«тэта»
Перейдём теперь от предшественника к аудитории галилеянина, чтобы узнать, кем же считали его те, что слушали его выступления и были свидетелями совершаемых им чудес.
Жители того города, где он вырос и, видимо, некоторое время работал, считали его простым смертным, «плотником, сыном плотника», и были совершенно далеки от признания своего земляка хотя бы несколько отличным от заурядного человека. И уж, конечно, ни пророком и ни сыном Бога никто даже и не думал почитать сына Иосифа.
К их числу, то есть к соотечественникам, отнесу и родственников. Которые, узнав, что Иисус чему-то там учит на улицах, считает себя Царём-Христом, что даже рассказывают о каких-то его чудесах – скорее всего, сочли его невменяемым. В записях «О благой вести» так и говорится. «Услышав, ближние его пошли взять его, ибо говорили, что он вышел из себя». Хотя, казалось бы, близким должно было быть приятно, что их родственник – пророк, или, более того, ожидаемый Царь. А на самом деле они спешили избежать осмеяния и даже позора. Замечу, что иерусалимские книжники не просто посчитали его вышедшим из себя, они «говорили, что он имеет в себе Баалзебула, царя бесовского». То есть, если эти варвары некоторых тронувшихся умом называют обладателями (носителями) бесов, рядовых нечистых духов, получается, что имеющий в себе Баалзебула – не просто сумасшедший, а совсем повредившийся рассудком, сильнее всех других больных, едва не всех вместе взятых.
От родственников последуем к так называемым апостолам. Их сам учитель признавал людьми более близкими, чем мать и братья. Что же думали ученики о наставнике-чудотворце, кем данное ближайшее окружение считало своего предводителя? Прибегну и сейчас к основному своему источнику. «Придя же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивал учеников своих: за кого люди почитают меня, сына человеческого? Они сказали: одни за Иоанна, другие за Илью, а иные за Иеремию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете меня? Симон же Кифа, отвечая, сказал: ты – Христос, сын Бога живого.»
Снова назарянин называет себя сыном человеческим, но на этот раз в любопытном контексте: в вопросе вроде бы уже и содержится ответ. Чернь, подкупленная и обескураженная чудесами и казавшимися ей мудрыми речами, бесспорно, могла почитать Иисуса, но даже и эти толпы тёмных варваров никак не хотели признавать в нём Царя. (В связи со сказанным в предыдущей главе обращу внимание, что в первую очередь распятого почитали за Иоанна, что лишний раз доказывает преемничество) Кем только ни считали – и всё на (букву) «И» иудеи Иисуса измышляли – но только не Христом. А этого так хотелось сыну ЯРЦе. Ученик Кифа об этом (желании своего наставника) знал, потому и решил порадовать (утешить) того, огорчённого не теми, что надеялся услышать, ответами. За долгожданные слова, ставшие, по всей видимости, просто бальзамом на рану уязвлённого тщеславия, «сын человеческий» называет внимательного Кифу блаженным и боговдохновенным: «Блажен ты Симон, сын Ионин, потому что не плоть открыла тебе это (что он, Иисус, мол, Мессия), но Отец мой небесный». Что не мешает сыну человеческому (это от небесного-то Отца!) через мгновения, буквально тут же обозвать только что обласканного Кифу «соблазном» и «Сатаной», то есть своим врагом: «Отойди от меня, Сатана! Ты мне соблазн!»
В общем, Симон более всех угодил учителю. Но и остальные ученики хотели ему польстить, снискав расположения, повышенного внимания, назначения в преемники. Однако масса варваров могла вовсе и не почитать его ни одним из пророков, как о том спешили доложить, угождая, апостолы.
Что ещё говорили апостолы о галилеянине, ещё в то время, пока он находился с ними. Вспомним происшествие на море. Собственно, как ты знаешь, это и не море вовсе, а большое озеро, но для варваров пусть будет понт. Когда распятый успокоил ветер и волны. Но и после такого подвига его не признали Мессией, а испугались и недоумевали: «Кто же сей?»
За пару дней до казни произошёл ещё один любопытный случай. «В Вифании, в доме Симона прокажённого, он возлежал. Пришла женщина с сосудом драгоценного мира и, разбив сосуд, возлила ему на голову. Некоторые ученики вознегодовали: к чему сия трата мира?! Ибо можно было бы продать его более, нежели за триста денариев и раздать нищим. И роптали на неё.» А ведь если бы ученики, причём ближайшие, считали бы его сыном ЯРЦе, Царём-Освободителем, они только приветствовали бы такой поступок благоговеющей иудеянки. А раз воспротивились, значит, были о нём невысокого мнения. В тот же вечер основатель назарейской ереси предложил своим сотрапезникам, двенадцати ученикам, то, о чём я упомянул как о нелепом таинстве в начале настоящей книжки (скушать хлеб и выпить вино). «И когда они ели, Иисус взял хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: примите, ешьте, сие есть тело моё. И взяв чашу, благодарив, подал им, и пили из неё все. И сказал им: сие есть кровь моя». (Ни слова не промолвил, между прочим, о том, что и последователи должны потом также поступать.)
После застолья они спели песню, а затем на прогулке апостолы торжественно обещали не отрекаться от своего учителя ни за что, хотя бы им и грозила смерть. Вышло, конечно, иначе. Даже простой просьбы даже самые любимые ученики – Кифа и Воанергес, видевшие преображение на горе Фавор – не могли выполнить: «Побудьте здесь и бодрствуйте». Отойдя немного, Иисус помолился. «Возвращается и находит их спящими, и говорит Кифе: «Симон! Ты спишь? Не мог ты немного пободрствовать? Бодрствуйте… И, опять отойдя, молился… И, возвратившись, опять нашёл их спящими, и они не знали, что ему отвечать. И приходит в третий раз и говорит им: вы всё ещё спите и почиваете?» Вот оно, истинное отношение к нему его ближайших, самых лучших учеников: только что на словах и смерти не боялись, только бы им по стопам наставника идти – и тут же отказываются от элементарного – по просьбе «обожаемого» не могут не поспать одну стражу. Остальные варвары, разумеется, относились и – кто ещё помнит – относятся к нему не лучше.
Большинство иудеев не признавали распятого Царём-Спасителем ни при жизни, ни после казни, даже десятки лет спустя. А ведь обычно после смерти не стесняются возвеличивать усопшего. Но в данном случае варвары точно знали, что никаким образом не был Освободителем тот, кто не сверг римское господство, после прихода которого они, иудеи так и стались в подчинении Цезарю и Риму.
Потому и через двадцать лет (да и сколько бы их не прошло) те, для кого, по его же собственному учению, приходил Иисус, не признавали его Мессией. Савл, один из двух главных апостолов, как, впрочем, и другие, вынужден был везде пытаться убедить своих соплеменников в обратном. Как, к примеру, это было в Фессалониках. «Три субботы в иудейской синагоге говорил с ними из писаний, доказывая им, что Христос – это Иисус. И поверили им (Савлу со спутниками) эллины, чтящие (иудейского) Бога, и из знатных женщин немало. Но иудеи не уверовали», а, наоборот, за такие речи собирались наказать Савла и его спутника как не чтящих Цезаря, а признающих Царём другого, то есть Иисуса. Снова видим, что не разбиравшиеся в иудейских книгах эллины готовы поверить хорошему ритору Савлу, но сведущие иудеи возмущены такой проповедью. Фессалийские иудеи даже пришли в соседний город поднимать народ против Савла, узнав, что он и там пробует насаждать своё учение.
Таким образом, на этом примере я заканчиваю рассматривать, кем считали назарянина иудеи, в частности, собственные ученики. И начинаю разбирать, как же относились к ним самим, к апостолам.
Через некоторое время, побывав в Афинах, Савл пришёл в Коринф, где снова в синагоге «убеждал иудеев и эллинов. А когда пришли из Македонии Сила и Тимофей, то Савл понуждаем был духом свидетельствовать иудеям, что Иисус есть Христос. Но они противились и злословили… тогда он сказал им: отныне иду к язычникам». Возможно, Савл испугался тех возмущений, что вызвали его проповеди в Фессалии, а поэтому сначала просто «убеждал» слушателей, неизвестно только в чём. Затем же, когда появились сподвижники, перед их лицом вынужден был снова доказывать, «что Иисус есть Христос». Но довольно мирные коринфские иудеи ограничились лишь злословием. Однако за полтора года он и их вывел из себя. Да так, что был схвачен ими и приведён на суд проконсула. Тогда в Ахайе им был брат Сенеки, Л. Галлион Аннеан. Он не стал разбирать дело, касавшееся тогда пока только иудеев. Которых, кстати, Цезарь Клавдий выслал всех из Города, и абсолютно правильно сделал.
В Иерусалиме один апостол, Степан, долго распинался перед первосвященником и синедрионом, рассказывая им то, что они и без него знали (из иудейских писаний). Но высшие жрецы это ещё терпели. Когда же он сказал, что «небеса отверзлись» и он видит «сына человеческого», то есть распятого, «стоящего одесную Бога» – этих слов уже не вынесли. Зато вынесли за город его самого и насмерть забили камнями (при одобрении Савла, ещё не обращённого).
В записях «О деяниях» можно, конечно, найти упоминания о том, что «народ прославлял их», апостолов, но посмотрим, чего стоит такое прославление. В ликаонском городе Листре (не так уж далеко от своего родного Тарса) Савл исцелил хромого. «Народ же увидев, что сделал Савл, возвысил свой голос: Боги в образе человеческом сошли к нам. И называли Барнабу Зевсом, а Савла Гермесом, потому что он начальствовал в слове». (Отмечу, что учеников признали богами, а учителя даже сыном Бога не посчитали) Листрийцы уже собирались принести им жертвы, приведя волов и принеся венки. Пользуясь моментом, Савл стал распространяться о назарейской ереси. Но тут – так проходит земная слава – из Антиохии и Иконии пришли иудеи и убедили народ в том, что эти двое «всё лгут, возбудили толпу и побили Савла камнями и вытащили за город, сочтя его умершим». Один раз Савлу удалось избежать смерти, причём такой же, как и кончина Степана, при избиении которого он присутствовал и одобрял происходившее. Надо отдать должное тому, что апостол нашёл в себе мужество продолжать свои проповеди. И даже вернулся с этой же целью в недружественный Иерусалим. Где, разумеется, тотчас объявились его недоброжелатели. «С наступлением дня некоторые иудеи сделали умысел и заклялись не есть и не пить, доколе не убьют Савла. Было же более сорока сделавших такое заклятие.» Но об этом узнал его племянник и предупредил дядю, которому таким образом удалось избежать убийства от заклявшихся. Потому, видимо, сорок с лишним человек долго сидели без воды и пищи.
Думаю, совершенно ясно видно из подобных примеров, каково было отношение к апостолам – первым последователям распятого, со стороны иудеев, мало-мальски соображавших.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/01/05/381
----------------------
Воанергес – так почему-то называл Иисус апостолов Иоанна и Иакова.
Кесария Филиппова – г. к востоку от реки Иордан, к северу от Тибериадского озера.
Фессалоники – г. во Фракии.
Луций Юний Галлион Аннеан – проконсул Ахайи в 51-52 гг.