"Нет вещей".
(с)Мерси Шелли, "Паутина"
Каждый раз, готовясь к плаванию и выбирая якорь, я напеваю себе под нос три любимых сказки, которые бережно храню для одного себя, отливая в виде золотого звена. Так родятся удачные напутственные слова - и неудачные баллады.
Золото мягкое, но золото почему-то держит вес.
Я даже не придаю им правильной формы, не придумываю им рифмы: их пою один я, поднимая якорь, и знаю, что скоро наступит время нового странствия.
Первое звено воссоздает в моей памяти самый первый отмеченный мною образ, прекрасный без тысячи слов, самый прекрасный образ на свете - давно покинутый храм на окраине города.
Знаете, что это такое, добрые мои собеседники? Это не просто дом с куполом: да и то - наши зодчие редко возводят такие купола. Это место, из которого Ушли.
Ушли, конечно же, не только люди - и даже те, кто там присутствовал, невнимательно следят за местом. У них хватает других забот. Полностью уйти они не могут, но могут хотя бы отвернуться.
Такое бывает с заброшенными постройками, где остатки росписи сохранились именно потому, что купол цел и будет стоять века.
Они Ушли, говорит мне небо. Подожди немного.
Они вышли, не прикрыв за собой двери, и задержались на пороге, а потом сделали шаг вперед. Пыль и крапива, лебеда и чертополох укрывали их следы все последние годы.
Верно, Они не отвлекались бы, если б не люди, ушедшие от Них по доброй воле. Нет, никакой беды не случилось.
Как правило, Они не отворачиваются от мест, где идет война - но после войны... Или тогда, когда нет людей.
Нет, нет людей, говорит старуха и плачет.
Хочется взять кисть и придумать иероглиф "нет людей". Это почти то же, что "нет вещей", но много проще. Когда людей нет, вещи исчезают - ведь, строго говоря, вещей не существует вовсе.
Пустой храм - это что-то среднее между домом, из которого ушли на праздник родители, и покинутым городом, в котором после упавшей на него бомбы никто не живет; ни скелетов в шкафу, ни лишних неистлевших вещей, и тишина, и камни пустоты всякие - так говорит каждый, кому с храмом не повезло.
Здесь мы стоим и слушаем тишину. И нам никто не мешает смотреть в глаза фреске, обнаруженной под слоем новой пустоты, или трогать камни, обнажившиеся после того, как сошла побелка и стала видна изначальная красота замысла строителей.
Второй по привлекательности образ, который я храню для немногих, способных оценить красоту возвращения - это пустой город .
В нем, в отличие от пустого храма, заводятся всякие добрые и мелкие жители.
Крысы, белки, бабочки в руинах, камни, но не собаки и не кошки. Там много лис, енотов, попадаются барсуки и разумные городские ветра. Оживают трамвайные пути. Фонари. Рельсы.
Нет, что вы, это не печально; там тихо и спокойно.
"Нет людей".
Иероглиф расцветает, как цветок, оказавшись на бесплодном камне. Ветер выгладит стены, и последняя морщинка исчезнет с усталого лица тишины. Неизвестно, вернутся ли люди на широкие площади.
"Нет людей".
Робот Дженкинс медленно шагает вдоль границы пустоты, избавив мир от тех, кто мешал ему бояться.
Мыши играют с ним в прятки.
Псы ушли.
Псы вынюхивали, не бродит ли поблизости разум - и гоблинский, и человечий. Теперь их нет, и некому говорить роботу, чего следует бояться.
Нет разума - нет опасности. Вся повесть о покинутом городе - это повесть избавления от страха. Они Ушли - говорят о людях, кошках и псах камни, цветы и звери. Те, кто спят во дворцах, никогда не услышат о тех, от кого не осталось даже костей. Эти звенья - как память о домах, погубленных войной, и я плачу, поднимая свой якорь из талой воды.
В безветренном, безопасном мире голоса не слышны, и мир безмолвия городов навсегда затопило солнце.
Третий образ, как золотое звено в этой цепи, которую я наматываю на лебедку, поднимая свой якорь - это сокровищница, куда занесло однажды бедного неграмотного Маугли.
Полностью разрушенный город, покрывавший две трети горы, со своими храмами, могилами, дворцами и подземельями - город-сокровищница, в котором наверху поселятся бандер-логи, а внизу будет продолжаться жизнь белых, древних камней и древней змеи, закрывающей собственным клобуком развалины и рубины.
- Они Ушли! - бессильно шипит старая-престарая кобра.
Маугли отпускает ее шею, потому что первый раз видит, как плачет змея, и не знает, что делать дальше.
- кто ушел, кто? - ошалело спрашивает он.
- Я не знаю... - шипит змея. - Здесь никого нет... Здесь пусто... здесь темно... Я не знаю...
Маугли умолкает, не ведет хвастливых речей. Книга лжет: он никогда не был настолько сведущ в человеческом языке.
Так, отправляясь в путь, я рассказываю себе три своих любимых сказки, и тот, кто пойдет за мной, не должен слушать их, когда я бормочу себе под нос.
У костра - другое дело.
У костра любая сказка становится тем, чем она хочет казаться. Это очень просто для сказки. Придумал начало, подпустил шутку, выдул из мягкого лунного света счастливый финал - и готово!
Но если вы подслушаете меня, когда я выбираю якорь, отправляйтесь со мною немедля или не отправляйтесь никогда.
Потому что, последовав за мной, вы увидите покинутый храм.
Потом - покинутый город.
Потом будут развалины и сокровища.
И когда я вернусь, чтобы подобрать выбравших бесконечное странствие, я не увижу ничего.
Я обернусь и скажу - неужели вас и не было вовсе?
Лети, скажу я, лети, лети, моя лодка.