Три минуты

Михаил Тульский
                Охваченная отчаянием Саша выбежала на скользкий, замерший снег. Ее ноги проскальзывали, и едва не падая, Саша всеми силами пыталась бежать так быстро, как не сможет ни одна собака, ни один из тех ублюдков, которые ее преследуют.               
                За спиной послышались выстрелы. Пули рассекли воздух, но не задели Сашу. Она хотела вскрикнуть, но горло, душимое ледяным дыханием,  смогло выдать лишь приглушенный, продолжительный хрип.
                Ее окаменевшее в неестественном, диком выражении, лицо, изображало вселенский страх и ужас. По щекам текли слезы. Обнаженные, крепко стиснутые зубы, едва не трещали от напряжения. Саша рыдала. Насколько это было возможно при нечеловеческом беге.
                Услышав за спиной лай собак, Саша сжала губы, и ее слезы потекли еще чаще. Теперь она точно знала – ей не убежать. Она слышала лай натравленных собак. И этот лай говорил лишь одно – нет места, в которое она может убежать.  Есть лишь направление, в котором она может бежать. До тех пор, пока ее не настигнут.
                Снег под ногами сменился асфальтом. Вокруг появились люди. Они, завидев Сашу, останавливались, и ошеломленно смотрели ей в след. Она же пробегая мимо них, не поворачивая головы, всматривалась в их лица. Некоторые черты казались й знакомыми, напоминали ей родных, друзей. Но все проносилось слишком быстро, и не имея возможности обернуться, Саша дорисовывала детали, и ей начинало казаться, что она бежит среди знакомых. Но никто из них не мог ей помочь.  И это заставляло ее слезы становится все больше и больше.
                Какой-то парень не заметил ее. Саша не успела увернуться, и со всей силы задела парня плечом. Парень упал. Саша, чудом удержавшись на ногах, продолжала бежать. Ее догнала злая брань упавшего парня.
                Отчаянно постепенно начало перерастать в злость.
Козел, идиот, чувырло, проносится у нее в голове. Ты и тысячной доли не почувствовал в сравнении с тем, чем обошлось это столкновение мне.
                Ее плечо, пронизанное миллионом иголок, ноет, и дрожащая рука с трудом сжимает ладонь в кулак.  Саша чувствует боль, которую усиливает титанический топот ее собственных ног. Ее сердце, захлебывающееся в тахикардии, кажется, перестало биться, и теперь непрерывно гудит, разрывая тело изнутри.
Саша подбегает к переходу. Оказавшись на скользкой лестнице, она делает два прыжка, но ее нога подворачивается, и она падает в низ.
                Единственное что оставалось в жизни, единственная нить за которую она еще могла держаться хоть пару мгновений – оборвалась. Она летит вниз, ее марафон за жизнь окончен. Сейчас она рухнет на пол, и ее тут же настигнут. Ее растопчут, сотрут, уничтожат. Она уже никогда не сможет встать. Она вошла, влетела  в переход, в туннель, из которого она уже никогда не выйдет, каким бы белым и ярким не казался сейчас свет на другой стороне.
                Пара бесконечных мгновений, перила, удар, звон, и что-то мягкое. Что-то мягкое, теплое, и невообразимое.
                Конец, пронеслось в голове у Саши. Вот она, эта мягкая, тягучая безмятежность. На мгновение ей кажется, что она мертва. Но затем в сознание вновь врывается боль, врывается невообразимая ария сердца. Один такт – бесконечность ударов.
                И снова – картинка. Снова она видит мир, и прошло всего два мгновения. Первое, в котором она умирала, и второе, в котором она снова под пытками боли и преследования.
                Она лежит на дне перехода. Под ней мужчина. Его лицо разбито и залито кровью. Все отчаяние бега выразилось в падении, которое взял на себя этот незнакомец.
                Саша вскакивает, ей нужно бежать, но она не верит, что все еще может стоять на ногах. Она чувствует невероятную боль, но ведь она все еще ее чувствует. Пара невообразимо медленных шагов. Она смотрит на лицо мужчины, и не может  оторвать взгляд. Это самый красивый мужчина в мире. Он спас ее. И она знает, знает, что уже проклята им. И что он отдал бы чуть ли ни все на свете, лишь бы она промазала, и расшибла голову об асфальт. Лишь бы не тронула его. Но все же он ее спас. Невольно, и от этого бесконечно возвышенно. Герой поневоле.
                Мысли как лавина заполняют сознание, мешают двигаться. Мешают осознавать всю важность происходящего. И хоть они  украли всего одно мгновение, но это мгновение так бесценно. Оно настолько неоценимо, что весь мир сейчас не стоит и десятой его части.
                Саша, наконец, собирается с мыслями. Резкий рывок, и она бежит. Но снова – вспышка, и невероятный, вселенский звон. Кровь из носа, и голова кругом. Ее череп почти разбит пополам, из нее почти выбита вся жизнь. Но это лишь злит. Звериный оскал, и нечеловеческий рык. Она – хрупкая, слабая девушка, но сейчас в ней разверзлась бездна ненависти, злости, и призрения. Как ее смеют быть?! Кем бы она ни была, что бы она ни сделала!  Она девушка! Как кто-то смел ее ударить?!
                Резко обернувшись, Саша видит перед собой злое лицо быка. Быдла. Урода, который ее тронул. Он бежал за ней, заставляя ее сердце разрываться. И теперь он хочет ее убить.  Его рука тянется к поясу. К оружию.
                Саша слышит, как приближается лай собак. Этому черту,  как-то удалось в те три мгновения, которые она потеряла в падении, настигнуть ее, обогнав даже собак.
                Господи, каким колоссальным извергом нужно быть, и до какой степени жаждать чужой смерти, что бы бежать быстрее собак?
                Молниеносно – решение. Саша собирает все силы. Ее разбитая голова сейчас так быстра как никогда прежде. Стремительный прыжок в сторону, и удар по ребрам. Хруст. Но этот урод все так же тянется к оружию. Его пальцы уже на кобуре. Клац – оглушающий звук открывающейся заклепки. Но тут же – новый удар. Челюсть, кадык. Ее противник не успевает прикрывать удары. Он не ждал такого массивного отпора, и, будучи преследователем, сам настигнут врасплох.
Саша хватает его запястье, и без раздумий, инстинктивно, так, словно она всю жизнь этому училась – прыжок, коленно вперед, и всей массой на смертоносную руку. Страшный хруст. Крик. Ор. Отчаянный вопль убийцы. Рука – в щепки. Кровь хлыщет на обледенелую плитку перехода, а из куртки торчат острые как смерть обломки кости. Никогда, никогда Саша не могла себе представить, что так легко в порыве отчаяния и ненависти сломать чью-то кость, и что столько упоения может в этом быть. Наслаждение оглушило ее. Невероятный, божественный экстаз. Вкус мяса во рту. Жажда крови.
                Ее враг бессилен, сломлен, и все нутро требует его добить. Отомстить. Но вот лай становится слишком отчетливым. Взгляд вверх – вверху на лестнице – собаки. И снова – инстинкт врожденного убийцы, она подхватывает поверженного преследователя, рывком тянет его на себя, и выхватывает из его кобуры оружие.
                Никогда она не держала в руках оружие. Где то в глубине сознания мелькают какие-то обрывки из фильмов, какие-то слова. Невероятно твердой, невозможно твердой рукой она в тысячные доли секунды заряжает оружие, какая то черная, адская интуиция упирает ее пальцы в предохранитель, она снимает его, и пространство оглушается громом. Три роковых, бесконечно громких хлопка. Три вспышки, и тела двух собак уже по инерции долетают к ногам Саши. Одна пуля прошла мимо. Саша смотрит вверх. Какой-то незнакомый мужчина держится за ногу и кричит.
                Жаль, бесконечно жаль.
                -Прос… сс… - пытается выкрикнуть слова прощения Саша, но горло ее не слушает. Она больше не чувствует себя человеком. Зверь, дьявол, сатана, но не человек.
                Руки немеют. Ногти вывернуты, пальцы сломаны. Она не боец. Ее кулаки  слишком слабы, и все же она смогла одолеть крепкого  мужика. Она смогла сломать ему руку. Она смогла выхватить оружие, и трижды попасть живую плоть.
                Но теперь мысли путаются. Сознание окутывается каким-то туманом, и все становится уже не таким острым.
                Саша в третий раз смотрит вверх, к входу в переход. Слышен тяжелый топот. Она с ужасом пятится. Она знает, что те, кто появятся сейчас, нечета этому сопляку, выскочке, который теперь стонет у ее ног.
                Два прыжка, и она снова бежит. Она скрывается в черноте перехода, и ей  кажется, что она мертва. Она не верит, что способна терпеть такую боль. Топот преследует, и, сплетаясь с ударами сердца, с ударами ее окаменелых  ног, исполняет реквием по ее душе.
                Еще два метра – и поворот, ступеньки, выход из перехода. Саша чувствует, как смертельный холод пробирает ее до костей. Она знает. У нее осталось времени на один удар сердца. Он чувствует, как когти смерти тянуться за ее спиной, и вот-вот настигнут. Она знает, если не успеет в этот удар повернуть за угол – пропало.
                Она не успевает.
                Ошеломляющая канонада. Автоматная очередь разности плитку вдребезги. Осколки попадают Саше в глаза, но вот угол, и череда выстрелов, оставаясь невероятно близкой, становится недостижимой. Угол, 90 градусов жизни. Спасительная лестница. Саша все еще не верит, что не лежит порванная пулями у выхода из туннеля. Ей страшно осматривать себя, й не вериться, что в нее не попали. Казалось – в этот залп было выпушено сотни пуль, и ни одна не попала в нее. Она попросту в это не верит.
                Из туннеля вновь доносится топот, крики, ругань.
                Но Саша уже на улице. Он осматривается. Она не знает куда прибежала. Она не знает, зачем она продолжает бежать. У нее нет шансов. Но это ее последняя воля. Это ее финальный жизненный аккорд. Последние ноты. Последние мгновения, которые оказались дольше, ярче, и чувственнее чем вся жизнь. Чем все жизни. Три минуты бесконечной, глубокой жизни. Три минуты ада на земле. Три минуты вселенского смысла существования. Эти три минуты, это то, ради чего она ходила в школу. То, ради чего ее  папа покупал ей на день рождения подарки. То, ради чего ее мама варила ей варение. То, ради чего ее любила бабушка, и то, ради чего ее всегда поучал дедушка. Это три минуты, которые она не имеет права отдать своим преследователям. Слишком много, колоссально много стоила ее жизнь ее близким. И пускай ад окажется не таким мучительным, как этот марафон, она не может остановиться пока вся ее кровь не окажется на снегу. И пускай не будет ничего кроме этих трех минут. Пускай ее догонят. Но, каждая секунда ее жизни, даже самая ужасная, стоит того, что бы отдать за нее все. 
                Какая-то необъяснимая сила тянет Сашу на дорогу. Под машины. Сама не зная, что делая, она выскакивает на автостраду. По асфальту за ней тянется толстая, багровая струя. Она ведет к переходу, и в низ, по лестнице. К разбитому пулями углу.
                Гудки, скрип, треск. Реальность теряет точку опоры, и каруселью раскручивается в уставших, налитых кровью глазах. Мелькают машины. Крики. Саша почти лишенная сил добирается до середины дороги, хватается за отбойник, и пытается перелезть.
                И внезапно боль притихает, и кажется что жизнь замедляется. Звуки становятся тише, и асфальт втягивает в себя, манит, обещая бесконечное тепло и уют.
                Саша рыбой, вяло, сползает по отбойнику на дорогу. Она лениво обнимает асфальт, и он кажется ей нежнее родной кровати. Кровати, в которой Саша выросла. Кровати, в которой остались ее детские мечты о красивой и долгой жизни.
                Она лежит, и чувствует, как ватная пустота окутывает ее тело. Он не видит ничего кроме белой полосы на сером асфальте, и в голове почти не остается мыслей. Она почт счастлива, она знает, что сделал абсолютно все что могла. И теперь в ней не осталось сил ни на одно, даже самое крохотное движение пальцем. И почти нет сожаления. Только давит сознание того, что как-то неестественно резко покинули силы, и как-то особо бессмысленно было выбегать на дорогу.
                -Простите, - шепчет она.
                И уже видит бесконечный берег океана. Слышит, как волны нежно плещутся о шелковистый песок. Чувствует, как прибой заботливо лижет ноги, и как последние лучи солнца ласково греют кожу. Она видит невероятной, божественной красоты закат. Высокие, недостижимые облака, окрашенные миллионами оттенков, кажутся картинами, которые в бесконечной безмятежности и покое написали ангелы. И ветер дружески обвивает ее волосы, и откуда-то приходит неопровержимая уверенность в том, что завтра наступит новый день, прекраснее, и лучше, чище, несравнимо чище, чем этот. Новый день, в котором не будет ничего, кроме улыбок, смеха и радости. День, в котором закат окажется рассветом.  День, который будет невозможно прожить бессмысленно.