Карась для Ксюши

   
    Серенький летний день. За окном моросит дождь. Мы уже пообедали, а дедушки Алёши всё нет. Волнуемся – он обещал вернуться с рыбалки трёхчасовой электричкой и «побаловать внучку рыбкой». Электричка давно пришла, и бабушка собирается пить корвалол.
 
   – Мама, да не волнуйся ты так, – успокаиваю я её, – клюёт, наверное, дед оторваться не может. Или наоборот, вовсе не клюет, сидит он грустный и на что-то ещё надеется. Значит, приедет следующей электричкой.

    Ксюша, ей три года, за дедушку не волнуется, потому что не умеет, но вот, как это рыбка «клюет» и, главное, чем, – это уже интересно.
 
    Дед Алёша вернулся домой мокрый, уставший, и,бренча пустым ведром, стал оправдываться, что клёва из-за погоды не было, но одного карасика он всё же поймал для внучки. Бабушка демонстративно молчала. Дедушка принёс показать рыбку: скользкий, жирный карась широко разевал рот.
 
      – Зевает,– ласково сказал дедушка,– спать хочет. Сейчас заснёт, и мы его для Ксюшеньки в сметанке зажарим.
 
      Бабушка взорвалась: «Мало того, что он заставил всех переволноваться, так он ещё жестокость у ребенка воспитывает своим полудохлым карасём – «в сметанке зажарим»! И, если уж он хочет жарить своего карася, пусть идёт на кухню и жарит молча, без комментариев. Сметана в холодильнике на верхней полке."
 
      Когда дед молча изжарил в сметане единственного карася для своей единственной внучки и стал скармливать его Ксюшке, воспитывая в бедном ребёнке не только жестокость, но заодно и жадность, и эгоизм, он ещё не знал, чем всё это кончится.

      Карась Ксюше понравился, ела она с удовольствием, но вдруг закашлялась, стала широко, как тот карась, разевать рот и реветь. Подавилась!!! Кости у злополучного карася были мелкие, и дедушка где-то просмотрел. Скорей, скорей! Все бегали, суетились, дедушка пытался достать кость пальцами, бабушка уговаривала съесть хлебный мякиш, Ксюшка отбрыкивалась и орала! К счастью, этот кошмар продолжался недолго: то ли от кашля, то ли от проглоченного кусочка хлеба, косточка перестала беспокоить девочку, и она успокоилась.
 
      Дед курил в форточку на кухне, а бабушка, капая в чашку корвалол, ругалась на деда, обвиняя его в том, что он сегодня решил извести всех в этом доме. Выпить корвалол бабушка не успела.
 
      Дед Алеша решил загладить вину. Он посадил зарёванную внучку на шею и принялся скакать по квартире, изображая коня. Скакали недолго. Светильники на шнурах в форме молочных бутылок (бабушкина гордость) оказались как раз на уровне пушистой Ксюшкиной головы. Первый удар пришёлся по лбу. Сначала закричала бабушка, потом завопила внучка. Дед от неожиданности, не понимая в чем дело, остановился, и светильник, раскачавшись, как маятник, ударил бедного ребёнка, теперь уже сзади, по затылку. Это уж было слишком!

       Ксюшка горько рыдала в объятиях бабушки, нарыдавшись, быстро заснула.
 Бабушка, наконец, выпила свой корвалол.
 
       Всё накрапывал дождь. Все молчали и друг на друга не смотрели. Дедушка сидел на кухне, курил и думал, наверное, о том, чем бы ещё порадовать, повеселить внучку…
 
   А потом Ксюшка проснулась. Полежав немного молча и чему-то улыбнувшись, вдруг позвала: «Деда, давай в лошадку играть!»
 
   И перестал дождь, и выглянуло солнышко.
 
 
 
    Минск. 1972 год.