Девочка облизнула карандаш, старательно выправила положение тетради - угол ровно тридцать пять, а еще нужно сесть, опираясь на левый локоть - и вывела:
"Я хочу написать про алых коней. Но мне все время что-то мешает".
Яблоневый сад за окном шумел.
Ночью в поселке тихо, тихо, и лунная сеть накрывает горы, и косы, заплетенные на ночь, кажутся черными, и тени вплетаются в них, как синие ленты. Лето проходит, идет через долину семимильными шагами - идет, идет и никак не уйдет отсюда, ведь долина - огромная, а лето - не так уж и велико: когда с одного края долины ветер несет желтую листву, на другом краю еще созревает земляника. И тихо, тихо...
А ночами по крыше - мягкий стук падающих яблок, и звезды в ладони просятся, как уснувшие птицы.
Везде тишина, одна тишина и шум ветра.
Почему же ночами ей снятся алые кони?
Алые кони - громадные, страшные, в чешуе, как огненная корка, из-под которой пышет жаром пламя, прорываясь в трещины: алые кони - и бесшумные, и громкие, стук копыт или скрежет брони, пыль, проминающаяся под копытом, теплый выдох, спокойное течение ветра.
То не молвь людская, не конский топ - алые кони пришли греться в огне пожара, вертеться среди падающих бревен, уносить с собой огонь за горизонт, разносить по степи.
Минуйте нас, алые кони...
Не укротить, не удержать, не укрыться, не усмирить. Алый конь не несет на себе всадника.
И редко когда мелькнет в языках пламени конь в подобии упряжи, а на кольцах обгорелых лент - огромное копье, диковинное, с крюком и закопченным знаменем, не горящим в бесчисленных пожарах.
Никто, кроме нее и ей подобных, не видит алых коней.
Днем девочка помогает матери в саду, пока не устанет. Она могла бы и еще, ведь яблок много и они сами просятся в ладони, но когда девочка застывает с яблоком в руках, разлядывая зеленое и алое, мать немедля гонит ее в дом - иди, иди, радость моя, устала, радость моя, полежи в холодке, чтобы голову не напекло.
Голову не напечет.
Девочка тихая, спокойная, отличница, достойная наследница - чем не повод гордиться и радоваться. За обедом - первая кружка молока, первый кусок хлеба: как только эта девочка научилась сидеть за столом - вся большая семья, недружная до того, вспомнила: гораздо приятнее смотреть, как ест ребенок, чем есть в одиночестве.
Нет, что вы, она не избалована, несмотря на весь почет. Она добрая: каждому скажет ласковое слово, каждому поможет, как умеет. Где копать колодец, где ставить дом, где найти потерянного ребенка - спросите Анечку, Анечка найдет.
Анечка хранит в голове все, что когда-то видела и слышала. Анечка наблюдательна и проста. Сам поселок - тоже простой: жаркий, пыльный, горы далеко, овцы рядом. Мальчишки ездят по двое на одном совхозном коне, клейменом неразборчивой цифрой, погоняют коня веревочной плеткой: даже паспорта не у всех есть, а всех денег - копеечная зарплата да пенсия. Вот если бы хорошую жизнь!..
Анечка тоже хочет хорошей жизни. Так ее научили. Кроме того, она умеет все делать хорошо: раз - и готово. Только сначала его надо придумать, а потом - исполнять. А исполнять могут и другие люди, надо уметь их убеждать.
Она знает: и поселок, и ближнее село, где есть родня, по крохам собирают деньги, чтобы отправить ее после школы учиться в город: мать восторженно говорит всем и каждому - девочка хочет строить дома.
Нет, не только дома! Города, где будут высокие дома, сады и радиовышки, детские сады и школы. Иногда она мечтает, каким будет ее город: высокий, все дома - выше трех этажей, на крышах домов - виноградные усы, бегают собаки, и летают вертолеты и самолеты, а над ним - маленькое нестрашное солнце.
А ночами ей снятся алые кони.
Алый конь не умеет долго ждать. Никто не знает, откуда алые кони: из вихрей пламени, из ветра ли... Не затупится о скалы острый нож ветра, высечет искры в горах, и побежит по дорогам алый конь.
Или закуришь трубку, уронишь искру в траву, а потом уж не жалуйся: алые кони летят по степи, хлещут землю огненные гривы, изгибают кони драконьи шеи, мотают драконьими головами, бьют копытами в сухую землю. Река пересохла - жди алых коней. Самое страшное время - время засухи.
Может быть, оттого она помнит про алых коней, а никто не помнит?
Анечка не умеет вызывать дождь. Мать вот умеет, а Анечка - ни в какую. уж мама-то немедля скажет алым коням: пошли прочь! - и кони развеются мокрым пеплом, улетят дымом от залитого костра... За все тридцать лет, что живет на свете Анечкина мама, поселок ни разу не горел.
Об алых конях Анечка и другим детям сказки рассказывала.
Алые кони свирепы, едят много, они могут есть все, что им дадут: человечину, девочек, мальчиков, обычных коней, коз, коров... они пробегут мимо, заденут боком - и все, сгорел человек. Так-то.
Бабушка Анечки носила на руке огромный ожог. Может быть, от такого коня, только не говорит. Анечка три года его ей залечивала. Получилось только на третий. Говорят, прикосновение такого коня прожигает до кости, а грива его хлещет по воде и не растворяется, оставив дымные следы, похожие на тигриные полосы.
Алые кони не злые, они буйные, и никто их не укрощает. И трава от них загорается или они сами из горящей травы - никто не знает.
И бегут они по земле быстро-быстро, как будто их носит ветер...
- Вырастем большие и будем укрощать алых коней - решили близнецы-соседи, стриженые черноволосые мальчишки. Их папа работал объездчиком. - И к вам на таком коне приеду. А тот, который больше молчал, добавил: - А Анька за меня за это замуж выйдет.
- Так у тебя штаны сгорят, если ты на него сядешь! - рассердилась мама. - Брысь отсюда, укротитель!
- Буду-буду! - сулил укротитель, исчезая в темном саду. - И женюсь обязательно!
Глупости маму, впрочем, не волновали. Маму волновало то, что Анечка растет, а в комнате у нее стоит громадная чертежная доска и небольшая табуреточка: ростом девочка невелика, но в двенадцать лет по ее чертежам в поселке строят первый четырехэтажный дом. Папа Анечки - большой дока по части уговоров и умеет общаться с чиновниками, а теперь и телевидение прикатило из райцентра, и статья про вундеркинда в столичной газете. Правительство обещало поощрять таланты? Пускай, значит, и поощряет!
Дом стоит, а потом и второй дом: для них из города на больших грузовиках везут особый материал.
Председатель совхоза спорит, упирается и говорит, что никому не даст разбазаривать государственные средства, но улыбчивая Анечкина мать объясняет ему, что эти дома гореть не будут: а шамотный кирпич можно улучшить вот так...
Книжные полки занимают отдельную комнату.
- Она выведет нас в люди! - говорил председатель совхоза и почему-то крестился.
В четырнадцать перед отъездом в университет, куда Анечку сопровождала толпа взволнованной родни, она всю ночь не спала: боялась, что придут алые кони.
*
В городе непривычно, зелено, душно, мокро. Спасаться можно только в библиотеке, там, где тишина и прохлада. Дни летят со скоростью самолета. Отличница Анечка закручивает длинные черные волосы в незамысловатый пучок, поет родные песни, участвует в самодеятельности, но друзей у нее не так много: лучшие из друзей - молодой парень-биолог и старый профессор. Подруг все меньше: Анечку не волнует собственная привлекательность, ей не нужно даже зеркало, чтобы быть красивее всех. По институту идет молва, что Анечка - колдунья, но привораживать мальчиков отказывается из чистой вредности. Кроме того, она совсем не пьет и не курит, а только учится.
В комсомол ее не берут: ишь ты, никакой тебе общественной работы. Но придраться не к чему, а учится она идеально. Тем более, когда Анечка выходит на субботник по мойке окон, как-то само собой оказывается, что убирать уже нечего.
На Новый год она просила разрешения не ехать домой, и семья отнеслась к этому одобрительно: чем больше их надежда проводит времени в этих стенах, тем лучше. Основной темой разговоров за обедом и ужином были благоговейные рассказы об успехах Анечки. "Это же храм науки!" - вздыхают старые тетушки, всю жизнь ходившие за коровами и козами.
Анечка благоразумно молчит.
На дворе минус сорок. За окном тоскует Академгородок. Летом асфальт вскрыли, да так и оставили, и теперь по улицам летит поземка, смешанная с песком.
В библиотеке стоит старый-старый электрокамин, и студенты греются вокруг него, завернувшись в куртки и одеяла: вообще-то это запрещено, но в общежитии всю праздничную неделю стоит адский холод. Отопление отключили. Любители туризма ставят в блоках брезентовые палатки и утверждают, что так теплее.
Профессор заходит на чай с бутылкой какой-то спиртовой дряни, и разговор заходит о сверхъестественных вещах, как и положено под новый год. Анечка отмалчивается.
- Смотри! - говорит ее друг и выпускает из рукава небольшую светящуюся ящерицу.
Ящерица забирается на асбестовую трубку и немедленно прогрызает в ней дыру. Камин гаснет. Возмущенные однокурсники собираются бить друга, но профессор жестом фокусника вытаскивает из портфеля запасную трубку, завернутую в карту с грифом "совершенно секретно".
Друг расплывается в улыбке, разворачивает карту и начинает объяснять, как доехать.
...Алые кони приходят бесшумно, сгорают быстро, уходят долго, сгорают и возрождаются: пламя - и уже конь, серый от пепла, а потом красный, и только грива его, драконьего пламени грива, летит в сизом воздухе. Птицы сгорают на ветру, двери открываются под напором огня, воздух врывается внутрь, и чем выше этаж, тем безжалостней пламя.
Надо, надо делать широкие, короткие коридоры, и запасные лестницы, и двойные ставни - и вода, благословенная вода, подача которой не должна отключаться...
А еще дверь должна быть широкой, и окно - правильно расположенным, и зверь - электричество должен быть укрощен. Дадим зверю большой щит, оденем его провода в толстые дорогие одежки, и не рассердится зверь, не укусит, а успокоится и будет нам служить. И вот уже одевается невидимый костяк здания бетонной или кирпичной плотью, прорезают ее окна и двери, возникают пустоты, в них удобно устраиваются трубы, и все тело дома дышит, дышит вольно и легко, когда по невидимым ходам несется воздух, прохладный или теплый...
- Ты что глаза закрыла и бормочешь, Ань? у тебя температура? Сядь, посиди.
- Не посижу - мстительно отвечает Анечка и продолжает подбивать клином серое от старости окно, чтобы рама не перекосилась. А потом еще зашептывает для основательности.
Гнездо саламандр находится в болоте, которое зимой не замерзает, а летом высыхает и прогорает так, что сейчас из-под снега видны струйки дыма. Анечка делает шаг и проваливается туда, где темно и очень жарко. В уши шепчут голоса.
Как она вылезла невредимой, она не помнит, но с этих пор на ее руке прижился браслет в виде серебристой змейки, и все спрашивают, не платина ли это.
Остальные ребята, наловившие себе ящерок для отопления комнат, не удостоились такой чести. они обжигают пальцы, прикуривая от спички. Но зимой Анечка может ходить без пальто. Правда-правда, ведь пальто все равно износилось до дыр, и Анечка стесняется написать матери и попросить новое, чтобы не быть похожей на дочь помещика-бая.
...Алые кони приходят редко, но после них не остается ничего. Ни травы, ни воды, ни земли. Ни камня. Камни и те прячутся во взрыхленной земле, распаханной чудовищным плугом. Здесь были норы, здесь были гнезда. Здесь перепелки выводили птенцов, а у реки прыгал коростель.
Возле реки огонь останавливается.
Значит, должен быть пруд, если нет реки, значит, должны быть колодцы, готовые отдать все до капли. Алые кони любят пить воду, чтобы воспрянуть с новой силой, но они не любят песка. Они пьют воздух, но направленный поток воздуха сметает все, даже алых коней. Значит, должны быть сильные водометы, и несгораемый кирпич, и живая стена деревьев, и корни, соединяющие живую землю.
Алые кони уйдут, остановленные человеческой рукой.
А все-таки интересно, на что похожи алые кони?
На огнедышащую лаву?
На камень, расплавленный и застывший?
Можно ли когда-нибудь накормить алого коня с ладони, как обычного коня? И что ест алый конь, помахивая драконьим хвостом?
А если город обнесен кругом - съедят ли его алые кони?
- Почему они такие голодные? может быть, их никто не воспитывает? - спрашивала Анечку пятилетняя племянница Ида.
- Нет, нет - смеялась она - как можно воспитывать так, чтобы есть не хотелось? Они просто все едят.
- А ты сделаешь так, чтобы их не было?
- Я сделаю так, чтобы они до нас не дошли - мрачно сказала Анечка. - А дальше пусть биологи разбираются. Или пожарники.
- А я буду пожарником. Или биологом! - сказала племянница.
Анечка спустила ее с колен и подтолкнула в направлении сада. В саду мама поливала цветы из лейки. Иди, помогай, если голова не болит.
Саламандра зашипела.
*
Когда она закончила университет, стало ясно, что пора ехать домой, и ни о каком распределении речи не идет: дома Анечка отчаянно нужна. Руководитель умолял ее остаться, но было хорошо видно, что он сам такой же.
Словно подгадав под ее собственные нужды, правительство в этом году утвердило новый план по строительству новых домов, и все силы многочисленного семейства уходили на то, чтобы девочке досталось хорошее место. На стол выкладывались статьи о вундеркиндах, еще не старые газетные вырезки, призы, грамоты и золотая школьная медаль, и Анечка мучительно краснела.
На третий год работы ум победил неопытность, и она ощутила себя героиней производственного романа: огромных усилий стоило держаться назначенной линии, чтобы не осесть на выгодном местечке.
Довольно скоро Анечкин поселок, ближнее село и все населенные пункты, где живут родственники, были уже перестроены и обнесены белым каменным кругом. Анечка настаивала на этой ничего не значащей детали, иначе она не будет работать, что вы, нет-нет, откуда это примитивное ведьмовство.
- Нет, это вполне соотносится с линией партии. Вы почитайте Ленина, он говорил: "узок их круг, и страшно далеки они от народа"... А мы сделаем большо-ой, широкий круг! - пламенно говорила Анечка, кивая гладко причесанной черноволосой головой, и вдохновенно смотрела на портрет вождя над столом.
Начальство хмурилось, но разрешало. Во-первых, попробуй тут. Во-вторых, Анечкина бурная деятельность приносила хорошие проценты, о которых эта дурная девица не имела ни малейшего понятия.
Анечкин проект уехал на французский конкурс в Бурже, где имел успех, а ребята засветились в международном обществе, как какие-нибудь лампочки Ильича.
Французские газеты писали невероятные вещи, которые молодые советские специалисты категорически отрицали: дескать, все, что проектировала эта команда молодых энтузиастов, было обращено лицом к югу и спланировано так, что в основе всегда угадывались "кубики", солнечная решетка, знак белого коня или солнечный крест, повернутый вправо. В оостальных, второстепенных местах вроде детских садов, как писали эти гиены пера, всегда располагались знаки воды; может быть, поэтому уровень осадков в степи за последние годы существенно возрос.
- Типун вам на язык - ворчал приятель-дипломат. - Аня, о чем ты с ними вообще говорила?
Дома было поспокойнее, во мракобесии никто не обвинял. Попадая на стройку, Анечка спокойно обходила ее посолонь и украдкой разбрасывала соль там, где это было нужно. В городах сажали тополя и рябину - отгонять духов огня, а в солярном центре, отстоящем от географического примерно на 2 км, всегда стояли дома культуры, на стенах которых кони изображались только синим цветом - да, да, красным нельзя! какой еще Матисс? Наш художник давно утвердил эскиз! - или у реки, текущей на север.
- Вот какая дотошная, во все входит! - бесились администраторы, бухгалтеры, проектировщики и прорабы.
Анечка танцевала на стройках, хлопая в ладоши над головой. Длинные распущенные волосы ее развевались.
Чего еще желать? - думала Анечка. Под крышами домов очень скоро селятся ласточки. В руках у нее нож, а в волосах - костяная заколка с вырезанными хорошими знаками.
Она счастлива.
Ее жизнь была прямолинейна, как длинные, прямые проспекты в городах ее мечты. Но проект шел полным ходом, и в нем была совсем не одна Анечка.
"Села, поселки и маленькие городки постепенно обновляются"... - писала она коллеге во Францию, передавая письмо с участником конкурса. - "Наши проекты неприменимы в условиях, когда строят ради сноса, ради обновления, не думая о людях и садах. И вот уже постепенно понимаешь: страшно смотреть, как сносят старые-престарые дома, а людей против их желания переселяют в другие места, и размах проекта вызывает ужас. Что я думаю о введении латиницы - глупый вопрос, но переселение людей из юрт в многоэтажные дома - ужасно. Одно дело - дома, которые не горят, а другое... Другое..!"
Размер переписки все возрастал. Друг-дипломат уже отказывался перевозить невинную почту.
В ноябре грянул конец света. Родственники все как один присели и закрыли головы руками.
Дело кончилось тем, что наивная привилегированная Анечка и еще два десятка таких же молодых специалистов самовольно написали письмо в ЦК, которое напечатала столичная газета, не уловившая нужного настроения. Начался огромнейший скандал, пахнущий очень плохими последствиями для всех, кто к нему причастен. Заграничные газеты писали о незаконном переселении малых народностей в Средней Азии. Семейство с трудом выкупило Анечку, как барана, и хлопотало о том, чтобы никто и никогда не выпустил ее за пределы родного поселка.
Комната у нее была все та же, и библиотека все та же. Но целых два года, пока продолжалось нехорошее дело, из-под ее рук выходили удивительные проекты удивительных домов. Последние дома - подземные. Подземный город, который не горит. Туда не приходят алые кони.
Она пишет длинные письма, которые в столице читают и складывают под сукно.
Урожай в том году выдался хороший, но однажды с горизонта потянуло дымом, и могила Анечкиной матери, умершей от разрыва сердца, покрылась белым соляным налетом. Небо было полно копоти, и одежда пачкалась, стоило выйти на улицу, а вскоре дымом затянуло улицы, и Анечка поняла: все.
Лошадей гнали с полей на городской стадион и в парк, потому что знали: огонь не доберется до города. И с безопасного расстояния, кашляя от дыма и протирая слезящиеся глаза, люди смотрели с балконов, как алые кони резвятся, носятся туда-сюда, играют в чехарду, мотают длинными гривами. И пламя плещет все выше, выше, но на границе белого круга огонь останавливается.
А теперь смотрели, как Анечка вышла из дома и идет туда, где жарче всего.
Поле было объято огнем, и удушливый дым застилал глаза, но люди видели с плоских крыш, как Анечка входит в пламя. Анечка была одета очень-очень официально, почти что как для совещания. На руке у нее блестел браслет-змейка, а в сумке с собой, как говорили, была белая папка с завязочками с надписью "конюшня".
- Ишь ты! - ахнули люди.
Председатель совхоза перекрестился.
Анечка положила руку на седло и подобрала обгоревший повод. Огонь ее не обжигал.
- Вы что-то дикие совсем, как я погляжу - сказала она коню. - Где вы живете? Поедемте туда. Я вам тоже дом построю.
Алый конь посмотрел ей в глаза и улыбнулся драконьей пастью. Анечка погладила его по шее.
Саламандра подмигнула и укусила себя за хвост.
Так они и уехали.