В шестидесятых годах прошлого столетия я, тогда еще восемнадцатилетним парнем, оказался по вербовке на лесосплаве в Архангельской области. Мы, в основном молодежь, жили в деревянном бараке, который назывался общежитием запани. Пьянства и драки были обычным делом для проживающих там молодых рабочих. Контингент разношерстный. Уголовники, алиментщики, бакланье - все любители острых ощущений. Постоянные разборки-дебоши не давали альтернативы и нормальным людям оставаться порядочными. «С волками жить - по волчьи выть». Иначе станешь белой вороной. Заклюют-загрызут.
Может это интересно, но не поучительно. Поэтому не буду вдаваться в подробности. Скажу одно: не обошла стороной и меня эта злая доля. За драку, после которой два выродка не сумели на другой день выйти на работу, меня и моего товарища участковый отвез в ближайший районный центр Холмогоры, где судья, долго не чикаясь, определил нам наказание по десять суток.
В камере, куда нас доставили, никого не было кроме бородача, который лежал не на нарах, а рядом на мягком длинном сидении с автомашины.
Мы поздоровались. Бородатый мужчина гостеприимно пригласил располагаться. После общих фраз, он, это сейчас я понял, дабы оградить юнцов от омерзительных впечатлений, сказал:
-Скоро привезут остальных. Не слушайте некоторых, что будут плести тут про меня.
Видя недоумение на наших лицах, Миша, так именовали бородача, поведал нам леденящую душу историю.
-Сам я украинец, - начал Михаил, - но уже с тридцать пятого года мотаюсь, а, точнее, мытарюсь по северным широтам. Год назад откинулся из зоны без права возврата на Родину...
Мой товарищ, как более старший, сообразил и переспросил с сомнением: -Что за срок такой - тридцать лет? При Сталине, вроде, больше четвертака не грузили?
Михаил усмехнулся в черную бороду:
-Срок-то червонец накрутили, а остальные - до «Особого распоряжения». Каждый год бумаги подписывал. Тут уже я не выдержал: -Разве такое бывает?
-Бывает, пацан, еще как бывает, там, где правят шизофреники, и не такое случается.
Михаил на минуту задумался, и тряхнув седыми космами, никак не вяжущимися с черной бородой, продолжил:
-Тридцать третий год. На Украине голод страшенный. Мне тогда пятнадцать лет было. Слышал я от людей всякие страшилки и верил, и не верил. В тот злополучный день начались все мои несчастья.
В поисках младшего братишки я зашел во двор своего родного дяди Саши, брата нашего отца, умершего с голоду в прошлом году. Хотел войти в хату, но что-то потянуло меня до хлева. Там когда-то находились коровы, хрюкали свиньи, но сейчас стояла гробовая тишина...
Приоткрыв дверь, услышал приглушенный голос своего дяди:
-Крепче держи, я быстро...
Рядом, на земле лежал трехлетний Димка, их сын. От истощения он уже не мог шевелиться. Так и лежал с прикрытыми глазами. То, что я увидел заставило меня замереть на месте...
Тетя Галя держала в руках, как полено, моего младшего братишку Иванка. Это ей дядя Саша прохрипел: -Крепче держи!..
В это время Иванко дернул головой и, дядя, предупреждая сопротивление малыша, локтем сверху вниз ударил его по шее, и сразу огромным ножом рубанул ниже головы, но сделал он это неумело...
Иванко чуть слышно выдохнул:
-Ой-ой! Дядя Саша! Сильно...- как будто бы, хлопчик не мог поверить в происходящее, и дядя просто перестарался, играя с ним в неведомую ему взрослую игру. Дядя Саша рубанул еще и еще. Головка моего братишки повисла на сухожилиях...
Неожиданно взгляд палача остановился на мне. Не знаю разглядел ли он фигуру торчащую в дверном проеме, но я от ужаса попятился и уже в следующее мгновение бежал по улице. Миновал село, выскочил на околицу, а через минуту, троща кустарник и ветви деревьев, мчался по лесу. Остановился, когда уже не мог дышать от напряжения и боли в боку.
Голодные годы не прошли даром. Я потерял сознание...
Очнулся, когда начало темнеть. В лесу, где водились голодные волки, оставаться было нельзя. Идти в село, тоже жутковато. Но выбирать не приходилось, с волками не договоришься, а в селе есть и люди. Отдаленное завывание подстегнуло мою решимость. Почему-то домой сразу не пошел, повернул к дядиному дому.
Окно кухни не ярко светилось и мигало от света лучины. Подкрался ближе, заглянул и оцепенел держась за подоконник... За столом сидел двоюродный братишка и сосредоточенно обгладывал косточку. А в это время тетя Галя большой деревянной ложкой доливала ему в миску какую-то юшку.
Или показалось, но запах мясного супа доносился до ноздрей через застекленное окно. У меня закружилась голова. К горлу, не смотря на чувство голода, подкатывался тошнотворный комок. Чтобы не потерять сознание, я отшатнулся от омерзительного зрелища поедания моего родного братишки. И вовремя. Хлопнула входная дверь, во двор вывалилась тетя, схватившись за живот. Начала рвать. Видно и ей не по нутру пришелся запах Голодомора. Но на что только способна мать ради умирающего от истощения своего дитя.
Это теперь я понимаю, как трудно было выжить ихней семье бывшего колхозного активиста, каким в свое время числился мой дядя. Он был нужен власти, когда добывал продукты, зачищал амбары, раскапывал ямы, выгребая хлеб, весь, до последнего зернышка. Себе ничего не брал потому, что был дураком, хоть и активист. А таких идиотов было много. Власть их использовала и забывала, оставляя на произвол. Им то и обратиться за помощью было не к кому. Кто может поделиться последним с грабителем? Разве что еще больший идиот.
Вот они и жили изгоями в своих родных селах. Доедали собак, кошек, ворон и... «чем дальше в лес, тем больше дров», переходили на более доступный продукт...
Так вершился голодомор 32-33 годов. Два года я молчал, скрывая изуверство. Молчал и дядя Саша. Только при встречах, как-то злобно смотрел на меня диким проницательным взглядом.
А в 35-м году мне выдали мешок зерна за прошлые работы. Я нанял живущего на другом краю села Гришку- конюха. Когда он принялся пахать мой огород, то при заходе на второй круг, из-под плуга выкатился череп. Григорий долго переворачивал его носком сапога. Потом странно посмотрел на меня, выпряг коня, бросил плужок в повозку и уехал верхом.
Вернулся он с участковым и председателем колхоза. Долго со мной не разговаривали, посадили на подводу и отвезли в районный центр.
На основании того, что я всем врал, когда меня спрашивали куда делся мой братишка Иванко, осудили на десять лет.
Тут загремел засов и в камеру впустили вернувшихся с работы. Один, как оказалось, большой шутник, с порога высказался:
-А где третий?- показал при этом на нас. - Ты что, людоед, сожрал его?
Вошедшие покатились со смеху. Михаил ничем не мог возразить, кроме лагерного:
-Здохни, сволочь!
Но никто уже не обращал внимание. Знали, что продолжения не будет. Все были заняты более важным делом. Принесли ужин - хлеб спецвыпечки из отрубей и кипяток.
И странно, никто особо не вникал: людоед - не людоед. Всем было наплевать, лишь бы утолить свой голод.
Тогда я не знал, что смогу написать об этом. Вот и не запомнил названия села и районного центра. Более тридцати лет прошло. Помню только, что речь шла об Украине.