчас!
- Ты, сопля, сейчас пойдешь вон, - совсем не узнавал себя Иван Антоныч. Как это важно… Деньги.
Другое случилось и с Оксаной. Она вдруг сделалась овечкой.
- Он заставил! Заставил меня, Ваня! – кричала красавица. – Он приказывал мне, что делать. Он страшный! Страшный человек!..
Они живут теперь вдвоем и очень даже счастливы. Я не шучу. Иван Антоныч теперь счастлив. Так вот и вопрос. Причем здесь правда? Человек может быть счастлив и без нее.
И, конечно, главный вопрос, Люся? Я написал светлое?